Алина Матвеевна сидела в
одиночестве за письменным столом перед раскрытой папкой со служебной
почтой и, судя по горе окурков в пепельнице и белесым волнам дыма, курила
сигарету за сигаретой.
Узнав Годуна, она не удивилась его приходу, встала, подала руку,
спросила, не гася улыбки:
- Что, опять по мою грешную душу?
- Такова наша служба, - серьезно, но нестрого сказал Годун, а затем
представил приезжих.
- Уголовный розыск? - удивилась Алина Матвеевна, подавая руку и
Валентину.
- У нас серьезное дело, Алина Матвеевна, а потому предупредите
секретаря и товарищей, которые ожидают приема, что вы будете заняты до
конца дня. Не надо выходить, позвоните по телефону.
- Даже так! - Алина Матвеевна пристально посмотрела на Валентина, и
он отметил, что у нее воспалены глаза, то ли от табачного дыма, то ли от
слез.
Она не стала спорить, включила селектор, сказала секретарю то, что
велел Валентин - ни слова больше. Затем погасила сигарету, открыла окно,
взяла стул, села напротив Валентина, заложила ногу за ногу, обхватила
руками колено.
- Можно так сидеть? Когда волнуюсь, я принимаю такую вот
непротокольную позу. Вас это не будет шокировать?
- Почему вы волнуетесь? - счел нужным спросить Валентин.
- Офицеры уголовного розыска не приходят из-за пустяков. - Она
прикусила губу, потупилась, но затем вскинула голову, посмотрела Валентину
в глаза: - Это связано с Нагорным, да? Спрашиваю потому, что виделась с
ним не далее как вчера вечером и сегодня утром, а до этого он пропадал
невесть где несколько месяцев. Он не счел нужным объясниться со мной по
этому поводу. Но я заметила, что у него какая-то рана на голове. Вот
здесь, - она показала на висок.
- Что еще заметили?
- На нем было все новое: плащ, костюм, туфли. С плаща даже не снята
торговая бирка - признаюсь, полюбопытствовала тайком. Других вещей при нем
не было. Это показалось мне странным... Что с ним произошло? Пожалуйста,
если можно, скажите.
Ее голос дрогнул, и Валентину показалось, что она вот-вот заплачет.
Вряд ли это было наигранным. Тем не менее он не ответил и, в свою очередь,
спросил:
- Где вы виделись с ним?
- Дома. Он пришел около девяти часов вечера, переночевал в своей
комнате, а утром сложил в чемодан вещи и ушел.
- С чемоданом ушел?
- Да.
- Куда направился, не знаете?
- Сказал, что подастся в Приморск, где намерен обосноваться. Но перед
тем заедет в какой-то город, чтобы оформить какой-то документ. В
подробности не вдавался, а я не сочла удобным расспрашивать.
- Поссорились?
- Мы поссорились давно.
- Но какой-то разговор был?
Она опустила голову, и волосы черным крылом прикрыли ее лоб, глаза.
- Нам уже давно не о чем было говорить. Что нового могут сказать друг
другу люди, прожившие в браке двенадцать лет!
- Но что-то все-таки было сказано?
- Ничего из того, что могло бы заинтересовать милицию.
- Ваша размолвка не связана с фиктивной заявкой на кровельное железо?
- спросил Годун.
- Последний год мы часто ссорились, а в конце апреля разошлись
окончательно. История с заявкой была уже после этого.
- Из-за чего вы разошлись? - полюбопытствовал Валентин.
- Это важно?
- Да.
- Полтора года назад я перевелась из института, где долгое время
работала, в главк. Михаил не одобрил мое решение. Но пока я работала в
плановом отделе, он еще кое-как мирился с этим. А вот когда мне предложили
возглавить отдел материалов, он, как говорится, встал на дыбы.
- Почему?
- Считал, что не справлюсь, зашьюсь. Но я поступила так, как сочла
нужным. С тех пор мы перестали понимать друг друга.
- Только из-за этого перестали понимать?
- Была еще одна причина, о которой мне не хотелось бы говорить.
- И все-таки?
- Он ревновал меня к моему первому мужу - Редченко.
- Вы были замужем за Редченко? - удивился Валентин.
- Я развелась с ним давно, прожив с Геннадием меньше года, о чем не
люблю вспоминать. - Алина Матвеевна поморщилась, как бы подчеркивая, что
воспоминание и в самом деле неприятно ей. - Тем не менее сохраняю с ним
нормальные служебные отношения, ведь мы - коллеги. Год назад, когда меня
назначили начальником отдела, Геннадий оказался в моем подчинении. Так
получилось. Но, поверьте, это ничего не изменило.
- Так-таки и ничего? - снова вмешался Годун.
- Представьте себе, товарищ капитан! - Алина Матвеевна недобро
посмотрела на него. - Ведь даже, если я, как вы считаете, ворую вместе с
ним, то это опять-таки связано только с работой.
- Я не считаю, что вы воруете, - спокойно возразил Годун. - Но
подозреваю, что Редченко берет взятки и делится с вами.
- Что в лоб, что по лбу, все равно - тюрьма! - нервно рассмеялась
она.
- Ну, это будет видно: тюрьма или что-то другое. Вы - умная женщина,
Алина Матвеевна, и должны понять, что у нас есть основания задавать вам
неприятные вопросы.
- И в ваших интересах не уходить от них, - подхватил Валентин.
- Чистосердечное признание будет принято во внимание? - невесело
усмехнулась она.
И вдруг вскочила, подбежала к канцелярскому шкафу, распахнула дверцы,
стала сгребать с полок какие-то коробочки, комплекты фломастеров,
сувенирные фигурки. Все это взяла в охапку, бросила на стол.
- Вот: духи, конфеты, сувениры, есть еще бутылка марочного вина, все
это взятки! Как их всовывают в шкаф посетители, не знаю, я не в состоянии
уследить за каждым. Но в конце недели все это выкладываю на стол и раздаю
сотрудникам. Себе оставляю коробку-другую конфет, да и то не всегда.
Можете спросить кого угодно! Понимаю: не оправдание, и я готова отвечать.
- На вашем месте я бы не бравировал этим, - сказал Годун. - Но это не
ответ на мой вопрос. Какую сумму вы получили от Липницкого за наряд на
железо под фиктивную заявку?
- Деньгами я не беру ни за наряды, ни за другое! - вспылила она.
- Не будем осложнять этот и без того нелегкий разговор, -
рассудительно заметил Годун. - Но поскольку мы уже затронули эту тему,
разрешите полюбопытствовать, кто подарил вам, коли деньгами вы не берете,
дачу в Боярке, "Жигули", норковую шубу и, скажем, кольцо с бриллиантами,
которое у вас на руке? О менее ценных вещах не будем уже упоминать.
- Мы беседовали на эту тему четыре месяца назад!
- Верно, беседовали, - согласился Годун. - Но я не помню всех
деталей.
- Что ж, извольте. Дачу мы с мужем приобрели, продав принадлежащий
ему дом в Приморске. Машину купили на сбережения - все пять лет, что
Нагорный учился в институте, он подрабатывал слесарничанием на станции
автотехобслуживания и таким образом собрал значительную сумму. Правда,
часть денег дал мой отец, но не так уж много - что-то около тысячи. Можете
проверить!
- Проверяли, все верно. Но скажите, если это не семейный секрет,
почему и дача, и машина оформлены на ваше имя? Деньги-то были Нагорного.
- Так получилось, - впервые отвела глаза Алина Матвеевна. - Сейчас
уже не помню, почему.
- Кто оформлял покупку дачи, машины?
- Мой отец. Там были какие-то сложности, а отец - человек со связями.
- Нагорный не возражал против такого оформления?
- Нет.
- А вчера и сегодня не заходил разговор о даче, машине? Нагорный,
насколько я понимаю, уходил от вас насовсем.
- О даче разговора не было. Что касается машины, то я предложила
Нагорному взять ее, но вмешался отец...
Алина Матвеевна осеклась, опустила голову.
- Нагорный не спорил?
- Нет, хотя отец был не прав.
- В прошлый раз вы говорили, что норковую шубу вам подарил отец.
Когда это произошло?
- Полтора года назад. Он как раз уходил на пенсию.
- Странно.
- В чем вы усматриваете странность? У отца были сбережения, а я - его
единственная дочь!
- И все-таки в подобных случаях принято делать подарки тем, кто
уходит на пенсию, а не наоборот. Не являлся ли этот довольно щедрый дар
своего рода компенсацией вам за согласие оставить относительно спокойную
работу научного сотрудника и взвалить на себя нелегкий груз руководителя
отдела материалов?
- Это ваши домыслы! - снова вскинула голову Алина.
- Когда не получаешь вразумительного ответа, поневоле домысливаешь
его.
- Ну что ж, если угодно: мне осточертела наука или науке осточертела
я, это как посмотреть, и нам пришлось расстаться. Вы удовлетворены?
- Почти. Но почему отдел материалов?
- Мне предложили - и я согласилась. Как та девица, которая мечтала
выйти замуж за космонавта, а в загс пошла с бухгалтером. На вещи надо
смотреть реально.
- В том числе и на норковую шубу?
Алина Матвеевна не ответила.
- Ну хорошо, - примирительно сказал Годун. - Будем считать этот
вопрос исчерпанным. Остается кольцо с десятикаратовым, если не ошибаюсь,
бриллиантом. Помнится, когда мы беседовали в июне, на вас не было этого
кольца.
Губы Алины Матвеевны дернулись в усмешке, что не укрылось от
Валентина.
- Я сняла его тогда, чтобы не вводить вас в заблуждение. Ведь в вашем
понимании драгоценности носят только преступницы.
- Я так не думаю, но тем не менее жду объяснений.
- Мне нечего скрывать! Это подарок моей первой свекрови - реликвия
досточтимого семейства Редченко - уже по-другому, недобро усмехнулась
Алина Матвеевна.
- Свадебный подарок? - не отступал Годун.
- Геннадий еще не был моим мужем. Мы только встречались, а его маман
всячески препятствовала этому, считая, что я неровня ее сыну.
- Чем же объяснить ее последующее расположение к вам?
- Сущим пустяком. Я забеременела, ее сынок испугался и потащил меня к
знакомому гинекологу, который едва не отправил меня на тот свет.
Достаточно сказать, что после этого я лежала в реанимации, и ни один врач
ни за что не ручался. Это случилось в Приморске, куда тотчас же прилетела
Редченко-маман, чтобы замять скандал. Вот так я получила это кольцо,
взамен надежды стать когда-либо матерью. Пикантная история, не правда ли,
товарищ капитан?
- Простите.
- Пожалуйста!
Валентин, не пропустивший ни одного слова Алины Матвеевны, пытался
понять, насколько она искренна сейчас. Вопросы были для нее неприятны, но
неизбежны. Очевидно, она понимала это и говорила если не всю правду, то
значительную часть ее. Но чего-то безусловно не договаривала, и это тоже
было понятно. Как ни странно, Алина Матвеевна производила приятное
впечатление и как женщина - ничего наигранного, жеманного, все в меру, не
исключая желания казаться оригинальной, привлекательной, - и как
собеседник - умна, сообразительна, находчива. Вот только юмор ее несколько
мрачноват. Впрочем, в ее положении веселые шуточки вряд ли были уместны.
Понимает ли она, чем вызван их визит? Очевидно догадывается: не
случайно же сразу спросила о Нагорном. И спросила заинтересованно,
взволнованно. Судя по всему, о происшедшим с ним в Сосновске не знает;
скорее всего ей преподнесли какую-то иную, более-менее убедительную версию
его исчезновения. Какие бы ни были у нее отношения с Редченко и Липницким,
ни тот, ни другой не рискнули бы признаться ей в содеянном. Одно дело
махинации с нарядами, другое - убийство, да к тому же человека, который
многие годы был ей близок: не тот характер у Алины Матвеевны, чтобы
двенадцать лет прожить с нелюбимым, постылым. Да и сейчас похоже, несмотря
ни на что, Нагорный не безразличен ей.
Это надо иметь в виду.
Но для начала Валентин напомнил ей о Липницком.
- Меня об этом уже спрашивал, а вернее, допрашивал капитан Годун, -
Алина Матвеевна отбросила волосы от глаз. - Я сказала тогда и повторяю
сейчас, что не знаю никакого Липницкого.
- Но вы визировали наряд на железо для несуществующей организации.
- И об этом мы говорили с товарищем Годуном. Ежедневно я визирую
десятки нарядов, доверяя руководителям групп, которые их готовят.
- Доверять, конечно, надо, но и контролировать необходимо.
- Виновата!
- Алина Матвеевна, я готов поверить в вашу искренность: многое из
того, что вы сказали, похоже на правду. Но одно ваше утверждение не могу
принять - что вы не знали Григория Борисовича Липницкого. Он не раз бывал
у вас по делам своего завода. Махинациями он занимался, если так можно
сказать, попутно.
- У меня ежедневно бывают десятки представителей всевозможных
заводов, объединений, трестов. Я не могу помнить всех!
- Разрешите не поверить. Вы не могли не запомнить Липницкого. Правда,
ему перевалило за пятьдесят, но он был весьма представительным, галантным,
красноречивым.
- В этом кабинете все посетители становятся галантными,
красноречивыми. Но я обращаю внимание - признаюсь - только на тех, кому до
сорока. Пятидесятилетний мужчина пока что - не мой идеал.
- Значит, не помните?
- Не помню.
- Кто же, в таком случае, указал Нагорному на Липницкого как на
инициатора махинации с фиктивной заявкой?
- Нагорному? - растерялась Алина Матвеевна. - При чем здесь Нагорный?
- Мне кажется, вы знаете, при чем.
Она опустила голову, принялась раскачиваться на стуле.
- Нагорный - мальчишка! - глядя в пол, глухо сказала она. -
Тридцатилетний мальчишка с дипломом кандидата наук. Он знает, как оно
должно быть, но не хочет понять, как оно есть.
- Оно - это распределение проката металлов? - вступил в разговор
Жмурко.
- И проката в том числе.
- А вы знаете, как оно есть?
- Досконально об этом знает только Бог!
- А может и Редченко?
- Может быть, но сомневаюсь. Когда Нагорный поднял тарарам из-за
этого наряда, Редченко заметался, как угорелый...
Она осеклась, видимо поймав себя на том, что сказала лишнее.
- Считаете, что Нагорный должен был замять эту историю?
- Нет, почему же! У него свои принципы.
- Но они не совпадают с вашими?
Алина Матвеевна неопределенно повела плечами.
- Вас не обеспокоило исчезновение Нагорного четыре месяца назад? -
спросил Валентин.
- Обеспокоило. Но потом я узнала, что он уехал к какой-то женщине, в
связи с которой состоял.
- А вам не показалось странным, что он оставил дома свои вещи и уехал
в одном костюме?
Алина Матвеевна настороженно посмотрела на Валентина. Прошло с
полминуты, пока она произнесла неуверенно:
- Михаил - своеобразный человек. Он всегда был равнодушен к вещам, к
тому, как и во что одет. А потом я думала, что его неприязнь возросла
настолько, что он готов пожертвовать чем угодно, лишь бы не встречаться со
мной.
- Он дал вам повод так думать?
- Другого объяснения не было. А повод, вернее, причина, была и есть -
я старше его на пять лет. Раньше это было не так заметно, а сейчас... -
она невесело усмехнулась, - когда он приходил в наш главк, с ним
заигрывали девчонки - секретарши, вчерашние школьницы. Где уж мне до них!
- Вы убедились в его неприязни и вчера вечером?
Алина Матвеевна растерянно посмотрела на Валентина, затем развела
руками, попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось.
- Я была настолько удивлена его появлением, что не подумала об этом.
А сегодня... Когда мы прощались, он вдруг обнял меня, поцеловал и сказал:
"Уйдем вместе!" - Она снова развела руками и попыталась улыбнуться, а
потом добавила, как бы оправдываясь:
- Он стал какой-то странный. Раньше таким не был.
Наступила неловкая пауза. Валентину понадобилось некоторое время,
чтобы собраться с мыслями, сформулировать следующий вопрос:
- В начале июня, когда Нагорный ушел из дома, он говорил вам, что
уходит к другой женщине?
- Нет. Об этом я узнала позже.
- От кого?
- Не все ли равно.
- Я настаиваю на ответе.
- Мне сказал об этом Редченко, спустя день или два после того, как
уехал Михаил.
Валентин переглянулся с Жмурко. Тот согласно кивнул.
- Алина Матвеевна, теперь я могу ответить на вопрос, который вы
задали в начале нашего разговора, - сказал Валентин. - Вас интересует, что
в действительности случилось с Нагорным?
- Да, конечно.
Она встала, подошла к столу, взяла сигарету, закурила. Валентин
заметил, что у нее дрожат пальцы. Вернувшись на место, Алина Матвеевна
обхватила плечи руками, словно ей стало холодно.
Слушая Валентина, не проронила ни слова. Он рассказал о том, что было
известно следствию до выхода на Липницкого. По мере его рассказа Алина
Матвеевна все больше сутулилась, а затем уронила голову и расплакалась.
- Вчера я почувствовала, что с ним произошло нечто страшное, но что,
не могла понять, - сквозь слезы сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16