А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

У лежебок нет почвы в смысле участков, на которых можно что-то построить. У них нет никакой земли. Их собственный вес близок к весу газов, в которых они живут, так что они просто плавают вместе со всем своим добром, со своим хозяйством, с тем, что у лежебок соответствует фабрикам, фермам, офисам и школам. И, конечно, ни человек, ни хичи не могут жить в их окружении без защиты. И хотя хичи очень хорошие инженеры (я знаю людей, которые называют их трусами), их все время тревожила мысль, что даже их корабль не выдержит страшного давления, при котором живут лежебоки.
Поэтому, прежде чем войти в атмосферу, хичи проверили, перепроверили и заново проверили все, что можно было проверить. Волосатый и остальные Древние Предки выполняли двойную работу. Они не только продолжали перевод, но и записывали все данные о состоянии корабля.
– Готовы? – спросила наконец Касательная, сидя на капитанском месте в пилотской рубке, пристегиваясь, как и все остальные. Один за другим главы секций подтвердили готовность, и она глубоко перевела дыхание. – Начинаем спуск, – сказала Касательная пилоту проникновения Сияние.
Сияние передала приказ курсовой машине:
– Начинаем спуск.
Корабль затормозил на орбите и соскользнул с нее в холодные плотные турбулентные ядовитые газы, в которых плавают лежебоки.
Спуск получился неровным, но корабль был специально построен для него. Навигация велась вслепую, по крайней мере с точки зрения оптики; но у корабля были сонарные и электронные глаза, и на экранах экипаж видел при приближении фигуры «домов» лежебок и других объектов.
– Я бы уменьшила скорость, – сказала Касательная. – Возможна кавитация.
Сияние согласилась.
– Медленнее, – приказала она, и огромный корабль медленно двинулся к сооружениям лежебок.
Весь экипаж с благоговением и радостью смотрел на экраны. Начали появляться грязеобразные предметы. Сооружения, подобные облакам, и существа, как мягкие пластиковые игрушки, в виде амеб или медуз. Для лежебок они почти так же неподвижны, как их «здания». Все самки и большинство самцов движутся так медленно, что глаз хичи не замечает этого движения; только немногие самцы в состоянии, как они говорят, «высокого режима», проявляют видимые признаки подвижности. По мере приближения корабля все больше и больше самцов поступали так: их вялые чувства сообщали, что что-то происходит.
Именно тогда Касательная допустила первую ошибку.
Она решила, что движения самцов объясняются испугом от внезапного появления корабля хичи. Небо знает, что именно их испугало. Представьте себе скоростной аппарат, приземляющийся в центре первобытной деревни, которая никогда не видела не только космический корабль, но даже самолет. Но не испуг заставил самцов корчиться быстро и разрушительно. Боль. Высокочастотный звук, сопровождавший полет корабля, причинял лежебокам страшную боль. Он сводил их с ума, и вскоре самые слабые из них погибли.
Могли ли хичи удовлетворить свое стремление к встрече с космическими друзьями с помощью лежебок?
Не вижу такой возможности. Мой собственный опыт говорит – нет. Хичи так же трудно было установить коммуникацию с лежебоками, как нам, записанным машиной, трудно вступать в осмысленные отношения с плотскими людьми в реальном времени. Это не невозможно. Просто обычно при этом происходит больше неприятностей, чем пользы. К тому же когда я разговариваю с плотскими людьми на близком расстоянии, они обычно не умирают.

После этого корабль перестал быть счастливым (рассказывая. Сияние пожала мышцами живота). Ожидание было таким радостным, разочарование – таким горьким.
И становилось еще хуже.
Вся экспедиция находилась на грани провала. Хотя зонды продолжали передавать слова в приемники, всякая попытка приблизиться к лежебокам в их домах заканчивалась катастрофически и разочаровывающе – разочаровывающе для хичи, катастрофически для их новых «друзей».
И тут на орбите были получены новости из дома.
Пришло сообщение от Связующей Силы. В нем говорилось с раздражительностью старости и негодованием того, кто сам не смог присутствовать (в вольном переводе):
– Вы все испортили. Важнейшая часть записей не обычаи лежебок и не политика. Это их поэзия.
Древние Предки на корабле распознали поэзию лежебок – подобную песням больших китов или старым норвежским эддам на Земле. Подобно эддам, эти песни воспевали великие битвы прошлого, и сами эти битвы оказались очень важны.
В песнях говорилось о существах, которые не имели тела и вызывали огромные разрушения. Лежебоки называли их словом, которое обозначает «убийцы», и, по мнению Связующей Силы, они действительно были бестелесными – энергетическими существами; они действительно появились и вызвали огромные разрушения...
– То, что вы сочли легендами, – насмехался Связующая Сила, – на самом деле не рассказ о богах или дьяволах. Это просто рассказ о действительном посещении существ, враждебных всякой органической жизни. И есть все причины полагать, что существа эти по-прежнему рядом.
Так хичи впервые узнали о существовании Врага.

6. ЛЮБОВЬ

К тому времени как Сияние кончила свой рассказ, вокруг собралось много народа. У всех были вопросы, но потребовалось какое-то время, чтобы они их сформулировали. Сияние сидела молча, потирая свою грудную клетку. Это движение производило легкий скрежещущий звук, словно пальцем по стиральной доске.
Невысокий чернокожий человек, которого я не знал, спросил:
– Простите, но я не понял. Откуда Касательная узнала о Враге? – Говорил он по-английски, и я понял, что кто-то все время переводил рассказ Касательной. Этот кто-то был Альберт.
Пока Альберт переводил вопрос низенького чернокожего на хичи для Сияния, я бросил на него взгляд. В ответ он пожал плечами, показывая (я думаю), что тоже хотел услышать рассказ.
Сияние тоже пожимала плечами. Вернее резко сократила мышцы живота, что у хичи является эквивалентом.
– Мы не знаем, – ответила она. – Это стало известно позже, когда Связующая Сила произвел анализ глубинной структуры эдд лежебок. Тогда стало известно, что эти вторгнувшиеся Убийцы происходят не с планеты. Конечно, было и много других данных.
– Конечно, – подхватил Альберт. – Например, недостающая масса.
– Да, – подтвердила Сияние. – Недостающая масса. Это была большая загадка для наших астрофизиков, и так, я думаю, продолжалось годы. – Она задумчиво потянулась к еще одному маленькому грибу, а Альберт тем временем объяснял остальным, как «недостающая масса» оказалась не естественным космическим феноменом, но артефактом Врага; и в этот момент я перестал слушать. Мне Альберт все время говорит об этом. И я его не слушаю. Слушать, как Сияние рассказывает историю ужасного полета Касательной, одно дело. Этот рассказ я выслушал очень внимательно. Но когда Альберт начинает гадать «почему», я отвлекаюсь. Теперь он займется девятимерным пространством или гипотезой Маха.
Так и произошло. Сияние, казалось, заинтересовалась. Я нет. Я откинулся назад, знаком попросил официантку принести еще порцию «ракетного сока» – почти смертельного белого виски, которым старатели Врат в старину заливали свои тревоги, – и позволил Альберту говорить.
Я не слушал. Думал о бедной сексуально возбужденной Касательной много сотен тысяч лет назад и о ее злополучном полете.
У меня всегда была сердечная слабость к Касательной – ну, это, конечно, не совсем верно. Опять слова. Как неточно они передают смысл! У меня нет сердца, так что нет и его слабостей. И «всегда» тоже неточно, потому что о Касательной я знаю только тридцать – может, следовало бы сказать тридцать миллионов – лет. Но я часто думаю о ней, и всегда сочувственно, потому что меня тоже застрелили и я знаю, каково это.
Я сделал глоток ракетного сока, благожелательно глядя на собравшуюся у стола толпу. Все были захвачены тем, как Альберт обменивается с Сиянием космическими премудростями, но ведь Альберт не жил у них в кармане последние пятьдесят (или пятьдесят миллионов) лет. За это время можно хорошо узнать программу. Я подумал, что в общем знаю, что собирается сказать Альберт, еще до того, как он начнет говорить. Я понимаю даже смысл его взгляда искоса, который он время от времени бросает на меня. Он подсознательно упрекает меня за то, что я не позволяю ему что-то сказать, а он считает это что-то очень важным.
Я терпеливо улыбнулся ему, чтобы дать знать, что понимаю... а также, чтобы напомнить, что здесь я решаю, кто будет говорить и когда.
И тут почувствовал мягкое прикосновение к шее. Это была рука Эсси. Я с удовольствием откинулся. В этот момент Альберт бросил на меня очередной взгляд и спросил у Сияния:
– Я полагаю, у вас была возможность познакомиться с Оди Уолтерсом Третьим на пути сюда?
Это разбудило меня. Я повернулся к Эсси и прошептал:
– Я не знал, что Оди здесь.
Эсси ответила мне на ухо:
– Похоже, ты многого не хочешь знать о плотских людях. – От ее тона у меня защекотало шею: это смесь любви и суровости. Таким тоном Эсси говорит, когда считает, что я необычно глупый или упрямый.
– О, мой Боже! – воскликнул я, вспомнив. – Дейн Мечников.
– Дейн Мечников, – согласилась она. – Он также присутствует здесь, на Скале, в плотском виде. Вместе с тем человеком, который его спас.
– О, мой Боже! – снова сказал я. Дейн Мечников! Он был в составе той экспедиции в черную дыру, которая полстолетия отягощала мою совесть. Я оставил там его вместе с остальными, а среди остальных была...
– Да, Джель-Клара Мойнлин, – прошептала Эсси. – В настоящий момент в Центральном Парке.

Центральный Парк не очень похож на парк. Когда мы с Кларой были старателями, здесь росло с десяток шелковиц и апельсиновых деревьев, да и те напоминали скорее кусты.
Он почти не изменился. Маленький пруд, который мы называли Верхним озером, по-прежнему изгибался, принимая форму астероида. Конечно, растительности стало больше, но я без труда заметил свыше десяти человек в кустах. Некоторые из них были престарелые ветераны, живущие на Сморщенной Скале, все плоть. Они, подобно статуям, стояли среди деревьев. Были и гости, подобно мне, только тоже плоть, и среди них я легко узнал еще одну неподвижную плотскую статую – Джель-Клару Мойнлин.
Она нисколько не изменилась, по крайней мере внешне.
Но в другом отношении изменилась почти невероятно. Она была не одна. В сущности она стояла между двумя мужчинами; хуже того, с одним она держалась за руки, а другой обнимал ее за плечи. Само по себе это тяжелый удар, потому что, насколько мне было известно, единственный человек, с которым Клара могла держаться за руки, это я сам.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что этот держащий ее за руки человек – Дейн Мечников. В конце концов я ведь очень давно его не видел. Второго я совсем не знал. Высокий, стройный, с приятной внешностью, и, как будто этого недостаточно, он привычно и ласково обнимал Клару за плечи.
Когда-то, влюбляясь, я испытывал непреодолимое желание в совершенстве узнать ту, в которую влюбился. Полностью. Во всех отношениях. И один из способов для этого – фантазия. Я фантазировал, что как-нибудь застану ее (кем бы эта «она» ни была) крепко спящей, и ничто не сможет разбудить ее; и я прокрадусь к этой своей спящей возлюбленной и узнаю все ее тайны. Увижу, есть ли волосы у нее под мышками. Проверю, давно ли она убирала грязь из-под ногтей на пальцах ног. Загляну ей в ноздри и в уши – и все это я буду делать так, что она не заметит, потому что хоть мы провели много взаимных исследований, когда за тобой при этом наблюдают, это совсем другое дело. Подобно другим моим фантазиям, и на эту моя аналитическая программа Зигфрид фон Психоаналитик смотрела терпимо, но неодобрительно. Зигфрид видел в таком поведении смысл, который мне не нравился. И, подобно всем другим фантазиям, когда представлялась возможность это проделать, становилось совсем не так интересно.
Теперь я могу это проделать. Вот Клара, словно вырубленная из вечного камня.
А вот и Эсси, рядом со мной. Она, конечно, смягчает мой исследовательский пыл, но если я захочу, она уйдет. Пока она не сказала еще ни слова, моя Эсси. Просто парила молча рядом со мной. А я стоял, невидимый в гигабитном пространстве, глядя на женщину, которую оплакивал большую часть жизни.
Клара выглядела прекрасно. Трудно поверить, что она на самом деле старше меня – все равно что сказать, на шесть месяцев старше Бога. Мое рождение почти совпало с открытием Врат, столетие которого мы сейчас отмечаем. Клара родилась на пятнадцать лет раньше.
Но она не выглядела старой. Она не состарилась ни на день.
Разумеется, отчасти это объясняется Полной Медициной. Клара богата и могла позволить себе все восстановления и замены органов и тканей задолго до того, как это стало доступно всем. Больше того, она провела тридцать лет в ловушке времени черной дыры, где я бросил ее, чтобы спастись самому, – мне потребовалось тридцать, лет, чтобы избавиться от чувства вины, – так что за все эти долгие годы она состарилась только на минуты из-за замедления времени. По времени, прошедшему с рождения, ей гораздо больше ста лет. Но по времени часов ее тела – не больше пятидесяти. А по тому, как она выглядит...
А выглядела она так, как всегда, на мой взгляд. Выглядела прекрасно.
Она стояла, переплетя пальцы с пальцами Дейна Мечникова. Голову повернула к мужчине, обнимавшему ее за плечи. Брови у нее, как всегда, темные и резко очерченные, а лицо – лицо Клары, то, из-за которого я проплакал тридцать лет.
– Не испугай ее, Робин, – сказала сзади Эсси. И вовремя. Я собирался появиться прямо перед ней, не подумав, что для нее эта встреча будет не легче, чем для меня, и что ей понадобится больше времени, гораздо больше, чтобы справиться.
– И что же? – спросил я, не отрывая взгляда от Клары.
– Вот что, – ответила Эсси, нахмурившись. – Веди себя как нормальный приличный человек. Дай женщине шанс! Покажись на краю зарослей, может быть, и иди к ней. Дай ей возможность увидеть тебя издали, подготовиться к этому травматическому испытанию, прежде чем заговоришь.
– Но на это потребуется целая вечность!
– Уже потребовалась, чучело! – твердо сказала Эсси. – К тому же у нас есть и другие дела. Ты забыл, что за тобой присматривает двойник Кассаты?
– К дьяволу его, – с отсутствующим видом ответил я. Я так внимательно разглядывал лицо и фигуру своей давно утраченной любви, что у меня не хватало терпения ни на что иное. Мне потребовалось много микросекунд, чтобы сообразить, что чем дольше я оттягиваю свое появление, тем дольше не услышу ее голос.
– Ты права, – неохотно согласился я. – Можно тем временем повидаться с ублюдком. Сейчас только начну здесь.
Я создал собственный двойник за густой кроной лайма, увешанной золотистыми плодами, и двинул двойника по направлению к паре. А потом покорно пошел за Эсси назад в Веретено, где, как она сказала, меня ждет Кассата.
Моему двойнику потребуется много времени, чтобы дойти до Клары, заговорить с ней, подождать ее ответа – много, много миллисекунд. Я хотел бы, чтобы время это прошло быстрее. Как мне дождаться?
Но также я отчаянно хотел, чтобы это продолжалось подольше. Потому что не знал, что сказать.
Хулио Кассата сразу заставил меня забыть об этой – как ее называет Эсси – «глупой воркотне». Он это умеет. Похоже на укус комара, который на мгновение заставляет забыть о зубной боли. Конечно, такое отвлечение не бывает приятным, но все равно это отвлечение.
Мы отыскали его в Голубом Аду. Эсси с улыбкой схватила меня за руку. Кассата сидел за маленьким столиком с выпивкой в руке, одновременно лапая молодую женщину, которую я никогда раньше не видел.
Но и в этот раз я ее не очень разглядел, потому что как только Кассата нас заметил, он тут же все изменил. Гости, девушка и Голубой Ад исчезли (мы находились в кабинете генерала на спутнике ЗУБов). Волосы у него коротко острижены, воротник плотно застегнут, и он сердито смотрел на нас из-за своего стального стола. Указал на два металлических стула.
– Садитесь, – приказал он.
Эсси спокойно ответила:
– Кончайте нести чепуху, Хулио. Вы хотели поговорить с нами. Отлично, давайте поговорим. Но не здесь. Здесь слишком уродливо.
Он бросил на нее взгляд, каким генерал-майор смотрит на младшего лейтенанта. Потом решил быть хорошим парнем.
– Как хотите, моя дорогая. Выбирайте сами.
Эсси фыркнула. Посмотрела на меня в нерешительности, потом убрала военный кабинет. Мы оказались в своей привычной «Истинной любви», в окружении диванов, бара и негромкой музыки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38