Большую часть ночи дежурил Хзюка. День Мартин решил посвятить отдыху, чтобы дать отоспаться ящеру, а его ногам – хоть немного зажить. Следовало также запасти побольше провизии, поскольку за пределами Райской Ямы обстоятельства для охоты могли сложиться менее благоприятно.
Из дальней части озера вытекал быстрый и довольно глубокий ручей. Мартину пришла мысль воспользоваться его услугами. Целый день он потратил на то, чтобы найти, а потом с помощью сабли свалить и очистить от ветвей несколько сухих и не слишком толстых сосен. На следующий день, нарезав из шкуры кабарги ремней, он связал неказистый, но довольно крепкий плот. Для проверки Мартин решил пересечь озеро. Плот с успехом выдержал ходовые испытания, чем весьма порадовал своего создателя.
Только хорошее настроение продержалось не слишком долго. На обратном пути навстречу проплыли трупы двух хачичеев. Худых, изможденных, но абсолютно реальных. У одного была разбита голова, а у другого оказалось перерезанным горло.
Мартин спрыгнул на берег и во всю прыть побежал к тому месту, где оставил Хзюку. Тот оказался вполне живым и почти здоровым.
– Хачичеи были еще слабее меня, – лаконично сообщил Хзюка, упаковывая трофеи. – За ними никто не ухаживал.
– Это очень хорошо. Но что же будет дальше?
– Я отобрал у хачичеев много стрел. Мартин покачал головой.
– Хачичеев может оказаться еще больше. Как им удалось пройти перевал?
– Я так думаю, натаскали дров, разложили цепь костров через весь снег. Грелись и шли.
– Тогда могут прийти еще.
– Обязательно.
– И сколько их могло остаться?
– Десятка два. Может быть, и три, но не больше.
– Много.
– Надо было убивать, а не просто стучать по башке, – пробурчал Хзюка. – Там, на перевале.
– А... ты видел?
– Видел.
– Как-то не смог я, Хзюка, – виновато сказал Мартин. – Они тогда совсем беззащитные были.
– Беззащитные... Думаешь, нас они пощадят, эти беззащитные?
– Сомневаюсь.
– Зачем же пощадил их?
– Я был уверен, что они не пройдут по снегу. Чего ж тогда убивать?
– Если б хачичеи не прошли, они бы отправились воевать против племени Сив. Тот, кто жалеет врагов, не жалеет друзей. Такова жизнь, мягкотелый. По крайней мере в Схайссах
Мартин вздохнул. Он стукнул себя в живот и покаянно опустил голову. В Схайссах не готовы прощать врагов, это точно. Не готовы даже обсуждать столь дикую идею. Словом, для Женевской конвенции еще не созрели.
– Но сотника-то я убил, Хзюка, – робко напомнил мягкотелый. – И на перевале еще одного. Он за ногу цеплялся. А потом лавину на них спустил. И как они уцелели?
– Пора уносить хвост, – сухо отозвался ящер. – Те двое – всего лишь разведка. Уцелели те хачичеи, которые на ледяной бугор подняться не успели. Спокойно отлежались, пока лавина шла. Зисой кухун, добряк. Сифха койссо пушиш. Урт шехи махерена офиуфф! Моцохших зо...
– Ну ладно, ладно, – поморщился Мартин. – Растоптал в лепешку, хуже злого ррогу.
Медлить было нельзя. В тот же день они переплыли озеро и спустились по ручью к самому выходу из Райской Ямы. Там, в ущелье между горами, шумел крутой порог. Плот пришлось разбирать и бревно за бревном перетаскивать по берегу. К вечеру они успели связать его заново, однако проплыли лишь несколько сотен метров. Хотя ночное небо странно сияло, в узкий каньон света попадало совсем немного, в темноте Мартин побоялся наскочить на камни и причалил к берегу.
Чтобы не оставлять никаких следов, спали прямо на сырых и жестких бревнах. Да и спал-то, точнее, дремал пару часов, один Мартин. Хзюка разбудил его, как только небо начало сереть.
– Что, появились?
– Появились. Вон там, между голыми горами.
– Ты их видел?
– Чего их видеть? Темнота.
– Но откуда тогда знаешь, что они появились?
– Из ущелья дует ветер.
– Ну да, дует. Из ущелья всегда дует. И что? – Перестань жевать папоротник! – прошипел Хзюка. – Я тебя чему учил?
Мартин принюхался.
– Ах, черт! Пахло дымом.
– Шорт, шорт, – подтвердил Хзюка. – Сыс!
Мартин живо столкнул плот с отмели и заработал шестом. Хзюка перебрался на нос. С помощью второго шеста он старался управлять движением, но часто оглядывался, и плот несколько раз ударился о камни. Ящера при этом окатывало холодными брызгами.
– Давай поменяемся, – предложил Мартин. – Замерзнешь!
– Некогда. Работай, работай. Впереди много мелей, нас могут догнать.
Пороги действительно отняли много времени. К тому же река сильно петляла и к вечеру они сплавились всего километров на двенадцать, если считать по прямой. И если их все еще не догнали, то, видимо, лишь потому, что хачичеям очень трудно дался перевал Грор. Не успели они еще восстановить силы. Тем не менее Хзюка сказал:
– На ночь останавливаться нельзя.
Хотя три вершины, ограждающие Райскую Яму, были уже далеко позади, Мартин сам чуял, что преследователи близко. Он хлопнул ладонями. Такой жест заменяет ящерам кивок согласия.
Речка, по которой они плыли, вырвалась из ущелья. Благодаря притокам она быстро становилась полноводной. Пороги больше не встречались, шум бурунов постепенно отдалился и стих. Но вместе с тем течение, увы, замедлялось, а большая глубина затрудняла использование шестов.
Мартин был вынужден причалить. Из плавника, в обилии разбросанного по берегу, он выстрогал пару грубых весел-гребков. С их помощью удавалось плыть со скоростью неторопливого пешехода. Рискованно это было, но все еще следовало беречь лапы Хзюки
– Вода теплая, – вдруг забеспокоился Хзюка.
– Теплая, – подтвердил Мартин. – И что?
– Заглотай!
– Их здесь нет.
– Нет?
– Совершенно.
– А махерены?
– Отсутствуют. Так же, как деревяги, крокодюки и жабокряки.
– Что, неужели и ррогу нет?
– И ррогу нет.
– Хорошее место.
– Да. Хорошее. Поэтому здесь бывают плохие люди. Стоит найти хорошее место, сразу жди плохих людей. Беда у нас такая.
– Не только у вас, – утешил Хзюка. Потом как-то нерешительно квакнул.
– Ты чего?
– Для меня вы все плохие. За исключением одного.
– Эх ты, благородный воин! Между прочим, у меня есть уффики и сын.
– За исключением трех, – поправился ящер. – Не обижайся.
– Годится для начала, – усмехнулся Мартин. – Но лично я не считаю врагами все племя Сив.
– И даже сына машиша?
– Сын машиша еще не понял, что за добро нужно платить добром.
– Не он один, – заметил Хзюка.
– Да, таких много.
– Так много, что все никогда не поймут.
– Если не поймут они, поймут их потомки. Правда, для этого требуется...
– Для этого требуется, чтобы вся жизнь становилась добрее. А этого пока не видно
– Верно, – с некоторым удивлением ответил Мартин. – Но жизнь может стать добрее только после того, как она начнет меняться. Согласен?
– Со всех сторон. Без этого никак.
– Тогда скажи, кто-нибудь из сивов перебирался через Ледяной хребет?
– Никогда.
– А ты вот перебрался. Ведь это и есть изменение жизни.
– Этого изменения слишком мало, Мартин.
– Конечно. Но оно ведь не одно. И мягкотелый у вас раньше не жил, и схаи никогда еще не объединялись под руководством одного вождя. Так?
– Так. Да, когда ты про все это сказал, я понимаю, что у нас начались перемены. Но схаи объединяются для войны против вас. А через снег пробрался не только я. Хачичеи же перелезли только затем, чтобы нас убить. Где тут добро, Мартин?
– Его еще нет. Но появилась готовность понимать новое. А без этого нельзя понять и пользу добра.
Хзюка квакнул.
– Хо! И как тебе удается объяснить, что из плохого может вырасти хорошее, а?
– Это называется оптимизмом.
– Чтобы поверить в твою оптимизму, нужно прожить десять жизней.
– Так и есть, – вздохнул Мартин.
Было удивительно, сидя на плоту, из которого торчали недорубленные сучья, обсуждать философские вопросы с представителем чужой, дикой и, чего греха таить, весьма жестокой расы. Но то, что такой дикарь, каковым, без сомнения, являлся Хзюка, выросший и воспитанный в очень суровых условиях, способен многое понять, пусть и в упрощенной форме, поражало.
– Да, – сказал Мартин. – Универсальны законы развития разума, и все тут
– Какие законы?
– Законы разума.
– Какой там разум! У меня сейчас голова гудит, будто ррогу хвостом огрел, – признался Хзюка. – Давай пока не говорить о сложном.
– Давай, – согласился Мартин. – Надеюсь, у нас еще найдется время.
Он замолчал, с удовольствием вдыхая свежий воздух.
Ночь выдалась ясной, прохладной, но не холодной. Далеко впереди белели зазубрины Драконьего хребта, среди которых хорошо различался рдеющий вулкан Демпо, своеобразный маяк Южного Поммерна.
Ближе в свете звезд различалась пологая равнина с рощами осин и берез. Никаких тебе чешуйчатых стволов, пышущих зноем оврагов. Нет тяжелого дурмана сохнущих папоротников. Нет и многочисленных любителей тобой полакомиться либо наспех закусить. Вместо всего этого – прохлада, плеск воды, запах черемухи. И обманчивое ощущение покоя, безопасности. Как на далекой, обжитой и ухоженной Земле, где ночи давно уж перестали таить угрозу. Как и здесь, на Терранисе, но только севернее, за Громозером и за Драконьим хребтом. В местах, обжитых людьми. Там, где стараются побольше добыть пищи, вместо того чтобы за нее драться.
Очень хотелось оставить все подвиги и приключения позади. В беспощадном, грубом, горячем и горячечном Ящер-ленде. Хватит. Набегался, напрыгался, навоевался. Намиссионерствовался. Дьявол-Кричащий-в-Ночи весьма желал отставки. Но как раз сильные желания удовлетворяются не часто. Вероятно, потому, что иначе можно разучиться желать.
Половина ночи уже миновала, когда из-за поворота реки послышалось ржание. Хзюка окаменел.
– Что это, Мартин? – прошептал он, осторожно, без всплеска вынимая весло из воды.
– Так кричат лошади
– Кто такие лошати?
– Это наши шуссы.
– Значит, впереди воины? -Да.
– Высадимся на берег?
– В лапы хачичеев?
– Мы высадимся на другой.
– Откуда ты знаешь, что на другом никого нет?
– Ниоткуда. Но что-то надо делать. Мартин на секунду задумался.
– Хзюка! Ложись и не двигайся. Попробуем проскользнуть.
Хзюка мгновенно распластался на мокрых бревнах. Тетива на его луке уже была натянута. Да, подумал Мартин, трудно быть оптимистом, если рядом нет кого-нибудь вроде Хзюки. Настоящее всегда принадлежит скептикам и практикам. Оптимистам достается одно лишь будущее.

10. АРМИЯ – ЭТО ВАМ НЕ МЕД СТАКАНУ!
И вот пришли повестки. Вечером призывники пошумели, покуролесили, но в меру. Слишком еще свежи были две могилы. В одной лежала Каталина, а во второй – все то, что осталось от несчастного Тео. Так что наутро и голова-то ни у кого не болела.
Правда, выспались не все. Иржи полночи просидел на берегу против мельницы. Темной, с запертыми ставнями, глухой какой-то. Вспоминал, вздыхал, горюнился. Но вдруг прибежал Бернгардт, полез лизаться, ну и все настроение перебил, псина. А прогнать – рука не поднялась. Уж очень Иоганнов пес ценил человеческое общество после того, как полюбовался драконом, причем особо выделял Иржи. Что-то он понял, что-то изменилось в собачьей голове; при каждом удобном случае Бернгардт стремился сразу и полностью выразить всю силу своей солидарности любому подвернувшемуся теплокровному существу. Но, кроме кошек, его миской беззастенчиво пользовались еще и вороны.
– Все, испортилась собака, – говорил Иоганн. – Очеловечилась. Блаженный Бернгардт...
Следующим утром Иоганн отвлекся от починки дома, усадил защитников отечества в казенную подводу да и свез сердешных на сборный пункт. А располагался тот сборный пункт в деревне Геймель, куда зерно возили на помол.
Там они застали десятка полтора местных новобранцев. Один за другим подошли еще несколько парней с отдаленных ферм. Наконец притопала целая команда из пограничной деревни Прешер, восточнее которой начиналась уже федеральная земля Остланд, территория соседнего военного округа.
Побросав свои котомки на землю, распаленные и не совсем трезвые прешерманы окружили колодец. Лица многих цвели свежими ссадинами да синяками – прощальными отметинами жезьеров. Никто уж и не помнил первопричины застарелой вражды между Прешером и Жезье, пограничными деревнями двух соседних федеральных земель, но власти не могли покончить с ней на протяжении вот уже нескольких поколений.
На площади у полицейского участка толпились провожающие. Среди них выделялись степенные, осанистые главы семейств, влезшие по случаю в мундиры своей молодости. Раздобревшие тела в эти мундиры помещались плохо, выпирали в разные стороны и все не куда нужно, но это никого не смущало. Для мудрого человека важнее не то, как он выглядит в чужих глазах, а то, каким он себя представляет.
В собственных же глазах молодые солдаты – задубелые вояки, а самые замшелые отставники воображают себя прежними огонь-пострелами. Так было всегда: не можешь обмануть старость – обмани себя. Из века в век ведется, потому что легче так живется.
Сдав список фельдфебелю, Иоганн хлопнул Иржи по плечу и посоветовал подаваться куда угодно, только не в пехоту. Лучше всего – в егерские войска. И кормят сытнее, и служба интереснее. Да и отношения получше.
– Главное, напирай на то, что хорошо ездишь верхом. Иржи кивнул.
– Постараюсь. За матерью присмотришь?
– Натюрлих. Не переживай. А вы, ребята, – тут Иоганн обратился к остальному землячеству, – держитесь вместе. Сами не задирайтесь, но и друга в обиду не давайте, понятно?
– Ясен перец.
– Главное – учебный лагерь пройти, дальше будет попроще.
– Пройдем, – прогудел Ференц, кузнец и сын кузнеца.
– Ну, ни пуха вам.
– А к черту!
Иоганн погрозил пальцем.
– Найн! Не хочу. Мы с Иржи уже знаем, где есть черти.
– И где?
– Да под землей, разумеется.
Иоганн захохотал, сел в свою телегу, хлестнул лошадь и укатил. И как-то сразу после этого завертелась новая жизнь. Иржи и взгрустнуть-то не успел.
Прежде всего рекрутам устроили перекличку. Потом быстро накормили в местном трактире, вывели на площадь между полицейским участком и все тем же трактиром, который, кстати, имел название «Ясен Перец».
Вдоль строя прошелся рыжий егер-сержант. Ламбо Макрушица, сына бистрицкого трактирщика, он ткнул в круглый животик и предупредил:
– Это есть твой главный враг.
Ференцу бравый вояка пощупал бицепсы. Перед Иржи он почему-то задержался, внимательно глянул в лицо, но ничего не сказал. Зато зычно гаркнул всем: – Рэвняйсь! Смирна-а!
На крыльцо «Ясного Перца» вышел осанистый вахмистр. Вытер платочком усы, лениво ткнул пальцами в козырек.
– Все на месте?
– Так точно. Разрешите выступать? – спросил рыжий.
– Ну а чего ж время-то терять? Солнце высоко, до Юмма далеко.
– Взво-од! В колонну по трое... Стысь!
До Юмма в самом деле неблизко, больше восемнадцати километров. И все восемнадцать они прошли только с одним коротким привалом. Вероятно, этот привал был бы еще короче, если б не пришлось пропускать встречную воинскую часть – полностью отмобилизованный пехотный полк курфюрстенвера.
Несмотря на мирное время, перед полком ехала егерская разведка. Командовавший ею офицер задержался и что-то спросил у вахмистра рекрутской команды. Выслушав ответ, кивнул, пришпорил лошадь и догнал своих солдат. За разведкой потянулась пехота. Шеренги заполнили дорогу от обочины до обочины. Солдаты шли с полной выкладкой – касками, штуцерами, ранцами, штыками, шинельными скатками, гранатными сумками. Перед каждым батальоном верхами ехали офицеры с ординарцами, а в середине колонны проследовала двуколка с откинутым верхом. В ней сидел сердитый оберст и курил сигару. Такого количества вооруженных людей Иржи видеть еще не доводилось. За каких-то полчаса мимо прошагало столько молодых и здоровых мужчин, сколько и жителей-то не наберется во всей деревне Бистриц, даже если с младенцами и старухами считать. Мало того, прокатились еще батарея четырехфунтовых пушек, обоз, санитарные фуры, потом протопал запыленный взвод саперов. Наконец показался арьергард – десяток конных егерей, после которых деловито пробежала лохматая собака.
– Семьдесят первый полк седьмой пехотной дивизии, – сообщил Ламбо, знаток шевронов, погон и лампасов
– В наши места идут, – с тревогой сказал Ференц. – Тут одна дорога. Неужто ящеры опять зашевелились?
Иржи усмехнулся.
– Да дня четыре назад что-то такое было. Не приметил?
– Больше не будет, – заверил Ламбо. – Не пустят их. Вон какая силища поперла! Курфюрстенвер... Слушай, Иржи, а ловко ты тогда дракону в пузо бабахнул. Где такие пистолетики-то раздобыл, а? Не армейские, нет. Дамские какие-то. Ты когда с лошади свалился, я хорошо их разглядел.
– А мама подарила, – сказал Иржи. – Ко дню рождения.
– Ух ты! Боевая мамочка. А мне вот новые штаны сшили.
– Мать, она лучше всех знает, чего сыночку не хватает, – сказал Ференц.
Ламбо захихикал.
– Ага, конечно. Тебе небось кувалду поднесли. Маринованную!
Их вахмистр явно повидал на своем веку все, что можно повидать в армии, поэтому ничего нового не ждал и от жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36