За
обзорной площадкой, откуда в ясные дни видна была панорама центральной
части города с неповторимым нагромождением средневековых церквей, соборов,
причудливых острокрыших домов, дорога сузилась, пошла над обрывом,
огороженным шеренгой молодых тополей.
Валентин повернул вправо. Машину занесло на мокром булыжнике. Он не
растерялся: сбросил газ, переложил руль и только затем выжал сцепление,
переключил скорость. К паркингу у ресторана подкатил как ни в чем ни
бывало. Однако его пируэт на повороте не остался без внимания. Коренастый
степенный автоинспектор, чья машина стояла несколько поодаль, у летнего
кафе, подошел к "Волге", укоризненно покачал головой.
- По такой дороге в дождь даже на оперативной машине гонять не
рекомендуется.
- Виноват, исправлюсь, - выходя из "Волги" и поднимая воротник
модного плаща, извинился Валентин, а затем представился.
Инспектор почтительно дернул руку к фуражке:
- Госавтоинспектор, старший лейтенант Кузишин. Прибыл по вашему
вызову.
Валентин протянул ему руку, спросил, приехал ли старшина Швачко.
- Никак нет. Отпросился на выходной в село, сестру замуж выдает. Еще
до того как вы позвонили, отпросился. Но вы не сомневайтесь, товарищ
майор, я в курсе, потому как можно сказать, первым обнаружил того мужчину.
Если желаете, покажу то место.
Валентин не торопился. Отступив под навес густого каштана, достал
сигареты, протянул Кузишину, закурил сам.
- Иван Семенович, в рапорте вы указали, что обнаружили потерпевшего в
23:10, но время своего прибытия к ресторану не уточнили. В журнале
дежурного имеется запись, что приказ следовать сюда вам был дан в 22:35,
когда вы находились на улице Богдана Хмельницкого около полиграфического
института. Сейчас я проделал тот же путь и затратил на него десять минут.
- У нас со Швачко около пятнадцати вышло: мы потише ехали, - скупо
улыбнулся Кузишин, но тут же погасил улыбку. - Тем вечером дождь посильнее
этого был. А потом "Москвич" - не "Волга".
- Расскажите подробнее.
Вечером четвертого июня Кузишин со своим напарником - старшиной
Швачко патрулировали в районе улиц Богдана Хмельницкого - Валовой. Тогда,
как и сейчас, шел дождь. Несмотря на это, движение автотранспорта в районе
названных улиц было интенсивным, что создавало напряженную дорожную
обстановку. Однако к началу одиннадцатого колонны идущих в опасной
близости "Волг", "Жигулей", "Запорожцев", интуристских "татр",
"мерседесов", "фольксвагенов" значительно поредели. Инспекторы уже
подумывали о возвращении в гараж ГАИ, - время их дежурства подходило к
концу. Но в половине одиннадцатого Кузишина вызвал по радио оперативный
дежурный и велел ехать к ресторану "Высокий Холм", где скопилось много
легковых автомобилей и куда было вызвано еще с десяток такси. К чему это
скопление могло привести на узкой, во многих местах идущей вдоль обрывов
дороге, Кузишину и Швачко не надо было объяснять. Тем не менее скорость
они не форсировали, ехали, как обычно - оснований для тревоги пока не
было.
К ресторану подъехали в 22:50. В паркинге, на площадке перед
рестораном и летним кафе, стояло до тридцати машин. Удивляться нечему: тем
вечером справляли две свадьбы и банкет по случаю полувекового юбилея
главного бухгалтера горжилстройтреста. Кроме этих машин, к закрытию
ресторана прибыли служебный ЛАЗ стройтреста и семь такси. Обстановка
сложилась головоломная: разъехаться такому количеству машин на неширокой,
к тому же мокрой площадке непросто: малейшая оплошность водителя грозила
аварией, а то и катастрофой - с площадки до обрыва рукой подать. Хлопот у
Кузишина и старшины Швачко хватало. Видимо поэтому Кузишин не отреагировал
на фразу, брошенную из салона проезжающей мимо "Волги" одним из пассажиров
- подвыпившим круглолицым бородачом:
- Лейтенант, на петле голый мужик лежит! Вроде бы загорает. Штрафани
его за халатность - солнце-то вторую неделю не показывается!
Кузишин не придал значения этим словам - мало ли что болтают люди
после веселого застолья. Но спустя минуту или две около него притормозил
"Москвич-412". Его водитель - пожилая женщина в толстой вязаной кофте,
натянутой поверх вечернего платья, заметно волнуясь, и то и дело
оглядываясь назад, сказала Кузишину, что в том месте, где разворачиваются
машины (это место водители прозвали "петлей") на обочине лежит раздетый
человек. На этот раз Кузишин не стал мешкать: велев напарнику регулировать
разъезд машин, он направился на "петлю", прихватив с собой фонарь.
Раздетого мужчину Кузишин обнаружил в пятидесяти метрах от летнего кафе,
чуть ниже того места, где дорога, углубляясь в лесопарк, делает кольцевой
поворот. Ночью это место не освещается, и лежащего на обочине человека
можно было заметить только при свете фар проезжающих мимо автомобилей.
Мужчина лежал головой к дороге, уткнувшись лицом в землю и привалясь боком
к дереву. Его тело было испачкано землей. Создавалось впечатление, что он
полз от обрыва, пытаясь достичь дороги, но силы оставили его.
Сперва Кузишину показалось, что человек пьян (близость ресторана и
кафе наталкивала на такую мысль), и то ли сам разделся в состоянии
алкогольного умопомрачения, то ли над ним, пьяным, кто-то зло подшутил.
Однако, всмотревшись пристальнее, он заметил кровь на щеке лежащего, а
затем обнаружил рану у него на виске. Кузишин наклонился над раненым, взял
за плечо и едва не одернул руку - тело было холодным. Инспектор решил, что
мужчина мертв. Тем не менее, опустился на колени, припал ухом к мокрой
спине, чуть ниже левой лопатки и вскоре уловил слабые удары сердца.
Остановив разворачивающееся на "петле" такси и высадив из него
пассажира, Кузишин с помощью водителя втащил раненого в салон, уложил на
заднем сиденье, примостился рядом, коротко бросил водителю:
- В первую городскую больницу! Жми в темпе под любой знак, я отвечаю.
Однако на площади перед рестораном изменил первоначальное решение:
велел водителю затормозить, окликнул старшину Швачко, в двух словах
объяснил ситуацию, посадил на свое место, и еще раз наказав водителю ехать
как можно быстрее в больницу, направился к служебному "Москвичу".
Связавшись по радио с дежурным по городу, Кузишин доложил о происшедшем,
после чего поставил свою машину поперек дороги при выезде с площадки и
объявил по громкоговорящей связи о временном запрещении движения. Вскоре к
ресторану прибыла оперативно-розыскная группа во главе с начальником
Шевченковского уголовного розыска капитаном Мандзюком.
Вот, собственно, все, что он может доложить...
Порыв ветра встряхнул крону каштана: задержавшаяся на листьях и
собравшаяся там в крупные капли дождевая морось ринулась вниз, окатив
Ляшенко и Кузишина холодным душем. Оба разом отпрянули от дерева, стали
отряхивать не успевшую впитаться в одежду воду.
- Укрылись, называется, - недовольно пробурчал Кузишин.
- Наказание сверху, - коротко рассмеялся Валентин. - За то, что в
воскресенье работаем. Очевидно, Всевышний не хочет, чтобы мы раскрыли это
дело.
- Бог за порядок, он против милиции не пойдет, - улыбнулся
автоинспектор, но тут же добавил серьезно, - только скажу откровенно,
товарищ майор, непростое это дело. Очень даже непростое. Я сам когда-то в
розыске работал и понимаю, что почем.
Он замолчал, явно ожидая, что майор из областного управления пожелает
узнать, как и почему он пришел к такому выводу. Валентин не стал
испытывать его терпение - задал вопрос, которого Кузишин ждал. Тот
удовлетворенно кивнул и для начала откашлялся:
- Капитан Мандзюк и следователь связывают это дело с ограблением. А я
так рассуждаю: что грабителя интересует? Деньги, ценности, какая-нибудь
дорогая вещь из одежды. Но станет ли он снимать с человека летнюю
безрукавку, майку, и, извиняюсь, носки? На мой взгляд, не станет.
- Но преступник это сделал.
- Сделал, чтобы личность потерпевшего скрыть. По одежде нетрудно
определить положение человека в материальном плане, а иногда даже место,
где одежда куплена. Какой-то документ: билет, квитанция могут за подкладку
завалиться. И преступники учитывали это. А раз так, значит не в ограблении
был смысл.
Валентин окутался дымом, чтобы скрыть усмешку. Ценные мысли, как
правило, приходят задним числом. Это не в укор Кузишину. Но, спустя
полтора месяца после происшедшего, к таким мыслям можно прийти без особого
напряжения мозговых извилин. Тем более, что тот же "недогадливый" Мандзюк
и следователь Кандыба успели добросовестно отработать с полдюжины версий,
поначалу суливших многое, но в итоге не давших ничего, кроме недоумения:
ни устроители двух свадеб и банкета, ни их многочисленные гости, ни
обслуживающий персонал ресторана и кафе не могли утверждать, что знают
потерпевшего или хотя бы видели его тем злополучным вечером. Было чему
удивляться!
- Какую же цель, по-вашему, преследовал преступник?
- Убийство, - несколько помедлив, сказал Кузишин. - Этого человека
хотели убить. За что и почему, не знаю. Но такое намерение у преступников,
на мой взгляд, было.
Он говорил так уверенно, что Валентин невольно поежился - как-то не
по себе стало. Это при том, что за последнее время такая мысль приходила в
голову и ему, но он всякий раз старался найти убедительные возражения.
- Считаете, что преступник был не один?
Спросил первое, что пришло в голову, не торопясь оспаривать основной
тезис - об убийстве, но уже заинтересовавшись ходом мыслей автоинспектора.
- Такое дело в одиночку совершать рискованно, - неторопливо и
рассудительно начал Кузишин. - Почти рядом сотни людей находились. Теперь
другое: потерпевший - мужчина крепкого телосложения и, случись у
преступника промашка, он бы непременно оказал сопротивление. Значит,
требовалась страховка. И, как я понимаю, такая страховка у преступника
была. Удар потерпевшему куда нанесли?
- В висок.
- Значит, сбоку. Вот вы сейчас со мной разговариваете и стоите ко мне
лицом. И это правильно, потому что как иначе к собеседнику станешь. Но
если вас кто-нибудь окликнет, допустим, справа, вы повернетесь лицом уже к
этому человеку, а ко мне станете левым боком. В этот момент я могу ударить
вас предметом, который до того в кармане держал. Тяжелым портсигаром или
кастетом.
- Понятно, Иван Семенович, - удовлетворенно кивнул Валентин. И тут же
спросил, не скрывая интереса, словно Кузишин знал то, о чем ему,
Валентину, еще не было известно: - Но если целью преступления, как вы
сказали, было убийство, почему в таком случае злоумышленники ограничились
одним ударом?
- Удар был такой, что потерпевший сразу сознание потерял, - так
говорят врачи. Значит, преступники могли считать его мертвым.
- Могли. Но тем не менее не оставили его: раздели, поволокли к
обрыву. Зачем?
- Видимо, вниз хотели сбросить.
- В таком случае должны были оставить следы. А таковых при осмотре
места происшествия не обнаружили. Так может Мандзюк и следователь плохо
искали?
- Никак нет! Я присутствовал при этом. Очень тщательно все осмотрели.
- За исключением самого потерпевшего, - невесело усмехнулся Валентин.
- Не понял, товарищ майор?
- Вы сказали, что тело потерпевшего было выпачкано землей. Но в
материалах следственного дела этот факт не отражен. Больше того, в
протоколе осмотра места происшествия указано, что обочина сплошь покрыта
травой. Кстати, густая была трава?
- Густая и мокрая, поскольку дождь шел.
- Где же, в таком случае, измазался потерпевший?
- У самого обрыва, должно быть, там оголенные участки земли имелись.
- Допустим. Допустим, что у обрыва он был ранен и раздет. Допустим
также, что потерпевший, повинуясь инстинкту самосохранения, в
бессознательном состоянии прополз затем несколько метров по направлению к
дороге, - практика знает такие случаи. Но опять-таки возникает вопрос о
следах потерпевшего и преступников.
- На траве, да к тому же в дождь, трудно обнаружить следы, - начал
было Кузишин, но затем согласился с Валентином. - Какие-то следы, конечно,
должны были остаться.
- Стало быть, их не нашли?
- Их не было... Понимаю, не вяжется. Мы с Швачко уже думали над этим,
но ни к чему серьезному не пришли.
- А к несерьезному? - быстро подхватил Валентин.
- Швачко пошутил в том смысле, что этот человек вроде бы как с другой
планеты прибыл, но неудачно приземлился.
- А что, версия не хуже любой другой, - без тени улыбки заметил
Валентин. - Но, к сожалению, и она не выдерживает критики. Пришелец не
явился бы из глубин Вселенной нагишом - там, говорят, достаточно холодно.
К тому же парикмахеры внеземных цивилизаций, по имеющимся у меня
сведениям, не стригут клиентов под канадку и не освежают одеколоном
"Красная Москва".
- Это точно? - усомнился Кузишин.
- Так утверждает санитарка, которая брила голову нашему подопечному
перед операцией. А потому давайте все-таки исходить из его земного
происхождения... Покажите, где обнаружили его!
Верхняя площадка Высокого Холма округлым мысом нависает над
крутосклонами, чьи карнизы цепко держат, не давая им сползать вниз,
корневища густо посаженных деревьев и кустов. Разлившийся перед рестораном
и летним кафе асфальт, углубляясь на северо-западе в лесопарк, сужается до
размеров дороги-тротуара, по которой даже на "Москвиче" не проедешь без
того, чтобы не съехать влево или вправо на обочину, не задеть бортами о
ветки кустов, деревьев. Уже через тридцать метров дорога скрывается из
виду, если смотреть от летнего кафе, за плотной стеной разросшихся
каштанов, а еще через полтора десятков метров, у старого дуба, делает
полупетлю, разворачивая машины в обратном направлении. Сразу от дуба
начинается уклон...
Кузишин проехал еще метров двадцать в обратном направлении и
остановил "Москвич".
- Здесь, - сказал он, выходя из машины и показывая на кособокую
сосенку, что росла на обочине. - Как раз у этой сосны я обнаружил его. А
за теми кустами сразу обрыв. Потерпевший лежал ногами к кустам. Поэтому
создалось впечатление, что он полз к дороге. А раз так, то решили, что у
обрыва он не сам оказался - преступники затащили.
- С какой целью?
- Чтобы сбросить вниз. Этой стороной Холм к городской товарной
станции обращен, прямого сообщения оттуда с верхней площадки нет, почти
вкруговую через центр города надо добираться. Так что когда бы мертвое
тело обнаружили там внизу, могли б и не догадаться, что оно сброшено
отсюда.
- Почему же, в таком случае, преступники не сбросили его?
- Видно, кто-то помешал им.
Валентин задумался. То, о чем поведал сейчас Кузишин, было известно
ему. Тем не менее беседа с автоинспектором дала пищу для новых
размышлений, которые нахлынули как-то разом, еще не выстраиваясь в строгий
ряд, но уже беспокоя какой-то неясной догадкой.
- Иван Семенович, какие части тела потерпевшего были испачканы
землей?
- Весь он был испачкан. Не так чтобы очень, но весь.
- У вас не создалось впечатление, что он скатился по уклону?
- Была такая мысль, и я высказал ее капитану Мандзюку. Но потерпевший
мог скатиться только по обочине, а она - смотрите - сплошь травой покрыта.
Валентин бросил взгляд вверх по уклону. Действительно, вся обочина
покрыта высокой густой травой. Уклон начинался от старого дуба, чьи
выступающие из земли узловатые корни напоминали щупальцы гигантского
спрута. Дуб стоял в нескольких метрах от дороги, но его корни-щупальцы
упирались в асфальт.
И вдруг словно что-то толкнуло Валентина. Не говоря ни слова, он
направился к дубу, шагнул с асфальта на узловатые корни, сделал несколько
шагов по направлению к обрыву и... замер. От его ног вниз по уклону,
параллельно обрыву, шла неширокая глинистая прогалина, обрывающаяся на
полпути к кособокой сосне. Валентин наклонился, коснулся рукой мокрой
глины и едва не упал - подошвы туфель заскользили по корням.
- Осторожней, товарищ майор! - крикнул подоспевший Кузишин. - Там
сразу обрыв.
- Прогалина, - словно оправдываясь, сказал Валентин и, как бы в
доказательство своих слов, показал испачканную глиной ладонь.
- Да-а! - удивленно протянул Кузишин, разглядывая глину на руке
майора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16