А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Хотя они и раньше часто ссорились, но до такого никогда не доходило. Он угрожает ударить ее. Она не обладает ни ростом, ни силой – только красотой, а ее муж – и тем и другим. Но она по-прежнему не верила, что он ее ударит; и понимала, что если дрогнет, должна будет всегда ему покоряться. Даже не сможет демонстрировать вызов.
Поэтому она сказала еще резче:
– Повторить? Помнишь Мейнарда? Мне не нужно тебе напоминать: ты и так не забудешь его!
Не успела она произнести эти слова, как тут же о них пожалела. И у нее были для этого основания: стул с грохотом опустился ей на голову, и она упала на пол!

Глава XXX
В Тюильри

Есть в анналах Парижа день, который всегда будет вспоминаться со стыдом, печалью и негодованием.
И не только парижанами, но всеми французами, которые в этот день перестали быть свободными.
Для парижан в особенности это горький день; и его годовщина во французской столице не проходит без слез в каждом доме, без дрожи каждого сердца.
Это было второго декабря 1851 года.
Утром этого дня в комнате в Тюильри встретились пять человек. Комната та же самая, в которой несколько месяцев назад готовился описанный нами заговор.
Встреча была устроена с аналогичной целью; но если не считать совпадающего числа участников, только один из них был прежним. Это он председательствовал и на прошлой встрече– президент Франции!
Было и другое странное совпадение – в титулах: потому что присутствовали граф, маршал, дипломат и князь. Единственное отличие заключалось в том, что все они принадлежали к одному народу – к французам.
Это были граф де М., маршал Сент-А., дипломат ла Г. и князь С. Хотя, как уже говорилось, цель у них была такая же, сама встреча проходила совсем по-другому. Прежняя встреча напоминала сходку грабителей, готовящихся к делу. Эта – тоже, только на более поздней стадии, когда нужно уже выступать.
Первая встреча должна была покончить со свободой в Европе. Эта – тоже со свободой, но одной Франции.
В первом случае цель казалась далекой, и для ее достижения должны были использоваться храбрые солдаты на поле битвы. Во втором – цель близка и достигается трусливыми убийствами на улицах, уже подготовленных к этой цели.
Как будет достигнута эта цель, станет ясно из разговора, который происходил в комнате заговорщиков.
Не было ни насмешливых речей, ни обмена шутками, как в тот раз, когда собравшихся веселил англичанин. На этот раз положение было слишком серьезным для шуток, слишком близка возможность намеченного убийства.
Не было в комнате и обычного спокойствия. Люди заходили и выходили, офицеры в мундирах и в полном вооружении. В комнату заходили генералы, полковники и капитаны, делали доклады, получали приказы и снова выходили.
А отдавал приказы не президент Франции, главнокомандующий армиями, а другой из пятерых пристутствующих. На время он стал самым значительным из них!
Это был граф де М.
Не будь его, заговор, веоятно, никогда не удался бы и Франция все еще была свободной.
Это был странный, ужасный кризис, и человек дела, стоящий спиной к огню в камине, по привычке раздвинув фалды сюртука, был отчасти в ужасе. Несмотря на выпивку и многочисленные выкуренные сигары, он не мог сдержать дрожи.
Де М. видел это, видел и убийца алжирских арабов, некогда бродячий музыкант, а теперь маршал.
– Послушайте! – воскликнул грешный, но храбрый граф. – Больше не должно быть полумер, никаких уступок! Мы приняли решение и должны выполнять его! Кто из вас боится?
– Не я, – ответил Сент-А.
– И не я, – сказал ла Г., бывший биллиардный маркер с лондонской Лейстер-сквер.
– Я не боюсь, – сказал князь. – Но вы считаете это правильным?
Его светлость был единственным из пяти, у кого в сердце сохранилась искра человечности. Бедный слабый человек, он присоединился к остальным только по дружбе.
– Правильным? – повторил ла Г. – А что в этом плохого? Разве правильным будет позволить этим канальям демагогам править Парижем – всей Францией? Вот к чему мы придем, если не будем действовать. Никогда, говорю я!
– И я!
– И мы все!
– Мы должны не только говорить, – сказал де М., взглянув на укротителя булонского орла, который по-прежнему в нерешительности стоял у камина. – Мы должны дать клятву, что сделаем это!
– Послушайте, Луи! – продолжал он фамильярно, обращаясь к принцу-президенту. – Мы все здесь в одной лодке. Вопрос жизни или смерти, и мы должны держаться вместе. Я предлагаю дать клятву.
– Не возражаю, – ответил племянник Наполеона под влиянием человека, которым командовал когда-то его великий дядя. – Я дам любую клятву, какую захотите.
– Довольно! – воскликнул де М., снимая с каминной полки два дуэльных пистолета и кладя их на стол друг на друга накрест. – Вот, господа! Это истинный христианский символ, и над ним мы дадим клятву, что за сегодняшнее дело будем жить и умирать вместе!
– Клянемся крестом!
– Крестом и девой Марией!
– Крестом и девой Марией!
Клятва еще не успела стихнуть у них на устах, как снова растворилась дверь, впустив одного из курьеров в мундире; эти курьеры продолжали непрерывно приходить и уходить.
Все это были офицеры в высоких званиях, люди с бесстрашными злыми лицами.
– Ну, полковник Кардо! – спросил де М., не дожидаясь, пока заговорит президент. – Как дела на бульваре Бастилии?
– Прекрасно, – ответил полковник. – Еще одна порция шампанского, и мои друзья будут в нужном настроении – готовы ко всему!
– Так дайте его им! Вдвое больше, если понадобится! Вот вам деньги для платы в кабаре. Если этого недостаточно, пообещайте заплатить позже. Скажите, что это за счет… а, Лорилар!
Полковник Кардо в яркой форме зуава был забыт или отставлен в сторону, потому что в этот момент в комнату впустили рослого бородатого человека в грязной блузе.
– В чем дело, mon brave (Мой смельчак, фр. – Прим. перев.)?
– Я пришел узнать, в каком часу начинать стрелять с баррикады. Она построена, и мы ждем сигнала.
Лорилар говорил хриплым шепотом.
– Терпение, мой добрый Лорилар! – был ответ. – Дайте вашим друзьям еще по стаканчику, и пусть ждут, пока вы не услышите пушечный выстрел со стороны Мадлен. Постарайтесь не напиваться так, чтобы не услышать его. И еще: не стреляйте в солдат, которые будут штурмовать баррикаду, и не дайте им застрелить вас!
– О последнем я особо позабочусь, ваша милость. Говорите, со стороны Мадлен выстрелит пушка?
– Да; для надежности будет два выстрела, но второго можете не ждать. При первом же начинайте стрельбу холостыми и смотрите не причините вреда нашим храбрым зуавам. Вот кое-что для вас, Лорилар! Когда наше маленькое дело закончится, можете ожидать гораздо больше.
Фальшивый защитник баррикады принял предложенные золотые монеты; с приветствием, какое мог отдать боцман пиратского корабля, он протиснулся в полуоткрытую дверь и исчез.
Продолжали приходить и уходить другие курьеры, в большинстве в военных мундирах, делали свои доклады – иногда открыто, иногда полушифром, и многие из них были навеселе!
В этот день весь гарнизон Парижа был пьян – и готов подавить мятеж, который, как ему объявили, готовится в городе; готов ко всему, даже к убийству всех парижан!
К трем часам дня солдаты были уже готовы к этому. Все шампанское было выпито, сосиски съедены. Солдаты опять проголодались и хотели выпить, но это был голод охотничьих псов и жажда крови.
– Время наступило! – обратился де М. к своим коллегам заговорщикам. – Можно спускать их с поводка! Пусть выстрелит пушка!

Глава XXXI
В отеле Лувр

– Девочки, пора одеваться. Джентльмены будут через полчаса.
Слова эти были произнесены в красивом номере отеля Лувр и обращены к двум молодым леди в элегантном дезабилье; одна из них сидела в кресле, другая лежала на диване.
У двери стояла негритянка с тюрбаном на голове; ее вызвали, чтобы она помогла девушкам с туалетом.
Читатель легко узнает миссис Гирдвуд, ее дочь, племянницу и их служанку.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как мы расстались с ними. Они совершили европейский тур, побывали на Рейне, через Альпы попали в Италию. И теперь возвращались через Париж; в этом городе они недавно и все еще знакомятся с ним.
– В Париж приезжайте в последнюю очередь, – посоветовал им один джентльмен из этого города, с которым они познакомились; и когда миссис Гирдвуд, которая немного владела французским, спросила: «Pourquoi (Почему, фр. – Прим. перев.)?», ей в ответ было сказано, что после Парижа все покажется неинтересным.
Она последовала совету француза и сейчас завершала программу.
Хотя немецкие бароны и французские графы встречались им десятками, девушки все еще не были обручены. Ничего подходящего с титулом не подвернулось. Оставалось посмотреть, на что способен Париж.
Джентльмены, которые «будут через полчаса», тоже наши старые знакомые; это соотечественники, которые тоже предпринимали тур, все время в дороге встречаясь с семейством Гирдвудов и иногда путешествуя вместе с ними. Это господа Лукас и Спиллер.
Они миссис Гирдвуд не интересовали. Однако ожидался и третий джентльмен, и вот его она поджидала с гораздо большим интересом. Этот джентльмен нанес им визит только накануне. Его они не видели с того дня, когда он обедал в их доме на Пятой авеню.
Это был потерянный лорд.
Во время своего вчерашнего визита он все объяснил: его задержали в Америке дипломатические проблемы; в Лондон он вернулся после их отъезда на континент; он извинялся, что не написал им, объяснив это тем, что не знал адреса.
Последнее было такой же ложью, как и все предыдущее. Свинтон знал, где они могут находиться. Он постоянно изучал американские газеты, которые печатаются в Лондоне: в них отмечался приезд и отъезд всех заокеанских туристов, поэтому он точно знал, когда Гирдвуды находились в Кельне, когда они пересекли Альпы, когда стояли на мосте Вздохов (Мост в Венеции. – Прим. перев.) или поднимались к горящему кратеру Везувия.
Он стремился быть с ними, но не мог. Для исполнения этого желания нужно было кое-что иметь – деньги.
И только узнав, что Гирдвуды приехали в Париж, он сумел наскрести нужную сумму, чтобы оплатить проезд и короткое пребывание во французской столице; да и то только после опасной авантюры, в которой ему благоприятствовали улыбка фортуны и красота Фэн. Фэн осталась в лондонской квартире. И осталась добровольно. Согласилась остаться с тем немногим, что дал ей на жизнь супруг. В Лондоне «прекрасная наездница» чувствовала себя дома.
– У нас всего полчаса, мои дорогие! – торопила миссис Гирдвуд девушек.
Корнелия, сидевшая в кресле, встала, отложила в сторону вышивку, которой была занята, и отправилась одеваться с помощью Кезии.
Джули, лежа на диване, только зевнула.
Только после третьего напоминания со стороны матери они бросила на пол французский роман, который читала, и села.
– Провались эти джентльмены! – сказала она, зевая и потягиваясь. – Я хотела бы, мама, чтобы ты их не приглашала. Лучше бы я осталась здесь и закончила интересный роман. Да благословит небо Жорж Санд! Ей следовало бы быть мужчиной. Она знает их так, словно сама один из них, знает все их претензии и всю предательскую суть. О, мама, когда ты решила завести ребенка, почему родила дочь? Я отдала бы весь мир, чтобы быть твоим сыном!
– Фи, Джули! Смотри, чтобы никто не услышал от тебя такие глупости!
– Мне все равно, слышат меня или нет. Пусть знает об этом весь Париж, вся Франция, весь мир! Я хочу быть мужчиной и иметь мужскую власть.
– Фу, дитя! Мужская власть! Ее вообще не существует, все это только видимость. Ничего не происходит, если за этим не стоит женщина. В ней источник всякой власти.
Жена торговца говорила по собственному опыту. Она знала, чья воля сделала ее хозяйкой дома на Пятой авеню; и все, что имела, никак не приписывала проницательности и благоразумию мужа.
– Для меня достаточно быть женщиной, знающей мужчин и умеющей руководить ими, – продолжала она. – Ах, Джули, если бы у меня были твои возможности, я бы сегодня имела все!
– Возможности! Где они?
– Прежде всего твоя красота.
– О, мама, она у тебя была. Она все еще у тебя есть.
Ответ был приятен миссис Гирдвуд. Она не потеряла веры в свою внешность, которая когда-то позволила ей завоевать сердце богатого торговца; и если бы не определенный параграф завещания, подумала бы о том, чтобы вторично выставить свое достояние на брачный рынок. И хотя второй брак для нее невозможен, она была падка на лесть и флирт.
– Ну, что ж, – сказала она, – если у меня и была хорошая внешность, что она без денег? У тебя есть и то и другое, дитя.
– И ни то, ни другое не помогает мне найти мужа – такого, какой понравился бы тебе, мама.
– Если не находишь, это твоя вина. Его светлость никогда не возобновил бы знакомство с нами, если бы на уме у него чего-то не было. Судя по его вчерашним намекам, я уверена, что он явился в Париж только из-за нас. Он почти так и сказал. Это ты, Джули, это ты.
Джули едва не выразила пожелание, чтобы его светлость оказался на дне моря; но зная, что это рассердит мать, сохранила свое пожелание при себе. Она едва успела переодеться для выхода, как объявили о приходе упомянутого джентльмена. Это по-прежнему был просто мистер Свинтон, по-прежнему инкогнито – «по тайному делу на службе британского правительства». Так он тайком объяснил миссис Гирдвуд.
Вскоре пришли Лукас и Спиллер, и все собрались.
Решили прогуляться по бульвару, а потом пообедать в кафе Риш, Ройял или Мазон Дор.
С этой незамысловатой программой все шестеро вышли из отеля Лувр.

Глава XXXII
На бульваре

В тот же день второго сентября мужчина, прогуливавшийся по бульвару, сказал самому себе:
«Какие-то неприятности ожидают веселый город Париж. Я чувствую тревогу в атмосфере».
Мужчина, сделавший это замечание, был капитан Мейнард. Он прогуливался один, только накануне прибыв в Париж.
Его присутствие во французской столице можно объяснить тем, что он прочел в газете о приезде туда сэра Джорджа Вернона. В газете сообщалось что сэр Джордж приехал туда после посещения многих стран Европы, где выполнял какое-то важное тайное поручение английского правительства и совещался с послами Англии.
Кое-что из этого Мейнард знал и сам. Он не забыл приглашения, сделанного баронетом на ливерпульской пристани. Вернувшись из венгерской экспедиции, он сразу отправился в Кент, в «Семь Дубов». Но приехал слишком поздно и опять испытал разочарование. Сэр Джордж только что выехал на континент, взяв с собой дочь. Он уехал на год, если не больше. Это все, что смог сообщить дворецкий.
Не очень много об уехавшем баронете смог Мейнард узнать и в Лондоне. Только слух в политических кругах, что ему доверили какое-то тайное поручение к европейским дворам, к тем, которые известны как великие державы.
О степени секретности миссии говорило то, что сэр Джордж путешествовал инкогнито. Поэтому Мейнард, тщательно изучавший газеты, так и не смог узнать о его местопребывании.
Он продолжал ежедневно расспрашивать, но все безуспешно; и лишь несколько месяцев спустя нашел нужное упоминание.
Сохранил ли он веру в предчувствие, которое так уверенно выражал несколько раз?
Если и верил, это не помешало ему поехать в Париж, чтобы подтолкнуть свою судьбу.
Он по-прежнему хотел этого. Но та настойчивость, с которой он отыскивал следы баронета, поспешность, с какой была совершена поездка в Париж, и упорство в отыскании парижского адреса английского вельможи – все это свидетельствовало, что Мейнард совсем не фаталист.
За те двадцать четыре часа, что он провел в Париже, Мейнард расспрашивал во всех отелях, где мог остановиться такой гость. Но не нашел сэра Джорджа Вернона, английского баронета.
Наконец он решил попытаться навести справки в английском посольстве. Но на это был отведен следующий день; и, подобно всем иностранцам, Мейнард отправился погулять по бульвару.
Он уже дошел до Монмартра, когда ему в голову пришла мысль, описанная выше.
Вряд ли ее подсказало то, что он видел. Навстречу ему и рядом с ним шли парижане, граждане свободной республики, сами выбравшие своего президента. Добродушный буржуа, с женой слева, с дочерью, часто красивой девочкой, справа. За буржуа стайка легкомысленно одетых гризеток, а дальше парочка представителей золотой молодежи, обменивающихся остроумными замечаниями.
Тут и там встречались группы студентов, освободившихся на сегодня от занятий, гуляющие обоих полов, леди и джентльмены, которые вышли, чтобы насладиться прекрасной погодой и прогулкой по ровным мостовым бульваров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37