- Другого объяснения не нахожу. Но вообще похоже, что это у них как
бы экспромтом получилось.
- Покушение?
- И покушение, и попытка замести следы. Очень уж примитивно и наскоро
все сделано: заляпанные грязью номера, очки, берет на водителе, и это
пижонство в вестибюле. Ни по задумке, ни по исполнению не выдерживает
критики.
- Пока что выдерживает, - невесело усмехнулся Валентин. - Уже три
месяца как выдерживает!
- Теперь-то мы их найдем.
- Будем надеяться.
Поиск был сразу ограничен старой частью города, с трех сторон
примыкающей к Высокому Холму. Рассуждали просто: водитель "Лады" хорошо
знал Высокий Холм - дорогу на верхнюю площадку, "петлю", место, где можно
сбросить жертву. Следовательно, он бывал здесь не раз. В городе есть
немало других более или менее укромных мест, где преступники могли
осуществить задуманное, не привлекая к себе внимания - парки, лесопарки,
пустыри. И если они выбрали Высокий Холм, где риск вызвать стороннее
любопытство был достаточно велик, то лишь потому, что Холм находился
неподалеку от места совершения преступления.
Валентину пришла мысль поездить с Михайловым по прилегающим к
Высокому Холму улицам - может что вспомнит. Зрительной памяти подчас
достаточно небольшого толчка, чтобы она пробудилась. Врачи не возражали, и
Михайлов согласился, раз надо - значит надо.
Часа три колесили по узким улочкам, небольшим, стиснутым громадами
толстостенных домов, площадям. Михайлов разглядывал дома, средневековые
церкви, часовни с любопытством впервые приехавшего в город человека.
Валентин уже стал терять надежду, когда на мощеной крупным булыжником
площади перед доминиканским собором Михайлов попросил остановить "Волгу",
вышел из машины, минуту-другую рассматривал скульптурную композицию на
фронтоне собора, потом сказал неуверенно:
- В переулке направо должно быть кафе: средневековое здание, но
внутренний интерьер современный. Кофе с коньяком и бутерброды.
Он не ошибся. Правда, кофе отпускали с ликером, но это было не суть
важно. И хотя больше ничего Михайлов не вспомнил, Валентин остался доволен
- направление поиска было определено верно...

7
"Произошел дикий случай: я подрался с Кириллом Самсоновичем! До сих
пор не могу прийти в себя.
Он нервничал с самого утра. Был день посещения больных; к нему пришли
товарищи по работе, сын и дочь - симпатичные ребятишки. Но он ждал жену, а
она не пришла. Причин не знаю, но теперь догадываюсь - они поссорились.
Этого я не учел. Хотя поди знай, что так получится. А получилось вот что:
из отпуска вернулась Лилечка. Точнее, она вернулась из Крыма, где
отдыхала, а отпуск у нее еще не кончился. Но в первый день по приезде, это
было накануне драки, отпускница пришла меня проведать. Лилечка загорела и
немного похудела, но это я отметил позже, а первые минуты смотрел только в
ее глаза, которые светились хорошо знакомым мне лучистым светом. Не помню,
о чем мы говорили, и дело тут не в изъянах памяти, просто слова ничего не
значили для меня - я вбирал в себя переливающийся свет ее глаз, нежную
мелодию голоса, на большее не хватало. Лилечка куда-то торопилась, и это
расстроило меня. Заметив мое огорчение, она обещала прийти на следующий
день и сдержала слово. Принесла яблоки, домашнее варенье, учебник
географии с картами - решила устроить проверочный экзамен. Я не стал
возражать, мне было приятно ее внимание.
Но едва мы принялись разглядывать контурные карты, как пришел Кирилл
Самсонович туча-тучей и сразу начал придираться к Лилечке: брючки ее,
видите ли, не понравились - слишком откровенны, вызывающи. Лилечка
вспыхнула, чуть было не расплакалась, выбежала из палаты.
Я упрекнул его в нетактичности. Он хмыкнул и сказал по адресу Лилечки
такое, что я неожиданно для себя взорвался. Подскочил к нему, ударил. Как
и куда ударил, не помню, но он, словно мячик, отлетел к стене, вытаращил
глаза. Его удивление понять нетрудно: Кирилл Самсонович - мужчина крепкий,
почти на голову выше меня и силой не обижен - еще не так давно занимался
тяжелой атлетикой. Правда, я тоже не из хлипких, но разница в весовых
категориях слишком явная. Он это понимал и, видимо, не столько из желания
расквитаться со мной, сколько из потребности рассеять мое заблуждение,
пошел на меня бульдозером и... снова отлетел к стене. На этот раз его
реакция была другой: он рассмеялся. Насмеявшись, сел на кровать, хлопнул
себя по могучим бедрам.
- Ну ты молоток, Миша! А я тихоней тебя считал. Спасибо за урок.
Мне стало неловко и я что-то пробормотал в свое оправдание.
- А вот это уже интеллигентщина из тебя поперла, - поморщился он. -
Мужчина не должен извиняться за то, что он мужчина. Все было правильно, я
задрался и получил свое. Но вообще-то, учти, женщины не стоят того, чтобы
из-за них в нокдаун товарища послать... Это только поначалу кажется, что
они - ангелы во плоти, а как дашься такому ангелу в руки, пеняй на себя.
Твоя Лилия - не исключение: мягко стелет, да жестко спать будет.
Я возразил в том смысле, что между мной и Лилечкой ничего такого нет
и быть не может - она скромная девушка и не позволит себе флиртовать с
больным.
- Не смеши, - хмыкнул Кирилл Самсонович. - О том, что она влюблена в
тебя, знает вся больница. Думаешь, она случайно в опереточных штанишках
сегодня пришла? Как бы не так! Не спорю - девушка она скромная, по
нынешним временам даже чересчур. Но если такая девушка является к мужчине
в таких брючках, то это уже, как говорится, крик души.
Я снова хотел возмутиться - как он смеет говорить такое о Лилечке, -
но его доброжелательный тон охладил меня. - Бог с ним! Что же касается
Лилечки, то те доверительные, теплые отношения, которые сложились между
нами, вполне устраивают меня - о других я и не помышляю. Да и она до сих
пор не давала повода надеяться на другие отношения - тут уж Кирилл
Самсонович дал волю своей необузданной фантазии.
...Николай Федосеевич подарил мне часы. Я не хотел принимать такой
подарок, но он силой надел их мне на руку, сказал, что передо мной в
неоплатном долгу. Не сомневаюсь в его искренности, но не пойму - хоть
убей! - почему он считает себя так обязанным мне. Дело не стоило
выеденного яйца. В мастерской при гараже был допотопный токарный станок
фантастической металлоемкости - тонн на восемь. Под ним уже прогнулись
швеллерные балки, а работал он - хуже нельзя. Я посоветовал предложить его
какому-нибудь заводу в обмен на более легкий и, разумеется, более
исправный станок. Сказал, что такую махину производственники охотно
возьмут и тут же спишут, порежут, поскольку приближается конец квартала и
заводам надо - кровь из носу! - выполнить план сдачи металлолома. Николай
Федосеевич не поверил, но я оказался прав: стоило ему заикнуться об этом
сименсовском монстре какому-то заводскому снабженцу, как на следующий день
тот привез не очень новый, но вполне исправный малогабаритный станок, а
эту допотопную махину забрал. Вот так появились у меня часы.
...В ночь на субботу мне приснилось, что дядя Петя взял меня на
рыбалку. Еще затемно мы вышли в море на лодке с подвесным мотором и к
рассвету были у Песчаной косы. Я ловил на спиннинг, дядя Петя - на закидку
с грузилом. За три часа я намахался так, что заломило спину, но улов был
отменный - полное ведро скумбрии. А дядя Петя поймал только три рыбешки.
Но когда вернулись домой, в моем ведре почему-то оказалось всего несколько
тощих салак, которых тетя Даша тут же отдала кошкам (их у нее с полдюжины
было). Зато дядипетины рыбешки превратились в большущих лобанов, и мы их
ели потом целую неделю, да еще квартирантов-курортников угощали.
Кирилл Самсонович, которому я рассказал свой сон, неопределенно пожал
плечами, но затем спросил, не в Одессе ли это было - там вроде бы есть
такая коса, а по дворам полным-полно кошек. Но я не смог удовлетворить его
любопытство, поскольку не помню, как назывался город, в котором жили дядя
Петя и тетя Даша. Зоя, которая убирала нашу палату и слышала мой рассказ,
истолковала сон в том смысле, что я разменял жизнь по мелочам, поскольку
крохоборничал и за малым не видел большого. Кирилл Самсонович прикрикнул
на нее - дескать, пусть не плетет ерунды. А я подумал, что, возможно, Зоя
права, и этот сон как бы раскрывает мою былую сущность. Кирилл Самсонович,
очевидно, угадал мои мысли и возразил:
- Крохобор - это тот же стяжатель. А стяжательство не в голову, в
кровь человеку входит. Никаким кастетом его не выбить. Будь ты в прошлом
крохобором, непременно бы чувствовал себя обиженным, обездоленным - ведь
вместе с прошлым ты утратил определенные материальные ценности, блага,
которые человек так или иначе обретает к тридцати годам. А у тебя такого
чувства нет.
Это верно - такого чувства я действительно не испытываю. И вообще,
когда бы не наш разговор, не подумал бы об этом. Видимо, потеря была не
столь велика.
Разумеется, это не значит, что мне ничего не надо. Но как будет
дальше, загадывать не хочу, а в данный момент у меня есть все необходимое:
крыша над головой, кровать, меня кормят, одевают, лечат, и за это я никому
ничего не должен. А раньше? Был ли я кому-то должен и за что? Эта нежданно
пришедшая мысль почему-то обеспокоила меня. Но как я ни старался
докопаться до причины, вызвавшей беспокойство, ничего не получилось -
только разболелась голова...
Я боюсь темноты в замкнутом пространстве. Это чувство необъяснимо -
по своей натуре я вроде бы не трус: вечерами в больничном парке меня не
смущают даже самые темные аллеи. Но в палате, холле, подъезде темнота
пугает меня. Сегодня после ужина в нашем корпусе погас свет. Я шел по
коридору, который не имеет окон, и темнота обрушилась на меня лавиной. Я
оцепенел. Шага не мог сделать, даже перестал дышать. Свет зажегся через
полторы-две минуты, но мне показалось, что прошла вечность. Когда я
вернулся в палату, Кирилл Самсонович встревожился - по его словам, я был
бел, как стена. Прибежала взволнованная Лилечка - сегодня она дежурит,
захлопотала вокруг меня: уложила в постель, дала какие-то таблетки,
микстуру, присела рядом, стала гладить мою руку, успокаивать, как ребенка.
- Не надо об этом думать, - говорила она. - Это плод вашего
воображения, навязчивая идея. Больше никогда не думайте об этом. Очень
прошу!
Я не понял, спросил, что она имеет в виду. Ее милое лицо исказила
гримаса отчаяния, отчего родинка-клякса на щеке метнулась к виску,
спряталась за каштановой прядкой.
- Да поймите же наконец, что за этими страхами в вашем подсознании
стоит все тот же злосчастный тоннель!
Я вздрогнул - она напомнила о том, о чем я не хотел думать..."

8
В старой части города проживает около двухсот тысяч человек, и
владельцы легковых автомобилей среди них не исключение. Обнадеживали
приметы разыскиваемой машины - "Лада" салатного цвета. Но и таких
набралось более сотни. Помог старший лейтенант Кузишин, который обратил
внимание оперативников на проживающего на улице Валовой гражданина
Бурыхина, у которого имелась "Лада" последней модели. Когда Кузишин
показал Мандзюку эту "Ладу" с номерным знаком 72-96, Алексей вежливо
осведомился: не страдает ли инспектор дальтонизмом, ибо горчичный цвет, в
который была окрашена бурыхинская "Лада", даже отдаленно не напоминала
салатный.
- Он ее перекрасил, - невозмутимо возразил Кузишин. - Раньше она
светло-зеленой была.
Это было уже любопытно. А когда выяснилось, что с перекраской
новенькой "Лады" ее владелец поспешил после четвертого июня, любопытство
переросло в подозрение. Последние сомнения рассеял инспектор Глушицкий:
занимаясь розыском толстяка в солнцезащитных очках, он неожиданно для всех
вышел на того же гражданина Бурыхина.
Казалось бы, дело можно считать раскрытым и остается лишь просить у
прокурора санкцию на арест Бурыхина. Но Валентин не торопился к прокурору.
И вовсе не потому, что личность гражданина Бурыхина внушала доверие.
Напротив, никакого доверия Жора Бурыхин не внушал не только работникам
милиции, но даже городским фарцовщикам, с которыми был тесно связан и от
которых получил не очень-то красивую кличку - жмот. За свои 29 лет Жора
освоил довольно широкий и не менее своеобразный круг профессий - от
водителя мусороуборочной машины до экспедитора магазина детских игрушек.
Имел судимость за посредничество в спекуляции подержанными автомобилями.
Однако в этих и других своих махинациях не отличался размахом - плутовал
по мелочам, был на подхвате у более крупных мошенников. "Примитивен, как
самовар на твердом топливе, - охарактеризовал его один из фарцовщиков,
мнивший себя интеллектуалом. - За рваный рупь может горло человеку
перегрызть, а предложи ему долю в солидной сделке, откажется - не его
масштаб". Ко всему тому Жора панически боялся своей жены - маленькой
тщедушной женщины, которой безропотно отдавал все добытые, как честным,
так и нечестным путем деньги; себе оставлял лишь на пиво. Поэтому
приходилось только удивляться, на какие доходы он приобрел "Ладу"
последней модели - еще полгода назад пределом Жориной мечты был
подержанный "Запорожец".
Валентин считал, что пока эта несообразность не будет объяснена,
беспокоить Жору не следует. Предположение о том, что вечером 4 июня на
верхнюю площадку Высокого Холма "Ладу" с номерным знаком 72-96 привел ее
официальный владелец, не выдерживало критики - Бурыхин был
профессиональным водителем и не допустил бы оплошности, которая была
допущена тем, кто сидел за "баранкой" "Лады". К тому же "светлоусый"
прикрыл собой водителя, а таких, как Жора, не прикрывают - много чести.
Разумеется, это не означало, что оперативники напрочь исключали
возможность его участия в покушении - на определенных этапах он мог быть
сообщником. И в любом случае - это уж несомненно - был близко знаком с
одним из организаторов преступления. А если учесть, что последний мог не
только распоряжаться бурыхинской "Ладой" по своему усмотрению, но и
послать Жору средь бела дня в небезопасную разведку в городскую больницу,
то вывод напрашивался сам собой - во всей этой истории Бурыхин был фигурой
второстепенной. Преждевременный арест его мог еще больше усложнить дело. А
вот проверить связи Бурыхина, выявить круг его знакомств, следовало
незамедлительно. И в первую очередь надо было выяснить, кому фактически
принадлежит в прошлом светло-зеленая, а ныне горчичного цвета "Лада" под
номерным знаком СВБ 72-96. На решение этой задачи Валентин нацелил всю
группу.
Однако благодетель Жоры не спешил являть себя взорам оперативников.
Было установлено лишь, что из кооперативного гаража на улице Бочной
Валовой, где, начиная с марта Бурыхин держал свою "Ладу", последнюю
несколько раз брал пожилой мужчина в замшевой куртке, у которого имелись
свои ключи от гаража. Но словесный портрет этого мужчины не отличался
точностью, и оставалось ждать, когда он снова появится в гараже.
А время шло. И надо было уже отчитываться о проделанной работе.
Билякевич предупредил Валентина о назначенном на понедельник расширенном
оперативном совещании. До понедельника ничего, заслуживающего внимания, не
произошло, и Валентин пошел на совещание по существу ни с чем, не считая
пухлой папки с оперативными материалами. Настроение у него было не из
лучших. На совещании должен был присутствовать майор Шитиков из областного
штаба - известный придира, мнящий себя непревзойденным аналитиком; врачи,
эксперты-криминалисты, от которых тоже жди каверзных вопросов. Билякевич
едва ли будет оберегать Валентина от этих вопросов, нападок Шитикова,
сарказма Кривицкой - преехидной бабы из научно-технического отдела.
- Сделаем так, - предложил Мандзюк, которого тоже вызвали на
совещание. - Ты доложишь дело, а на вопросы отвечу я - как
перворуководитель группы.
- Посмотрим, как получится, - хмуро буркнул Валентин.
Получилось неважно: вначале говорил Валентин, стараясь не реагировать
на реплики Шитикова и колкие замечания Кривицкой, потом следователь
Кандыба, затем взял слово Шитиков, который раскритиковал все и всех, за
ним выступила Кривицкая, потом еще кто-то, и вскоре Валентин перестал
понимать, кто и о чем говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16