- Но есть еще кое-что, - проскрипел уродец.
- Ты имеешь в виду ту плюху?
- О нет, с этим покончено, - сказал он. - Тут дело благородного
рыцарства.
Я удивился, при чем тут рыцарство, однако спрашивать не стал,
понимая, что он и так все скажет. Уродец ждал, что я примусь
расспрашивать; его все еще жег тот удар гребком, и он был готов на все,
лишь бы я как следует попался на удочку.
Он уставился на меня из-под своей волосяной шляпы и ждал. В свою
очередь, я тоже ждал, покрепче стиснув рукоять биты. Необыкновенно
довольные волки молча сидели и улыбались.
Наконец уродец не выдержал.
- Вам трижды удалось вывернуться. Но есть некто, еще ни разу не
пробовавший.
Он оставил меня в дураках и понимал это, и его счастье, что он
находился вне пределов досягаемости бейсбольной биты.
- Ты имеешь в виду мисс Адамс? - как можно спокойнее спросил я.
- Быстро соображаете, - пропищал он. - Согласитесь ли вы, как
благородный рыцарь, грудью встретить уготованные ей опасности? Ведь если
бы не вы, она не подвергалась бы риску. По-моему, вы просто обязаны.
- Согласен, - сказал я.
- Действительно? - радостно возопила тварь.
- Действительно согласен.
- Вы принимаете на себя...
- Кончай риторику, - оборвал я его. - Я сказал, что согласен.
Наверное, я мог бы потянуть время, однако чувствовал, что могу таким
образом потерять лицо, и подозревал, что в подобной ситуации это может
иметь значение.
Волки поднялись, дыхание их выровнялось, морды больше не казались
улыбающимися.
Мозг мой работал на бешеных оборотах, пытаясь отыскать выход из
положения. Но все впустую - в голову ничего не приходило.
Волки медленно двинулись вперед - деловито и целеустремленно. Им
предстояла работа, и они хотели побыстрей с нею справиться. Я сделал шаг
назад. Если за спиной окажется стена, шансы мои чуточку возрастут. Я
взмахнул битой - волки на мгновение остановились, но тут же снова перешли
в наступление. Прислонившись спиной к стене, я остановился и ждал.
Сноп света упал на стену противоположного здания, быстро соскользнул
вниз и высветил улицу перед нами. Из темноты выступили два дома. Раздался
протестующий вой мотора, сквозь который пробивался визг покрышек.
Волки повернулись, припав к земле, замерли на мгновение, словно
пригвожденные лучом, а потом пустились наутек, однако некоторые оказались
слишком медлительными, и машина врезалась в них. Послышался тошнотворный
звук столкновения металла с плотью. И тут же волки исчезли, лопнули - как
тот остроголовый уродец, подброшенный над водой ударом гребка.
Машина затормозила, и я со всех ног кинулся к ней. Опасности больше
не было, но я знал, что почувствую себя спокойнее, только оказавшись
внутри.
Как только машина остановилась, я открыл дверцу, плюхнулся на сиденье
и захлопнул ее за собой.
- Один долой, осталось два, - сказал я.
- Один долой? - дрожащим голосом спросила Кэти. - Что вы хотите этим
сказать? - Она пыталась говорить небрежно, но это не слишком хорошо
удавалось.
Протянув руку, я дотронулся до нее, и почувствовал, что девушка
дрожит. Видит Бог, у нее было на это право.
Я притянул ее к себе, обнял, и Кэти прильнула ко мне, а весь мрак
вокруг нас трепетал от древнего ужаса и тайн.
- Что это было? - спросила Кэти дрожащим голосом. - Они прижали вас к
стене и очень походили на волков...
- Волки и были, - сказал я. - Только особенные.
- Особенные?
- Оборотни. По крайней мере, я так считаю.
- Но, Хортон...
- Вы прочли записки, - сказал я. - Хотя и не должны были. И теперь
должны понимать...
Она отстранилась от меня.
- Но этого не может быть, - проговорила она сухим учительским
голосом. - Не бывает ни оборотней, ни гоблинов, ни всего прочего в этом
роде.
Я мягко улыбнулся - не то чтобы это развеселило меня, однако ее
яростный протест был забавен.
- Их и не было, - пояснил я. - Пока не появился маленький
легкомысленный примат и не выдумал их.
Несколько мгновений она сидела, пристально глядя на меня.
- Однако они были здесь?
Я кивнул.
- Если бы не вы, они покончили бы со мной.
- Я ехала слишком быстро, - сказала Кэти. - Слишком быстро для такой
дороги. Ругала себя - и продолжала гнать. И теперь радуюсь этому.
- Я тоже.
- Что же нам теперь делать?
- Ехать. Не теряя времени. Не останавливаясь ни на минуту.
- Вы имеете в виду - в Геттисберг?
- Вы ведь собирались ехать туда?
- Да, конечно. Но вы говорили о Вашингтоне...
- Мне нужно в Вашингтон. Как можно быстрее. Возможно, будет лучше...
- Если я поеду с вами в Вашингтон?
- Да. Это может оказаться безопаснее.
Я сам подивился собственным словам. Как я мог гарантировать ей
безопасность?
- Может, нам двинуться сейчас же? Путь далек. Только садитесь за
руль, Хортон, ладно?
- Конечно, - сказал я и открыл дверцу.
Не надо, - проговорила Кэти. - Не выходите.
- Я обойду.
- Мы можем поменяться местами, не выходя наружу.
Я улыбнулся ей, чувствуя себя ужасно храбрым.
- С этой бейсбольной битой я чувствую себя в безопасности. К тому же
поблизости никого нет.
Однако я ошибся. Кое-кто здесь все-таки был. Он карабкался по борту
машины и, когда я вышел, уже взобрался на крышу. Он повернулся и взглянул
на меня, подпрыгивая от ярости. Его остроконечная голова дрожала, уши
хлопали, а свисавшие наподобие азиатской шляпы волосы взлетали и падали.
- Я Арбитр, - пропищал он. - Вы играете не по правилам! За такую
нечестную игру должен быть назначен штрафной удар. Я опротестую вашу
победу!
В ярости я взмахнул битой, держа ее обеими руками. Для одной ночи
общества этого странного типа мне было вполне достаточно. Дожидаться он не
стал, зная, что сейчас последует. Уродец заколыхался и лопнул, так что
бита лишь со свистом рассекла воздух.

13
Я откинулся на спинку сиденья и попытался заснуть, но не мог сомкнуть
глаз. Тело мое жаждало сна, но мозг протестовал. Я скользил по самой грани
сна и бодрствования, не в силах окончательно погрузиться в сон.
Передо мною проходила бесконечная череда видений. Это не были мысли,
ибо я чувствовал себя слишком измотанным, чтобы думать. Я чересчур долго
просидел за баранкой - всю ночь, пока рано утром мы не остановились
позавтракать где-то под Чикаго, да и потом я продолжал гнать машину прямо
на восход, пока Кэти не пересела за руль. Тогда я попытался поспать и даже
вздремнул немного, но отдохнуть толком мне так и не удалось. И вот теперь,
после обеда, уже неподалеку от границы Пенсильвании, я устроился, чтобы
поосновательнее выспаться. Но это никак не получалось.
Волки вернулись и брели через мой мозг с тем же безразличным видом, с
каким шагали они по улице Вудмана. Они окружали меня, я пятился к стене, а
Кэти все не появлялась, как я ее ни ждал. Они окружали меня, и я
отбивался, понимая при этом, что выстоять не смогу, а тем временем Арбитр,
взгромоздясь, словно на насест, на поддерживающий вывеску кронштейн, своим
писклявым голосом вопил, что опротестовывает результат. Лишь с огромным
трудом я мог двигать отяжелевшими руками и ногами, а все тело болело и
покрылось от этих отчаянных усилий потом. Я наносил битой удары,
результаты которых оказывались ничтожными, хоть я и вкладывал в них всю
силу, и я никак не мог понять, почему так получается, пока не заметил, что
вместо бейсбольной биты сжимаю в руках извивающуюся гремучую змею.
Вслед за тем и змея, и волки, и Вудман пропали из сознания, и я снова
беседовал со своим старым другом, погруженным в угрожающее поглотить его
кресло. Он указывал на распахнутую в патио дверь, и я, проследив его жест,
видел там простершийся под безоблачным небом живописный пейзаж - с
ветвистыми дубами и замком, высоко в воздух взметнувшим свои белоснежные
башенки и шпили, а по извивающейся меж диких, безмолвных скал дороге
направлялась к замку удивительно гармоничная толпа рыцарей и чудовищ. Я
подумал о тех, кто, по словам моего друга, преследует нас, и ждал, что он
продолжит разговор, однако больше он не смог произнести ни слова, потому
что стрела, просвистев у меня над головой, глубоко впилась ему в грудь.
Из-за кулис - словно я находился на некоем подобии сцены - чей-то
благозвучный голос принялся декламировать: "Это что же за дела? Кто посмел
убить Щегла? То есть, я имею в виду, Воробья..." [Здесь цитируется
популярная и очень старая (по крайней мере, прошлого века) детская
песенка:
"Это что же за дела?
Кто посмел убить Щегла?"
Воробей ответил: "Я.
Смерть Щегла - вина моя.
Сноровисто и умело
Смастерил я лук и стрелы,
Я согнул тугой свой лук
И в Щегла пустил стрелу".
Очевидно, эта песенка имела для Саймака какое-то значение - во всяком
случае, она обыгрывается еще и в восьмой новелле романа "Город".] И,
приглядевшись внимательнее, я смог со всей очевидностью убедиться, что мой
старый друг, сидящий в кресле со стрелой в груди, никоим образом не щегол,
а, конечно же, воробей; и я гадал, был ли он убит другим воробьем или я
неправильно понял и имелся в виду прикончивший воробья щегол. И тогда я
сказал этому маленькому уродцу Арбитру, восседавшему теперь на каминной
полке: "Почему же ты не вопишь, что это нечестная игра, ибо игра эта и в
самом деле нечестная, раз убит мой друг!" И в то же время я не мог быть
уверен, убит он или нет, поскольку он сидел тихо, как и раньше, утонув в
кресле, с улыбкой на губах, а там, где вошла стрела, не было ни капли
крови.
Затем, подобно вудманским волкам, мой старый друг и его кабинет
исчезли, словно чья-то рука стерла их с грифельной доски моего сознания, и
я обрадовался этому, но почти сразу же ощутил себя бегущим по проспекту, а
впереди маячило здание, которое я знал и куда изо всех сил стремился
добежать, ибо это было необычайно важно - и в конце концов мне удалось.
Сразу же за дверью сидел у стола один из агентов ФБР. Я догадался, что это
агент, поскольку у него были квадратные плечи и подбородок, а на голове -
мягкая черная шляпа. Я принялся шептать ему на ухо об ужасной тайне, о
которой никому нельзя говорить, потому что всякий проникший в нее обречен
на смерть. Он слушал, и выражение его лица ничуточки не менялось, а когда
я закончил, он все так же невозмутимо взялся за телефон. "Вы - член Шайки,
- сказал он. - Я таких за сто шагов нюхом чую." И тогда я понял, что
ошибся, что это не агент ФБР, а попросту Супермен [Супермен - герой
популярного комикса, изначальными авторами которого были писатель
Дж.Сигел и художник Дж.Шустер; впервые Супермен появился на страницах
журнала "Экшн комикс" в 1938 году, а годом позже родился
специализированный "Супермен комикс"; впоследствии в создании сериала
участвовали многие известные художники и писатели-фантасты, в том числе
А.Бестер, Э.Гамильтон, Г.Каттнер и др.; существует и несколько кино- и
видеоверсий Супермена; официальные похороны этого героя состоялись в 1992
году]. И тут же я оказался в другом месте и перед другим человеком -
высоким, с тщательно причесанными светлыми волосами и подстриженными
щетинистым ежиком усами, стоявшим в отчужденной и напряженной позе. Я
сразу же узнал в нем агента ЦРУ; встав на цыпочки, я зашептал ему на ухо,
излагая все ту же историю, но стараясь придерживаться свойственной ему
фразеологии. Выслушав меня, агент потянулся к телефону. "Вы шпион, -
сказал он. - Я таких за сто шагов нюхом чую." И я понял, что выдумал все
это - и здание, и ФБР, и ЦРУ, - а на самом деле стою посреди серой,
сумеречной равнины, во всех направлениях простирающейся до далекого
горизонта, тоже серого, так что мне трудно было определить, где кончается
равнина и начинается небо.
- Вы должны постараться уснуть, - сказала Кэти. - Вам нужно
выспаться. Дать вам аспирина?
- Не надо, - пробормотал я. - Голова у меня не болит.
Меня мучило кое-что похуже головной боли. Это не было сном - я
наполовину бодрствовал, все время понимая, что ареной происходящего
является лишь мое сознание, тогда как я нахожусь во мчащейся по шоссе
машине. Проносившийся мимо пейзаж не ускользал от меня; я замечал деревья
и холмы, поля и далекие деревни, встречные машины; слух фиксировал урчание
двигателя и шуршание покрышек. Но осознание всего этого происходило как бы
на заднем плане и, казалось, не имело ни малейшего отношения к видениям,
порожденным мозгом, вышедшим из-под контроля рассудка, пустившимся вразнос
и сотворившим фантазию на тему "это-могло-бы-быть".
Я вновь оказался на равнине и увидел, что она представляет собою
вечное, безликое и пустынное место, однообразие которого не нарушается ни
горами, ни холмами, ни лесами, и в этом совершеннейшем однообразии она
убегает в никуда и в никогда; а небо, подобно самой равнине, также лишено
каких бы то ни было примет, на нем нет места солнцу, звездам или облакам,
и потому невозможно даже сказать, что сейчас - день или ночь: для дня
слишком темно, а для ночи слишком светло. Стояли глубокие сумерки, и мне
подумалось, всегда ли царит здесь этот полусвет-полутьма, предвещающий
ночь, но никогда в нее не переходящий. Стоя на равнине, я услышал далекий
вой и безошибочно узнал в нем тот звук, который однажды уже донесся до
моего слуха, когда перед сном я вышел подышать воздухом на крыльцо мотеля,
- вой и лай стаи, несущейся по ущелью Лоунсэм-Холлоу. Испуганный этим
звуком, я медленно повернулся, стараясь определить, с какой стороны он
пришел, и взгляд мой при этом движении зацепился о нечто, выделяющееся
чернотой на фоне серого небосклона. Даже в здешнем тусклом свете я
безошибочно узнал эту длинную извивающуюся шею, увенчанную безобразной,
ищущей, готовой стремительно ударить головой, и зубчатый гребень на спине.
Я побежал - хотя здесь некуда было бежать и негде прятаться. Я
убегал, понимая, что это за место, и что оно существовало вечно и будет
существовать всегда, что здесь ничего не случается и не может случиться. И
тогда послышался новый звук - отчетливый, приближающийся шум, явственно
слышимый в те мгновения, когда смолкал волчий вой; в нем смешались
хлопанье, шлепанье, какое-то шуршание, к которым добавлялось временами
жесткое, резкое гудение. Оглянувшись, я осмотрел поверхность равнины и
сразу же их увидел - атакующий меня эскадрон прыгающих, извивающихся
гремучих змей. Я снова побежал, хватая воздух ртом, хотя знал, что бежать
бесполезно и не нужно. Ибо здесь ничего никогда не случалось и вовек не
случится, а потому здесь царила полная безопасность. Я убегал, сознавая,
что гонит меня лишь собственный страх. Здесь было безопасное место - но
потому же и место, где все напрасно и безнадежно. Тем не менее я мчался,
не в силах остановиться. Волчий вой раздавался все на том же расстоянии,
не дальше, но и не ближе, чем поначалу, и так же не удалялось и не
приближалось шлепание и шуршание гремучих змей. Я задыхался, силы мои были
на пределе, я упал, вскочил, побежал дальше и рухнул опять. Так я и
остался лежать, не беспокоясь и не заботясь больше ни о чем, что может
случиться, хотя и понимал прекрасно, что случиться тут не может ничего. Я
не пытался подняться - просто лежал там, позволяя безнадежности, тщетности
и тьме сомкнуться надо мной.
Но внезапно у меня возникло ощущение, будто что-то происходит не так.
Не слышалось гудения двигателя, не шуршала по асфальту резина, не
чувствовалось движения. На смену им пришли шелест ветерка в листве и
аромат цветов.
- Вставайте, Хортон, - испуганно говорила Кэти. - Творится что-то
очень-очень странное.
Стряхнув полудрему, я выпрямился и принялся обоими кулаками тереть
заспанные глаза.
Машина стояла, и нигде не было видно ни следа скоростного шоссе. Мы
находились не на автостраде, а на проселке, если так можно было назвать
наезженные тележные колеи, петляющие по склону холма, огибая валуны,
деревья и купы цветущего кустарника. Между глубокими колеями росла трава,
и над всем этим местом витало ощущение дикости и безмолвия.
Казалось, мы находились на вершине горы или кряжа. Ниже по склону рос
густой лес, но здесь, на вершине, стояли лишь отдельные, разбросанные
деревья, причем внушающие почтение размеры заставляли как-то забыть, что
их совсем немного, - в большинстве своем это были огромные дубы с
переплетающимися, широко раскинутыми могучими ветвями и поросшими густым
слоем мха стволами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21