Однако версия, будто Сим лишь просто столкнулся с хозяйкой дома, нелепа, если вспомнить жуткое описание вида убитой, которое представили суду патологоанатомы и фотографы.
Судья Растер резюмировал дело с обычной скрупулезностью, и, когда присяжные удалились на совещание, было уже около восьми часов вечера.
Сима окружили полицейские и в наручниках отвели обратно в камеру. Когда щелкнул ключ в двери камеры, Сим почувствовал себя одиноким, как никогда. Он был уверен, что его признают виновным в убийстве, он пропал, это ясно. И все-таки никак не мог с этим смириться. Ведь убил не он. Сим терзал себя за то, что позволил этому краснобаю адвокату уговорить себя изменить
показания.
Присяжные спорили три часа, прежде чем сообщили, что достигли решения. После этого Сима снова привели в зал суда. Один за другим прошли на свои места присяжные. Зал был битком набит представителями прессы, юристами, сыщиками,
свидетелями, родственниками подсудимого и просто любопытными. Каждый старался по лицам присяжных угадать приговор, и даже репортеры утратили свое обычное равнодушие.
Помощник судьи попросил старшину присяжных сообщить их решение.
Тот медленно провозгласил:
— Виновен в убийстве!
На какое-то мгновение все это показалось Симу невероятным. Ведь он не убивал! Сим вопросительно смотрел на судью Растера.
— Присяжные признали вас виновным в убийстве,— сказал судья.— С моей точки зрения это единственно возможный вердикт.
И, согласно закону, он вынес смертный приговор Норману Симу.
— Но я не убивал ее! — закричал Сим.— Это ошибка! Все неправда! — Он вцепился в прутья решетки, огораживавшей скамью подсудимых.— Я был без сознания, когда подписал признание. Адвокаты погубили меня своими советами!..
Сыщики наблюдали эту сцену с каменными лицами. Старшему инспектору Филдсу было немного не по себе, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул. Инспектор Браммел внутренне сопротивлялся очевидному, как все циники. Он считал, что приговор Симу будет смягчен и в конце концов он получит не больше пятнадцати лет — примерно столько же он отсидел бы и за кражу драгоценностей, даже если бы ему не приписывали убийства. «Если он не убил тогда, теперь уж, во всяком случае, ему убивать не захочется»,— твердил себе Браммел. Эту фразу он часто слышал от своих коллег. Поистине, люди, привыкшие видеть зло, санкционировать или просто не замечать его, кончают тем, что сами начинают творить зло. Эту истину Браммел знал очень хорошо.
Один только старший сыщик Филберт был вполне доволен собой. У него не было ни малейших сомнений в том, что Сим виновен. Сим, говорил он себе, злостный преступник. Он получил по заслугам. Жаль, если власти смягчат наказание... Старший сыщик Филберт был ярым сторонником смертной казни.
ХLI
В тот же день, несколько позднее, в привилегированном клубе, где нередко делают министров, судей и полицейских комиссаров, независимо от того, какое правительство находится у власти, состоялся небезынтересный разговор, в котором приняли участие влиятельнейшие в городе фигуры.
— А неплохо сегодня Коутс обошел Мура,— сказал бывший адвокат, ныне директор банка.
— Кстати, есть вакантное место судьи,— отозвался член правительства.
— Что ж, из обвинителей иногда получаются неплохие судьи,— заметил газетный магнат Фредерик Джемисон.
Это соображение было единодушно одобрено.
— Старший инспектор Филдс тоже отлично показал себя, заметил председатель ассоциации ювелиров, он же глава страховой компании.
— Очень способный человек,— сказал сэр Фредерик.— Правительство должно серьезно подумать о его кандидатуре на пост комиссара.
— Только не комиссара, а помощника комиссара,— поправил его директор нефтяной компании и пустился в рассуждения о том, что комиссаром должен быть человек, не связанный с полицией.— Независимому человеку будут меньше завидовать. А Филдс станет прекрасным помощником... — Он назвал нескольких видных правительственный чиновников, которые, по его мнению, вполне подходят на роль комиссара. В их числе был постоянный секретарь ведомства генерального атторнея...
— Отличное сочетание: государственный чиновник и полицейский,— заметил бывший адвокат.
Сэр Фредерик Джемисон поддержал это мудрое соображение, и сильные мира сего принялись обсуждать, кто из чиновников, названных директором нефтяной компании, лучше подойдет на пост комиссара. Вскоре выбор был сделан. При поддержке Фрэнка Филдса новый комиссар должен был стяжать полиции новые лавры.
Так Норман Сим осчастливил многих людей и обеспечил им продвижение по службе.
ХLII
В тот день, когда Фрэнк Россер Филдс был назначен помощником полицейского комиссара, Стюарт Александр Браммел ушел в отставку.
Но если помощник комиссара был огорчен тем, что лишился одного из лучших сыщиков, короля осведомителей, которого вряд ли кто сможет заменить, то Брюс Филберт, только что назначенный на пост начальника сыскной полиции, был этому очень рад. Ничего, кроме неприязни к этому вкрадчивому светскому болтуну, к этому интригану и проныре, он не испытывал. Даже теперь Филдс не мог отделаться от подозрений: где, черт побери, Браммел добыл денег на отель? Однако только что назначенный грузный шеф сыскной полиции не имел намерения копаться в этой истории; он и в Самом деле был слишком благодарен Браммелу, чтобы ломать голову над тем, что не входило в его сферу — задержание нарушителей закона... Когда помощник комиссара Филдс предложил ему принять участие в организации достойных проводов Браммела, Филберт охотно согласился и так старался, что проводы удались на славу.
Председательствовал на банкете новый комиссар, бывший постоянный секретарь ведомства генерального атторнея. Он сказал, что считает за честь возглавить полицию, которая могла создать такого умного и проницательного человека, как Браммел. Затем от имени всех присутствующих он преподнес Браммелу адрес в знак признания его заслуг перед обществом.
Помощник комиссара Филдс, предложивший тост за Брам-мела, выразил сожаление, что сыскная полиция лишилась одного из самых талантливых работников. Стюарт Браммел был не только непревзойденным сыщиком, но и подлинным джентльменом. Помощник комиссара привел несколько примеров джентльменских поступков Браммела, которые были встречены бурными аплодисментами. Полиция много потеряет с его уходом, сказал помощник комиссара, но тем не менее от себя и от всей полиции пожелал Стюарту удачи на новом поприще.
Филдс сел, довольный произведенным успехом и собой. В этот вечер он не мог не поддаться человеческой слабости — тщеславию. Он уже почти достиг цели своей жизни. Только одно обстоятельство порой омрачало его счастье: его дочь все еще встречалась с молодым доктором, а дальше дело не шло. Как только он улучит свободную минуту, он наведается к этому доктору. Помощник комиссара Филдс не потерпит никаких глупостей ни от кого.
Те, кто хорошо знал Браммела, утверждали, что он никогда не выглядел лучше, чем во время своей ответной речи. На нем был кремовый пиджак, тогда как все остальные явились в вечерних костюмах.
— Я должен поблагодарить предыдущих ораторов за их доброе отношение, которое меня глубоко тронуло,— начал Браммел... — Годы службы в сыскной полиции были лучшими годами моей жизни... Я не могу не высказать особую благодарность Фрэнку Россеру Филдсу, нашему новому помощнику комиссара, которому я обязан всем, чего достиг... Фрэнк более чем заслужил это повышение. Он не только успешно распутывал преступления — быть может, наиболее успешно, чем кто-либо за все существование полиции,— он всегда являл собой образец честности и беспристрастности. Фрэнк неизменно следовал своему руководящему принципу: у полицейского не должно быть личных интересов, а только общественные. Он сам служил тому образцом и прививал этот принцип своим подчиненным... На мой взгляд,— под шумные аплодисменты закончил Браммел,— нет более честных и смелых людей, чем в нашей полиции.
Остальная часть вечера была посвящена возлияниям и музыкальным номерам. Несколько отрывков из легкой классической музыки исполнил полицейский оркестр, а хор полицейских спел «Однажды чарующим вечером».
Под конец банкета, когда Браммел, прощаясь, пожимал всем руки, Годфри Беттери тоже потянулся к нему.
— Жаль, что вы уходите, Красавчик, ск.тшл он. Хоть было с кем поговорить. Даже если мы не сходились ко взглядах, А уж эти Филдс и Филберт — тьфу!..
С тоской на лице Беттери направился к выходу. Бывший полицейский инспектор не мог не пожалеть заслуженного репортера уголовной хроники, с его рыхлой женской фигурой, тонкой шеей, беспрестанно двигающимся адамовым яблоком, унылым носом и большими ушами, торчащими из-под шляпы. «Какой робкий, напуганный человек,— подумал Браммел.— И чего он только не сделает, если начальство прикажет!..»
А Беттери, бочком выбираясь из зала, завидовал свободе Браммела. Как раз сегодня днем сэр Фредерик Джемисон сообщил Беттери, что тот не будет переведен в отдел «Жизнь и книги». Пусть еще немного поработает в отделе уголовной хроники. Вот если он, помимо своей обычной репортерской работы, успешно справится с несколькими особыми заданиями, тогда, может быть, он и заработает повышение. В эти задания входила серия литературных портретов именитых горожан и еще две статьи: о введении телесных наказаний за половые извращения и о форме смертной казни. Он должен был убедительно доказать, что казнь через повешение лучше всех других способов казни: она более человечна, более чистоплотна. Это последнее задание не очень-то нравилось Беттери, но серию литературных портретов именитых горожан он напишет с удовольствием. Неплохая компенсация за все его несчастья! Он снова встретится с сильными мира сего. Кроме того, наконец-то у него будет возможность продемонстрировать свой блестящий стиль.
Садясь в редакционную машину, Беттери сам удивился, как он легко утешился. Неужели правду говорят, что настоящий журналист всегда сумеет найти оправдание своим поступкам. Конечно, приходится делать очень много неприятного, даже лебезить перед людьми, которых презираешь.
— Ладно,— решил Беттери,— есть профессии и похуже. Жить-то надо... А ему еще нужно содержать жену, которая вращается в свете, и дочерям надо дать образование да прилично выдать их замуж...
ХLIII
Отель Браммела — один из лучших загородных отелей. Когда он стал его хозяином, это была старая обветшавшая гостиница. Но упорным трудом и умелым управлением -он довел ее до теперешнего состояния. Недавно отель был полностью переоборудован и обставлен в стиле модерн. Теперь здесь отличный пивной бар на воздухе, первоклассный ресторан с европейской кухней и ревю, которое начинается ровно в девять каждый вечер. Рестораном и кабаре ведает Санни Андерсон — тот самый, что некогда служил управляющим у Чарли Руни. Санни очень признателен Браммелу за то, что он взял его к себе — когда за-
крылся ночной клуб Руни, Санни оказался без работы. С тех пор он все никак не мог пристроиться и больше всего боялся, что ему придется начать тратить свой с трудом накопленный капитал. Браммел вполне ему доверяет, хотя иногда заглядывает в ресторан вместе с Юнис на часок-другой, чтобы посмотреть ревю, особенно когда выпускается новая программа.
Юнис не очень-то любит эти посещения; в ревю полно хорошеньких девчонок, а у Браммела наметанный глаз. Хотя Юнис и Браммел еще не поженились и Юнис проводит часть времени на своей квартире, которую Браммел называет их гнездышком, она все еще надеется, что недалек тот день, когда Браммел наденет ей на палец золотое обручальное кольцо и все станут называть ее миссис Браммел, а не просто «девушкой» Стюарта. Юнис помогает в отеле, главным образом в баре, где она почти каждый вечер восседает за стойкой, на радость любителям выпить, которые утверждают, что в городе нет барменши красивее ее. Бесспорно, она еще очень привлекательна, хотя чуточку пополнела с тех пор, как Браммел впервые встретил ее в кабинете Руни.
Сам Браммел почти совсем не изменился: он все такой же красивый, и в его рыжевато-каштановой шевелюре еще нет ни одной седой пряди. От хорошей жизни он немного прибавил в весе, но это с успехом скрывают отлично сшитые, дорогие костюмы. Мисс Типпет, миссис Саммерс или секретарша Хобсона теперь не сочли бы его вульгарным — это вполне светский человек, одетый с большим вкусом. Спортивные костюмы, в которых он частенько стоит за стойкой бара, сшиты самым дорогим портным в городе — тем самым, который шил когда-то сногсшибательные спортивные костюмы Уоллесу Ли. У Браммела есть все, что душе угодно. Недавно вместе с другими владельцами отеля он купил скаковую лошадь, которая, по словам знатоков, обещает побить славу Фар Лэпа и Бернборо. Через несколько месяцев Браммел будет иметь удовольствие увидеть ее в скачках, конечно, если тренер сочтет, что уже пора... Скачки Браммел любит больше всего на свете и почти ни одной не пропускает. В последнее время он пристрастился и к гольфу и вступил в шикарный клуб, где членами состоят не родовитые богачи, а нувориши. Там Браммел иногда встречается с Эдди Конгером, мужем тетушки Милли,— шары этот парень стукает отлично, не хуже, чем когда-то стукал своих дружков. Но то было давно. Теперь Эдди занялся более добропорядочным бизнесом и немало преуспел: так, недавно он скупил изрядное количество акций нефтяных компаний, а потом вовремя их продал.
Но бывают дни, когда Браммел места себе не находит и, мрачный, слоняется по отелю. Обычно это случается после того, как в финансовых отделах газет промелькнет имя Хобсона или где-нибудь в печати появится его фотография. Воспоминание о Хобсоне терзает его душу. Хобсон был убийцей, в этом Брам-
мел не сомневался. «Почему я не довел дело до конин?» в который раз спрашивает себя Браммел... К этим сожалениям еще примешивается доля жалости к Симу, который, видимо, до самой смерти не выйдет из тюрьмы... В такие дни Браммел пьет уйму виски и добреет. Чем больше он пьет, тем более щедро угощает своих клиентов, поит даром всех посетителей бара, а сам при этом почти все время молчит, хоть и пьет без удержу. И все о чем-то размышляет. Он вспоминает те дни, когда он был инспектором сыскной полиции и когда у него были свои мечты — не те, что у Филдса, власти он не хотел. Если бы он хотел власти, он бы тогда не прекратил расследование, довел бы дело до конца. Но он хотел только денег и все бросил, когда получил их. Деньги он получил, но зато утратил силу, которой обладал, когда был инспектором. Вот если бы он арестовал тогда Хобсона, он стал бы первым помощником Филдса, а потом, может быть, и занял бы его пост. Денег у него сейчас полно и живет он, как князь, и все-таки каждый пьяница с ним за па-нибрата. И впереди у него пустота! Нет, не хочет он коснеть и жиреть! Должна же быть хоть какая-то цель в жизни! Но какая? Иметь еще больше денег, еще больше скаковых лошадей и костюмов?.. От таких дум Браммел пьет еще больше, и почти всегда в такие дни, когда он угощает всех вокруг, появляется Этол Били. Вот и сегодня, когда Браммел особенно расщедрился, в бар вошел молочник.
— Вот повезло! — кричит Этол.— За твое здоровье, Красавчик.— И он опрокидывает кружку.— Я всегда говорил, что ты самый лучший парень в полиции... И самый честный.— Этол поворачивается к своим дружкам, которые вовсю пьют даровое пиво.— Уж можете мне поверить,— разглагольствует он,— Филдс тоже вроде неплохой парень, но этот Филберт! — Этол и кое-кто из пьянчужек опасливо оглядываются: а вдруг Филберт как раз в этом момент войдет в зал!.. — Вот уж подлый тип — упрячет кого хочешь! Кто-кто, а я-то знаю,— важно заявляет Этол.— Не удивительно, что ты оттуда ушел, Красавчик. Честному человеку там не место. Я тебя не осуждаю... Будь счастлив, Красавчик...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Судья Растер резюмировал дело с обычной скрупулезностью, и, когда присяжные удалились на совещание, было уже около восьми часов вечера.
Сима окружили полицейские и в наручниках отвели обратно в камеру. Когда щелкнул ключ в двери камеры, Сим почувствовал себя одиноким, как никогда. Он был уверен, что его признают виновным в убийстве, он пропал, это ясно. И все-таки никак не мог с этим смириться. Ведь убил не он. Сим терзал себя за то, что позволил этому краснобаю адвокату уговорить себя изменить
показания.
Присяжные спорили три часа, прежде чем сообщили, что достигли решения. После этого Сима снова привели в зал суда. Один за другим прошли на свои места присяжные. Зал был битком набит представителями прессы, юристами, сыщиками,
свидетелями, родственниками подсудимого и просто любопытными. Каждый старался по лицам присяжных угадать приговор, и даже репортеры утратили свое обычное равнодушие.
Помощник судьи попросил старшину присяжных сообщить их решение.
Тот медленно провозгласил:
— Виновен в убийстве!
На какое-то мгновение все это показалось Симу невероятным. Ведь он не убивал! Сим вопросительно смотрел на судью Растера.
— Присяжные признали вас виновным в убийстве,— сказал судья.— С моей точки зрения это единственно возможный вердикт.
И, согласно закону, он вынес смертный приговор Норману Симу.
— Но я не убивал ее! — закричал Сим.— Это ошибка! Все неправда! — Он вцепился в прутья решетки, огораживавшей скамью подсудимых.— Я был без сознания, когда подписал признание. Адвокаты погубили меня своими советами!..
Сыщики наблюдали эту сцену с каменными лицами. Старшему инспектору Филдсу было немного не по себе, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул. Инспектор Браммел внутренне сопротивлялся очевидному, как все циники. Он считал, что приговор Симу будет смягчен и в конце концов он получит не больше пятнадцати лет — примерно столько же он отсидел бы и за кражу драгоценностей, даже если бы ему не приписывали убийства. «Если он не убил тогда, теперь уж, во всяком случае, ему убивать не захочется»,— твердил себе Браммел. Эту фразу он часто слышал от своих коллег. Поистине, люди, привыкшие видеть зло, санкционировать или просто не замечать его, кончают тем, что сами начинают творить зло. Эту истину Браммел знал очень хорошо.
Один только старший сыщик Филберт был вполне доволен собой. У него не было ни малейших сомнений в том, что Сим виновен. Сим, говорил он себе, злостный преступник. Он получил по заслугам. Жаль, если власти смягчат наказание... Старший сыщик Филберт был ярым сторонником смертной казни.
ХLI
В тот же день, несколько позднее, в привилегированном клубе, где нередко делают министров, судей и полицейских комиссаров, независимо от того, какое правительство находится у власти, состоялся небезынтересный разговор, в котором приняли участие влиятельнейшие в городе фигуры.
— А неплохо сегодня Коутс обошел Мура,— сказал бывший адвокат, ныне директор банка.
— Кстати, есть вакантное место судьи,— отозвался член правительства.
— Что ж, из обвинителей иногда получаются неплохие судьи,— заметил газетный магнат Фредерик Джемисон.
Это соображение было единодушно одобрено.
— Старший инспектор Филдс тоже отлично показал себя, заметил председатель ассоциации ювелиров, он же глава страховой компании.
— Очень способный человек,— сказал сэр Фредерик.— Правительство должно серьезно подумать о его кандидатуре на пост комиссара.
— Только не комиссара, а помощника комиссара,— поправил его директор нефтяной компании и пустился в рассуждения о том, что комиссаром должен быть человек, не связанный с полицией.— Независимому человеку будут меньше завидовать. А Филдс станет прекрасным помощником... — Он назвал нескольких видных правительственный чиновников, которые, по его мнению, вполне подходят на роль комиссара. В их числе был постоянный секретарь ведомства генерального атторнея...
— Отличное сочетание: государственный чиновник и полицейский,— заметил бывший адвокат.
Сэр Фредерик Джемисон поддержал это мудрое соображение, и сильные мира сего принялись обсуждать, кто из чиновников, названных директором нефтяной компании, лучше подойдет на пост комиссара. Вскоре выбор был сделан. При поддержке Фрэнка Филдса новый комиссар должен был стяжать полиции новые лавры.
Так Норман Сим осчастливил многих людей и обеспечил им продвижение по службе.
ХLII
В тот день, когда Фрэнк Россер Филдс был назначен помощником полицейского комиссара, Стюарт Александр Браммел ушел в отставку.
Но если помощник комиссара был огорчен тем, что лишился одного из лучших сыщиков, короля осведомителей, которого вряд ли кто сможет заменить, то Брюс Филберт, только что назначенный на пост начальника сыскной полиции, был этому очень рад. Ничего, кроме неприязни к этому вкрадчивому светскому болтуну, к этому интригану и проныре, он не испытывал. Даже теперь Филдс не мог отделаться от подозрений: где, черт побери, Браммел добыл денег на отель? Однако только что назначенный грузный шеф сыскной полиции не имел намерения копаться в этой истории; он и в Самом деле был слишком благодарен Браммелу, чтобы ломать голову над тем, что не входило в его сферу — задержание нарушителей закона... Когда помощник комиссара Филдс предложил ему принять участие в организации достойных проводов Браммела, Филберт охотно согласился и так старался, что проводы удались на славу.
Председательствовал на банкете новый комиссар, бывший постоянный секретарь ведомства генерального атторнея. Он сказал, что считает за честь возглавить полицию, которая могла создать такого умного и проницательного человека, как Браммел. Затем от имени всех присутствующих он преподнес Браммелу адрес в знак признания его заслуг перед обществом.
Помощник комиссара Филдс, предложивший тост за Брам-мела, выразил сожаление, что сыскная полиция лишилась одного из самых талантливых работников. Стюарт Браммел был не только непревзойденным сыщиком, но и подлинным джентльменом. Помощник комиссара привел несколько примеров джентльменских поступков Браммела, которые были встречены бурными аплодисментами. Полиция много потеряет с его уходом, сказал помощник комиссара, но тем не менее от себя и от всей полиции пожелал Стюарту удачи на новом поприще.
Филдс сел, довольный произведенным успехом и собой. В этот вечер он не мог не поддаться человеческой слабости — тщеславию. Он уже почти достиг цели своей жизни. Только одно обстоятельство порой омрачало его счастье: его дочь все еще встречалась с молодым доктором, а дальше дело не шло. Как только он улучит свободную минуту, он наведается к этому доктору. Помощник комиссара Филдс не потерпит никаких глупостей ни от кого.
Те, кто хорошо знал Браммела, утверждали, что он никогда не выглядел лучше, чем во время своей ответной речи. На нем был кремовый пиджак, тогда как все остальные явились в вечерних костюмах.
— Я должен поблагодарить предыдущих ораторов за их доброе отношение, которое меня глубоко тронуло,— начал Браммел... — Годы службы в сыскной полиции были лучшими годами моей жизни... Я не могу не высказать особую благодарность Фрэнку Россеру Филдсу, нашему новому помощнику комиссара, которому я обязан всем, чего достиг... Фрэнк более чем заслужил это повышение. Он не только успешно распутывал преступления — быть может, наиболее успешно, чем кто-либо за все существование полиции,— он всегда являл собой образец честности и беспристрастности. Фрэнк неизменно следовал своему руководящему принципу: у полицейского не должно быть личных интересов, а только общественные. Он сам служил тому образцом и прививал этот принцип своим подчиненным... На мой взгляд,— под шумные аплодисменты закончил Браммел,— нет более честных и смелых людей, чем в нашей полиции.
Остальная часть вечера была посвящена возлияниям и музыкальным номерам. Несколько отрывков из легкой классической музыки исполнил полицейский оркестр, а хор полицейских спел «Однажды чарующим вечером».
Под конец банкета, когда Браммел, прощаясь, пожимал всем руки, Годфри Беттери тоже потянулся к нему.
— Жаль, что вы уходите, Красавчик, ск.тшл он. Хоть было с кем поговорить. Даже если мы не сходились ко взглядах, А уж эти Филдс и Филберт — тьфу!..
С тоской на лице Беттери направился к выходу. Бывший полицейский инспектор не мог не пожалеть заслуженного репортера уголовной хроники, с его рыхлой женской фигурой, тонкой шеей, беспрестанно двигающимся адамовым яблоком, унылым носом и большими ушами, торчащими из-под шляпы. «Какой робкий, напуганный человек,— подумал Браммел.— И чего он только не сделает, если начальство прикажет!..»
А Беттери, бочком выбираясь из зала, завидовал свободе Браммела. Как раз сегодня днем сэр Фредерик Джемисон сообщил Беттери, что тот не будет переведен в отдел «Жизнь и книги». Пусть еще немного поработает в отделе уголовной хроники. Вот если он, помимо своей обычной репортерской работы, успешно справится с несколькими особыми заданиями, тогда, может быть, он и заработает повышение. В эти задания входила серия литературных портретов именитых горожан и еще две статьи: о введении телесных наказаний за половые извращения и о форме смертной казни. Он должен был убедительно доказать, что казнь через повешение лучше всех других способов казни: она более человечна, более чистоплотна. Это последнее задание не очень-то нравилось Беттери, но серию литературных портретов именитых горожан он напишет с удовольствием. Неплохая компенсация за все его несчастья! Он снова встретится с сильными мира сего. Кроме того, наконец-то у него будет возможность продемонстрировать свой блестящий стиль.
Садясь в редакционную машину, Беттери сам удивился, как он легко утешился. Неужели правду говорят, что настоящий журналист всегда сумеет найти оправдание своим поступкам. Конечно, приходится делать очень много неприятного, даже лебезить перед людьми, которых презираешь.
— Ладно,— решил Беттери,— есть профессии и похуже. Жить-то надо... А ему еще нужно содержать жену, которая вращается в свете, и дочерям надо дать образование да прилично выдать их замуж...
ХLIII
Отель Браммела — один из лучших загородных отелей. Когда он стал его хозяином, это была старая обветшавшая гостиница. Но упорным трудом и умелым управлением -он довел ее до теперешнего состояния. Недавно отель был полностью переоборудован и обставлен в стиле модерн. Теперь здесь отличный пивной бар на воздухе, первоклассный ресторан с европейской кухней и ревю, которое начинается ровно в девять каждый вечер. Рестораном и кабаре ведает Санни Андерсон — тот самый, что некогда служил управляющим у Чарли Руни. Санни очень признателен Браммелу за то, что он взял его к себе — когда за-
крылся ночной клуб Руни, Санни оказался без работы. С тех пор он все никак не мог пристроиться и больше всего боялся, что ему придется начать тратить свой с трудом накопленный капитал. Браммел вполне ему доверяет, хотя иногда заглядывает в ресторан вместе с Юнис на часок-другой, чтобы посмотреть ревю, особенно когда выпускается новая программа.
Юнис не очень-то любит эти посещения; в ревю полно хорошеньких девчонок, а у Браммела наметанный глаз. Хотя Юнис и Браммел еще не поженились и Юнис проводит часть времени на своей квартире, которую Браммел называет их гнездышком, она все еще надеется, что недалек тот день, когда Браммел наденет ей на палец золотое обручальное кольцо и все станут называть ее миссис Браммел, а не просто «девушкой» Стюарта. Юнис помогает в отеле, главным образом в баре, где она почти каждый вечер восседает за стойкой, на радость любителям выпить, которые утверждают, что в городе нет барменши красивее ее. Бесспорно, она еще очень привлекательна, хотя чуточку пополнела с тех пор, как Браммел впервые встретил ее в кабинете Руни.
Сам Браммел почти совсем не изменился: он все такой же красивый, и в его рыжевато-каштановой шевелюре еще нет ни одной седой пряди. От хорошей жизни он немного прибавил в весе, но это с успехом скрывают отлично сшитые, дорогие костюмы. Мисс Типпет, миссис Саммерс или секретарша Хобсона теперь не сочли бы его вульгарным — это вполне светский человек, одетый с большим вкусом. Спортивные костюмы, в которых он частенько стоит за стойкой бара, сшиты самым дорогим портным в городе — тем самым, который шил когда-то сногсшибательные спортивные костюмы Уоллесу Ли. У Браммела есть все, что душе угодно. Недавно вместе с другими владельцами отеля он купил скаковую лошадь, которая, по словам знатоков, обещает побить славу Фар Лэпа и Бернборо. Через несколько месяцев Браммел будет иметь удовольствие увидеть ее в скачках, конечно, если тренер сочтет, что уже пора... Скачки Браммел любит больше всего на свете и почти ни одной не пропускает. В последнее время он пристрастился и к гольфу и вступил в шикарный клуб, где членами состоят не родовитые богачи, а нувориши. Там Браммел иногда встречается с Эдди Конгером, мужем тетушки Милли,— шары этот парень стукает отлично, не хуже, чем когда-то стукал своих дружков. Но то было давно. Теперь Эдди занялся более добропорядочным бизнесом и немало преуспел: так, недавно он скупил изрядное количество акций нефтяных компаний, а потом вовремя их продал.
Но бывают дни, когда Браммел места себе не находит и, мрачный, слоняется по отелю. Обычно это случается после того, как в финансовых отделах газет промелькнет имя Хобсона или где-нибудь в печати появится его фотография. Воспоминание о Хобсоне терзает его душу. Хобсон был убийцей, в этом Брам-
мел не сомневался. «Почему я не довел дело до конин?» в который раз спрашивает себя Браммел... К этим сожалениям еще примешивается доля жалости к Симу, который, видимо, до самой смерти не выйдет из тюрьмы... В такие дни Браммел пьет уйму виски и добреет. Чем больше он пьет, тем более щедро угощает своих клиентов, поит даром всех посетителей бара, а сам при этом почти все время молчит, хоть и пьет без удержу. И все о чем-то размышляет. Он вспоминает те дни, когда он был инспектором сыскной полиции и когда у него были свои мечты — не те, что у Филдса, власти он не хотел. Если бы он хотел власти, он бы тогда не прекратил расследование, довел бы дело до конца. Но он хотел только денег и все бросил, когда получил их. Деньги он получил, но зато утратил силу, которой обладал, когда был инспектором. Вот если бы он арестовал тогда Хобсона, он стал бы первым помощником Филдса, а потом, может быть, и занял бы его пост. Денег у него сейчас полно и живет он, как князь, и все-таки каждый пьяница с ним за па-нибрата. И впереди у него пустота! Нет, не хочет он коснеть и жиреть! Должна же быть хоть какая-то цель в жизни! Но какая? Иметь еще больше денег, еще больше скаковых лошадей и костюмов?.. От таких дум Браммел пьет еще больше, и почти всегда в такие дни, когда он угощает всех вокруг, появляется Этол Били. Вот и сегодня, когда Браммел особенно расщедрился, в бар вошел молочник.
— Вот повезло! — кричит Этол.— За твое здоровье, Красавчик.— И он опрокидывает кружку.— Я всегда говорил, что ты самый лучший парень в полиции... И самый честный.— Этол поворачивается к своим дружкам, которые вовсю пьют даровое пиво.— Уж можете мне поверить,— разглагольствует он,— Филдс тоже вроде неплохой парень, но этот Филберт! — Этол и кое-кто из пьянчужек опасливо оглядываются: а вдруг Филберт как раз в этом момент войдет в зал!.. — Вот уж подлый тип — упрячет кого хочешь! Кто-кто, а я-то знаю,— важно заявляет Этол.— Не удивительно, что ты оттуда ушел, Красавчик. Честному человеку там не место. Я тебя не осуждаю... Будь счастлив, Красавчик...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24