Ну, а если они просто убедили себя в этом, потому что это было им на руку? Сам он допустил уже две ошибки, сказал себе Браммел: недооценил Филберта и очень наивно судил о Филдсе.
Нет, Браммел не мог согласиться с таким исходом дела. Чисто профессиональный интерес побуждал его довести до конца собственное расследование. Все-таки он докажет, что прав он. К тому же нельзя забывать о правосудии. Настоящий убийца должен предстать перед судом... А добиться этого будет, пожалуй, труднее всего...
Вот и место свидания. Браммел отбросил все мысли о деле и отдался приятному предвкушению встречи с Юнис.
Он остановил машину у конечной остановки автобуса и стал ждать. За шоссе открывалось море. Солнце только что село.
и небо еще светилось теплым золотисто-оранжевым светом. На волнах качалась рыбачья лодка, далеко от берега чернели головы двух плойцов, приближавшихся к бую.
Вскоре по другую сторону шоссе остановилось такси. Из него вышла Юнис и осторожно огляделась вокруг. Пока такси не повернуло и не скрылось из виду, она не двинулась с места. Выждав еще минуту-другую, она пошла к машине Браммела. На ней было голубое шелковое платье с низким вырезом, заколотое у талии дорогим клипсом. Браммелу она показалась удивительно красивой. Он любовался ее девичьей фигурой, золотыми волосами, мягкими темными глазами, которые обещали так много.
Перед тем как открыть дверцу машины, Юнис снова огляделась.
— Ну, теперь я в ваших руках,— сказала она, садясь рядом с ним.
— Вы всегда можете позвать на помощь,—ответил он. Машина быстро отъехала.
— Вы ведь не по делу хотели меня видеть?
— У меня к вам несколько важных вопросов.
— Как раз перед уходом я слышала по радио, что кого-то уже поймали,— лукаво сказала она.
— Это ничего не меняет.
Стемнело. По обе стороны тянулись освещенные витрины магазинов. Юнис откинулась на спинку сиденья; она была без шляпы. Браммел посмотрел на нее. В отсветах реклам белели ее лицо и длинная гибкая шея.
Машина остановилась возле роскошного «Гранд-отеля», славившегося своей итальянской кухней. Их провели в отдельный кабинет. Браммел заказал обед, как гурман и светский человек. Они выпили несколько коктейлей. Браммел говорил о еде, вине и хорошей жизни. Юнис молчала. Она, казалось, о чем-то раздумывала. Глаза ее не отрывались от бокалов, на губах мелькала смутная, многообещающая и вместе с тем ироническая улыбка. Браммел вдруг смутился, разговор не клеился.
Принесли устриц, затем, после супа, последовало ризотто с мясной подливкой. Вино подали белое и красное. Понемногу они разговорились, но все-таки Юнис держалась отчужденно. Это и обижало и разжигало Браммела. Отбросив подозрения, что она сговорилась с Руни, и перестав притворяться, что у него есть какое-то официальное дело, он заговорил о себе и о своих чувствах.
— Верьте мне,— сказал он.— Испытайте меня, если хотите.
— Вот не думала, что мне когда-нибудь приведется обедать с полицейским,— сказала она.
— Полицейские тоже люди,— ответил он.— Они умеют любить.
— Вот как! — засмеялась Юнис. И они заговорили о любви.
Им долго не подавали следующее блюдо, и они потягивали вино, отщипывая кусочки хлеба. Разговор о любви возбуждал их. Но она была более сдержанна, чем он. Она бы и хотела поверить ему, но не могла. Он так же, как другие мужчины, которых она знала, поживет с ней и бросит. Какие у нее основания ждать большего, надеяться...
Юнис была рада, когда официант принес цыпленка.
— Вот это хорошо,— сказала она.— Лучше, чем все разговоры о любви. Всегда одно и тоже — надоело.
Она с удовольствием принялась за цыпленка и выпила еще бокал вина.
— Все на свете трын-трава,— сказала она.
— Видно, вам крепко досталось,— отозвался он.
Она взглянула на него блестящими глазами и заговорила совсем непринужденно. Забывшись, она даже сказала, сколько ей лет — двадцать девять; она стареет. Несколько раз, сама того не замечая, Юнис пускалась в откровенности. Она изъездила всю Австралию, позировала фотографам, была танцовщицей ревю, участвовала в конкурсе красоты...
— «Перепелочки бизнесменов» — вот как нас называли. Юнис рассказывала без всякой связи, поэтому он не мог
составить себе полное представление о ее жизни.
— Я все время мечтала уехать в Голливуд,— продолжала она.
— Почему же не уехали?
— Обманули меня. Кругом обманщики.
— Неужели вам не с кем было посоветоваться? А что же родители?
Она презрительно фыркнула:
— Родители!
Юнис вздохнула и начала рассказывать о своем детстве. Отец был клерком. Бедняга работал как вол, и все впустую; жена вечно была недовольна и беспрестанно его пилила. Она мечтала о такой жизни, какую показывают в кинофильмах. Голливуд был ее святыней. Юнис она определила в школу танцев, где ее обучили чечетке. Мать мечтала, чтобы она стала танцовщицей в ревю или актрисой, а лучше всего кинозвездой. Она внушила дочери, что надо постараться выйти замуж с. ; огатого. Когда Юнис окончила школу, мать подыскала ей работу в пантомиме. Юнис привлекла внимание одного из аднимистраторов театра, который устроил ее на постоянную работу в кордебалет. Сольных номеров ей не давали. Когда этот администратор повез ревю на гастроли по стране, он позаботился о том, чтобы она поехала с ним. Поговорил с ее матерью, и спустя несколько дней Юнис очутилась в его купе...
На лице Юнис появилось циничное и горькое выражение.
— Это было начало,— сказала она и, отвечая на недоуменный жест Браммела, добавила:
- Он был женат, а в турне выбирал себе девочек помоложе. В первую же ночь в отеле, когда я уже легла, он пришел ко мне... Сказал, что позаботится обо мне, если я буду с ним ласкова. Сказал, что надарит мне всякой всячины... Я страшно испугалась... Он сел на кровать и обнял меня. Я хотела вскочить и убежать. Но куда? Что мне было делать? Он «даже сказал, что моя мать рассердится, если я потеряю работу... Она опустила голову и замолчала.
— Так и не удалось вам пробиться,— сказал Браммел сочувственно и про себя подумал, что не раз слышал такие истории.
— Куда там! — сказала она.— Потом я пумнела. Пришлось им раскошеливаться. У меня теперь приличное гнездышко,— добавила Юнис, допивая новый бокал и подмигивая Браммелу.— Вот подвернется мне что-нибудь настоящее, сразу покончу с такой жизнью.
Она встретила Руни в те дни, когда ее только что бросил богатый бизнесмен, обещавший на ней жениться. Друзей у нее не было. Руни — человек жестокий и беспощадный, но ей жаловаться не на что. К ней он был добр.
— Исключение подтверждает правило,— раздраженно заметил Браммел, и в голове у его промелькнуло неприятное подозрение.— Он никому никогда добра не делал.
Она улыбнулась.
— Забудем об этом, Красавчик,— сказала она.— Мне он безразличен.
— Вы порвали с ним? — быстро спросил он.
— Н-нет...— запнулась она. И вдруг возмутилась: —А вам-то что до этого? — Юнис с вызовом посмотрела на него.— Я своих друзей не бросаю, особенно когда они в беде. А он в беде. Вчера ночью нагрянули полицейские — из отдела азартных игр. Вы его обманули?
— Это Чарли сказал? — спросил Браммел.
— А хотя бы и он? — отпарировала она.
Она ждала ответа. Браммел вдруг стал странно спокойным.
— Чарли говорил вам когда-нибудь о своих дружках, которых он прикончил? — спросил он.
— Не понимаю, о чем вы,— сказала она.
— И вы хотите, чтобы я вам поверил?
Она поклялась своим покойным отцом, что Руни никогда не обсуждал с ней свои дела. Она ничего не знала о его жертвах.
— Дождется, что скоро с ним сквитаются,— зло проговорил Браммел.
— А он про вас это сказал,— заметила она.
— Меня он очень мало волнует.
Неожиданно она начала просить Браммела не рисковать.
— А вдруг вас убьют,— сказала Юнис, и голос ее дрогнул.
— Ну что ж, погибну при исполнении служебных обязанностей.
На лице ее мелькнуло беспокойство, мягкие темные глаза смотрели на него с симпатией. Она жалела, что погорячилась.
Подали десерт, затем кофе с ликерами. Теплая волна поднималась, дурманила им головы.
Покинув отель, они поехали по шоссе вдоль берега моря, минуя приморские городки. Там было полно отдыхающих. Сияли неоновые огни молочных баров, то и дело через дорогу переходили парочки и скрывались в прибрежном кустарнике.
— Хорошо бы снова стать молодыми! — сказала Юнис. Браммел не ответил. Она сидела рядом с ним, совсем рядом, в
закрытой машине, и фары встречных автомобилей время от времени освещали ее лицо. Сквозь рукав он чувствовал ее теплое плечо и не мог вымолвить ни слова; желание схватить ее, сжать в своих объятиях парализовало его рассудок.
Неожиданно он повернул машину и быстро поехал назад, к городу. Свернув с шоссе, он повел машину по тихим улочкам.
— Куда вы меня везете, Красавчик? — спросила она.
— Вам понравится это место,— ответил Браммел.
Он остановил машину не у самого домика миссис Тайсон на Дарлингтон-авеню, а проехал немного дальше по улице, и они молча пошли обратно к дому. Он бы не мог сказать, почему он привез сюда Юнис. Может быть, чтобы произвести впечатление. А может быть, потому, что Юнис была живой копией убитой женщины, которая не шла у него из головы.
Браммел открыл дверь ключом, который был в его распоряже-ни с начала следствия. Он не стал зажигать свет в холле. У него появилось странное желание: отвести Юнис в спальню убитой женщины, однако профессиональная осторожность взяла верх. Вместо этого он провел ее в гостинную: освещенные окна гостинной не увидят с улицы.
Войдя в комнату, Юнис замерла от восторга. Бледно-голубая портьера, прелестная мебель, мраморный камин — она словно зачарованная оглядывалась вокруг. Ничего подобного она в жизни
не видела!
— Неужели это ваш дом, Стюарт? — спросила она.
Он не ответил.
— Ну конечно ваш!—обрадованно воскликнула Юнис.
Ему польстило, что она приняла этот дом за его собственный. Он наблюдал, как она ходит по комнате и все разглядывает. Потом она села на тахту и поманила его к себе. Рассказать бы ей историю этого дома!.. Но этого он не может сделать.
Он сел рядом с ней. Ему было душно. Казалось, в этом доме самый воздух насыщен грубыми, животными желаниями. Он молчал, не двигаясь,— его сковала нерешительность. И вдруг Браммел почувствовал легкое прикосновение ее руки — быстрое, нетерпеливое, нежное. Он схватил ее, ища губами ее губы, сжимая ее в объятиях.
XXXI
На следующее утро Браммел проснулся с одной мыслью: он должен немедленно увидеть Юнис. Он быстро оделся и, не позавтракав и даже не поговорив с матерью и сестрой, поехал к ней на квартиру. До этого он ни разу там не был — боялся ловушки. Возможно, и сейчас там небезопасно появляться. Руни может Нагрянуть в любую минуту. Но теперь Браммел об этом не думал. Он должен повидать Юнис, и мысль о том, что она, быть может, до сих пор встречается с Руни, лишь обостряла это желание. Браммел понимал, что с ним происходит: его мучит ревность, разжигаемая подозрением, что он делит Юнис с Чарли Руни... Но ведь она сказала, что Руни ей безразличен... Значит, у нее с ним ничего нет. Вчера она с такой страстью отдалась ему... Может быть, она любит его...
У двери ее квартиры Браммел начал нервничать. Руки дрожали. А вдруг там Руни? Не то чтобы он его боялся — как-никак он полицейский и сумеет с ним справиться. Он опасался Руни как соперника. Браммелу стало вдруг стыдно: волнуется, словно мальчишка.
Он робко постучал. Дверь отворила Юнис. Она была еще в халате и, казалось, совсем не удивилась его приходу. Улыбаясь, она оглядела его и отступила назад.
— Привет, Стюарт,— сказала Юнис, протягивая ему руку. Браммелу она показалась еще прекраснее, чем прежде. Захлопнув дверь, он прошел следом за ней в холл.
— Значит, ты уже не боишься приходить сюда? — спросила она.
— Я должен был тебя увидеть.
— По делу, конечно?
Он молчал. Юнис смотрела на него, словно чего-то ожидая. Потом он сказал:
— Ты такая красивая! — и поцеловал ее в губы. Они улыбнулись друг другу.
— Кроме нас, здесь никого нет,— сказала Юнис.
XXXII
Браммел стал регулярно навещать Юнис, это вошло у него в привычку. Иногда он завтракал у нее и рассказывал ей про людей, с которыми ему приходилось встречаться. Однако Браммел никогда не говорил с ней о служебных делах; он был достаточно осмотрителен. Есть вещи, о которых он не имеет права рассказывать, объяснял он. Даже тот дом, куда он возил ее в ту ночь,— тоже секрет.
— А секрет — это то, что положено знать только одному человеку,— говорил он.
Однажды за завтраком Браммел сказал ей, что ему придется бросить дело, в которое он вложил столько сил, если он не раздобудет самой пустяшной информации: ему надо установить лич-
ноСть владельца одной спортивной машины. Он назвал марку машины и сказал, какого она цвета. Юнис могла бы узнать для него этот пустяк.
Она была удивлена этой просьбой.
— Как же я это узнаю, Стюарт? — спросила она.
— Чарли знает всех владельцев гоночных машин. Юнис побелела.
— Фараон — вот ты кто, Красавчик! — в ярости вскричала она, вскакивая со стула.— Фараон до мозга костей! Родную мать и ту заставишь шпионить, если понадобится!
Он не знал, что ответить. Это обвинение потрясло его. Затем он пробормотал, что вовсе не хотел, чтобы она узнавала что-то у Руни. «Я сам могу у него спросить»,— неуверенно сказал Браммел. Он только хотел выяснить, встречается ли она еще с Руни...
Но он не договаривал. Ему действительно до зарезу нужны были эти сведения — его поиски зашли в тупик. И ей легче добыть их, чем ему. Сам он не хотел встречаться с Руни. Он сказал ей полуправду, по существу даже солгал.
— Я все время подозревала, что ты негодяй,— сказала она.— Обхаживал меня, чтобы заставить доносить на Чарли.
— Это неправда, Юнис,— возразил он, стараясь изобразить оскорбленную невинность. Но смущение выдавало его.—...Я просто схожу с ума, когда думаю, что ты встречаешься с Руни...
— Но ты бы не возражал, если бы я согласилась доносить на него,— сказала она с горечью.
Ей было особенно обидно еще потому, что она отказывалась помогать Чарли, хотя в самом начале знакомства с Браммелом намекала, что не бросит его в беде.
Он отодвинул недопитую чашку чая, поднялся из-за стола и стал успокаивать ее. Но она не хотела ему верить. В ее оскорблениях, конечно, есть доля правды — поэтому он и перешел в оборону, но все-таки в главном она неправа. Ни одна женщина за всю жизнь не нравилась ему так, как она. Он любит ее. Впрочем, любит ли? Почему же в таком случае он не сказал ей о своей любви? Почему он до сих пор так сдержан, так осторожно выбирает слова? Браммел спрашивал себя об этом, но трусливо уклонялся от прямого ответа. А впрочем, кто хладнокровно признается себе, что вел себя, как негодяй,— ведь всегда стараешься найти какое-нибудь оправдание и успокоить свою совесть. Браммел нашел себе оправдание. Но она продолжала осыпать его оскорблениями, и ему захотелось набраться решимости и сказать, что он любит ее. Тогда бы она все ему простила.
— Юнис, с тобой я никогда не был полицейским,— сказал он напыщенно и возмущенно.
— Да ты вообще ни разу в жизни не был ничем другим,— сказала она.— И не можешь быть. Фараон уже никогда человеком не будет... Только и думаешь, как бы ловушку расставить. Ну, признайся, Красавчик,— глумилась Юнис.
Он начал терять терпение, ему хотелось ударить ее. Браммел в бешенстве уставился на Юнис, но она не унималась. Тогда он повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
хххш
Несколько дней Браммел занимался делами. Ему поручили расследовать деятельность одной нефтяной компании, которая выпустила дутые проспекты и продавала акции несуществующих нефтепромыслов на северо-западе Австралии. Иной раз Браммел предпочитал такие дела убийству. Тут хотя было можно потягаться хитростью с ловкими игроками, а при расследовании убийства глвная персона — убитый... Правда, в тайсоновском деле это не совсем так. Это убийство не выходило у Браммела из головы. Каждую свободную минуту он использовал для поисков следов «Малыша». Он методически обошел все автомобильные фирмы, которые могли продать такую гоночную машину. Оставалась одна надежда: может быть, для него что-нибудь разузнает его старый коллега, инспектор Томкинс из автоинспекции.
Браммел сидел у себя в кабинете, перечитывая заявления несчастных жертв нефтяной компании, когда ему позвонил Томкинс.
— Есть для вас кое-что интересное, Стюарт,— сказал он.
Браммел немедленно отправился в автоинспекцию, помещавшуюся неподалеку от управления. День был жаркий и влажный. Над городом висела серая дымка. После душной улицы Браммел с удовольствием вошел в новое, с кондиционированным воздухом здание автоинспеции.
Пожилой полицейский, которого перевели сюда, чтобы он мог дослужить несколько месяцев до пенсии, проводил Браммела к кабинету инспектора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Нет, Браммел не мог согласиться с таким исходом дела. Чисто профессиональный интерес побуждал его довести до конца собственное расследование. Все-таки он докажет, что прав он. К тому же нельзя забывать о правосудии. Настоящий убийца должен предстать перед судом... А добиться этого будет, пожалуй, труднее всего...
Вот и место свидания. Браммел отбросил все мысли о деле и отдался приятному предвкушению встречи с Юнис.
Он остановил машину у конечной остановки автобуса и стал ждать. За шоссе открывалось море. Солнце только что село.
и небо еще светилось теплым золотисто-оранжевым светом. На волнах качалась рыбачья лодка, далеко от берега чернели головы двух плойцов, приближавшихся к бую.
Вскоре по другую сторону шоссе остановилось такси. Из него вышла Юнис и осторожно огляделась вокруг. Пока такси не повернуло и не скрылось из виду, она не двинулась с места. Выждав еще минуту-другую, она пошла к машине Браммела. На ней было голубое шелковое платье с низким вырезом, заколотое у талии дорогим клипсом. Браммелу она показалась удивительно красивой. Он любовался ее девичьей фигурой, золотыми волосами, мягкими темными глазами, которые обещали так много.
Перед тем как открыть дверцу машины, Юнис снова огляделась.
— Ну, теперь я в ваших руках,— сказала она, садясь рядом с ним.
— Вы всегда можете позвать на помощь,—ответил он. Машина быстро отъехала.
— Вы ведь не по делу хотели меня видеть?
— У меня к вам несколько важных вопросов.
— Как раз перед уходом я слышала по радио, что кого-то уже поймали,— лукаво сказала она.
— Это ничего не меняет.
Стемнело. По обе стороны тянулись освещенные витрины магазинов. Юнис откинулась на спинку сиденья; она была без шляпы. Браммел посмотрел на нее. В отсветах реклам белели ее лицо и длинная гибкая шея.
Машина остановилась возле роскошного «Гранд-отеля», славившегося своей итальянской кухней. Их провели в отдельный кабинет. Браммел заказал обед, как гурман и светский человек. Они выпили несколько коктейлей. Браммел говорил о еде, вине и хорошей жизни. Юнис молчала. Она, казалось, о чем-то раздумывала. Глаза ее не отрывались от бокалов, на губах мелькала смутная, многообещающая и вместе с тем ироническая улыбка. Браммел вдруг смутился, разговор не клеился.
Принесли устриц, затем, после супа, последовало ризотто с мясной подливкой. Вино подали белое и красное. Понемногу они разговорились, но все-таки Юнис держалась отчужденно. Это и обижало и разжигало Браммела. Отбросив подозрения, что она сговорилась с Руни, и перестав притворяться, что у него есть какое-то официальное дело, он заговорил о себе и о своих чувствах.
— Верьте мне,— сказал он.— Испытайте меня, если хотите.
— Вот не думала, что мне когда-нибудь приведется обедать с полицейским,— сказала она.
— Полицейские тоже люди,— ответил он.— Они умеют любить.
— Вот как! — засмеялась Юнис. И они заговорили о любви.
Им долго не подавали следующее блюдо, и они потягивали вино, отщипывая кусочки хлеба. Разговор о любви возбуждал их. Но она была более сдержанна, чем он. Она бы и хотела поверить ему, но не могла. Он так же, как другие мужчины, которых она знала, поживет с ней и бросит. Какие у нее основания ждать большего, надеяться...
Юнис была рада, когда официант принес цыпленка.
— Вот это хорошо,— сказала она.— Лучше, чем все разговоры о любви. Всегда одно и тоже — надоело.
Она с удовольствием принялась за цыпленка и выпила еще бокал вина.
— Все на свете трын-трава,— сказала она.
— Видно, вам крепко досталось,— отозвался он.
Она взглянула на него блестящими глазами и заговорила совсем непринужденно. Забывшись, она даже сказала, сколько ей лет — двадцать девять; она стареет. Несколько раз, сама того не замечая, Юнис пускалась в откровенности. Она изъездила всю Австралию, позировала фотографам, была танцовщицей ревю, участвовала в конкурсе красоты...
— «Перепелочки бизнесменов» — вот как нас называли. Юнис рассказывала без всякой связи, поэтому он не мог
составить себе полное представление о ее жизни.
— Я все время мечтала уехать в Голливуд,— продолжала она.
— Почему же не уехали?
— Обманули меня. Кругом обманщики.
— Неужели вам не с кем было посоветоваться? А что же родители?
Она презрительно фыркнула:
— Родители!
Юнис вздохнула и начала рассказывать о своем детстве. Отец был клерком. Бедняга работал как вол, и все впустую; жена вечно была недовольна и беспрестанно его пилила. Она мечтала о такой жизни, какую показывают в кинофильмах. Голливуд был ее святыней. Юнис она определила в школу танцев, где ее обучили чечетке. Мать мечтала, чтобы она стала танцовщицей в ревю или актрисой, а лучше всего кинозвездой. Она внушила дочери, что надо постараться выйти замуж с. ; огатого. Когда Юнис окончила школу, мать подыскала ей работу в пантомиме. Юнис привлекла внимание одного из аднимистраторов театра, который устроил ее на постоянную работу в кордебалет. Сольных номеров ей не давали. Когда этот администратор повез ревю на гастроли по стране, он позаботился о том, чтобы она поехала с ним. Поговорил с ее матерью, и спустя несколько дней Юнис очутилась в его купе...
На лице Юнис появилось циничное и горькое выражение.
— Это было начало,— сказала она и, отвечая на недоуменный жест Браммела, добавила:
- Он был женат, а в турне выбирал себе девочек помоложе. В первую же ночь в отеле, когда я уже легла, он пришел ко мне... Сказал, что позаботится обо мне, если я буду с ним ласкова. Сказал, что надарит мне всякой всячины... Я страшно испугалась... Он сел на кровать и обнял меня. Я хотела вскочить и убежать. Но куда? Что мне было делать? Он «даже сказал, что моя мать рассердится, если я потеряю работу... Она опустила голову и замолчала.
— Так и не удалось вам пробиться,— сказал Браммел сочувственно и про себя подумал, что не раз слышал такие истории.
— Куда там! — сказала она.— Потом я пумнела. Пришлось им раскошеливаться. У меня теперь приличное гнездышко,— добавила Юнис, допивая новый бокал и подмигивая Браммелу.— Вот подвернется мне что-нибудь настоящее, сразу покончу с такой жизнью.
Она встретила Руни в те дни, когда ее только что бросил богатый бизнесмен, обещавший на ней жениться. Друзей у нее не было. Руни — человек жестокий и беспощадный, но ей жаловаться не на что. К ней он был добр.
— Исключение подтверждает правило,— раздраженно заметил Браммел, и в голове у его промелькнуло неприятное подозрение.— Он никому никогда добра не делал.
Она улыбнулась.
— Забудем об этом, Красавчик,— сказала она.— Мне он безразличен.
— Вы порвали с ним? — быстро спросил он.
— Н-нет...— запнулась она. И вдруг возмутилась: —А вам-то что до этого? — Юнис с вызовом посмотрела на него.— Я своих друзей не бросаю, особенно когда они в беде. А он в беде. Вчера ночью нагрянули полицейские — из отдела азартных игр. Вы его обманули?
— Это Чарли сказал? — спросил Браммел.
— А хотя бы и он? — отпарировала она.
Она ждала ответа. Браммел вдруг стал странно спокойным.
— Чарли говорил вам когда-нибудь о своих дружках, которых он прикончил? — спросил он.
— Не понимаю, о чем вы,— сказала она.
— И вы хотите, чтобы я вам поверил?
Она поклялась своим покойным отцом, что Руни никогда не обсуждал с ней свои дела. Она ничего не знала о его жертвах.
— Дождется, что скоро с ним сквитаются,— зло проговорил Браммел.
— А он про вас это сказал,— заметила она.
— Меня он очень мало волнует.
Неожиданно она начала просить Браммела не рисковать.
— А вдруг вас убьют,— сказала Юнис, и голос ее дрогнул.
— Ну что ж, погибну при исполнении служебных обязанностей.
На лице ее мелькнуло беспокойство, мягкие темные глаза смотрели на него с симпатией. Она жалела, что погорячилась.
Подали десерт, затем кофе с ликерами. Теплая волна поднималась, дурманила им головы.
Покинув отель, они поехали по шоссе вдоль берега моря, минуя приморские городки. Там было полно отдыхающих. Сияли неоновые огни молочных баров, то и дело через дорогу переходили парочки и скрывались в прибрежном кустарнике.
— Хорошо бы снова стать молодыми! — сказала Юнис. Браммел не ответил. Она сидела рядом с ним, совсем рядом, в
закрытой машине, и фары встречных автомобилей время от времени освещали ее лицо. Сквозь рукав он чувствовал ее теплое плечо и не мог вымолвить ни слова; желание схватить ее, сжать в своих объятиях парализовало его рассудок.
Неожиданно он повернул машину и быстро поехал назад, к городу. Свернув с шоссе, он повел машину по тихим улочкам.
— Куда вы меня везете, Красавчик? — спросила она.
— Вам понравится это место,— ответил Браммел.
Он остановил машину не у самого домика миссис Тайсон на Дарлингтон-авеню, а проехал немного дальше по улице, и они молча пошли обратно к дому. Он бы не мог сказать, почему он привез сюда Юнис. Может быть, чтобы произвести впечатление. А может быть, потому, что Юнис была живой копией убитой женщины, которая не шла у него из головы.
Браммел открыл дверь ключом, который был в его распоряже-ни с начала следствия. Он не стал зажигать свет в холле. У него появилось странное желание: отвести Юнис в спальню убитой женщины, однако профессиональная осторожность взяла верх. Вместо этого он провел ее в гостинную: освещенные окна гостинной не увидят с улицы.
Войдя в комнату, Юнис замерла от восторга. Бледно-голубая портьера, прелестная мебель, мраморный камин — она словно зачарованная оглядывалась вокруг. Ничего подобного она в жизни
не видела!
— Неужели это ваш дом, Стюарт? — спросила она.
Он не ответил.
— Ну конечно ваш!—обрадованно воскликнула Юнис.
Ему польстило, что она приняла этот дом за его собственный. Он наблюдал, как она ходит по комнате и все разглядывает. Потом она села на тахту и поманила его к себе. Рассказать бы ей историю этого дома!.. Но этого он не может сделать.
Он сел рядом с ней. Ему было душно. Казалось, в этом доме самый воздух насыщен грубыми, животными желаниями. Он молчал, не двигаясь,— его сковала нерешительность. И вдруг Браммел почувствовал легкое прикосновение ее руки — быстрое, нетерпеливое, нежное. Он схватил ее, ища губами ее губы, сжимая ее в объятиях.
XXXI
На следующее утро Браммел проснулся с одной мыслью: он должен немедленно увидеть Юнис. Он быстро оделся и, не позавтракав и даже не поговорив с матерью и сестрой, поехал к ней на квартиру. До этого он ни разу там не был — боялся ловушки. Возможно, и сейчас там небезопасно появляться. Руни может Нагрянуть в любую минуту. Но теперь Браммел об этом не думал. Он должен повидать Юнис, и мысль о том, что она, быть может, до сих пор встречается с Руни, лишь обостряла это желание. Браммел понимал, что с ним происходит: его мучит ревность, разжигаемая подозрением, что он делит Юнис с Чарли Руни... Но ведь она сказала, что Руни ей безразличен... Значит, у нее с ним ничего нет. Вчера она с такой страстью отдалась ему... Может быть, она любит его...
У двери ее квартиры Браммел начал нервничать. Руки дрожали. А вдруг там Руни? Не то чтобы он его боялся — как-никак он полицейский и сумеет с ним справиться. Он опасался Руни как соперника. Браммелу стало вдруг стыдно: волнуется, словно мальчишка.
Он робко постучал. Дверь отворила Юнис. Она была еще в халате и, казалось, совсем не удивилась его приходу. Улыбаясь, она оглядела его и отступила назад.
— Привет, Стюарт,— сказала Юнис, протягивая ему руку. Браммелу она показалась еще прекраснее, чем прежде. Захлопнув дверь, он прошел следом за ней в холл.
— Значит, ты уже не боишься приходить сюда? — спросила она.
— Я должен был тебя увидеть.
— По делу, конечно?
Он молчал. Юнис смотрела на него, словно чего-то ожидая. Потом он сказал:
— Ты такая красивая! — и поцеловал ее в губы. Они улыбнулись друг другу.
— Кроме нас, здесь никого нет,— сказала Юнис.
XXXII
Браммел стал регулярно навещать Юнис, это вошло у него в привычку. Иногда он завтракал у нее и рассказывал ей про людей, с которыми ему приходилось встречаться. Однако Браммел никогда не говорил с ней о служебных делах; он был достаточно осмотрителен. Есть вещи, о которых он не имеет права рассказывать, объяснял он. Даже тот дом, куда он возил ее в ту ночь,— тоже секрет.
— А секрет — это то, что положено знать только одному человеку,— говорил он.
Однажды за завтраком Браммел сказал ей, что ему придется бросить дело, в которое он вложил столько сил, если он не раздобудет самой пустяшной информации: ему надо установить лич-
ноСть владельца одной спортивной машины. Он назвал марку машины и сказал, какого она цвета. Юнис могла бы узнать для него этот пустяк.
Она была удивлена этой просьбой.
— Как же я это узнаю, Стюарт? — спросила она.
— Чарли знает всех владельцев гоночных машин. Юнис побелела.
— Фараон — вот ты кто, Красавчик! — в ярости вскричала она, вскакивая со стула.— Фараон до мозга костей! Родную мать и ту заставишь шпионить, если понадобится!
Он не знал, что ответить. Это обвинение потрясло его. Затем он пробормотал, что вовсе не хотел, чтобы она узнавала что-то у Руни. «Я сам могу у него спросить»,— неуверенно сказал Браммел. Он только хотел выяснить, встречается ли она еще с Руни...
Но он не договаривал. Ему действительно до зарезу нужны были эти сведения — его поиски зашли в тупик. И ей легче добыть их, чем ему. Сам он не хотел встречаться с Руни. Он сказал ей полуправду, по существу даже солгал.
— Я все время подозревала, что ты негодяй,— сказала она.— Обхаживал меня, чтобы заставить доносить на Чарли.
— Это неправда, Юнис,— возразил он, стараясь изобразить оскорбленную невинность. Но смущение выдавало его.—...Я просто схожу с ума, когда думаю, что ты встречаешься с Руни...
— Но ты бы не возражал, если бы я согласилась доносить на него,— сказала она с горечью.
Ей было особенно обидно еще потому, что она отказывалась помогать Чарли, хотя в самом начале знакомства с Браммелом намекала, что не бросит его в беде.
Он отодвинул недопитую чашку чая, поднялся из-за стола и стал успокаивать ее. Но она не хотела ему верить. В ее оскорблениях, конечно, есть доля правды — поэтому он и перешел в оборону, но все-таки в главном она неправа. Ни одна женщина за всю жизнь не нравилась ему так, как она. Он любит ее. Впрочем, любит ли? Почему же в таком случае он не сказал ей о своей любви? Почему он до сих пор так сдержан, так осторожно выбирает слова? Браммел спрашивал себя об этом, но трусливо уклонялся от прямого ответа. А впрочем, кто хладнокровно признается себе, что вел себя, как негодяй,— ведь всегда стараешься найти какое-нибудь оправдание и успокоить свою совесть. Браммел нашел себе оправдание. Но она продолжала осыпать его оскорблениями, и ему захотелось набраться решимости и сказать, что он любит ее. Тогда бы она все ему простила.
— Юнис, с тобой я никогда не был полицейским,— сказал он напыщенно и возмущенно.
— Да ты вообще ни разу в жизни не был ничем другим,— сказала она.— И не можешь быть. Фараон уже никогда человеком не будет... Только и думаешь, как бы ловушку расставить. Ну, признайся, Красавчик,— глумилась Юнис.
Он начал терять терпение, ему хотелось ударить ее. Браммел в бешенстве уставился на Юнис, но она не унималась. Тогда он повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
хххш
Несколько дней Браммел занимался делами. Ему поручили расследовать деятельность одной нефтяной компании, которая выпустила дутые проспекты и продавала акции несуществующих нефтепромыслов на северо-западе Австралии. Иной раз Браммел предпочитал такие дела убийству. Тут хотя было можно потягаться хитростью с ловкими игроками, а при расследовании убийства глвная персона — убитый... Правда, в тайсоновском деле это не совсем так. Это убийство не выходило у Браммела из головы. Каждую свободную минуту он использовал для поисков следов «Малыша». Он методически обошел все автомобильные фирмы, которые могли продать такую гоночную машину. Оставалась одна надежда: может быть, для него что-нибудь разузнает его старый коллега, инспектор Томкинс из автоинспекции.
Браммел сидел у себя в кабинете, перечитывая заявления несчастных жертв нефтяной компании, когда ему позвонил Томкинс.
— Есть для вас кое-что интересное, Стюарт,— сказал он.
Браммел немедленно отправился в автоинспекцию, помещавшуюся неподалеку от управления. День был жаркий и влажный. Над городом висела серая дымка. После душной улицы Браммел с удовольствием вошел в новое, с кондиционированным воздухом здание автоинспеции.
Пожилой полицейский, которого перевели сюда, чтобы он мог дослужить несколько месяцев до пенсии, проводил Браммела к кабинету инспектора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24