Они хотят освободить человечество от машинного рабства — и я клянусь, что помогу им в этом!
— Что вы хотите от меня? — тихо произнес инспектор.
— Вы отдали Системе-1 приказ на арест меня и всех вери-тан...
— Не знаю, кого вы имеете в виду.
— Себя мы именуем веританами. От латинского «веритас» — истина. Мы несем людям правду. И верим, что она восторжествует, как бы горька ни была. Мы просим, чтобы вы отменили приказ. Вы один знаете свой код. Вы сделаете это?
— Ни за что! — заявил Гурилин и отвернулся к стене.
— Послушайте, мы не знаем, в каких преступлениях вы нас обвиняете. Не знаю, знаете ли вы или нет, но сегодня ночью разрушители обрушатся на город. Мы готовим акцию протеста. Должны быть десятки тысяч людей, но они готовятся на завтра, а завтра уже будет поздно. По телефону мы с ними связаться не можем: наши карточки на учете, наружу выйти тоже не можем, нас тут же арестуют...
Но Гурилин ничего ей не ответил.
Саша оглядел свою маленькую армию. Двадцать восемь человек. Их примерно поровну — мальчишек и девчонок. И еще четверо арестовано по приказу ретивого детектива. Неподалеку готовые к старту семь серебристых торпед с короткими широкими крыльями-плавниками.
— Поскольку сейчас мы выступаем, я изложу вам план операции «Веритас», — негромко сказал Саша. — Раньше я этого не делал, опасаясь предательства. Наш план заключается в постановке перед Системой-1 совершенно невыполнимой задачи, на которую будут брошены все ресурсы вычислительных машин планеты. Таныыа с Григором пробираются в Центральную Юго-Западную, которую мама Эльзы обещала полностью подготовить к работе. И задают машине задачу.
— Мы знаем, — кивнула головой девочка с зачесанными назад волосами.
— Мы не знаем только, как пробраться к Юго-Западной, — вставил ее спутник, щуплый мальчик с большими, близко поставленными глазами. — Его ищейки дежурят повсюду. Из пятерых, вышедших наружу, четверо не вернулись.
— Ну сколько его можно просить? — с возмущением воскликнула Ирина, вставая. — И хватит вам с ним цацкаться. Я вот сейчас пойду к нему, и, если он мне не скажет кода, я ему...
— И что ты ему? — осведомилась Марина, поднимаясь.
— Ничего, — хмуро сказала Ирина и села.
— Если ты его так защищаешь, сама пошла бы к нему и попросила, — сказал Саша.
— Да не скажет он никогда! Не скажет, хоть убейте. Я же знаю его... — Оглядев друзей, она сказала: — Хорошо. Попробую сагитировать. — И вышла из помещения.
— А чего там его агитировать! — возмутился Антошка. — Его летучки на что реагируют? На лица наши? А мы им лиц показывать не будем, И все!
— Как не будем?.. — послышались голоса. — Занавесим, что ли?
— И занавесим! — заявил Антоша. — Очень просто, возьмем и занавесим. Что они будут под них заглядывать? Они же машины! А значит, дуры.
— Ай да Тошка! — обрадовались ребята. — Молоток пацан!.. А что, как и в самом деле летучкам нос натянем!
— Тишина! — объявил Саша. — Антошке от имени отряда «Веритас» объявляю благодарность. Думаю, что этот план удастся. Если тряпок не найдем головы обмотать, рубахи да куртки натянем. Тогда Петрухиной команде проще будет проскочить в Информэйшн. Только особенно шукерами не размахивайте.
— Постараемся, — лаконично сказал Петруха.
— Никанорыч съездит на Кузьминки и переключит стрелки. Помнишь, как мы с тобой говорили?
— Помню, — кивнул головой маленький белобрысый Никанорыч.
— Тогда... — помедлив сказал Саша. — Тогда останется вывести из строя КИВЦ. И этим займусь я.
— Думаешь, это очень важно? — осведомилась Таньша. — Что может решить какой-то там КИВЦ.
— В конечном итоге — все, — уверенно заявил Саша. — Остальные расходятся по районам и собирают всех наших в пикеты. В шесть утра.
— А куда ты нас поставишь? — осведомился Толяра, лениво поигрывая своим увесистым чулком.
— Видишь ли... — замялся Саша, — для тебя с твоими головорезами все это — слишком интеллектуальные задачи. Надо кому-то еще и охранять наш штаб. И этого типа. А к шести подходите и становитесь в пикеты со всеми вместе. Это тоже важно.
— Вот еще! — вскочил Толяра. За ним поднялись Гога, Кок, Шэр и Клэнси — его закадычные друзья и соучастники всех уголовных проделок, которые только могла изобрести его бедовая голова. — Кто вам преподнес на блюдечке эту метруху, когда вы собирались по комнаткам да подвалам? Кто доставал кабели, лампы, подводил питание? Мы. И вот — благодарность! Когда закручивается шухер — нас культурненько лягают, вы, мол, недостаточно умные!..
— Никто не говорил про твои мозги, — сказал Петруха. — Но ты и в самом деле не сможешь работать с компьютером, даже задать простейшей программы.
— А кроме того, — добавил Саша, — никто из нас не собирается погибать. Мы вернемся часа через два-три. И все вместе начнем штурм самого важного объекта. — Он указал пальцем в потолок. — Дворца Правосудия. И там вы будете заводилами.
— Ладно, — хмуро согласился Толяра. — Только ты хоть один шукер нам оставь.
— Для чего?
— Пригодится...
— Индюк! — в сердцах говорила Марина, протирая шприцы. — Тупой напыщенный павлин. Я-то думала, что ты...
Гурилин молчал. Сознание его было будто заторможено. Мысли вились вялой спутанной вереницей. Он пытался связаться с Системой, но радиоволны не проникали сквозь толщу, экранированную железными тюбингами.
— Что они собираются делать с Юго-Западным?
— Не знаю, — сердито ответила девушка.
— Все равно у них ничего не получится. Главный кибернетик говорил мне, что Система-1 неуязвима. Поражение одной, пусть даже очень крупной, машины не вызовет остановки всех остальных.
— Можно подумать, что Лизкина мама в этом понимает меньше ваших главных, — презрительно сказала девушка. — Она объясняла ребятам, я, правда, не поняла точно. Но повреждение Юго-Западной вызовет сбой в работе.
— Что, ее взрывать собираетесь?
— Да не взрывать, а занять. И так занять, чтобы она ни о чем другом думать не могла.
— Детский лепет! — сердито сказал инспектор. — Можно подумать, эта женщина не знает, что на всех основных цепях стоят логические предохранители. Система-1 никогда не решает отдельно взятые задачи, а только все в комплексе.
— Сам увидишь, — с уверенностью сказала Марина. — А ребята тем временем приберут к рукам Информационный Центр и обратятся с воззванием ко всему населению планеты. И объяснят людям, до чего они докатились со всей своей машинерией...
— Глупости все это, — убежденно заявил Андрон. — То, что они собираются сделать, — не что иное, как революция. А революции не делаются кучкой молокососов. Революционные идеи должны созреть в сознании масс.
— Ты шпаришь прямо как по учебнику, — рассмеялась она. — Но учебники пишутся самой жизнью.
— Пишите, — устало сказал Гурилин. — О черт, голова-то как раскалывается. Ты не знаешь, чем это они меня стукнули?
— Шукером, — просто сказала она. — Чем еще ваши сосиски всех нас долбают?
— Так это парализующий луч? — удивился Андрон. — Кто это, интересно, додумался снимать его с патрульных?
— Тот же, кто додумался их уводить, — с гордостью сообщила Марина, — наш Сашуля.
— И что он с ними теперь будет делать?
— Как что? — удивилась она. — Ребята на них седла приделали, штурвальчики наверх вывели и гоняют теперь похлеще, чем на мотоциклах.
— Вы сумасшедшие! — воскликнул Андрон. — Это же очень опасно!
В дверях показался Толяра.
— Лежит гад? — осведомился он с видимым удовлетворением.
— Ребята уже ушли? — спросила Марина.
— А как же? — хмуро ответил он. — Все поскакали. А я тут по милости этого... — Проверив узлы на руках и ногах инспектора, он резко обернулся к Марине: — Ты ослабила? Жалеешь года?!. — Он взмахнул тяжелым чулком. Девушка вскрикнула и прикрылась рукой.
— Не смей ее трогать! — крикнул Гурилин, порываясь встать. В дверь просунулась кудлатая голова Шэра.
— Ты чего здесь кипиш наводишь? — осведомился он.
— А вы не суйтесь, а то и у вас наведу! — рявкнул Толяра.
Дверь захлопнулась. Когда Толяра решил продолжить разговор, негромкой трелью зазвонил интерком, сделанный в виде небольшого брелка. Он находился в заднем кармане Толяриных брюк. Тот вынул брелок и с интересом осмотрел.
— Ну и штучка — в первый раз такую вижу. —Это меня, — сказал инспектор.
— Ясное дело, что тебя. Он уже битых три часа трезвонит. А вот я его сейчас об твою головешку — хрясть!
— Подожди! — крикнула Марина. — Может, это что-то важное.
— Что — важное? Кому — важное? Ему — важное?
— Давай послушаем.
— А вдруг нас засекут?
— Мой интерком бесконтрольный, — заверил инспектор. — У меня ведь количество разговоров не регламентируется. Я обещаю, что ни с кем разговаривать не буду, только выслушаю. Просто поднесите его к моему уху. И учтите, что по маловажным вещам мне не звонят.
Немного поколебавшись, парень поднес брелок и предупредил:
— Если скажешь хоть слово...
— Нажми желтую кнопку, — ответил Гурилин. На миниатюрном экране появилось лицо Глории.
— Это безобразие, Ан, — с возмущением сказала она, — сколько тебя можно искать? Я уже весь город на ноги подняла. Я связалась с исправительным домом, где содержался Краммер. Знаешь, где он находится? В Пицунде. Это квадрат Эм-Эйч-111.
Андрон кивнул.
— Ой, как тебя плохо видно. Ты бы хоть телефон держал подальше... Я устроила всему персоналу очные ставки, а главврачу — допрос «третьей степени» и выяснила, что этого донжуана выпустили оттуда со скрипом. Точнее, он сам оттуда бежал. Одиннадцатого апреля. А на следующий день туда заявилась его мамаша и, не знаю уж, какими правдами-неправдами убедила их выпустить сыночка под честное слово. И ему подписали освобождение этим же одиннадцатым числом. А в его документах вторая единица переправлена на четверку, а римская «четыре» сделана пятеркой. Очень остроумным способом. Переднюю палочку вытянули, так что это просто получилось как черта. И получилось, что вышел он на свободу четырнадцатого мая. Но теперь я не знаю, что делать со всеми данными. Сейчас ведь судебное разбирательство длится считанные минуты. Эксперимент начался. А за ним ничего серьезного не числится. Его могут выпустить с минуты на минуту.
— Задержи его, Глория! — воскликнул Андрон. — Под каким угодно предлогом!
Толяра отдернул брелок и влепил инспектору звонкую пощечину:
— Я ведь предупреждал тебя — не отвечай.
— Какая же ты все же сволочь! — Бросилась к нему Марина. — Убирайся отсюда, ты слышишь? Не трогай его!..
— Ага! — довольно ухмыльнулся Толяра. — А я-то думал, и чего это наша марсианочка с этим типом так носится? А у них тут, оказывается, шуры-муры пошли...
Его большой слюнявый рот был растянут в улыбке, но глаза смотрели на девушку холодно и презрительно. Рука его начала медленно подниматься.
— Не прикасайся ко мне! — дрожа от страха, закричала девушка. — Не прикасайся!..
— Ах какие мы гордые!.. — засмеялся Толяра и схватил ее раскрытой пятерней за лицо. — Ах какие мы недотроги!..
Резким движением он отшвырнул ее в сторону и склонился над Гурилиным, который глядел на него с бессильной ненавистью.
— Мало тебе своей Бигги, да? — спросил Толяра, с силой ударив его по щеке. — На мою позарился? — Еще одна пощечина. — По сладенькому соскучился? — Третья. — Я-а т-тебе покажу, фейсом-об... — он занес руку для следующего удара.
Гурилин невольно зажмурился. Однако удара не последовало.
Лишь послышался звук грузно осевшего тела. Инспектор открыл глаза. Перед ним, виновато потупив взор, стояла вся зареванная Марина, теребя в руках увесистый предмет, обернутый в платочек. Он улыбнулся. Она засмеялась сквозь слезы и, упав на колени у изголовья, принялась целовать его бледное, изможденное лицо.
— Дверь... — шепнул он.
— Что?
— Дверь на крючок. И развяжи мне руки. Она затрясла головой:
— Нет, нельзя... Ты должен лежать.
— Хватит, — твердо сказал инспектор. — Уже належался. Пора заниматься делом.
Перед уходом инспектор похлопал по плечу Толяру, который лежал на кушетке, связанный по рукам и ногам, и что-то мычал сквозь кляп.
— Постарайся не задохнуться, дружок, — сказал Андрон. — Я скоро вернусь, и мы с тобой доиграем эту древнюю и мудрую английскую игру...
— Тс-ссс! — Марина, выглянув в дверь, махнула рукой. — Они сидят у главной лестницы. Мы пойдем тоннелем.
— Там же поезда...
— Нет. Рядом боковая ветка. По ней ничего не ходит. Здесь ходьбы с полкилометра. А потом — наверх.
— Разве выход не закрыт воротами?
— Закрыт, конечно. Просто там, сбоку, есть одна дверка... Они шли по шпалам, освещая путь карманным фонариком.
Бледный луч света плясал на ржавых, будто покрытых мхом сводах. Сверху капала вода, лужи хлюпали под ногами.
— Так ты говоришь, ребята не планировали взрыва в центре города?
— Конечно, нет. Эта Бигги пообещала поискать Лизку по своим каналам. Она — заправила всего Верхнего Города. А взамен она попросила одну-две клюги. Зачем — не знаю.
— Не надо было твоим изобретателям залезать в машинные потроха, — хмуро сказал Гурилин. — Не их это ума дело. Там ведь стоят антигравитационные двигатели. Мало ли что.... И шукеры с ними напрямую связаны... Там же бозонная камера, там частицы в слабо связанном состоянии... А вы ее — рисовальной бумагой... Ну? Что ты остановилась?
Марина вдруг уселась прямо на рельсу и горько заплакала.
— Я — предательница! — причитала она. — Подлая предательница. Всех, всех предала. И ребят. И деда...
— Ну, полно, полно, а дед-то тут при чем? — утешал ее Андрон, присев рядом.
— Он сказал, что, если завтра утром стройка не будет остановлена, он бросится прямо под машину. Пошел в Общественную Приемную Системы и так прямо и заявил.
Гурилин вздохнул. С тех пор как Служба Социального Здоровья стала работать под эгидой Системы-1, таких приемных было открыто великое множество. Их посещали толпы наивных людей, которые подавали свои предложения по улучшению жизни общества. Считалось, что Система-1 сама отберет наилучшие и воплотит их в жизнь. Однако единственным положительным эффектом от внедрения приемных было снижение потока писем с подобными предложениями в центральные органы управления.
— Постараемся спасти Егора Христофоровича, — сказал он, не представляя себе, как это можно сделать.
— Так ведь не он один там будет. Все наши. Да еще все «коренные», кого сможем собрать. Истфак соберется, весь факультет архитектуры...
— Вы думаете, это остановит машину?
— Но ведь если она увидит, что столько людей против, да еще Юго-Западная перестанет работать... Ведь должно же быть в ней заложено какое-то уважение к человеку! Ведь есть же законы робототехники, по которым ни один робот не имеет права причинить вреда человеку!
— Нет таких законов, милая моя девочка, — терпеливо втолковывал ей Андрон. — Насилие над личностью — это моральная категория. Она свойственна только человеческому сознанию. И в разное время эти категории менялись. В древней Спарте воровство было в порядке вещей, но пойманных воров убивали. Убийство слабых детей тоже там практиковалось. В древней Скандинавии убийства, грабеж и разбой были обычным делом. На Востоке некогда купля и продажа женщин были заурядным явлением. И лишь с ростом общественного самосознания человечество заклеймило все эти пороки. Но для Системы-1 какие-либо нравственные категории попросту не существуют. Она обеспечивает движение транспорта. Лишь для этого она была создана и прекрасно с этим справлялась. А мы навесили на нее решение наших проблем...
— Тише!.. — прошептала Марина, вся напрягшись. — Дрожит!
— Кто дрожит? — не понял Андрон.
— Рельса дрожит...
Теперь и он ощутил слабую вибрацию. В отдалении послышался слабый звук.
— Может быть, поезд? — встревожился он.
— Нет, поезда здесь не ходят... — ответила Марина. И вдруг вздрогнула. — Дрезина! У них же есть дрезина!..
Они бросились бежать. Гул все нарастал. Вдали показались блики света.
— Скорее! Наверх! — крикнула девушка. — Здесь перрон.
Он вскочил наверх и протянул ей руку, помогая забраться. В ту же минуту фары осветили ее и пустынная станция наполнилась заливистым свистом и радостными криками:
— Вот они, голубчики!.. Удрать хотели!.. Вот я тя щас фейсом об рельс!..
Схватив Андрона за руку, Марина перебежала платформу и укрылась в закутке на противоположной стороне.
Преследователи бросились к эскалаторам. Топот их ног, ругань и смех громовым эхом отзывались под сводами безжизненной станции.
— Ну, все, — шепнула Марина, переведя дух. — Теперь — наверх.
— Куда?
— Там дальше есть решетка, а за ней — вентиляционная труба. С лесенкой... Я не лазила, но Никодимыч ходил, говорит — пролезть можно.
«Лесенка» оказалась проржавевшими скобами, но труба действительно была. И пролезть по ней было возможно, если только хорошенько втянуть живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
— Что вы хотите от меня? — тихо произнес инспектор.
— Вы отдали Системе-1 приказ на арест меня и всех вери-тан...
— Не знаю, кого вы имеете в виду.
— Себя мы именуем веританами. От латинского «веритас» — истина. Мы несем людям правду. И верим, что она восторжествует, как бы горька ни была. Мы просим, чтобы вы отменили приказ. Вы один знаете свой код. Вы сделаете это?
— Ни за что! — заявил Гурилин и отвернулся к стене.
— Послушайте, мы не знаем, в каких преступлениях вы нас обвиняете. Не знаю, знаете ли вы или нет, но сегодня ночью разрушители обрушатся на город. Мы готовим акцию протеста. Должны быть десятки тысяч людей, но они готовятся на завтра, а завтра уже будет поздно. По телефону мы с ними связаться не можем: наши карточки на учете, наружу выйти тоже не можем, нас тут же арестуют...
Но Гурилин ничего ей не ответил.
Саша оглядел свою маленькую армию. Двадцать восемь человек. Их примерно поровну — мальчишек и девчонок. И еще четверо арестовано по приказу ретивого детектива. Неподалеку готовые к старту семь серебристых торпед с короткими широкими крыльями-плавниками.
— Поскольку сейчас мы выступаем, я изложу вам план операции «Веритас», — негромко сказал Саша. — Раньше я этого не делал, опасаясь предательства. Наш план заключается в постановке перед Системой-1 совершенно невыполнимой задачи, на которую будут брошены все ресурсы вычислительных машин планеты. Таныыа с Григором пробираются в Центральную Юго-Западную, которую мама Эльзы обещала полностью подготовить к работе. И задают машине задачу.
— Мы знаем, — кивнула головой девочка с зачесанными назад волосами.
— Мы не знаем только, как пробраться к Юго-Западной, — вставил ее спутник, щуплый мальчик с большими, близко поставленными глазами. — Его ищейки дежурят повсюду. Из пятерых, вышедших наружу, четверо не вернулись.
— Ну сколько его можно просить? — с возмущением воскликнула Ирина, вставая. — И хватит вам с ним цацкаться. Я вот сейчас пойду к нему, и, если он мне не скажет кода, я ему...
— И что ты ему? — осведомилась Марина, поднимаясь.
— Ничего, — хмуро сказала Ирина и села.
— Если ты его так защищаешь, сама пошла бы к нему и попросила, — сказал Саша.
— Да не скажет он никогда! Не скажет, хоть убейте. Я же знаю его... — Оглядев друзей, она сказала: — Хорошо. Попробую сагитировать. — И вышла из помещения.
— А чего там его агитировать! — возмутился Антошка. — Его летучки на что реагируют? На лица наши? А мы им лиц показывать не будем, И все!
— Как не будем?.. — послышались голоса. — Занавесим, что ли?
— И занавесим! — заявил Антоша. — Очень просто, возьмем и занавесим. Что они будут под них заглядывать? Они же машины! А значит, дуры.
— Ай да Тошка! — обрадовались ребята. — Молоток пацан!.. А что, как и в самом деле летучкам нос натянем!
— Тишина! — объявил Саша. — Антошке от имени отряда «Веритас» объявляю благодарность. Думаю, что этот план удастся. Если тряпок не найдем головы обмотать, рубахи да куртки натянем. Тогда Петрухиной команде проще будет проскочить в Информэйшн. Только особенно шукерами не размахивайте.
— Постараемся, — лаконично сказал Петруха.
— Никанорыч съездит на Кузьминки и переключит стрелки. Помнишь, как мы с тобой говорили?
— Помню, — кивнул головой маленький белобрысый Никанорыч.
— Тогда... — помедлив сказал Саша. — Тогда останется вывести из строя КИВЦ. И этим займусь я.
— Думаешь, это очень важно? — осведомилась Таньша. — Что может решить какой-то там КИВЦ.
— В конечном итоге — все, — уверенно заявил Саша. — Остальные расходятся по районам и собирают всех наших в пикеты. В шесть утра.
— А куда ты нас поставишь? — осведомился Толяра, лениво поигрывая своим увесистым чулком.
— Видишь ли... — замялся Саша, — для тебя с твоими головорезами все это — слишком интеллектуальные задачи. Надо кому-то еще и охранять наш штаб. И этого типа. А к шести подходите и становитесь в пикеты со всеми вместе. Это тоже важно.
— Вот еще! — вскочил Толяра. За ним поднялись Гога, Кок, Шэр и Клэнси — его закадычные друзья и соучастники всех уголовных проделок, которые только могла изобрести его бедовая голова. — Кто вам преподнес на блюдечке эту метруху, когда вы собирались по комнаткам да подвалам? Кто доставал кабели, лампы, подводил питание? Мы. И вот — благодарность! Когда закручивается шухер — нас культурненько лягают, вы, мол, недостаточно умные!..
— Никто не говорил про твои мозги, — сказал Петруха. — Но ты и в самом деле не сможешь работать с компьютером, даже задать простейшей программы.
— А кроме того, — добавил Саша, — никто из нас не собирается погибать. Мы вернемся часа через два-три. И все вместе начнем штурм самого важного объекта. — Он указал пальцем в потолок. — Дворца Правосудия. И там вы будете заводилами.
— Ладно, — хмуро согласился Толяра. — Только ты хоть один шукер нам оставь.
— Для чего?
— Пригодится...
— Индюк! — в сердцах говорила Марина, протирая шприцы. — Тупой напыщенный павлин. Я-то думала, что ты...
Гурилин молчал. Сознание его было будто заторможено. Мысли вились вялой спутанной вереницей. Он пытался связаться с Системой, но радиоволны не проникали сквозь толщу, экранированную железными тюбингами.
— Что они собираются делать с Юго-Западным?
— Не знаю, — сердито ответила девушка.
— Все равно у них ничего не получится. Главный кибернетик говорил мне, что Система-1 неуязвима. Поражение одной, пусть даже очень крупной, машины не вызовет остановки всех остальных.
— Можно подумать, что Лизкина мама в этом понимает меньше ваших главных, — презрительно сказала девушка. — Она объясняла ребятам, я, правда, не поняла точно. Но повреждение Юго-Западной вызовет сбой в работе.
— Что, ее взрывать собираетесь?
— Да не взрывать, а занять. И так занять, чтобы она ни о чем другом думать не могла.
— Детский лепет! — сердито сказал инспектор. — Можно подумать, эта женщина не знает, что на всех основных цепях стоят логические предохранители. Система-1 никогда не решает отдельно взятые задачи, а только все в комплексе.
— Сам увидишь, — с уверенностью сказала Марина. — А ребята тем временем приберут к рукам Информационный Центр и обратятся с воззванием ко всему населению планеты. И объяснят людям, до чего они докатились со всей своей машинерией...
— Глупости все это, — убежденно заявил Андрон. — То, что они собираются сделать, — не что иное, как революция. А революции не делаются кучкой молокососов. Революционные идеи должны созреть в сознании масс.
— Ты шпаришь прямо как по учебнику, — рассмеялась она. — Но учебники пишутся самой жизнью.
— Пишите, — устало сказал Гурилин. — О черт, голова-то как раскалывается. Ты не знаешь, чем это они меня стукнули?
— Шукером, — просто сказала она. — Чем еще ваши сосиски всех нас долбают?
— Так это парализующий луч? — удивился Андрон. — Кто это, интересно, додумался снимать его с патрульных?
— Тот же, кто додумался их уводить, — с гордостью сообщила Марина, — наш Сашуля.
— И что он с ними теперь будет делать?
— Как что? — удивилась она. — Ребята на них седла приделали, штурвальчики наверх вывели и гоняют теперь похлеще, чем на мотоциклах.
— Вы сумасшедшие! — воскликнул Андрон. — Это же очень опасно!
В дверях показался Толяра.
— Лежит гад? — осведомился он с видимым удовлетворением.
— Ребята уже ушли? — спросила Марина.
— А как же? — хмуро ответил он. — Все поскакали. А я тут по милости этого... — Проверив узлы на руках и ногах инспектора, он резко обернулся к Марине: — Ты ослабила? Жалеешь года?!. — Он взмахнул тяжелым чулком. Девушка вскрикнула и прикрылась рукой.
— Не смей ее трогать! — крикнул Гурилин, порываясь встать. В дверь просунулась кудлатая голова Шэра.
— Ты чего здесь кипиш наводишь? — осведомился он.
— А вы не суйтесь, а то и у вас наведу! — рявкнул Толяра.
Дверь захлопнулась. Когда Толяра решил продолжить разговор, негромкой трелью зазвонил интерком, сделанный в виде небольшого брелка. Он находился в заднем кармане Толяриных брюк. Тот вынул брелок и с интересом осмотрел.
— Ну и штучка — в первый раз такую вижу. —Это меня, — сказал инспектор.
— Ясное дело, что тебя. Он уже битых три часа трезвонит. А вот я его сейчас об твою головешку — хрясть!
— Подожди! — крикнула Марина. — Может, это что-то важное.
— Что — важное? Кому — важное? Ему — важное?
— Давай послушаем.
— А вдруг нас засекут?
— Мой интерком бесконтрольный, — заверил инспектор. — У меня ведь количество разговоров не регламентируется. Я обещаю, что ни с кем разговаривать не буду, только выслушаю. Просто поднесите его к моему уху. И учтите, что по маловажным вещам мне не звонят.
Немного поколебавшись, парень поднес брелок и предупредил:
— Если скажешь хоть слово...
— Нажми желтую кнопку, — ответил Гурилин. На миниатюрном экране появилось лицо Глории.
— Это безобразие, Ан, — с возмущением сказала она, — сколько тебя можно искать? Я уже весь город на ноги подняла. Я связалась с исправительным домом, где содержался Краммер. Знаешь, где он находится? В Пицунде. Это квадрат Эм-Эйч-111.
Андрон кивнул.
— Ой, как тебя плохо видно. Ты бы хоть телефон держал подальше... Я устроила всему персоналу очные ставки, а главврачу — допрос «третьей степени» и выяснила, что этого донжуана выпустили оттуда со скрипом. Точнее, он сам оттуда бежал. Одиннадцатого апреля. А на следующий день туда заявилась его мамаша и, не знаю уж, какими правдами-неправдами убедила их выпустить сыночка под честное слово. И ему подписали освобождение этим же одиннадцатым числом. А в его документах вторая единица переправлена на четверку, а римская «четыре» сделана пятеркой. Очень остроумным способом. Переднюю палочку вытянули, так что это просто получилось как черта. И получилось, что вышел он на свободу четырнадцатого мая. Но теперь я не знаю, что делать со всеми данными. Сейчас ведь судебное разбирательство длится считанные минуты. Эксперимент начался. А за ним ничего серьезного не числится. Его могут выпустить с минуты на минуту.
— Задержи его, Глория! — воскликнул Андрон. — Под каким угодно предлогом!
Толяра отдернул брелок и влепил инспектору звонкую пощечину:
— Я ведь предупреждал тебя — не отвечай.
— Какая же ты все же сволочь! — Бросилась к нему Марина. — Убирайся отсюда, ты слышишь? Не трогай его!..
— Ага! — довольно ухмыльнулся Толяра. — А я-то думал, и чего это наша марсианочка с этим типом так носится? А у них тут, оказывается, шуры-муры пошли...
Его большой слюнявый рот был растянут в улыбке, но глаза смотрели на девушку холодно и презрительно. Рука его начала медленно подниматься.
— Не прикасайся ко мне! — дрожа от страха, закричала девушка. — Не прикасайся!..
— Ах какие мы гордые!.. — засмеялся Толяра и схватил ее раскрытой пятерней за лицо. — Ах какие мы недотроги!..
Резким движением он отшвырнул ее в сторону и склонился над Гурилиным, который глядел на него с бессильной ненавистью.
— Мало тебе своей Бигги, да? — спросил Толяра, с силой ударив его по щеке. — На мою позарился? — Еще одна пощечина. — По сладенькому соскучился? — Третья. — Я-а т-тебе покажу, фейсом-об... — он занес руку для следующего удара.
Гурилин невольно зажмурился. Однако удара не последовало.
Лишь послышался звук грузно осевшего тела. Инспектор открыл глаза. Перед ним, виновато потупив взор, стояла вся зареванная Марина, теребя в руках увесистый предмет, обернутый в платочек. Он улыбнулся. Она засмеялась сквозь слезы и, упав на колени у изголовья, принялась целовать его бледное, изможденное лицо.
— Дверь... — шепнул он.
— Что?
— Дверь на крючок. И развяжи мне руки. Она затрясла головой:
— Нет, нельзя... Ты должен лежать.
— Хватит, — твердо сказал инспектор. — Уже належался. Пора заниматься делом.
Перед уходом инспектор похлопал по плечу Толяру, который лежал на кушетке, связанный по рукам и ногам, и что-то мычал сквозь кляп.
— Постарайся не задохнуться, дружок, — сказал Андрон. — Я скоро вернусь, и мы с тобой доиграем эту древнюю и мудрую английскую игру...
— Тс-ссс! — Марина, выглянув в дверь, махнула рукой. — Они сидят у главной лестницы. Мы пойдем тоннелем.
— Там же поезда...
— Нет. Рядом боковая ветка. По ней ничего не ходит. Здесь ходьбы с полкилометра. А потом — наверх.
— Разве выход не закрыт воротами?
— Закрыт, конечно. Просто там, сбоку, есть одна дверка... Они шли по шпалам, освещая путь карманным фонариком.
Бледный луч света плясал на ржавых, будто покрытых мхом сводах. Сверху капала вода, лужи хлюпали под ногами.
— Так ты говоришь, ребята не планировали взрыва в центре города?
— Конечно, нет. Эта Бигги пообещала поискать Лизку по своим каналам. Она — заправила всего Верхнего Города. А взамен она попросила одну-две клюги. Зачем — не знаю.
— Не надо было твоим изобретателям залезать в машинные потроха, — хмуро сказал Гурилин. — Не их это ума дело. Там ведь стоят антигравитационные двигатели. Мало ли что.... И шукеры с ними напрямую связаны... Там же бозонная камера, там частицы в слабо связанном состоянии... А вы ее — рисовальной бумагой... Ну? Что ты остановилась?
Марина вдруг уселась прямо на рельсу и горько заплакала.
— Я — предательница! — причитала она. — Подлая предательница. Всех, всех предала. И ребят. И деда...
— Ну, полно, полно, а дед-то тут при чем? — утешал ее Андрон, присев рядом.
— Он сказал, что, если завтра утром стройка не будет остановлена, он бросится прямо под машину. Пошел в Общественную Приемную Системы и так прямо и заявил.
Гурилин вздохнул. С тех пор как Служба Социального Здоровья стала работать под эгидой Системы-1, таких приемных было открыто великое множество. Их посещали толпы наивных людей, которые подавали свои предложения по улучшению жизни общества. Считалось, что Система-1 сама отберет наилучшие и воплотит их в жизнь. Однако единственным положительным эффектом от внедрения приемных было снижение потока писем с подобными предложениями в центральные органы управления.
— Постараемся спасти Егора Христофоровича, — сказал он, не представляя себе, как это можно сделать.
— Так ведь не он один там будет. Все наши. Да еще все «коренные», кого сможем собрать. Истфак соберется, весь факультет архитектуры...
— Вы думаете, это остановит машину?
— Но ведь если она увидит, что столько людей против, да еще Юго-Западная перестанет работать... Ведь должно же быть в ней заложено какое-то уважение к человеку! Ведь есть же законы робототехники, по которым ни один робот не имеет права причинить вреда человеку!
— Нет таких законов, милая моя девочка, — терпеливо втолковывал ей Андрон. — Насилие над личностью — это моральная категория. Она свойственна только человеческому сознанию. И в разное время эти категории менялись. В древней Спарте воровство было в порядке вещей, но пойманных воров убивали. Убийство слабых детей тоже там практиковалось. В древней Скандинавии убийства, грабеж и разбой были обычным делом. На Востоке некогда купля и продажа женщин были заурядным явлением. И лишь с ростом общественного самосознания человечество заклеймило все эти пороки. Но для Системы-1 какие-либо нравственные категории попросту не существуют. Она обеспечивает движение транспорта. Лишь для этого она была создана и прекрасно с этим справлялась. А мы навесили на нее решение наших проблем...
— Тише!.. — прошептала Марина, вся напрягшись. — Дрожит!
— Кто дрожит? — не понял Андрон.
— Рельса дрожит...
Теперь и он ощутил слабую вибрацию. В отдалении послышался слабый звук.
— Может быть, поезд? — встревожился он.
— Нет, поезда здесь не ходят... — ответила Марина. И вдруг вздрогнула. — Дрезина! У них же есть дрезина!..
Они бросились бежать. Гул все нарастал. Вдали показались блики света.
— Скорее! Наверх! — крикнула девушка. — Здесь перрон.
Он вскочил наверх и протянул ей руку, помогая забраться. В ту же минуту фары осветили ее и пустынная станция наполнилась заливистым свистом и радостными криками:
— Вот они, голубчики!.. Удрать хотели!.. Вот я тя щас фейсом об рельс!..
Схватив Андрона за руку, Марина перебежала платформу и укрылась в закутке на противоположной стороне.
Преследователи бросились к эскалаторам. Топот их ног, ругань и смех громовым эхом отзывались под сводами безжизненной станции.
— Ну, все, — шепнула Марина, переведя дух. — Теперь — наверх.
— Куда?
— Там дальше есть решетка, а за ней — вентиляционная труба. С лесенкой... Я не лазила, но Никодимыч ходил, говорит — пролезть можно.
«Лесенка» оказалась проржавевшими скобами, но труба действительно была. И пролезть по ней было возможно, если только хорошенько втянуть живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16