Знатный гость с рыжими усами, забыв о своем всегдашнем высокомерии, сразу повернулся к нему; старые девы и герцогини извлекли очки в золотой оправе и разглядывали его с интересом, обычно не свойственным этим благородным дамам; в то время как их дочери бросали еще более заинтересованные взгляды.
Мейнард не знал, что обо всем этом думать. Впрочем, незнакомец, предки которого никому не известны, он мог ожидать, что его станут разглядывать.
Но не так – ведь это общество так гордится своим хорошим воспитанием.
Он сам был слишком хорошо воспитан, чтобы быть захваченным врасплох. К тому же ему казалось, что смотрят на него по-дружески; а глаза старых дев, видные сквозь стекла очков, смотрели на него восхищенно.
Он не смутился, но удивился. Многих из присутствующих он встречал и раньше, охотился и даже обедал с ними. Почему вдруг они проявляют к нему такой интерес?
Объяснение дал хозяин, который по-дружески обратился к нему:
– Капитан Мейнард, мы вас поздравляем!
– С чем, сэр Джордж? – спросил удивленный гость.
– С литературным успехом. Мы уже слышали, сэр, о том, как вы искусно владеете оружием. Но не знали, что в равной степени вам покорно и другое не менее достойное орудие – перо.
– Вы очень любезны, но я все же не вполне понимаю.
– Поймете, когда посмотрите на это. Я полагаю, сэр, вы этого еще не видели. Это пришло только что с последней почтой.
Говоря это, сэр Джордж протянул гостю журнал. Это было модное лондонское издание.
Мейнард сразу увидел набранный крупными буквами заголовок со своим именем. Под ним помещалась рецензия на его книгу – роман, который он написал; перед его отъездом из Лондона газеты ничего не писали о романе. Журнал первым сообщил публике о появлении книги и дал ее оценку.
«Три исключительно интересных тома, написанных необычным человеком. О капитане Мейнарде можно сказать так, как написал Байрон и Бонапарте:
Спокоен даже в раскаленных глубинах ада».
Так комментировал рецензент. Рецензия его была полна похвал, которые даже казались преувеличенными; кончалась она утверждением, что «на литературном небосклоне взошла новая звезда».
Автор книги не стал до конца читать комплименты, принадлежащие щедрому перу рецензента, конечно, не относящегося к литературной клике и не знакомого ему. Он только взглянул на начальные фразы и на заключение и вернул журнал хозяину.
Было бы неправдой сказать, что он не был доволен; но столь же неверно было бы говорить, что он не удивился. Описывая некоторые происшествия своей жизни в далекой стране, наполняя это описание своими более поздними чувствами и превращая все это в роман, он не думал о том, что этот труд любви даст ему новую известность, славу, сравнимую с той, которую он заслужил как военный. До сих пор он думал только о сабле. Теперь ее предстояло отложить ради пера.
– Кушать подано! – провозгласил дворецкий, широко раскрывая двери гостиной.
Гости расселись в соответствии с карточками на столе; вновь открытый писатель обнаружил рядом с собой титулованную леди.
Леди Мэри П. молода и интересна, она дочь одно из самых известных и заслуженных пэров королевства.
Но соседу это было все равно. Он думал о более молодой и гораздо более интересующей его особе – дочери хозяина.
За несколько минут, проведенных в гостиной, он наблюдал за ней пылким взглядом.
Она едва не выхватила модный журнал из рук отца, отошла в угол, села там и явно с интересом принялась читать.
Судя по тому, как она держала журнал, Мейнард видел, какую колонку она читает; и когда свет канделябра упал на лицо девушка, он попытался разгадать ее выражение.
Он помнил, как нежно вспоминал о ней, когда писал роман. Испытывает ли она такие же чувства, когда читает рецензию?
Приятно было видеть улыбку у нее на лице, как будто ей доставляли удовольствие похвалы рецензента. А когда она кончила читать, осмотрела комнату в поисках Мейнарда и посмотрела на него с гордым довольным выражением.
Призыв на лучший в мире обед грубо прервал этот восхищенный взгляд.
Сидя во главе стола рядом с леди Мэри, Мейнард завидовал младшим гостям, которых посадили в конце, особенно молодому Скадамору, рядом с которым сидела юная прекрасная звезда, чей день рождения сегодня отмечался.
Мейнард больше не мог ее видеть. Между ними стояла огромная ваза, нагруженная плодами оранжереи. Как он ненавидел эти листья и цветы, садовника, который их вырастил, руку, которая сплела из них непроницаемую преграду!
Во время обеда он был невнимателен к своей титулованной соседке, почти невежлив.Почти не слушал ее приятные слова и отвечал невпопад. Даже шелковые юбки, призывно шуршавшие у его колена, не вдохновили его.
Леди Мэри имела все основания поверить в часто делаемое утверждение, что гении в обычной жизни не только неинтересны, но просто глупы. Несомненно, она так и подумала о Мейнарде; казалось, она облегченно вздохнула, когда обед подошел к концу и леди встали, снова направляясь в гостиную.
Мейнард едва успел отодвинуть стул соседки; он взглядом искал среди цепочки выходящих гостей Бланш Вернон.
Но взгляд, который она бросила на него, выходя из-за вазы, вполне вознаградил его за мрачное выражение лица леди Мэри.
Глава XLIX
Танец
Джентльмены ненадолго задержались за вином. Снаружи послышались звуки настраиваемых скрипок; присутствие джентльменов требовалось в гостиной, и сэр Джордж проводил их туда.
За два часа, проведенные гостями за обеденным столом, штат слуг преобразил гостиную. Ковры убрали, пол натерли воском до гладкости льда. Прибыли новые гости; все стояли группами в ожидании музыки и танцев.
Нет танцев прекрасней, чем в гостиной – особенно в гостиной английского сельского особняка. Здесь испытываешь домашний уют, неведомый большим публичным балам.
Такие танцы полны загадок – вспомним сэра Роджера де Коверли (Герой английского писателя 18 века Ричарда Стиля. – Прим. перев.) и старинные времена предполагаемой аркадийской невинности.
Танцующие все знакомы друг с другом. Если этого нет, легко добиться представления, и никто не боится новых знакомств: в этом нет никакой опасности.
В комнате не душно, можно не опасаться, что задохнешься; в соседней комнате накрыт ужин; есть вино, которое можно выпить, не боясь, что тебя отравят, – такое приложение редко встречается вблизи храмов Терпсихоры.
Мейнард, хотя и не был знаком с большинством гостей сэра Джорджа, вскоре с ними познакомился. Прибывшие позже уже прочли модный журнал или слышали о романе, который вскоре им будет послан. И нет круга, в котором гений встретил бы большее восхищение, чем среди английской аристократии – особенно если гением является представитель того же класса.
К некоторому удивлению, Мейнард обнаружил, что стал героем вечера. Он не мог не чувствовать благодарности, слушая комплименты из титулованных уст – среди них были и самые известные в стране. Всего этого было достаточно, чтобы он почувствовал удовлетворение. Он мог бы подумать, как глупо было вступать в политический конфликт и надолго расставаться с таким приятным обществом.
Казалось, перед лицом успеха в другой области его политические пристрастия забыты окружающими.
И им самим тоже; хотя он не собирался отказываться от республиканских принципов, усвоенных благодаря его вере. Его политические взгляды были делом не выбора, а убеждений. Он не смог бы изменить их, даже если бы захотел.
Но незачем совмещать эти два социальных круга; и, слушая коплименты, которые произносят красивые губы, Мейнард чувствовал себя довольным – даже счастливым.
Счастье достигло высшего пункта, когда он услышал произнесенные полушепотом слова поздравления:
– Я так рада вашему успеху!
Эти слова произнесла девушка, с которой он танцевал лансье (Старинный танец, разновидность кадрили. – Прим. перев.) и которая впервые за вечер стала его партнершей. Это была Бланш Вернон.
– Боюсь, вы мне льстите! – был его ответ. – Во всяком случае это делает рецензент. Журнал, по которому вы делаете заключение, известен своей добротой по отношению к молодым авторам – это исключение из общего правила. Именно этому я обязан тем, что вы, мисс Вернон, называете успехом. Всего лишь энтузиазм рецензента; возможно, его заинтересовали новые для него сцены. Я описываю в своем романе малоизвестную землю, о которой очень мало написано.
– Но ведь это так интересно!
– Откуда вы знаете? – удивленно спросил Мейнард. – Вы ведь не читали книгу?
– Нет, но журнал напечатал отрывок. Я могу судить по нему.
Автор об этом не знал. Он взглянул только на рецензию, на ее первые абзацы.
Это ему польстило; но не так, как ее слова, произнесенные, по-видимому, искренне.
Дрожь радости пробежала по его телу при мысли о сценах, которые заинтересовали ее. Она все время была в его сознании, когда он писал их. Именно она вдохновила его на создание образа «жены-ребенка», который и дал название всей книге – «Дитя-жена».
Он испытывал сильное искушение сказать ей об этом; и, может быть, так и сделал бы, если бы не опасность быть услышанным другими танцующими.
– Я уверена, что это очень интересная книга, – сказала она, когда они подошли к «повороту». – И буду так думать, пока не прочту всю книгу; тогда вы и узнаете мое мнение о ней.
– Не сомневаюсь, что вы будете разочарованы. Это рассказ о грубой жизни на границе цивилизованных земель; вряд ли он способен заинтересовать молодых леди.
– Но рецензент не говорит так. Напротив. Он пишет, что роман полон нежных сцен.
– Надеюсь, вам они понравятся.
– О! Мне так не терпится прочитать! – продолжала молодая девушка, словно не замечая этих обращенных к ней слов. – Я не смогу уснуть, думая об этом.
– Мисс Вернон, вы не представляете, как я вам бладарен за интерес к моему первому литературному опыту. Если бы вы не уснули после чтения книги, – добавил автор со смехом, – я, может быть, поверил бы в успех, о котором говорит журнал.
– Может, так и будет. Скоро увидим. Папа уже телеграфировал в «Мьюди» (Система рассылки книг на дом, основанная в 19 веке английским издателем Чарльзом Мьюди. – Прим. перев.), чтобы книгу нам выслали. Можно ее ждать с утренним поездом. Завтра вечером, если роман не очень длинный, я обещаю сообщить вам свое мнение о нем.
– Он не длинный. Я с нетерпением буду ждать, что вы о нем думаете.
И он действительно был нетерпелив. Весь следующий день, бродя по стерне в поисках куропаток и сбивая выстрелами птиц, он думал только о книге. Он знал, что именно сейчас она ее читает!
Глава L
Ревнивый кузен
Фрэнк Скадамор, восемнадцати лет, был представителем английской золотой молодежи.
Родившись с серебряной ложкой во рту, выросший среди изобилия, наследник обширного поместья, он считался лучшим обществом для девочек и девушек, которые станут женщинами и женами.
Не одна мать, у которой дочь на выданье, внесла его в список «желаемых».
Вскоре стало очевидно, что этим леди придется его вычеркнуть из списка: молодой человек сосредоточил все свое внимание на девушке без матери – Бланш Вернон.
Он провел достаточно времени в Вернон Парке, чтобы хорошо познакомиться с достоинствами своей кузины. Мальчиком он полюбил ее, юношей стал ею восхищаться.
Ему никогда не приходило в голову, что что-то может встать между ним и его надеждами, вернее желаниями. Зачем ему говорить о надеждах, если весь опыт жизни научил его, что всякое его желание исполняется?
Он хотел Бланш Вернон; и не сомневался, что получит ее. Он даже не думал о том, что нужно приложить какие-то усилия, чтобы получить ее. Он знал, что его отец, лорд Скадамор, благожелательно смотрит на этот союз; и что столь же благожелательно настроен и ее отец. Ниоткуда не ждал он препятствий и поджидал только, пока молодая возлюбленная будет готова стать его женой. Тогда он сделает ей предложение, и оно будет принято.
Он не думал о своей собственной молодости. Считал, что в восемнадцать лет он уже мучнина.
До сих пор его не тревожили возможные соперники. Конечно, и другие представители jeunesse dore (Золотая молодежь, фр. – Прим. перев.) заглядывались на прекрасную Бланш Вернон и говорили о ней.
Но Фрэнк Скадамор, уверенный в своем неотъемлемом праве, не боялся соперничества; и один за другим молодые люди, как тающий свет, исчезали с его пути.
Но вот на этот путь упала черная тень в лице человека, достаточно старого, как презрительно заметил Фрэнк, чтобы быть отцом Бланш Вернон! Конечно, дед – это преувеличение.
Этим человеком был Мейнард.
Бывая в Вернон Парке, Скадамор слышал много похвал незнакомцу – слишком много, чтобы Мейнард ему понравился, особенно потому, что похвалы исходили с уст его прелестной кузины. Впервые он встретился с Мейнардом на охоте, и неприязнь его стала осознанной, если не взаимной.
Это была наиболее сильная неприязнь – неприязнь, вызванная ревностью.
Она проявлялась на охотничьем сборе, при стрельбе по фазанам, на площадке для стрельбы из луков, в доме – короче, повсюду.
Как уже известно, Фрэнк пошел вслед за кузиной по лесной тропе. Он следил за каждым ее движением, когда она шла в сопровождении этого чужака, – и сердился на себя за то, что так неразумно ее оставил. Он не слышал их разговора, но видел достаточно, чтобы понять, что это не простая любезность. Всю остальную часть дня он страдал от ревности, и весь следующий день – день ее рождения – тоже; ревновал за обедом, глядя, как она тщетно пытается пробиться взглядом сквозь вазу с цветами; бешено ревновал во время танцев – особенно во время лансье, который она танцевала с человеком, «достаточно старым, чтобы быть ее отцом».
Несмотря на благородную кровь в своих жилах, Скадамор не гнушался того, чтобы держаться к ним поближе и подслушивать!
И кое-что из слов, которыми они обменялись, он слышал.
В отчаянии он решил обо всем рассказать дяде.
Назавтра после дня рождения дочери сэр Джордж не сопровождал своих гостей на охоте. Он извинился, сказав, что дипломатические обязанности заставляют его поработать в библиотеке. Он говорил правду: так оно и было.
Дочь его тоже осталась дома. Как и ожидалось, пришел новый роман – неразрезанный экземпляр, прямо из рук переплетчика.
Бланш сразу схватила книгу; весело попрощавшись со всеми, она убежала к себе в комнату, чтобы провести там весь день!
Мейнард с радостью увидел это, уходя вместе с охотниками. Скадамор, оставшийся дома, тоже видел это – но с горькой ревностью.
Каждый думал о том, какой эффект вызовет книга.
Была уже середина дня; дипломат-баронет работал в библиотеке, готовя ответ на послание из Форейн Оффис, когда ему помешали. Пришел племянник.
Уверенный, что когда-нибудь он станет зятем сэра Джорджа, молодой Скадамор не стал извиняться за свое вторжение.
– В чем дело, Фрэнк? – спросил дипломат, откладывая послание.
– Дело в Бланш, – прямо ответил племянник.
– В Бланш? А что с нею?
– Не могу сказать, что это мое дело, дядя; но оно касается нашей семьи. Она ваша дочь, но она и моя кузина.
Сэр Джордж выпустил документ, упавший на стол; поправил очки на носу; и вопросительно посмотрел на племянника.
– О чем ты говоришь, мой мальчик? – спросил он, после того как некоторое время разглядывал лицо молодого Скадамора.
– Мне стыдно говорить вам об этом, дядя. Но вы могли это заметить так же легко, как и я.
– Но я ничего не заметил. В чем дело?
– Ну, вы пригласили в свой дом человека, который ведет себя не как джентльмен.
– Какого человека?
– Этого капитана Мейнарда, как вы называете его.
– Капитан Мейнард не джентльмен? На каком основании ты это говоришь? Осторожней, племянник. Это серьезное обвинение гостя в моем доме – тем более незнакомца. У меня есть все основания считать его джентльменом.
– Дорогой дядя, мне было бы очень жаль считать не так, как вы, но у меня есть причины думать, что он не джентльмен.
– Рассказывай!
– Ну, прежде всего я позавчера был с Бланш в зарослях. Это когда все пошли стрелять фазанов. Мы разошлись: она пошла домой, а я продолжал охотиться. Этот Мейнард посчитал, что меня уже нет, выскочил из-за падуба и подошел к Бланш. Я уверен, что он там специально ждал такой возможности. Он отказался от охоты и проводил ее домой; и всю дорогу говорил с ней с такой фамильярностью, словно он ее брат.
– У него есть на это право, Фрэнк Скадамор. Он спас ее жизнь.
– Но это не дает ему права говорить то, что он говорил.
Сэр Джордж вздрогнул.
– Что он говорил?
– О, многое. Я имею в виду не в зарослях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Мейнард не знал, что обо всем этом думать. Впрочем, незнакомец, предки которого никому не известны, он мог ожидать, что его станут разглядывать.
Но не так – ведь это общество так гордится своим хорошим воспитанием.
Он сам был слишком хорошо воспитан, чтобы быть захваченным врасплох. К тому же ему казалось, что смотрят на него по-дружески; а глаза старых дев, видные сквозь стекла очков, смотрели на него восхищенно.
Он не смутился, но удивился. Многих из присутствующих он встречал и раньше, охотился и даже обедал с ними. Почему вдруг они проявляют к нему такой интерес?
Объяснение дал хозяин, который по-дружески обратился к нему:
– Капитан Мейнард, мы вас поздравляем!
– С чем, сэр Джордж? – спросил удивленный гость.
– С литературным успехом. Мы уже слышали, сэр, о том, как вы искусно владеете оружием. Но не знали, что в равной степени вам покорно и другое не менее достойное орудие – перо.
– Вы очень любезны, но я все же не вполне понимаю.
– Поймете, когда посмотрите на это. Я полагаю, сэр, вы этого еще не видели. Это пришло только что с последней почтой.
Говоря это, сэр Джордж протянул гостю журнал. Это было модное лондонское издание.
Мейнард сразу увидел набранный крупными буквами заголовок со своим именем. Под ним помещалась рецензия на его книгу – роман, который он написал; перед его отъездом из Лондона газеты ничего не писали о романе. Журнал первым сообщил публике о появлении книги и дал ее оценку.
«Три исключительно интересных тома, написанных необычным человеком. О капитане Мейнарде можно сказать так, как написал Байрон и Бонапарте:
Спокоен даже в раскаленных глубинах ада».
Так комментировал рецензент. Рецензия его была полна похвал, которые даже казались преувеличенными; кончалась она утверждением, что «на литературном небосклоне взошла новая звезда».
Автор книги не стал до конца читать комплименты, принадлежащие щедрому перу рецензента, конечно, не относящегося к литературной клике и не знакомого ему. Он только взглянул на начальные фразы и на заключение и вернул журнал хозяину.
Было бы неправдой сказать, что он не был доволен; но столь же неверно было бы говорить, что он не удивился. Описывая некоторые происшествия своей жизни в далекой стране, наполняя это описание своими более поздними чувствами и превращая все это в роман, он не думал о том, что этот труд любви даст ему новую известность, славу, сравнимую с той, которую он заслужил как военный. До сих пор он думал только о сабле. Теперь ее предстояло отложить ради пера.
– Кушать подано! – провозгласил дворецкий, широко раскрывая двери гостиной.
Гости расселись в соответствии с карточками на столе; вновь открытый писатель обнаружил рядом с собой титулованную леди.
Леди Мэри П. молода и интересна, она дочь одно из самых известных и заслуженных пэров королевства.
Но соседу это было все равно. Он думал о более молодой и гораздо более интересующей его особе – дочери хозяина.
За несколько минут, проведенных в гостиной, он наблюдал за ней пылким взглядом.
Она едва не выхватила модный журнал из рук отца, отошла в угол, села там и явно с интересом принялась читать.
Судя по тому, как она держала журнал, Мейнард видел, какую колонку она читает; и когда свет канделябра упал на лицо девушка, он попытался разгадать ее выражение.
Он помнил, как нежно вспоминал о ней, когда писал роман. Испытывает ли она такие же чувства, когда читает рецензию?
Приятно было видеть улыбку у нее на лице, как будто ей доставляли удовольствие похвалы рецензента. А когда она кончила читать, осмотрела комнату в поисках Мейнарда и посмотрела на него с гордым довольным выражением.
Призыв на лучший в мире обед грубо прервал этот восхищенный взгляд.
Сидя во главе стола рядом с леди Мэри, Мейнард завидовал младшим гостям, которых посадили в конце, особенно молодому Скадамору, рядом с которым сидела юная прекрасная звезда, чей день рождения сегодня отмечался.
Мейнард больше не мог ее видеть. Между ними стояла огромная ваза, нагруженная плодами оранжереи. Как он ненавидел эти листья и цветы, садовника, который их вырастил, руку, которая сплела из них непроницаемую преграду!
Во время обеда он был невнимателен к своей титулованной соседке, почти невежлив.Почти не слушал ее приятные слова и отвечал невпопад. Даже шелковые юбки, призывно шуршавшие у его колена, не вдохновили его.
Леди Мэри имела все основания поверить в часто делаемое утверждение, что гении в обычной жизни не только неинтересны, но просто глупы. Несомненно, она так и подумала о Мейнарде; казалось, она облегченно вздохнула, когда обед подошел к концу и леди встали, снова направляясь в гостиную.
Мейнард едва успел отодвинуть стул соседки; он взглядом искал среди цепочки выходящих гостей Бланш Вернон.
Но взгляд, который она бросила на него, выходя из-за вазы, вполне вознаградил его за мрачное выражение лица леди Мэри.
Глава XLIX
Танец
Джентльмены ненадолго задержались за вином. Снаружи послышались звуки настраиваемых скрипок; присутствие джентльменов требовалось в гостиной, и сэр Джордж проводил их туда.
За два часа, проведенные гостями за обеденным столом, штат слуг преобразил гостиную. Ковры убрали, пол натерли воском до гладкости льда. Прибыли новые гости; все стояли группами в ожидании музыки и танцев.
Нет танцев прекрасней, чем в гостиной – особенно в гостиной английского сельского особняка. Здесь испытываешь домашний уют, неведомый большим публичным балам.
Такие танцы полны загадок – вспомним сэра Роджера де Коверли (Герой английского писателя 18 века Ричарда Стиля. – Прим. перев.) и старинные времена предполагаемой аркадийской невинности.
Танцующие все знакомы друг с другом. Если этого нет, легко добиться представления, и никто не боится новых знакомств: в этом нет никакой опасности.
В комнате не душно, можно не опасаться, что задохнешься; в соседней комнате накрыт ужин; есть вино, которое можно выпить, не боясь, что тебя отравят, – такое приложение редко встречается вблизи храмов Терпсихоры.
Мейнард, хотя и не был знаком с большинством гостей сэра Джорджа, вскоре с ними познакомился. Прибывшие позже уже прочли модный журнал или слышали о романе, который вскоре им будет послан. И нет круга, в котором гений встретил бы большее восхищение, чем среди английской аристократии – особенно если гением является представитель того же класса.
К некоторому удивлению, Мейнард обнаружил, что стал героем вечера. Он не мог не чувствовать благодарности, слушая комплименты из титулованных уст – среди них были и самые известные в стране. Всего этого было достаточно, чтобы он почувствовал удовлетворение. Он мог бы подумать, как глупо было вступать в политический конфликт и надолго расставаться с таким приятным обществом.
Казалось, перед лицом успеха в другой области его политические пристрастия забыты окружающими.
И им самим тоже; хотя он не собирался отказываться от республиканских принципов, усвоенных благодаря его вере. Его политические взгляды были делом не выбора, а убеждений. Он не смог бы изменить их, даже если бы захотел.
Но незачем совмещать эти два социальных круга; и, слушая коплименты, которые произносят красивые губы, Мейнард чувствовал себя довольным – даже счастливым.
Счастье достигло высшего пункта, когда он услышал произнесенные полушепотом слова поздравления:
– Я так рада вашему успеху!
Эти слова произнесла девушка, с которой он танцевал лансье (Старинный танец, разновидность кадрили. – Прим. перев.) и которая впервые за вечер стала его партнершей. Это была Бланш Вернон.
– Боюсь, вы мне льстите! – был его ответ. – Во всяком случае это делает рецензент. Журнал, по которому вы делаете заключение, известен своей добротой по отношению к молодым авторам – это исключение из общего правила. Именно этому я обязан тем, что вы, мисс Вернон, называете успехом. Всего лишь энтузиазм рецензента; возможно, его заинтересовали новые для него сцены. Я описываю в своем романе малоизвестную землю, о которой очень мало написано.
– Но ведь это так интересно!
– Откуда вы знаете? – удивленно спросил Мейнард. – Вы ведь не читали книгу?
– Нет, но журнал напечатал отрывок. Я могу судить по нему.
Автор об этом не знал. Он взглянул только на рецензию, на ее первые абзацы.
Это ему польстило; но не так, как ее слова, произнесенные, по-видимому, искренне.
Дрожь радости пробежала по его телу при мысли о сценах, которые заинтересовали ее. Она все время была в его сознании, когда он писал их. Именно она вдохновила его на создание образа «жены-ребенка», который и дал название всей книге – «Дитя-жена».
Он испытывал сильное искушение сказать ей об этом; и, может быть, так и сделал бы, если бы не опасность быть услышанным другими танцующими.
– Я уверена, что это очень интересная книга, – сказала она, когда они подошли к «повороту». – И буду так думать, пока не прочту всю книгу; тогда вы и узнаете мое мнение о ней.
– Не сомневаюсь, что вы будете разочарованы. Это рассказ о грубой жизни на границе цивилизованных земель; вряд ли он способен заинтересовать молодых леди.
– Но рецензент не говорит так. Напротив. Он пишет, что роман полон нежных сцен.
– Надеюсь, вам они понравятся.
– О! Мне так не терпится прочитать! – продолжала молодая девушка, словно не замечая этих обращенных к ней слов. – Я не смогу уснуть, думая об этом.
– Мисс Вернон, вы не представляете, как я вам бладарен за интерес к моему первому литературному опыту. Если бы вы не уснули после чтения книги, – добавил автор со смехом, – я, может быть, поверил бы в успех, о котором говорит журнал.
– Может, так и будет. Скоро увидим. Папа уже телеграфировал в «Мьюди» (Система рассылки книг на дом, основанная в 19 веке английским издателем Чарльзом Мьюди. – Прим. перев.), чтобы книгу нам выслали. Можно ее ждать с утренним поездом. Завтра вечером, если роман не очень длинный, я обещаю сообщить вам свое мнение о нем.
– Он не длинный. Я с нетерпением буду ждать, что вы о нем думаете.
И он действительно был нетерпелив. Весь следующий день, бродя по стерне в поисках куропаток и сбивая выстрелами птиц, он думал только о книге. Он знал, что именно сейчас она ее читает!
Глава L
Ревнивый кузен
Фрэнк Скадамор, восемнадцати лет, был представителем английской золотой молодежи.
Родившись с серебряной ложкой во рту, выросший среди изобилия, наследник обширного поместья, он считался лучшим обществом для девочек и девушек, которые станут женщинами и женами.
Не одна мать, у которой дочь на выданье, внесла его в список «желаемых».
Вскоре стало очевидно, что этим леди придется его вычеркнуть из списка: молодой человек сосредоточил все свое внимание на девушке без матери – Бланш Вернон.
Он провел достаточно времени в Вернон Парке, чтобы хорошо познакомиться с достоинствами своей кузины. Мальчиком он полюбил ее, юношей стал ею восхищаться.
Ему никогда не приходило в голову, что что-то может встать между ним и его надеждами, вернее желаниями. Зачем ему говорить о надеждах, если весь опыт жизни научил его, что всякое его желание исполняется?
Он хотел Бланш Вернон; и не сомневался, что получит ее. Он даже не думал о том, что нужно приложить какие-то усилия, чтобы получить ее. Он знал, что его отец, лорд Скадамор, благожелательно смотрит на этот союз; и что столь же благожелательно настроен и ее отец. Ниоткуда не ждал он препятствий и поджидал только, пока молодая возлюбленная будет готова стать его женой. Тогда он сделает ей предложение, и оно будет принято.
Он не думал о своей собственной молодости. Считал, что в восемнадцать лет он уже мучнина.
До сих пор его не тревожили возможные соперники. Конечно, и другие представители jeunesse dore (Золотая молодежь, фр. – Прим. перев.) заглядывались на прекрасную Бланш Вернон и говорили о ней.
Но Фрэнк Скадамор, уверенный в своем неотъемлемом праве, не боялся соперничества; и один за другим молодые люди, как тающий свет, исчезали с его пути.
Но вот на этот путь упала черная тень в лице человека, достаточно старого, как презрительно заметил Фрэнк, чтобы быть отцом Бланш Вернон! Конечно, дед – это преувеличение.
Этим человеком был Мейнард.
Бывая в Вернон Парке, Скадамор слышал много похвал незнакомцу – слишком много, чтобы Мейнард ему понравился, особенно потому, что похвалы исходили с уст его прелестной кузины. Впервые он встретился с Мейнардом на охоте, и неприязнь его стала осознанной, если не взаимной.
Это была наиболее сильная неприязнь – неприязнь, вызванная ревностью.
Она проявлялась на охотничьем сборе, при стрельбе по фазанам, на площадке для стрельбы из луков, в доме – короче, повсюду.
Как уже известно, Фрэнк пошел вслед за кузиной по лесной тропе. Он следил за каждым ее движением, когда она шла в сопровождении этого чужака, – и сердился на себя за то, что так неразумно ее оставил. Он не слышал их разговора, но видел достаточно, чтобы понять, что это не простая любезность. Всю остальную часть дня он страдал от ревности, и весь следующий день – день ее рождения – тоже; ревновал за обедом, глядя, как она тщетно пытается пробиться взглядом сквозь вазу с цветами; бешено ревновал во время танцев – особенно во время лансье, который она танцевала с человеком, «достаточно старым, чтобы быть ее отцом».
Несмотря на благородную кровь в своих жилах, Скадамор не гнушался того, чтобы держаться к ним поближе и подслушивать!
И кое-что из слов, которыми они обменялись, он слышал.
В отчаянии он решил обо всем рассказать дяде.
Назавтра после дня рождения дочери сэр Джордж не сопровождал своих гостей на охоте. Он извинился, сказав, что дипломатические обязанности заставляют его поработать в библиотеке. Он говорил правду: так оно и было.
Дочь его тоже осталась дома. Как и ожидалось, пришел новый роман – неразрезанный экземпляр, прямо из рук переплетчика.
Бланш сразу схватила книгу; весело попрощавшись со всеми, она убежала к себе в комнату, чтобы провести там весь день!
Мейнард с радостью увидел это, уходя вместе с охотниками. Скадамор, оставшийся дома, тоже видел это – но с горькой ревностью.
Каждый думал о том, какой эффект вызовет книга.
Была уже середина дня; дипломат-баронет работал в библиотеке, готовя ответ на послание из Форейн Оффис, когда ему помешали. Пришел племянник.
Уверенный, что когда-нибудь он станет зятем сэра Джорджа, молодой Скадамор не стал извиняться за свое вторжение.
– В чем дело, Фрэнк? – спросил дипломат, откладывая послание.
– Дело в Бланш, – прямо ответил племянник.
– В Бланш? А что с нею?
– Не могу сказать, что это мое дело, дядя; но оно касается нашей семьи. Она ваша дочь, но она и моя кузина.
Сэр Джордж выпустил документ, упавший на стол; поправил очки на носу; и вопросительно посмотрел на племянника.
– О чем ты говоришь, мой мальчик? – спросил он, после того как некоторое время разглядывал лицо молодого Скадамора.
– Мне стыдно говорить вам об этом, дядя. Но вы могли это заметить так же легко, как и я.
– Но я ничего не заметил. В чем дело?
– Ну, вы пригласили в свой дом человека, который ведет себя не как джентльмен.
– Какого человека?
– Этого капитана Мейнарда, как вы называете его.
– Капитан Мейнард не джентльмен? На каком основании ты это говоришь? Осторожней, племянник. Это серьезное обвинение гостя в моем доме – тем более незнакомца. У меня есть все основания считать его джентльменом.
– Дорогой дядя, мне было бы очень жаль считать не так, как вы, но у меня есть причины думать, что он не джентльмен.
– Рассказывай!
– Ну, прежде всего я позавчера был с Бланш в зарослях. Это когда все пошли стрелять фазанов. Мы разошлись: она пошла домой, а я продолжал охотиться. Этот Мейнард посчитал, что меня уже нет, выскочил из-за падуба и подошел к Бланш. Я уверен, что он там специально ждал такой возможности. Он отказался от охоты и проводил ее домой; и всю дорогу говорил с ней с такой фамильярностью, словно он ее брат.
– У него есть на это право, Фрэнк Скадамор. Он спас ее жизнь.
– Но это не дает ему права говорить то, что он говорил.
Сэр Джордж вздрогнул.
– Что он говорил?
– О, многое. Я имею в виду не в зарослях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37