Это и была ловушка. Слева тянулась дренажная канава, справа — забор, но не из штакетника, а на бетонных сваях. Через такой прорываться — все одно что через кирпичную стену. Без мазы. Степан все-таки попытался объехать преграду слева. Джип ухнул в канаву, проскреб днищем по бережку, выкорчевывая клочья травы, и встал. Через секунду на дороге остановились две иномарки. Бойцы высыпали из машин, поднимая по ходу дела оружие. Последним появился Челнок. Рука его была в крови, голова в крови, лицо в крови. Словом, был он залит собственной кровью с головы до ног.
— Покатался, м...ло хренов? — спросил Челнок зло, с трудом открывая перекошенную дверь джипа. — Вылезай,
Степан выбрался из машины, держась за грудь. Ударился о рулевое колесо, когда в канаву влетели. Ирина не пострадала. Челнок указал на девушку:
— Руки на капот. Поедешь в моей машине. Еще раз попытаешься выкинуть какой фокус, завалю, поняла?
— Не гони волну, братан, — послышалось сзади. Челнок обернулся. За его спиной стоял Гость.
— Здесь останови, — попросил Дима.
«БМВ» вкатился на огражденную территорию жилого комплекса, остановился у подъезда. Тотчас же подошел дюжий охранник с жетоном сотрудника службы безопасности на груди.
— Доброе утро, — сказал он без особого радушия в голосе. — Въезд в подземный гараж с торца дома.
— Я знаю, — кивнул Дима и улыбнулся в ответ искренней улыбкой доброжелательного парня. — Но я всего на минуту. Хочу посмотреть, как продвигается ремонт в нашей квартире. Моя жена наверху.
— Конечно, — охранник улыбнулся куда более открыто, нежели раньше. — Могу я узнать номер квартиры?
— Сто восемнадцатая.
— В сто восемнадцатую, — известил охранник рацию.
Дима вышел из машины. Вадим последовал за ним. Двое бойцов шагали чуть сзади. Они прошли в холл, направились к лифтам. В холле тоже расположился пост, кроме того, первый этаж был забит видеокамерами. Равно как и лестницы, и лифтовые кабины.
— Охрана пусть останется на лестничной площадке, — предупредил Дима советника.
Тот кивнул, обернулся к пехотинцам:
— Парни, постойте у лифта. Мы быстро. Тренькнул звонок, отмечая нужный этаж. Дима достал из кармана грязного пиджака ключи.
— Я только заберу деньги, — сказал он Вадиму. — Две минуты.
— Хорошо, — кивнул тот. — Не волнуйся. Мы никуда не опаздываем.
— Мы жить опаздываем, Вадим, — вздохнул Дима.
— Ты чего это? — удивился советник.
— Все в порядке.
Дима открыл дверь ключом, вошел в квартиру, прямиком направился в спальню. Чингиз прыгал на одной ноге, лихорадочно натягивая брюки. Бледная Наташа лежала в «семейной» постели, натянув до подбородка одеяло. Вадим застыл, словно вкопанный. Рука его потянулась под пиджак. Чингиз не
стал делать резких телодвижений. Просто виновато опустил руки.
— Дима, — хриплым от волнения голосом сказала Наташа. — Я тебе все объясню...
— Да, да, — рассеянно кивнул Дима, оглядываясь. — Это потом. Куда ты убрала чемодан?
— В шкаф, — упавшим голосом сказала Наташа.
Дима прошел мимо, словно не замечая их, откатил дверь шкафа-купе, достал кейс с деньгами, направился к двери, но остановился у порога, сказал Чингизу, словно бы только вспомнив:
— В три часа будь на «стрелке». Позвони Челноку, дай ему адрес Сапфирова, пусть съездит, раз ты занят.
— Хорошо, — растерянно ответил тот. — Дим, погоди, давай поговорим...
— И не опаздывай, пожалуйста.
— Конечно.
Дима вышел в коридор, кивнул Вадиму:
— Поехали.
В лифте Вадим попытался было что-то сказать, но Дима Остановил его движением руки.
— Не надо, Вадим. Я все вижу, все понимаю. Они вышли на улицу, сели в «БМВ».
— Для начала во ВГИК, потом в «Интерсине-ма», — скомандовал Дима и назвал адрес.
Эдуард Александрович нажал кнопку селектора:
— Любочка, сварите, пожалуйста, кофейку. Как обычно. «Эспрессо».
— Хорошо, Эдуард Александрович, — моментально откликнулась Любочка.
Продюсер открыл ящик стола, выудил из него плотный конверт. Этот конверт ему сегодня передал человек Смольного. Премия за отличную работу. И за верную службу, само собой. Эдуард Александрович вскрыл конверт, отогнул клапан. Внутри лежала пухлая стопка банкнот. «Тысяч пять, не меньше», — подумал продюсер. Он хотел было спрятать деньги в стол, но не удержался, достал купюры, принялся пересчитывать. На цифре «тридцать восемь» дверь в кабинет открылась, кто-то вошел, остановился у стола.
Эдуард Александрович поднял взгляд, и купюры вывалились у него из рук. Рассыпались по серому ковровому покрытию. Перед ним стояли двое. Того, что держался сзади, Эдуард Александрович не знал. Второй был Дмитрием Вячеславовичем Мало. Вчерашним визитером. Кровь отхлынула от лица продюсера. Он пробубнил что-то нечленораздельное, закашлялся, постарался взять себя в руки и выдавить улыбку.
— Эээээ... Здравствуйте, молодой человек. Рад вас видеть. Что-нибудь... случилось?
— Вы правы, Эдуард Александрович, случилось, — серьезно кивнул парень.
Продюсер вдруг увидел, что у мальчишки совершенно взрослые глаза. Заметил он и легкую сеточку морщин на веках. Вчера еще их не было, Эдуард Александрович мог в этом поклясться. С наблюдательностью у него все было в порядке.
— Эээээ... Что же, позвольте узнать? — Парень молча смотрел на него, и продюсер понял, что нажил себе большие неприятности. — Я вчера весь вечер думал, посмотрел кое-какие документы и пришел к выводу, что вы мне переплатили. — Эдуард Александрович неуверенно улыбнулся. — Что-то
около пятидесяти тысяч. — Дима молчал. — Или даже около семидесяти...
Дима поднялся, достал из кармана пистолет с глушителем, направил в грудь Эдуарду Александровичу, дважды нажал на курок. Послышались приглушенные хлопки.
Продюсер схватился за грудь, обмяк, сполз в кресле. Пустые глаза уставились на рассыпанные по полу купюры. На рубашке расплывалось красное пятно.
— Секретаршу тоже придется, — спокойно сказал Вадим. — Она же тебя видела...
— Вчера другая была.
Дима вытащил из замочной скважины ключ, они вышли из кабинета. Дима запер дверь, ключ бросил в окно. Из приемной появилась секретарша, неся на подносике чашку кофе, сахарницу и салфетки.
— Ааааа... — увидев посетителей, озадачилась она.
— Красавица, твой шеф только что спустился вниз, мы поедем на киностудию, он вернется к концу дня. А если все сложится удачно, то завтра утром. — Вадим приобнял девушку, зашептал ей на ухо. Правильно, нечего ей таращиться,,пусть в пиджачное плечо смотрит. — А это кофеек? Тот самый, что шеф заказывал? Не остывать же, — Вадим цапнул чашечку, сделал пару глотков, поставил обратно на поднос. — Отменный кофе. Превосходный просто. Умница, — чмокнул игриво секретаршу в нарумяненную щечку. — Увидимся, кошечка.
Через час после того, как сердце продюсера Эдуарда Александровича разнесла пистолетная пуля, майор Турчинов Святослав Григорьевич вышел из своей квартиры, запер дверь на оба замка и вызвал лифт. Настроение у него было вполне хорошее. Он даже насвистывал модный мотивчик.
Кабина остановилась, створки пошли в стороны. В кабине стояли двое. Святослав Григорьевич сразу узнал того, что стоял ближе. Его вчерашний «крестник». Живой, стало быть, остался, паскудыш. Тур-чинов соображал куда быстрее продюсера. Он метнулся в сторону, запуская руку под куртку.
Дима достал его первым же выстрелом. Пуля попала в бедро. Турчинов упал, пополз к лестнице, оставляя за собой смазанную кровавую полосу.
— Помогите! — сипло выкрикнул он. — Пожар! Пожар!!!
Дима вышел из лифта, подошел ближе, выстрелил еще дважды. Первая пуля попала майору в грудь, вторая — в голову.
Турчинов дернулся в агонии и затих.Дима зашел в кабинку лифта, кивнул советнику:
— Поехали.
— Дим, ты понимаешь, что менты за своего всех на уши поставят? Они счет ведут. Рано или поздно тебя вычислят.
— Я знаю, — кивнул спокойно Дима. — Это моя проблема. Пусть она тебя не заботит. Ты лучше вот что сделай. Собери команды человека по три-четыре. Пусть начинают подгребать куски Смольного. И отправь людей по нашим точкам. Тем, кто остался с нами, снизь налог до десяти процентов. На пару месяцев.
— Дим, это большие деньги, — напомнил советник. — Может быть, до двенадцати? Они и так счастливы будут.
— Я сказал, до десяти, Вадим. Пусть те, кто согласился перейти под «крышу» Смольного, поймут, что Цотеряли. В следующий раз неповадно будет.
— А с провинившимися что делать?
— Особо соглашающихся накажи серьезно. Остальным штраф — по двухмесячному сбору. Плюс увеличь процент. До двадцати. На три месяца.
— Хорошо, — Вадим улыбнулся. Он понял идею. Верность поощряется. Измена наказуема. Выбрал «крышу» — верь ей. А снижение налога на одних точках Дима с лихвой вернет повышением на других. — Сделаем.
Максим Абалов проснулся от долгого звонка в дверь. Он с трудом оторвал голову от Подушки и зажмурился от дичайшей боли в висках.
— Господи... — прошептал Абалов.
Он помнил, что молодой продюсер угощал его в ресторане отменным коньяком, а вот что было потом... До дома его довезли на такси, это он тоже помнил, но все последующие события словно стерли из памяти... То ли пиво он с кем-то пил, то ли вино... Вино, наверное. Или все-таки пиво? Как голова-то болит.
В дверь снова позвонили.
- Иду!
Абалов с трудом сполз с кровати. Оказалось, что спал он в костюме. Хорошо хоть без туфель и у себя дома. Мог бы в вытрезвителе проснуться.Он добрел до двери, дернул ручку. Оказалось, что и дверь не заперта. Забыл закрыть замок? Господи...
На пороге стоял давешний продюсер. Как его... Дмитрий, кажется.
— Доброе утро, Максим Юрьевич, — улыбнулся продюсер.
— Ох... Доброе... — Абалов прижал пальцы к виску. Это создавало иллюзию ослабления боли. — Какими судьбами?
— Посмотрите в окно, — предложил продюсер. Абалов прошаркал к окну. Отодвинул занавеску. — Ваш «БМВ-750». Как договаривались. Вот документы, — Дима бросил на телефонный столик пакет с документами. — Сейчас один из моих людей поедет вместе с вами в ГИБДД, поможет вам переоформить ее и поставить на учет. Машина совершенно новая. До салона ехала на грузовике. Пробег — от салона до Москвы. Сегодня днем, в четыре, вам позвонит директор картины. Вечером группа выезжает в Екатеринбург.
— Погодите, — Абалов опешил. — Но я не могу. У меня репетиции, а через четыре дня открытие сезона в театре.
— Максим Юрьевич, — юноша остался совершенно серьезен. — Знаете, что я ценю в людях превыше всего? Верность слову. Позвоните в театр. Вы — один из ведущих актеров, с вами считаются, дирекция театра обязательно пойдет вам навстречу. Договоритесь о том, что в ближайшие десять дней вас подменят актером второго состава. — Дима сложил руки на животе, заговорил спокойно и собранно, с нотками безразличия: — Наш контракт предусматривает ваше участие в спектаклях театра, но не более одного раза в неделю. Авиабилеты, проезд от аэропорта до театра и обратно за мой счет. К сожалению, большего я позволить себе не могу. Вам тоже.
— Простите, но... В таком случае я буду вынужден расторгнуть контракт, — морщась от боли в висках, заявил Абалов.
— Конечно, — Дима усмехнулся. — Вы имеете полное право это сделать. Но сначала перечитайте пункт о финансовой ответственности за невыполнение обязательств. Впрочем, — глаза юноши стали жесткими. — Если вы решите это сделать, я буду вам крайне признателен.
— Почему? — не сразу сообразил Абалов.
— Вы избавите меня от необходимости изыскивать средства на постановку двух следующих фильмов. И, уж поверьте, существует масса возможностей взыскать с вас эти деньги. Всего доброго, Максим Юрьевич. — Дима направился к лифту. Вызвал кабину и, не поворачивая головы, добавил: — Хотите совет? Впредь никогда не пейте с работодателями. А если пьете, никогда, ни при каких обстоятельствах не подписывайте деловых бумаг. Еще раз всего доброго, Максим Юрьевич. Мой человек и ваш «БМВ» ждут внизу.
Дима вошел в лифт, оставив Абалова наедине с усилившейся вдвое головной болью и твердым убеждением в правильности сделанного выбора. Этот мальчишка далеко пойдет. Абалов повидал достаточно много продюсеров, чтобы понять — Дмитрий... как его... одним словом, еще будет диктовать свои условия тем, кто уже сейчас сидит на самой вершине кинопирамиды. Нужно лишь держаться этого парня, и всегда будешь на коне.
В городе царило нечто невообразимое. Такой борзоты Смольный не помнил. Настоящий беспредел. Люди Крохи объявились на его кусках и начали чесать все точки подряд, добиваясь от торговцев смены «крыши». Вооруженные бейсбольными битами, обрезками водопроводных труб и монтировками, они действовали просто и эффективно. Бойцы Димы не забивали «стрелок» действующей «крыше», а находили точку, которая пыталась держать фасон, и разносили ее до руин. Избивали хозяина смертным боем, после чего все остальные соглашались на сотрудничество без долгих колебаний.
Пехотинцы Смольного, прибирая к рукам точки Крохи, действовали куда менее жестко.
Смольный был взбешен.
— Я этого сопляка зарою! Живьем! Опущу в козла! Опетушу! Сука, тварь позорная! Где он? Почему он до сих пор по земле ходит? Валить! Всех! Баранов этих, которые наши куски забирают! Всех до одного!!!
Через час до него дошли слухи еще более худшие. Дима разговаривал с Хеврой и вроде как заручился поддержкой. Конечно, проверить это возможным не представлялось, но его источник информации — «казачок» из бригады Крохи — никогда не сливал неточных сведений. Не верить ему поводов не было. Опасения подтвердились часа через полтора, когда его бригадиру позвонил один из торговцев и пожаловался, что нарисовавшиеся на авторынке беспре-делыцики из бригады Хевры конкретно наехали на его точку, отобрали всю выручку и заявили, что Смольный потерял влияние в городе и скоро его вообще закопают, как слепого землеройного обсоса.
Ну, если уж Хевра осмелился хвост поднимать, то дело плохо. Смольный позвонил Маниле.
— Манила? Смольный. Здорово, братан. Ты в курсах уже?
Манила был «в курсах». Более того, происходящее ему активно не нравилось. Во-первых, следом за кусками Смольного этот молодой да борзый Кро-хин обмылок может попытаться забрать под себя и куски Манилы. Благо есть на что зариться. Один «Царь-град» чего стоит. Ему, Маниле, такой расклад совершенно не катит. Да, он готов объединиться со структурой Смольного. На пару у них стволов выходит больше, чем у огольца и Хевры. Стоит забить Крохиному огольцу «стрелку» и реально объяснить, что в городе еще есть сила, способная ему противостоять.
Затем Смольный позвонил Хевре.
— Братан, — с ходу взял быка за рога, — мне тут люди хорошие звонят, трубку уже Оборвали, жалуются, что твои пацаны на авторынке натуральный беспредел учинили.
— Смольный, — Хевра, сука, был спокоен и уверен в себе. — Крохин пацан в натуре звонил, выставлять он тебя собирается. Конкретно. Это ты — беспределыцик. Точки его стал забирать под себя, даже разбора не дождавшись. К тому же базар катался, что ты человека в больничку послал, Крохиного пацана завалить. Понятия нарушаешь, братела.
— Слушай, ты, п...р гнойный! — взорвался Смольный. — Что я делаю и как, тебя не касается. Я по своим Делам сам отвечу. А Крохин оголец потому звонит, что ему жизни осталось на полдня! Реально! Он мне предъяву катит, что я его пытался на больничке завалить? А за базар ответит? Свидетели у него есть? Да если бы я хотел его завалить — завалил бы. Смотри, Хевра, ты не на ту лошадку поставил. Как бы измену тебе не словить лютую. Бригада у огольца слабая. Я всю его кодлу сегодня же замну.
Всех положу, как псов. Хочешь быть следующим? Тогда подписывайся давать ему поддержку. Хочешь остаться при делах и стоять, как полный «папа», — присоединяйся к нам с Манилой. Манила-то — братан неглупый. А он сразу согласился со мной остаться.
— Ладно, Смольный, погоди, не гони. — Хевра думал недолго. В конце концов, если Манила дает поддержку Смольному, стволов у них выходит больше, чем у Крохиного огольца. А он, Хевра, кстати, за огольца и не подписывался. Не было между ними такого базара. — Слушай, а как с авторынком быть? Мои пацаны там засветились уже. Если я задний ход дам — авторитет потеряю.
— Ты со мной? Тогда возьми рынок себе. Будешь откидывать мне кое-какой процент, и разойдемся миром. Кусок жирный, обоим хватит.
Смольный, конечно, крутил понты. Такую точку отдать какому-то козлу, который за две копейки готов, как проститутка бульварная, к любому в койку запрыгнуть? Нет уж. Но сначала надо разобраться с Крохиным пацаном. А уж потом придет черед Хевры.
— Добазарились. Я с тобой.
— Отлично.
Смольный кинул телефон на стол. Посмотрел на мрачного Язгу.
— Что, Язга? Не нравится, как дела пошли? Жрать вкусно любишь, телок красивых трахать любишь, коньячок да водочку пить любишь, а как в г...е возиться, так «папа»... — Советник молчал. — Всех вас, выбл...чное племя, под молотки надо пускать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Покатался, м...ло хренов? — спросил Челнок зло, с трудом открывая перекошенную дверь джипа. — Вылезай,
Степан выбрался из машины, держась за грудь. Ударился о рулевое колесо, когда в канаву влетели. Ирина не пострадала. Челнок указал на девушку:
— Руки на капот. Поедешь в моей машине. Еще раз попытаешься выкинуть какой фокус, завалю, поняла?
— Не гони волну, братан, — послышалось сзади. Челнок обернулся. За его спиной стоял Гость.
— Здесь останови, — попросил Дима.
«БМВ» вкатился на огражденную территорию жилого комплекса, остановился у подъезда. Тотчас же подошел дюжий охранник с жетоном сотрудника службы безопасности на груди.
— Доброе утро, — сказал он без особого радушия в голосе. — Въезд в подземный гараж с торца дома.
— Я знаю, — кивнул Дима и улыбнулся в ответ искренней улыбкой доброжелательного парня. — Но я всего на минуту. Хочу посмотреть, как продвигается ремонт в нашей квартире. Моя жена наверху.
— Конечно, — охранник улыбнулся куда более открыто, нежели раньше. — Могу я узнать номер квартиры?
— Сто восемнадцатая.
— В сто восемнадцатую, — известил охранник рацию.
Дима вышел из машины. Вадим последовал за ним. Двое бойцов шагали чуть сзади. Они прошли в холл, направились к лифтам. В холле тоже расположился пост, кроме того, первый этаж был забит видеокамерами. Равно как и лестницы, и лифтовые кабины.
— Охрана пусть останется на лестничной площадке, — предупредил Дима советника.
Тот кивнул, обернулся к пехотинцам:
— Парни, постойте у лифта. Мы быстро. Тренькнул звонок, отмечая нужный этаж. Дима достал из кармана грязного пиджака ключи.
— Я только заберу деньги, — сказал он Вадиму. — Две минуты.
— Хорошо, — кивнул тот. — Не волнуйся. Мы никуда не опаздываем.
— Мы жить опаздываем, Вадим, — вздохнул Дима.
— Ты чего это? — удивился советник.
— Все в порядке.
Дима открыл дверь ключом, вошел в квартиру, прямиком направился в спальню. Чингиз прыгал на одной ноге, лихорадочно натягивая брюки. Бледная Наташа лежала в «семейной» постели, натянув до подбородка одеяло. Вадим застыл, словно вкопанный. Рука его потянулась под пиджак. Чингиз не
стал делать резких телодвижений. Просто виновато опустил руки.
— Дима, — хриплым от волнения голосом сказала Наташа. — Я тебе все объясню...
— Да, да, — рассеянно кивнул Дима, оглядываясь. — Это потом. Куда ты убрала чемодан?
— В шкаф, — упавшим голосом сказала Наташа.
Дима прошел мимо, словно не замечая их, откатил дверь шкафа-купе, достал кейс с деньгами, направился к двери, но остановился у порога, сказал Чингизу, словно бы только вспомнив:
— В три часа будь на «стрелке». Позвони Челноку, дай ему адрес Сапфирова, пусть съездит, раз ты занят.
— Хорошо, — растерянно ответил тот. — Дим, погоди, давай поговорим...
— И не опаздывай, пожалуйста.
— Конечно.
Дима вышел в коридор, кивнул Вадиму:
— Поехали.
В лифте Вадим попытался было что-то сказать, но Дима Остановил его движением руки.
— Не надо, Вадим. Я все вижу, все понимаю. Они вышли на улицу, сели в «БМВ».
— Для начала во ВГИК, потом в «Интерсине-ма», — скомандовал Дима и назвал адрес.
Эдуард Александрович нажал кнопку селектора:
— Любочка, сварите, пожалуйста, кофейку. Как обычно. «Эспрессо».
— Хорошо, Эдуард Александрович, — моментально откликнулась Любочка.
Продюсер открыл ящик стола, выудил из него плотный конверт. Этот конверт ему сегодня передал человек Смольного. Премия за отличную работу. И за верную службу, само собой. Эдуард Александрович вскрыл конверт, отогнул клапан. Внутри лежала пухлая стопка банкнот. «Тысяч пять, не меньше», — подумал продюсер. Он хотел было спрятать деньги в стол, но не удержался, достал купюры, принялся пересчитывать. На цифре «тридцать восемь» дверь в кабинет открылась, кто-то вошел, остановился у стола.
Эдуард Александрович поднял взгляд, и купюры вывалились у него из рук. Рассыпались по серому ковровому покрытию. Перед ним стояли двое. Того, что держался сзади, Эдуард Александрович не знал. Второй был Дмитрием Вячеславовичем Мало. Вчерашним визитером. Кровь отхлынула от лица продюсера. Он пробубнил что-то нечленораздельное, закашлялся, постарался взять себя в руки и выдавить улыбку.
— Эээээ... Здравствуйте, молодой человек. Рад вас видеть. Что-нибудь... случилось?
— Вы правы, Эдуард Александрович, случилось, — серьезно кивнул парень.
Продюсер вдруг увидел, что у мальчишки совершенно взрослые глаза. Заметил он и легкую сеточку морщин на веках. Вчера еще их не было, Эдуард Александрович мог в этом поклясться. С наблюдательностью у него все было в порядке.
— Эээээ... Что же, позвольте узнать? — Парень молча смотрел на него, и продюсер понял, что нажил себе большие неприятности. — Я вчера весь вечер думал, посмотрел кое-какие документы и пришел к выводу, что вы мне переплатили. — Эдуард Александрович неуверенно улыбнулся. — Что-то
около пятидесяти тысяч. — Дима молчал. — Или даже около семидесяти...
Дима поднялся, достал из кармана пистолет с глушителем, направил в грудь Эдуарду Александровичу, дважды нажал на курок. Послышались приглушенные хлопки.
Продюсер схватился за грудь, обмяк, сполз в кресле. Пустые глаза уставились на рассыпанные по полу купюры. На рубашке расплывалось красное пятно.
— Секретаршу тоже придется, — спокойно сказал Вадим. — Она же тебя видела...
— Вчера другая была.
Дима вытащил из замочной скважины ключ, они вышли из кабинета. Дима запер дверь, ключ бросил в окно. Из приемной появилась секретарша, неся на подносике чашку кофе, сахарницу и салфетки.
— Ааааа... — увидев посетителей, озадачилась она.
— Красавица, твой шеф только что спустился вниз, мы поедем на киностудию, он вернется к концу дня. А если все сложится удачно, то завтра утром. — Вадим приобнял девушку, зашептал ей на ухо. Правильно, нечего ей таращиться,,пусть в пиджачное плечо смотрит. — А это кофеек? Тот самый, что шеф заказывал? Не остывать же, — Вадим цапнул чашечку, сделал пару глотков, поставил обратно на поднос. — Отменный кофе. Превосходный просто. Умница, — чмокнул игриво секретаршу в нарумяненную щечку. — Увидимся, кошечка.
Через час после того, как сердце продюсера Эдуарда Александровича разнесла пистолетная пуля, майор Турчинов Святослав Григорьевич вышел из своей квартиры, запер дверь на оба замка и вызвал лифт. Настроение у него было вполне хорошее. Он даже насвистывал модный мотивчик.
Кабина остановилась, створки пошли в стороны. В кабине стояли двое. Святослав Григорьевич сразу узнал того, что стоял ближе. Его вчерашний «крестник». Живой, стало быть, остался, паскудыш. Тур-чинов соображал куда быстрее продюсера. Он метнулся в сторону, запуская руку под куртку.
Дима достал его первым же выстрелом. Пуля попала в бедро. Турчинов упал, пополз к лестнице, оставляя за собой смазанную кровавую полосу.
— Помогите! — сипло выкрикнул он. — Пожар! Пожар!!!
Дима вышел из лифта, подошел ближе, выстрелил еще дважды. Первая пуля попала майору в грудь, вторая — в голову.
Турчинов дернулся в агонии и затих.Дима зашел в кабинку лифта, кивнул советнику:
— Поехали.
— Дим, ты понимаешь, что менты за своего всех на уши поставят? Они счет ведут. Рано или поздно тебя вычислят.
— Я знаю, — кивнул спокойно Дима. — Это моя проблема. Пусть она тебя не заботит. Ты лучше вот что сделай. Собери команды человека по три-четыре. Пусть начинают подгребать куски Смольного. И отправь людей по нашим точкам. Тем, кто остался с нами, снизь налог до десяти процентов. На пару месяцев.
— Дим, это большие деньги, — напомнил советник. — Может быть, до двенадцати? Они и так счастливы будут.
— Я сказал, до десяти, Вадим. Пусть те, кто согласился перейти под «крышу» Смольного, поймут, что Цотеряли. В следующий раз неповадно будет.
— А с провинившимися что делать?
— Особо соглашающихся накажи серьезно. Остальным штраф — по двухмесячному сбору. Плюс увеличь процент. До двадцати. На три месяца.
— Хорошо, — Вадим улыбнулся. Он понял идею. Верность поощряется. Измена наказуема. Выбрал «крышу» — верь ей. А снижение налога на одних точках Дима с лихвой вернет повышением на других. — Сделаем.
Максим Абалов проснулся от долгого звонка в дверь. Он с трудом оторвал голову от Подушки и зажмурился от дичайшей боли в висках.
— Господи... — прошептал Абалов.
Он помнил, что молодой продюсер угощал его в ресторане отменным коньяком, а вот что было потом... До дома его довезли на такси, это он тоже помнил, но все последующие события словно стерли из памяти... То ли пиво он с кем-то пил, то ли вино... Вино, наверное. Или все-таки пиво? Как голова-то болит.
В дверь снова позвонили.
- Иду!
Абалов с трудом сполз с кровати. Оказалось, что спал он в костюме. Хорошо хоть без туфель и у себя дома. Мог бы в вытрезвителе проснуться.Он добрел до двери, дернул ручку. Оказалось, что и дверь не заперта. Забыл закрыть замок? Господи...
На пороге стоял давешний продюсер. Как его... Дмитрий, кажется.
— Доброе утро, Максим Юрьевич, — улыбнулся продюсер.
— Ох... Доброе... — Абалов прижал пальцы к виску. Это создавало иллюзию ослабления боли. — Какими судьбами?
— Посмотрите в окно, — предложил продюсер. Абалов прошаркал к окну. Отодвинул занавеску. — Ваш «БМВ-750». Как договаривались. Вот документы, — Дима бросил на телефонный столик пакет с документами. — Сейчас один из моих людей поедет вместе с вами в ГИБДД, поможет вам переоформить ее и поставить на учет. Машина совершенно новая. До салона ехала на грузовике. Пробег — от салона до Москвы. Сегодня днем, в четыре, вам позвонит директор картины. Вечером группа выезжает в Екатеринбург.
— Погодите, — Абалов опешил. — Но я не могу. У меня репетиции, а через четыре дня открытие сезона в театре.
— Максим Юрьевич, — юноша остался совершенно серьезен. — Знаете, что я ценю в людях превыше всего? Верность слову. Позвоните в театр. Вы — один из ведущих актеров, с вами считаются, дирекция театра обязательно пойдет вам навстречу. Договоритесь о том, что в ближайшие десять дней вас подменят актером второго состава. — Дима сложил руки на животе, заговорил спокойно и собранно, с нотками безразличия: — Наш контракт предусматривает ваше участие в спектаклях театра, но не более одного раза в неделю. Авиабилеты, проезд от аэропорта до театра и обратно за мой счет. К сожалению, большего я позволить себе не могу. Вам тоже.
— Простите, но... В таком случае я буду вынужден расторгнуть контракт, — морщась от боли в висках, заявил Абалов.
— Конечно, — Дима усмехнулся. — Вы имеете полное право это сделать. Но сначала перечитайте пункт о финансовой ответственности за невыполнение обязательств. Впрочем, — глаза юноши стали жесткими. — Если вы решите это сделать, я буду вам крайне признателен.
— Почему? — не сразу сообразил Абалов.
— Вы избавите меня от необходимости изыскивать средства на постановку двух следующих фильмов. И, уж поверьте, существует масса возможностей взыскать с вас эти деньги. Всего доброго, Максим Юрьевич. — Дима направился к лифту. Вызвал кабину и, не поворачивая головы, добавил: — Хотите совет? Впредь никогда не пейте с работодателями. А если пьете, никогда, ни при каких обстоятельствах не подписывайте деловых бумаг. Еще раз всего доброго, Максим Юрьевич. Мой человек и ваш «БМВ» ждут внизу.
Дима вошел в лифт, оставив Абалова наедине с усилившейся вдвое головной болью и твердым убеждением в правильности сделанного выбора. Этот мальчишка далеко пойдет. Абалов повидал достаточно много продюсеров, чтобы понять — Дмитрий... как его... одним словом, еще будет диктовать свои условия тем, кто уже сейчас сидит на самой вершине кинопирамиды. Нужно лишь держаться этого парня, и всегда будешь на коне.
В городе царило нечто невообразимое. Такой борзоты Смольный не помнил. Настоящий беспредел. Люди Крохи объявились на его кусках и начали чесать все точки подряд, добиваясь от торговцев смены «крыши». Вооруженные бейсбольными битами, обрезками водопроводных труб и монтировками, они действовали просто и эффективно. Бойцы Димы не забивали «стрелок» действующей «крыше», а находили точку, которая пыталась держать фасон, и разносили ее до руин. Избивали хозяина смертным боем, после чего все остальные соглашались на сотрудничество без долгих колебаний.
Пехотинцы Смольного, прибирая к рукам точки Крохи, действовали куда менее жестко.
Смольный был взбешен.
— Я этого сопляка зарою! Живьем! Опущу в козла! Опетушу! Сука, тварь позорная! Где он? Почему он до сих пор по земле ходит? Валить! Всех! Баранов этих, которые наши куски забирают! Всех до одного!!!
Через час до него дошли слухи еще более худшие. Дима разговаривал с Хеврой и вроде как заручился поддержкой. Конечно, проверить это возможным не представлялось, но его источник информации — «казачок» из бригады Крохи — никогда не сливал неточных сведений. Не верить ему поводов не было. Опасения подтвердились часа через полтора, когда его бригадиру позвонил один из торговцев и пожаловался, что нарисовавшиеся на авторынке беспре-делыцики из бригады Хевры конкретно наехали на его точку, отобрали всю выручку и заявили, что Смольный потерял влияние в городе и скоро его вообще закопают, как слепого землеройного обсоса.
Ну, если уж Хевра осмелился хвост поднимать, то дело плохо. Смольный позвонил Маниле.
— Манила? Смольный. Здорово, братан. Ты в курсах уже?
Манила был «в курсах». Более того, происходящее ему активно не нравилось. Во-первых, следом за кусками Смольного этот молодой да борзый Кро-хин обмылок может попытаться забрать под себя и куски Манилы. Благо есть на что зариться. Один «Царь-град» чего стоит. Ему, Маниле, такой расклад совершенно не катит. Да, он готов объединиться со структурой Смольного. На пару у них стволов выходит больше, чем у огольца и Хевры. Стоит забить Крохиному огольцу «стрелку» и реально объяснить, что в городе еще есть сила, способная ему противостоять.
Затем Смольный позвонил Хевре.
— Братан, — с ходу взял быка за рога, — мне тут люди хорошие звонят, трубку уже Оборвали, жалуются, что твои пацаны на авторынке натуральный беспредел учинили.
— Смольный, — Хевра, сука, был спокоен и уверен в себе. — Крохин пацан в натуре звонил, выставлять он тебя собирается. Конкретно. Это ты — беспределыцик. Точки его стал забирать под себя, даже разбора не дождавшись. К тому же базар катался, что ты человека в больничку послал, Крохиного пацана завалить. Понятия нарушаешь, братела.
— Слушай, ты, п...р гнойный! — взорвался Смольный. — Что я делаю и как, тебя не касается. Я по своим Делам сам отвечу. А Крохин оголец потому звонит, что ему жизни осталось на полдня! Реально! Он мне предъяву катит, что я его пытался на больничке завалить? А за базар ответит? Свидетели у него есть? Да если бы я хотел его завалить — завалил бы. Смотри, Хевра, ты не на ту лошадку поставил. Как бы измену тебе не словить лютую. Бригада у огольца слабая. Я всю его кодлу сегодня же замну.
Всех положу, как псов. Хочешь быть следующим? Тогда подписывайся давать ему поддержку. Хочешь остаться при делах и стоять, как полный «папа», — присоединяйся к нам с Манилой. Манила-то — братан неглупый. А он сразу согласился со мной остаться.
— Ладно, Смольный, погоди, не гони. — Хевра думал недолго. В конце концов, если Манила дает поддержку Смольному, стволов у них выходит больше, чем у Крохиного огольца. А он, Хевра, кстати, за огольца и не подписывался. Не было между ними такого базара. — Слушай, а как с авторынком быть? Мои пацаны там засветились уже. Если я задний ход дам — авторитет потеряю.
— Ты со мной? Тогда возьми рынок себе. Будешь откидывать мне кое-какой процент, и разойдемся миром. Кусок жирный, обоим хватит.
Смольный, конечно, крутил понты. Такую точку отдать какому-то козлу, который за две копейки готов, как проститутка бульварная, к любому в койку запрыгнуть? Нет уж. Но сначала надо разобраться с Крохиным пацаном. А уж потом придет черед Хевры.
— Добазарились. Я с тобой.
— Отлично.
Смольный кинул телефон на стол. Посмотрел на мрачного Язгу.
— Что, Язга? Не нравится, как дела пошли? Жрать вкусно любишь, телок красивых трахать любишь, коньячок да водочку пить любишь, а как в г...е возиться, так «папа»... — Советник молчал. — Всех вас, выбл...чное племя, под молотки надо пускать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34