Да хоть на той неделе. Договорились, — Смольный засмеялся мелко, как стекляшки по полу рассыпал. И тут же согнал улыбку, заговорил вроде бы и беспечно, но очень всерьез: — А у меня к тебе просьба будет, Святослав Григорьевич. По твоей линии. Тут, понимаешь, обсос один малолетний хороших людей сильно огорчает. Да. Нам по ушам проезжает, рубится, что крутой сильно. Да деловой один пожаловался. Как раз в моем кабинете сидит. Какие базары, Святослав Григорьевич? Заяву он тебе начиркает реально. Да. Забил этот обсос крысиный нам «стрелку» на шесть, у главной проходной «Мосфильма». А чего? Реальное место. Людное. Так ты пошли, значит, огольцов-то своих пятнистых, пусть прихватят его и у себя пока подержат. До ночи. А я тебе потом позвоню, как с ним быть, ладно? Ну и отлично. Он на реальной тачке ездит. Черный «БМВ». Сделаешь? Вот
и договорились. Спасибо, Святослав Григорьевич. Спасибо, дорогой. — Смольный повесил трубку, улыбнулся, развел руками. — Все. Попал Кроха. Конкретно попал.
Закурлыкала трубка Язги.
— Я. Слушаю тебя.
Советник разом понизил голос. Выразительно посмотрел на Смольного. Смольный в свою очередь на Эдуарда Александровича.
— Ну, чего стоишь-то? Иди, свободен.
— Понял... Спасибо.
Бочком продюсер отступил к двери, просочился наружу, почти бесшумно, словно в замочную скважину пролез. Исчез, испарился и был тут же забыт.
— Да ты чего, братан? — тревожно переспросил Язга, и Смольный сразу понял, что начались проблемы. — И все подняли? И ничего? Засада, братан...
Вообще-то Смольный и не ожидал, что обойдется совсем без проблем, но, судя по тону советника, на этот раз проблема назревала серьезная.
— Что? — спросил он, когда Язга отключил трубку.
— Люди Крохи слились. Совсем.
— Как слились? — переспросил Смольный.
— Реально. В туман слились. Наши менты по всем их хавирам известным прошли. Все там подняли — пусто. Вообще ни души.
— Засада, — повторил Смольный формулировку советника. — Куда они делись-то? У Крохи почти полторы сотни стволов. Столько людей не спрячешь.
— Может, они за город свалили? — предположил
Язга. — Утром еще? У Крохи с ушами все в порядке, и рубит он конкретно. Уже понял, наверное, что объявлять его будут. К войне готовится.
— Если он к войне готовится, почему бычок его до сих пор по Москве топчется? — Смольный уже не скрывал раздражения. Слишком молод он еще был, чувства прятать пока не научился. — Или, ты думаешь, он сюда сам поехал с такими бабками, а «папа» даже не узнал, где его сын делся? Да Кроха за него любого зубами порвет. Любой отец реально порвет. Что же это выходит? — Смольный задумался, побарабанил пальцами по столу. — Что выходит-то? Выходит, что в пролете мы, Язга. Чисто в пролете.
— Да не нервничай ты так, — успокоил его советник. — Нам-то не все равно? Ну, слились они. И что? Все равно Крохе против нас реально не потянуть. У нас две с половиной сотни пехотинцев под ружьем. А еще бычка его в стойло поставим, и полный расклад у нас на руках будет. Увидишь, Кроха один на разбор приедет, лишь бы малого не грохнули.
— Это верно. Это верно. А наш человек от Крохи не объявлялся?
— Нет пока. Молчит. Но обещался позвонить, как только случай удобный вывалится, — сообщил Язга.
— Если до шести звонка от него не будет, сам ему звони, — приказал Смольный. — Пусть объяснит, что за хрень такая творится.
— Ладно, — кивнул советник. — Пацаны готовы. Стволы на месте. Все на мази.
Смольный посмотрел на рюмку, на стоящую тут же бутылку водки, но пить не стал. Одна рюмка — куда ни шло. Больше нельзя. Ему еще разговор сегодня предстоит.
Дом Челнок выбрал хороший, на отшибе. С трех сторон поле, лес вдалеке. С четвертой, правда, дорога, но ведь деревня, в каждом дворе по собаке — караул. Сунься кто, лай такой поднимется — святые на небе уши ладонями зажмут.
Степану дом не понравился. Телевизора в нем не было, видака не было, музыки не было, даже радио — и того не было. Из чтива только подписка «Науки и жизни» за 1983 год. Плита под газовый баллон. Без баллона, естественно. Горячей воды нет, ванны нет, туалет во дворе, за раскисшим огородом. Пошел. А чего делать-то, коли приспичило?
На очке сидишь, как гордый орел на кавказской вершине. Крылья растопырил — в задницу дует северный ветер, что только с собой не уносит. Ощущения — привет вам, белые медведи. Щели между досками — дом в полный профиль видать и еще полдеревни в придачу. Внизу хлюпает, как в колодце, даже оторопь берет поначалу. Аж замираешь испуганно, глаза, как у филина, осмыслить пытаешься, а не оторвалось ли чего ненароком? При этом следи, как бы еще на кроссовки с непривычки не... того самого. Вместо туалетной бумаги — рваные страницы то ли «Науки», то ли «Жизни». А перед рожей — жирная карандашная надпись поперек двери: «Костя и Вася. Нижний Тагил. ДМБ-91». При чем тут Нижний Тагил? Что они тут делали, эти Вася с Костей? Как они в этой будке вдвоем поместились? Тут таракану и тому на задних лапах стоять придется, если не хочет дверь башкой открывать.
Степан справил нужду, застегнул штаны и побрел через огород к дому. Собственно, и огорода как такового тоже не было. Так, намек на грядки. Целина непаханая.
— Ну, ты и надыбал хату, — буркнул Степан Челноку, пытаясь обтереть кроссовки тряпкой. — По-страшнее не было, что ль? Я там по дороге одну сгоревшую видел. Надо было в ней поселиться.
Тот только усмехнулся, поправил висящий на плече «АКМу».
— Не гони волну, братан. Нормальная хата. Даль-няк — фигня. Завтра на нормальный сходишь. Главное, чтобы было чем на него сесть.
— Порадовал, - поморщился Степан. Кроссовки упорно не хотели отмываться и даже наоборот — приобрели конкретный поносный колер.
— А ты думал? Война, братан.
Светлана вышла из комнаты, вздохнула, но промолчала. Выходя замуж за Кроху, она понимала, чем благоверный занимается, какие дела ведет. И отдавала себе отчет в том, что однажды наступит день, когда им придется перейти на осадное положение, забиться в какую-нибудь дыру вроде этой и сидеть, не высовывая носа, может, неделю, может, месяц, а может, и остаток жизни. Странно, но она не чувствовала раздражения из-за отсутствия бытовых удобств.
— Степ, — позвала Светлана, — пойдем поговорим.
— Да ладно, — отмахнулся он. — Я с Челноком поговорил уже, — и пошел в дом.
И одному-то остаться негде. В каждой комнате по бойцу, да на чердаке двое — дорогу пасут.
— Во, жизнь, блин... — пробормотал себе под нос Степан. — Романтика... — В этот момент у него в кармане завибрировал мобильник. Хорошо, что он сразу догнал взять Модель с вибрацией. Степан про-
шел в. дальнюю от двери комнату, достал из кармана трубку, спросил, прикрывая губы ладонью: — Алло?
— Степан? Это Ирина... — Шепот нервный. Собранный, но Нервный.
— Я узнал, Ир, — Степан чуть не подпрыгнул от радости. — Слушай, у меня отец листок порвал, ну, тот, на котором ты номер записала. Я волновался... А почему ты шепотом говоришь? Ты не одна, что ли?
— Степан, — голос девушки сбился на секунду, пошел клочьями, рваной скороговоркой. — Подожди минуту. Скажи, твой папа может мне помочь?
— Не знаю. Прямо сейчас — не знаю. У него проблемы возникли. А что случилось? — насторожился Степан.
— Понимаешь, тут какие-то люди у подъезда. Человек пять, на иномарке приехали. И, по-моему, у них оружие. А только что кто-то поднимался на площадку, в дверь звонил... Потом с замком возились.
Степан почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Размером с крокодила. И такие же холодные.
— Степан... Степан, ты слушаешь?
— Я слушаю, Ира. Слушаю. Погоди... Я что-нибудь придумаю.
— Степан... — Она помолчала, потом призналась: — Мне страшно.
Прозвучало это очень отчаянно и безнадежно. Еще бы ей не было страшно. Любой бы на ее месте испугался.
— Ира, слушай меня внимательно... Ты сколько продержишься? Час сможешь?
— Если только они дверь ломать не станут. Я стопор накинула. Отмычкой... — Пауза и вновь сдавленный шепот: — Вот опять кто-то в замке ковыряется. Подожди, я в кухню уйду. С той стороны дверь открыть нельзя.
— Из квартиры черный ход есть?
— Нет.
— А ты вообще из квартиры выйти можешь?
— Нет. Там парень какой-то между этажами стоит. Я в глазок смотрела...
— Черт. Ладно. Я сейчас приеду. Главное, не паникуй.
Последнюю фразу он сказал уже едва ли не в полный голос, совершенно забыв об осторожности. И тут же услышал за спиной:
— Ты с кем это базары катаешь, братан? -Что?
Степан резко повернулся. На пороге стоял Челнок.
— Я спрашиваю, кому звонил?
— Да это не я. Это мне. Пацан один из института. У него напряги там... с экзаменами, короче. Спросил, не смогу ли я помочь.
— Что-то я звонка не слыхал.
— Да он в режиме вибрации стоит. Не звонит, трясется.
— А-а, — Челнок подошел, протянул руку. — Можно посмотреть?
Тон его подразумевал скорее утверждение, нежели вопрос.
— Конечно, смотри, — Степан положил мобильник на ладонь Челнока.
— Хорошая машинка. — Тот с любопытством осмотрел аппарат, сунул себе в карман. — Не в обиду, братан. Когда все закончится, верну. А пока пусть побудет у меня. На твоем пацане реальные люди уже
висеть могут. Ты, по неопытности, наколку им дашь. Неприятности тогда у нас будут. Понимаешь?
— Ладно, чего там... Надо так надо, — Степан сделал честные глаза. — Слушай, Челнок, у тебя бабки есть?
— Ну, допустим, есть мало-мало. А тебе зачем?
— Да хотел в магазин сходить. Скучно, блин, как в могиле.
Степан изо всех сил старался, чтобы его голос звучал беспечно и убедительно. Судя по всему, получилось плохо. Точнее, совсем не получилось.
— Не стоит, пожалуй, братан. Лучше сутки скучать здесь, чем без берегов — в ящике.
— Наверное, ты прав, — кивнул Степан. — Наверное, прав. Отец не звонил?
— Нет. Не до нас там сейчас, Степ. Мы в безопасности, а ему из-под «пера» сегодня уходить придется, — улыбнулся чуть заметно Челнок.
Он понял спокойствие и покладистость Степана по-своему. В критической ситуации люди на многое начинают смотреть иначе.
— Ладно, — Степан потянулся. — Пойду по дому пошляюсь, клопов погоняю. Хоть какое-то развлечение. Да, слушай, ствол у тебя есть?
— А ты не видишь? — Челнок хлопнул ладонью по кожуху автомата.
— Не, не этот. Пистолет есть? Для меня. Вдруг волки нагрянут? Вы биться будете, а я за печкой сидеть?
— А где ты тут печку нашел? — усмехнулся Челнок, но полез за пазуху, выудил из наплечной кобуры «ТТ». — Ты волыну-то реально в руках держал раньше?
— А то нет?
— Ну, тогда бери, пользуй. Но если менты прорисуются — бросай на пол. А еще лучше — в окно. И в полную несознанку, как бы ни кололи. Ты про ствол этот знать ничего не знаешь и в глаза его реально никогда не видел. Признаешься — мало дадут, не признаешься — вообще ничего не дадут. Понял?
— Понял, не дурак, — Степан принял ствол, покрутил в руках, сунул за ремень, под куртку. — Не заметно?
— А какая разница? — искренне удивился Челнок. — Ты же не на прогулку с ним собираешься. — Он прищурился. — Слышь, малой, а ты часом не косяки ли пороть намылился, а? Что-то мне глаза твои не нравятся.
— Да ты чего? — искренне возмутился Степан. — Я что, совсем без понятий, что ли? На всю башку ушибленный?
— Ты смотри у меня, малой. Замечу чего — уши оторву. Имей в виду.
— Уже имею.
— Молодец. Шустро рубишь.
Челнок пошел к двери, на пороге повернулся, сказать чего-то хотел, да не сказал. Вышел.Степан вышел следом, постоял, прислушался, откуда доносится стук Светланиных каблуков. Вроде со второго? Точно, со второго. Он быстро взбежал по лестнице, заглянул в одну комнатку, во вторую.
Светлана просто ходила, сложив руки на груди. Мотала круги, коротала время. Увидев пасынка, остановилась, взглянула удивленно.
— Степан?
— Тихо, — он прижал палец к губам. — У тебя лаве есть?
— Лаве?
— Ну, деньги есть у тебя?
— Есть, — Светлана сняла с плеча сумочку. Но смотрела непонимающе. — Что-нибудь случилось?
— Да ничего не случилось. Нормально все.
— Сколько тебе нужно?
— Баксов триста. Лучше, если больше.
— Сейчас посмотрю. По-моему, есть у меня... А зачем тебе, ты можешь сказать?
Она выудила из сумочки красивый кожаный бумажник, открыла, достала несколько стодолларовых купюр, тоненькую стопочку пятисотрублевок. Среди них затесалось несколько сотенных и даже пара полтинников. Степан выхватил из ее рук деньги, сложил, запихнул в карман джинсов.
— Постой, — встревожилась Светлана. — Ты что задумал?
— Тихо, — прошипел страшно Степан. Рванул из-за пояса пистолет. — Блин, заорешь еще раз, завалю!
— Степка, ты с ума сошел! Отдай пистолет!
— Да иди ты, — Степан попятился к выходу, держа Светлану на мушке. — Шалава...
— Идиот, — вдруг резко сказала она. — Придурок малолетний. Засранец дешевый. Эгоист. Ни о ком не думаешь, кроме себя. Ну ладно, на меня тебе плевать. Пусть. Но ты же отца подставишь, дебил. Людей его подставишь, себя подставишь!
Степан нырнул в коридор, в два прыжка оказался у лестницы, скатился по ступеням. Челнок уже стоял, повернувшись полубоком, вскинув автомат к плечу. Увидев Степана, сплюнул.
— Бес оглашенный. Я же тебя чуть не завалил. Ты куда так вваливаешь-то, малой?
— Брат, подперло! — заорал Степан, прыгая по грядкам, как австралийский кенгуру.
— А-а, — понимающе мотнул головой Челнок и засмеялся. — Небось молоко-то с огурцами трескал? Смотри ствол в парашу не урони! Сам доставать полезешь!
И в эту секунду на крыльцо выбежала Светлана.
— Остановите его кто-нибудь! — крикнула она. — Степка, стой!
Челнок прищурился. Он сразу все понял, скинул автомат, сунул его Светлане.
— Держи! Не дай божок, срисует кто. Вот баклан, — досадливо бормотнул он, скатываясь с крыльца. — А ну, стоять, малой!!! — гаркнул уже на бегу. — Стоять, тебе говорят!
А Степан летел к забору, сгнившему, почти завалившемуся на пашню штакетнику, оскальзываясь в грязи, чувствуя, как кровь приливает к ушам и те становятся огромными, будто японские зонтики. Штакетник придвигался рывками. Десять шагов, а потом сразу три, потом один. Степан ухватился за край, не прыгнул — толкнул. Заборчик повалился хлипко, как раненый солдат-новобранец.
Степан ломанулся через поле, путаясь в гниющей картофельной ботве, к лесу. Челнок бежал за ним.
— Стой, малой! Все равно догоню!
— Запаришься! — выдавил на выдохе Степан. Степан не думал о том, что будет. Он думал о том, что есть. Ирина поехала к нему в институт, даже не спросив, что случилось. А этим... Этим плевать на всех, кроме себя. Вообще на всех. А Степану — нет. И даже если она потом захочет уйти, он обязан ее выручить. Хотя бы потому, что утром она выручила его.
Степан прибавил шаг. Словно бы второе дыхание открылось. Бежать стало легче. Не догонит его Челнок. Ни за что не догонит. Потому что он за себя. А Степан — за Ирину.
— Г...нюк! — процедил Челнок зло.
— Дыхалку побереги!
— Я тебе уши оторву!
— Догони сначала!
Степан достиг опушки секунд на пятнадцать раньше, нырнул в кусты, плюхнулся на сырую траву за трухлявым стволом поваленного дерева. Он видел, как Челнок вошел в лес, остановился, согнувшись пополам, оглядываясь и переводя дух.
— Дурак! — крикнул Челнок. — Пойми! Тебе же в городе появляться нельзя. Завалят!
Степан перевернулся на спину. Закрыл глаза. «Ушел, — набатно пульсировала в висках кровь. — Ушел».
— Степан! Слышь, Степан! Давай я хоть пацанов с тобой пошлю!!!
Да, да. Втирай это фуфло бедным, сказочник. Затрещали кусты, но в другой стороне. Пусть ищет. Пусть. Степан полежал еще минут пять. Дождался, пока станет совсем тихо. Пели над головой птицы, да доносился издалека шум трассы. Аккурат до самой Москвы добраться можно. Только Степан-то на звук этот не пойдет. Потому как Челнок — пацан тертый, на таких делах трех собак сожрал. Стоит небось на трассе, его встречает. Нет уж.
Стецан поднялся и зашагал по лесу, стараясь держаться параллельно шоссе. А Челнок пускай постоит, воздухом подышит. Ему полезно.
Их повязали настолько шустро, что Борик даже хрюкнуть не успел. Стоило им открыть дверцу, вся площадь пришла в движение. Откуда ни возьмись выкатился замызганный «жигуль» и блокировал «БМВ» сзади. Стоящая у проходной компания не то актеров, не то грузчиков метнулась к иномарке, на ходу выхватывая из-под кургузых пиджачков стволы. Дверца распахнулась, чья-то рука вцепилась Диме в волосы и потащила наружу.
— Руки! Руки, падла, — орали глоток в двадцать, не меньше. — Лежать! Лежать, я сказал, падла! Ноги на ширине плеч! Лежать!!!
Бросили на асфальт, в лужу. Вокруг тротуар влажный, конечно, но без луж, так нет, прямо в мокрое положили. Защелкнули на руках «браслеты».
— Вы чего делаете-то, волки? — огрызнулся Борик. — Вы бы бандитов так вязали, как честных граждан!
— Поговори у меня, падла, — весело ответил кто-то.
Дима видел безграничное удивление, написанное на лице Северьяна Януарьевича, стоящего у проходной. Видел заинтересованность столпившихся поодаль кинодеятелей.
— Что, орлы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
и договорились. Спасибо, Святослав Григорьевич. Спасибо, дорогой. — Смольный повесил трубку, улыбнулся, развел руками. — Все. Попал Кроха. Конкретно попал.
Закурлыкала трубка Язги.
— Я. Слушаю тебя.
Советник разом понизил голос. Выразительно посмотрел на Смольного. Смольный в свою очередь на Эдуарда Александровича.
— Ну, чего стоишь-то? Иди, свободен.
— Понял... Спасибо.
Бочком продюсер отступил к двери, просочился наружу, почти бесшумно, словно в замочную скважину пролез. Исчез, испарился и был тут же забыт.
— Да ты чего, братан? — тревожно переспросил Язга, и Смольный сразу понял, что начались проблемы. — И все подняли? И ничего? Засада, братан...
Вообще-то Смольный и не ожидал, что обойдется совсем без проблем, но, судя по тону советника, на этот раз проблема назревала серьезная.
— Что? — спросил он, когда Язга отключил трубку.
— Люди Крохи слились. Совсем.
— Как слились? — переспросил Смольный.
— Реально. В туман слились. Наши менты по всем их хавирам известным прошли. Все там подняли — пусто. Вообще ни души.
— Засада, — повторил Смольный формулировку советника. — Куда они делись-то? У Крохи почти полторы сотни стволов. Столько людей не спрячешь.
— Может, они за город свалили? — предположил
Язга. — Утром еще? У Крохи с ушами все в порядке, и рубит он конкретно. Уже понял, наверное, что объявлять его будут. К войне готовится.
— Если он к войне готовится, почему бычок его до сих пор по Москве топчется? — Смольный уже не скрывал раздражения. Слишком молод он еще был, чувства прятать пока не научился. — Или, ты думаешь, он сюда сам поехал с такими бабками, а «папа» даже не узнал, где его сын делся? Да Кроха за него любого зубами порвет. Любой отец реально порвет. Что же это выходит? — Смольный задумался, побарабанил пальцами по столу. — Что выходит-то? Выходит, что в пролете мы, Язга. Чисто в пролете.
— Да не нервничай ты так, — успокоил его советник. — Нам-то не все равно? Ну, слились они. И что? Все равно Крохе против нас реально не потянуть. У нас две с половиной сотни пехотинцев под ружьем. А еще бычка его в стойло поставим, и полный расклад у нас на руках будет. Увидишь, Кроха один на разбор приедет, лишь бы малого не грохнули.
— Это верно. Это верно. А наш человек от Крохи не объявлялся?
— Нет пока. Молчит. Но обещался позвонить, как только случай удобный вывалится, — сообщил Язга.
— Если до шести звонка от него не будет, сам ему звони, — приказал Смольный. — Пусть объяснит, что за хрень такая творится.
— Ладно, — кивнул советник. — Пацаны готовы. Стволы на месте. Все на мази.
Смольный посмотрел на рюмку, на стоящую тут же бутылку водки, но пить не стал. Одна рюмка — куда ни шло. Больше нельзя. Ему еще разговор сегодня предстоит.
Дом Челнок выбрал хороший, на отшибе. С трех сторон поле, лес вдалеке. С четвертой, правда, дорога, но ведь деревня, в каждом дворе по собаке — караул. Сунься кто, лай такой поднимется — святые на небе уши ладонями зажмут.
Степану дом не понравился. Телевизора в нем не было, видака не было, музыки не было, даже радио — и того не было. Из чтива только подписка «Науки и жизни» за 1983 год. Плита под газовый баллон. Без баллона, естественно. Горячей воды нет, ванны нет, туалет во дворе, за раскисшим огородом. Пошел. А чего делать-то, коли приспичило?
На очке сидишь, как гордый орел на кавказской вершине. Крылья растопырил — в задницу дует северный ветер, что только с собой не уносит. Ощущения — привет вам, белые медведи. Щели между досками — дом в полный профиль видать и еще полдеревни в придачу. Внизу хлюпает, как в колодце, даже оторопь берет поначалу. Аж замираешь испуганно, глаза, как у филина, осмыслить пытаешься, а не оторвалось ли чего ненароком? При этом следи, как бы еще на кроссовки с непривычки не... того самого. Вместо туалетной бумаги — рваные страницы то ли «Науки», то ли «Жизни». А перед рожей — жирная карандашная надпись поперек двери: «Костя и Вася. Нижний Тагил. ДМБ-91». При чем тут Нижний Тагил? Что они тут делали, эти Вася с Костей? Как они в этой будке вдвоем поместились? Тут таракану и тому на задних лапах стоять придется, если не хочет дверь башкой открывать.
Степан справил нужду, застегнул штаны и побрел через огород к дому. Собственно, и огорода как такового тоже не было. Так, намек на грядки. Целина непаханая.
— Ну, ты и надыбал хату, — буркнул Степан Челноку, пытаясь обтереть кроссовки тряпкой. — По-страшнее не было, что ль? Я там по дороге одну сгоревшую видел. Надо было в ней поселиться.
Тот только усмехнулся, поправил висящий на плече «АКМу».
— Не гони волну, братан. Нормальная хата. Даль-няк — фигня. Завтра на нормальный сходишь. Главное, чтобы было чем на него сесть.
— Порадовал, - поморщился Степан. Кроссовки упорно не хотели отмываться и даже наоборот — приобрели конкретный поносный колер.
— А ты думал? Война, братан.
Светлана вышла из комнаты, вздохнула, но промолчала. Выходя замуж за Кроху, она понимала, чем благоверный занимается, какие дела ведет. И отдавала себе отчет в том, что однажды наступит день, когда им придется перейти на осадное положение, забиться в какую-нибудь дыру вроде этой и сидеть, не высовывая носа, может, неделю, может, месяц, а может, и остаток жизни. Странно, но она не чувствовала раздражения из-за отсутствия бытовых удобств.
— Степ, — позвала Светлана, — пойдем поговорим.
— Да ладно, — отмахнулся он. — Я с Челноком поговорил уже, — и пошел в дом.
И одному-то остаться негде. В каждой комнате по бойцу, да на чердаке двое — дорогу пасут.
— Во, жизнь, блин... — пробормотал себе под нос Степан. — Романтика... — В этот момент у него в кармане завибрировал мобильник. Хорошо, что он сразу догнал взять Модель с вибрацией. Степан про-
шел в. дальнюю от двери комнату, достал из кармана трубку, спросил, прикрывая губы ладонью: — Алло?
— Степан? Это Ирина... — Шепот нервный. Собранный, но Нервный.
— Я узнал, Ир, — Степан чуть не подпрыгнул от радости. — Слушай, у меня отец листок порвал, ну, тот, на котором ты номер записала. Я волновался... А почему ты шепотом говоришь? Ты не одна, что ли?
— Степан, — голос девушки сбился на секунду, пошел клочьями, рваной скороговоркой. — Подожди минуту. Скажи, твой папа может мне помочь?
— Не знаю. Прямо сейчас — не знаю. У него проблемы возникли. А что случилось? — насторожился Степан.
— Понимаешь, тут какие-то люди у подъезда. Человек пять, на иномарке приехали. И, по-моему, у них оружие. А только что кто-то поднимался на площадку, в дверь звонил... Потом с замком возились.
Степан почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Размером с крокодила. И такие же холодные.
— Степан... Степан, ты слушаешь?
— Я слушаю, Ира. Слушаю. Погоди... Я что-нибудь придумаю.
— Степан... — Она помолчала, потом призналась: — Мне страшно.
Прозвучало это очень отчаянно и безнадежно. Еще бы ей не было страшно. Любой бы на ее месте испугался.
— Ира, слушай меня внимательно... Ты сколько продержишься? Час сможешь?
— Если только они дверь ломать не станут. Я стопор накинула. Отмычкой... — Пауза и вновь сдавленный шепот: — Вот опять кто-то в замке ковыряется. Подожди, я в кухню уйду. С той стороны дверь открыть нельзя.
— Из квартиры черный ход есть?
— Нет.
— А ты вообще из квартиры выйти можешь?
— Нет. Там парень какой-то между этажами стоит. Я в глазок смотрела...
— Черт. Ладно. Я сейчас приеду. Главное, не паникуй.
Последнюю фразу он сказал уже едва ли не в полный голос, совершенно забыв об осторожности. И тут же услышал за спиной:
— Ты с кем это базары катаешь, братан? -Что?
Степан резко повернулся. На пороге стоял Челнок.
— Я спрашиваю, кому звонил?
— Да это не я. Это мне. Пацан один из института. У него напряги там... с экзаменами, короче. Спросил, не смогу ли я помочь.
— Что-то я звонка не слыхал.
— Да он в режиме вибрации стоит. Не звонит, трясется.
— А-а, — Челнок подошел, протянул руку. — Можно посмотреть?
Тон его подразумевал скорее утверждение, нежели вопрос.
— Конечно, смотри, — Степан положил мобильник на ладонь Челнока.
— Хорошая машинка. — Тот с любопытством осмотрел аппарат, сунул себе в карман. — Не в обиду, братан. Когда все закончится, верну. А пока пусть побудет у меня. На твоем пацане реальные люди уже
висеть могут. Ты, по неопытности, наколку им дашь. Неприятности тогда у нас будут. Понимаешь?
— Ладно, чего там... Надо так надо, — Степан сделал честные глаза. — Слушай, Челнок, у тебя бабки есть?
— Ну, допустим, есть мало-мало. А тебе зачем?
— Да хотел в магазин сходить. Скучно, блин, как в могиле.
Степан изо всех сил старался, чтобы его голос звучал беспечно и убедительно. Судя по всему, получилось плохо. Точнее, совсем не получилось.
— Не стоит, пожалуй, братан. Лучше сутки скучать здесь, чем без берегов — в ящике.
— Наверное, ты прав, — кивнул Степан. — Наверное, прав. Отец не звонил?
— Нет. Не до нас там сейчас, Степ. Мы в безопасности, а ему из-под «пера» сегодня уходить придется, — улыбнулся чуть заметно Челнок.
Он понял спокойствие и покладистость Степана по-своему. В критической ситуации люди на многое начинают смотреть иначе.
— Ладно, — Степан потянулся. — Пойду по дому пошляюсь, клопов погоняю. Хоть какое-то развлечение. Да, слушай, ствол у тебя есть?
— А ты не видишь? — Челнок хлопнул ладонью по кожуху автомата.
— Не, не этот. Пистолет есть? Для меня. Вдруг волки нагрянут? Вы биться будете, а я за печкой сидеть?
— А где ты тут печку нашел? — усмехнулся Челнок, но полез за пазуху, выудил из наплечной кобуры «ТТ». — Ты волыну-то реально в руках держал раньше?
— А то нет?
— Ну, тогда бери, пользуй. Но если менты прорисуются — бросай на пол. А еще лучше — в окно. И в полную несознанку, как бы ни кололи. Ты про ствол этот знать ничего не знаешь и в глаза его реально никогда не видел. Признаешься — мало дадут, не признаешься — вообще ничего не дадут. Понял?
— Понял, не дурак, — Степан принял ствол, покрутил в руках, сунул за ремень, под куртку. — Не заметно?
— А какая разница? — искренне удивился Челнок. — Ты же не на прогулку с ним собираешься. — Он прищурился. — Слышь, малой, а ты часом не косяки ли пороть намылился, а? Что-то мне глаза твои не нравятся.
— Да ты чего? — искренне возмутился Степан. — Я что, совсем без понятий, что ли? На всю башку ушибленный?
— Ты смотри у меня, малой. Замечу чего — уши оторву. Имей в виду.
— Уже имею.
— Молодец. Шустро рубишь.
Челнок пошел к двери, на пороге повернулся, сказать чего-то хотел, да не сказал. Вышел.Степан вышел следом, постоял, прислушался, откуда доносится стук Светланиных каблуков. Вроде со второго? Точно, со второго. Он быстро взбежал по лестнице, заглянул в одну комнатку, во вторую.
Светлана просто ходила, сложив руки на груди. Мотала круги, коротала время. Увидев пасынка, остановилась, взглянула удивленно.
— Степан?
— Тихо, — он прижал палец к губам. — У тебя лаве есть?
— Лаве?
— Ну, деньги есть у тебя?
— Есть, — Светлана сняла с плеча сумочку. Но смотрела непонимающе. — Что-нибудь случилось?
— Да ничего не случилось. Нормально все.
— Сколько тебе нужно?
— Баксов триста. Лучше, если больше.
— Сейчас посмотрю. По-моему, есть у меня... А зачем тебе, ты можешь сказать?
Она выудила из сумочки красивый кожаный бумажник, открыла, достала несколько стодолларовых купюр, тоненькую стопочку пятисотрублевок. Среди них затесалось несколько сотенных и даже пара полтинников. Степан выхватил из ее рук деньги, сложил, запихнул в карман джинсов.
— Постой, — встревожилась Светлана. — Ты что задумал?
— Тихо, — прошипел страшно Степан. Рванул из-за пояса пистолет. — Блин, заорешь еще раз, завалю!
— Степка, ты с ума сошел! Отдай пистолет!
— Да иди ты, — Степан попятился к выходу, держа Светлану на мушке. — Шалава...
— Идиот, — вдруг резко сказала она. — Придурок малолетний. Засранец дешевый. Эгоист. Ни о ком не думаешь, кроме себя. Ну ладно, на меня тебе плевать. Пусть. Но ты же отца подставишь, дебил. Людей его подставишь, себя подставишь!
Степан нырнул в коридор, в два прыжка оказался у лестницы, скатился по ступеням. Челнок уже стоял, повернувшись полубоком, вскинув автомат к плечу. Увидев Степана, сплюнул.
— Бес оглашенный. Я же тебя чуть не завалил. Ты куда так вваливаешь-то, малой?
— Брат, подперло! — заорал Степан, прыгая по грядкам, как австралийский кенгуру.
— А-а, — понимающе мотнул головой Челнок и засмеялся. — Небось молоко-то с огурцами трескал? Смотри ствол в парашу не урони! Сам доставать полезешь!
И в эту секунду на крыльцо выбежала Светлана.
— Остановите его кто-нибудь! — крикнула она. — Степка, стой!
Челнок прищурился. Он сразу все понял, скинул автомат, сунул его Светлане.
— Держи! Не дай божок, срисует кто. Вот баклан, — досадливо бормотнул он, скатываясь с крыльца. — А ну, стоять, малой!!! — гаркнул уже на бегу. — Стоять, тебе говорят!
А Степан летел к забору, сгнившему, почти завалившемуся на пашню штакетнику, оскальзываясь в грязи, чувствуя, как кровь приливает к ушам и те становятся огромными, будто японские зонтики. Штакетник придвигался рывками. Десять шагов, а потом сразу три, потом один. Степан ухватился за край, не прыгнул — толкнул. Заборчик повалился хлипко, как раненый солдат-новобранец.
Степан ломанулся через поле, путаясь в гниющей картофельной ботве, к лесу. Челнок бежал за ним.
— Стой, малой! Все равно догоню!
— Запаришься! — выдавил на выдохе Степан. Степан не думал о том, что будет. Он думал о том, что есть. Ирина поехала к нему в институт, даже не спросив, что случилось. А этим... Этим плевать на всех, кроме себя. Вообще на всех. А Степану — нет. И даже если она потом захочет уйти, он обязан ее выручить. Хотя бы потому, что утром она выручила его.
Степан прибавил шаг. Словно бы второе дыхание открылось. Бежать стало легче. Не догонит его Челнок. Ни за что не догонит. Потому что он за себя. А Степан — за Ирину.
— Г...нюк! — процедил Челнок зло.
— Дыхалку побереги!
— Я тебе уши оторву!
— Догони сначала!
Степан достиг опушки секунд на пятнадцать раньше, нырнул в кусты, плюхнулся на сырую траву за трухлявым стволом поваленного дерева. Он видел, как Челнок вошел в лес, остановился, согнувшись пополам, оглядываясь и переводя дух.
— Дурак! — крикнул Челнок. — Пойми! Тебе же в городе появляться нельзя. Завалят!
Степан перевернулся на спину. Закрыл глаза. «Ушел, — набатно пульсировала в висках кровь. — Ушел».
— Степан! Слышь, Степан! Давай я хоть пацанов с тобой пошлю!!!
Да, да. Втирай это фуфло бедным, сказочник. Затрещали кусты, но в другой стороне. Пусть ищет. Пусть. Степан полежал еще минут пять. Дождался, пока станет совсем тихо. Пели над головой птицы, да доносился издалека шум трассы. Аккурат до самой Москвы добраться можно. Только Степан-то на звук этот не пойдет. Потому как Челнок — пацан тертый, на таких делах трех собак сожрал. Стоит небось на трассе, его встречает. Нет уж.
Стецан поднялся и зашагал по лесу, стараясь держаться параллельно шоссе. А Челнок пускай постоит, воздухом подышит. Ему полезно.
Их повязали настолько шустро, что Борик даже хрюкнуть не успел. Стоило им открыть дверцу, вся площадь пришла в движение. Откуда ни возьмись выкатился замызганный «жигуль» и блокировал «БМВ» сзади. Стоящая у проходной компания не то актеров, не то грузчиков метнулась к иномарке, на ходу выхватывая из-под кургузых пиджачков стволы. Дверца распахнулась, чья-то рука вцепилась Диме в волосы и потащила наружу.
— Руки! Руки, падла, — орали глоток в двадцать, не меньше. — Лежать! Лежать, я сказал, падла! Ноги на ширине плеч! Лежать!!!
Бросили на асфальт, в лужу. Вокруг тротуар влажный, конечно, но без луж, так нет, прямо в мокрое положили. Защелкнули на руках «браслеты».
— Вы чего делаете-то, волки? — огрызнулся Борик. — Вы бы бандитов так вязали, как честных граждан!
— Поговори у меня, падла, — весело ответил кто-то.
Дима видел безграничное удивление, написанное на лице Северьяна Януарьевича, стоящего у проходной. Видел заинтересованность столпившихся поодаль кинодеятелей.
— Что, орлы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34