Но я подавила рефлекторное желание прикрыться крыльями. Мои враги не должны заметить, что я испытываю хоть малейший дискомфорт.
Пауза затягивалась. Я стояла под их взглядами и думала: «Смотрите-смотрите. Где вам еще доведется увидеть красивое, совершенное тело? Уж точно не в зеркале!» Лицо Анкахи вдруг болезненно дернулось, словно она прочитала мои мысли, а может, это был просто нервный тик.
Тут я почувствовала легкий сквозняк — должно быть, сзади бесшумно открылась дверь, и чей-то голос сказал:
— Светлейшая, посланник Гантру Их-Зар-Кан ожидает твоей аудиенции!
Анкаха досадливо поморщилась, отчего ее мелкие морщины собрались в крупные складки, но государственные дела были важнее какой-то строптивой рабыни.
— В карцер ее, — нетерпеливо махнула рукой старуха, и стражники, ухватив меня под локти, повели куда-то за драпировки. Естественно, одежду мне так и не вернули.
За занавесями, как я и ожидала, оказалась дверь. Меня провели по длинному пустому коридору с маленькими оконцами под потолком, затем по узкой, явно не парадной лестнице на четыре пролета вниз.
Там стояли еще двое стражников. Один из них, звеня ключами на большом кольце, отпер тяжелую, окованную железом дверь. За ней начинался еще один коридор, пол, стены и потолок которого были уже не мраморными, а выложенными из крупных желтоватых камней, а окон не было вовсе. Единственным источником света служили редкие бронзовые светильники на стенах. Я поняла, что нахожусь под землей — что, разумеется, было неудивительно. За поворотом коридора начались железные двери; одну из них мои конвоиры открыли и втолкнули меня внутрь.
К счастью, там не было совершенно темно. Свет проникал через узкое горизонтальное окошко, скорее даже щель (туда можно было просунуть в лучшем случае руку, но не голову), у самого потолка. Тем не менее и эту щель перегораживало несколько вертикальных прутьев решетки. Стекла там не было, что в хорошую погоду было только кстати, но во время дождя вода с улицы наверняка стекала в карцер, и грязные разводы на стене это подтверждали. Сейчас, впрочем, пол был сухой и даже, благодарение прогревшему землю тропическому солнцу, не холодный. Вся обстановка помещения состояла из поганого ведра в одном углу и треснувшего кувшина в другом. И больше совершенно ничего, даже какой-нибудь несчастной подстилки из гнилой соломы. Ах да, еще с вмурованного в стену ржавого кольца свешивалась цепь, свернувшаяся на полу, словно змея, подстерегающая жертву. Я с опаской взглянула на нее, но Анкаха не позаботилась отдать приказание на сей счет, а стражники не стали проявлять инициативу. Они просто заперли за мной дверь и ушли.
Первым делом я заглянула в кувшин — от долгого путешествия по пышащим зноем городским улицам и нервного напряжения ужасно хотелось пить. Вода в кувшине была, правда, на донышке, а стенки изнутри обросли какой-то зеленью, склизкой на ощупь. Но, рассудив, что ничего лучше мне все равно не дадут, я сделала несколько глотков. Вкус был затхлый, но я не смогла оторваться, пока не осушила кувшин до дна. В конце концов, чем эти водоросли хуже тех, что росли на дне ручья?
Несколько раз обойдя свою камеру и не обнаружив, разумеется, никаких возможностей для побега, я уселась на грязный каменный пол — а что было делать? — и предалась невеселым размышлениям. Такой плохой ситуации не было еще никогда. Впервые в жизни я лишилась абсолютно всего, даже одежды. Какой-то философ утверждал, что по-настоящему свободным может быть лишь тот, кто не владеет ничем. Его бы на мое место, теоретика чертова… Но хуже всего было то, что, как я понимала, так просто Анкаха от меня не отстанет. Убедившись, что меня не удалось сломать психологически, она перейдет к более действенным мерам. Будучи приемной дочерью палача, хоть он и не учил меня своему ремеслу, я вполне могла себе их представить. И даже не физическая боль сама по себе пугала меня больше всего. Самое страшное, что Анкаха может захотеть меня изуродовать, искалечить на всю жизнь. С нее станется. Там, в зале, я старалась не смотреть на ее шутов, уж больно сильное отвращение они вызывали, а теперь силилась припомнить каждую черту их облика. Нет, вроде бы своим безобразием все они обязаны природе, а не инструментам палача… но, даже если и так, это ничего не доказывает. Просто никто из них не оказался достаточно строптивым. Они небось еще и радуются, что хорошо устроились, развлекая такую богатую и могущественную госпожу, вместо того чтобы побираться на улице.
Можно, конечно, наступить на собственную гордость и смириться. Надеть шутовской наряд и кривляться на потеху старой стерве. Но… стоит позволить сломать себя один раз, и тебя будут ломать всегда. Будешь уступать все дальше и дальше, скатываться все ниже и ниже. Сначала убеждая себя, что делаешь это лишь для того, чтобы втереться в доверие и выждать удобный момент для побега. Потом желание бежать померкнет перед страхом наказания в случае поимки… потом начнешь отыскивать в своем положении положительные стороны… и в конце концов превратишься в абсолютное ничтожество, пресмыкающееся перед хозяйкой уже совершенно добровольно. Лучше тысячу раз смерть, чем это. Я не знала, действительно ли я — я! — могу пасть так низко, но проверять экспериментально у меня не было никакого желания.
Я со стыдом вспоминала то, пусть очень краткое, мгновение, когда мне захотелось искать спасения от Анкахи у капитана «Королевы морей». Он был негодяем, он продал в рабство меня и моих учеников, я ненавидела его и с удовольствием бы убила, если бы представилась возможность, — и все же на миг я подумала о нем как о защитнике. Конечно, мысль была абсолютно идиотской, я поняла это в момент ее возникновения и сразу же устыдилась, но кто знает, в какую бездну способна со временем разрастись такая трещинка, если дать ей шанс… Нет, я должна оставаться твердой, что бы со мной ни делали. Хотя легко, конечно, давать себе такие обещания, пока с тобой еще ничего особенного не делают.
К счастью, до вечера принцесса обо мне так и не вспомнила. Может, надеялась, что, посидев в карцере подольше, я стану покорной, а может, ей просто было не до меня. Я сидела и мечтала, чтобы началась война и старухе стало бы не до меня уже окончательно. А там, глядишь, вражеская армия — армия цивилизованной страны, не признающей рабства! — взяла бы штурмом дворец и освободила бы узников…
А что, почему бы и впрямь кому-нибудь не напасть на Ктито? Остров, конечно, невелик, зато лежит на середине торговых путей между двумя континентами, что делает его довольно выгодным приобретением. Правда, войны — настоящие, большие войны, в которых завоевываются целые государства, а не просто решаются мелкие территориальные конфликты, — случаются так редко… Дело даже не в абсолютных размерах территории, а в принципе. Одно дело — воевать из-за колоний, пусть даже вдесятеро больших, чем Ктито, и совсем другое — угрожать чужой стране как таковой, нарушая равновесие в мире и подрывая в конечном счете собственную стабильность. Ведь если допускается свергать чужих правителей, то почему нельзя своих? И если ты не уважаешь суверенитет соседей, будут ли они уважать твой? Так что… шансов у меня было, прямо скажем, немного.
Когда совсем стемнело, я еще какое-то время терзала себя всеми этими рассуждениями, но вскоре уснула, свернувшись калачиком у стены. Спать голой на каменном полу — удовольствие сомнительное, но сон, как и смерть, такая штука, которая приходит, не спрашивая нашего желания.
Разбудил меня грубый толчок. Если бы подо мной была кровать, я бы, наверное, свалилась на пол, но так как я уже была на полу, то лишь перекатилась на живот. Я лежала во тьме, тупо соображая, где я и что происходит. Тут пол подо мной снова дернулся, а сверху послышался подозрительный хруст, и на спину мне посыпалось что-то мелкое. Все еще не до конца придя в себя, я поджала крылья и быстро перекатилась несколько раз вправо. Сделала я это очень вовремя, ибо секунду спустя сверху раздался грохот и на то место, где я только что лежала, рухнули каменные глыбы; пол вздрогнул от их тяжелого удара, до меня долетело несколько мелких осколков. Прижавшись к противоположной стене, я осознала, что вижу дыру в потолке и нагромождение камней внизу, а значит, в помещении уже не совсем темно. Слабый багровый свет проникал и через пролом, и через оконную щель, и я решила, что взошла Лла, а может, уже светает.
Тут наконец я проснулась окончательно, сообразив, что началось самое настоящее землетрясение и следующий толчок запросто может похоронить меня здесь, как чуть было не сделал предыдущий. Я вскочила и бросилась к двери.
— Выпустите меня! — кричала я, колотя в нее сперва кулаками, а потом, развернувшись, пятками. — Здесь все рушится!
Но если снаружи и был кто-нибудь, способный меня услышать, его, очевидно, заботило лишь собственное спасение.
Новый толчок отбросил меня от двери. Пытаясь устоять на ногах, я пробежала по диагонали к стене. За спиной с грохотом рухнул еще один кусок потолка. Обернувшись, я увидела на груде обломков кровать, свалившуюся из помещения сверху, и мне вдруг стало смешно: не хотела спать на полу — и вот, пожалуйста, какой своевременный подарок судьбы! Но когда я огляделась внимательнее, смеяться расхотелось: камни завалили дверь, которая, как я помнила, открывалась внутрь — значит, теперь, даже если меня и захотят выпустить, это уже невозможно!
Однако оставался путь наверх, через пролом. Пожалуй, с этой каменной кучи есть шанс допрыгнуть до потолка, точнее, до пола следующего этажа. Стараясь не обращать внимания на острые края обломков, врезавшиеся в мои босые ступни, я вскарабкалась на груду камней, а затем — на кровать, предварительно подвинув ее так, чтобы она заняла более устойчивое положение. Стоило мне встать на нее, как положение оказалось вовсе не таким устойчивым, но я успела оттолкнуться, одновременно изо всех сил махнув крыльями. Вряд ли, конечно, мне помог именно этот мах, однако мне удалось зацепиться пальцами за край пролома. Внизу подо мной кровать с шорохом сползла на пол: если бы я сорвалась, то угодила бы прямо на камни… Хорошо, что отчим приучил меня к регулярным тренировкам: втащить себя наверх, вися на шести пальцах, не так-то просто. Правда, когда мой подбородок был уже выше уровня пола первого этажа, я помогла себе крыльями — уцепиться ими нельзя, но отталкиваться можно. Потом я закинула наверх локоть, потом ногу и наконец изрядно ободравшись о край пролома, влезла в верхнее помещение.
Это была, вероятно, казарма стражников, в длину вчетверо превосходившая ширину моего карцера. Здесь тоже рухнул потолок, как и на следующем этаже, и так до самой крыши, но наибольшие разрушения были в дальней половине казармы, той, что не находилась над карцером: там остались одни стены, остальное масса обломков увлекла вниз, очевидно, вместе со спавшими в кроватях солдатами. Мне послышалось, что я различаю стоны, но, возможно, это была игра воображения. Скорее всего те, на кого рухнули перекрытия нескольких этажей, погибли сразу. В той же части помещения, где стояла я, уцелела значительная часть потолка и пола. Четыре кровати все еще стояли на своих местах, но они были пусты, как и та, что свалилась в карцер. Наверное, эти, более везучие, стражники успели выскочить из казармы после первого толчка. Дверь была распахнута, и до нее, в отличие от окон, можно было легко добраться, обойдя дыру вдоль стены.
Но, прежде чем сделать это, я сдернула простыню с ближайшей кровати и кое-как набросила ее на себя. Может быть, в условиях, когда остатки пола могли рухнуть в любую секунду, я бы и пренебрегла местными приличиями, но выставлять напоказ крылья здесь явно не стоило. На то, чтобы искать в полумраке казармы еще что-нибудь — скажем, более подходящую одежду, обувь или оружие, — времени уже не было.
Я выскочила в коридор, где царил почти полный мрак.
Светильники не горели, где-то что-то продолжало сыпаться и падать, я понятия не имела, в какой стороне выход. Вдали раздавались испуганные крики, они доносились со всех сторон. Пробежав наугад несколько десятков локтей и, к счастью, не провалившись ни в какую дыру, я вспомнила, что нахожусь на первом этаже, и, значит, наружу можно выбраться через любое окно. Я свернула в ближайший дверной проем, обозначенный багровым светом с улицы, и действительно оказалась в комнате с целым полом. Правда, на пути к окну я успела заметить, что на полу блестят осколки стекла. Наверное, и это меня бы не остановило, но, взглянув еще раз в окно, я поняла, что оно выходит вовсе не на улицу, а во внутренний двор дворца — как, очевидно, и другие окна в этой части здания. Теоретически это все равно было безопасней, чем оставаться внутри помещений, но тогда я об этом не подумала и метнулась обратно в коридор, чуть не сбив кого-то с ног. Он ругнулся, отпихнул меня и побежал дальше, топоча сандалиями, и я устремилась следом, ориентируясь по звуку.
Потом впереди мелькнул свет, испуганно шарахнулись назад тени — это был кто-то с факелом, выбежавший с лестницы и нырнувший в боковой проход. Обладатель сандалий и я свернули за ним. Затем к нам присоединились еще какие-то аньйо, а другие уже маячили впереди. Когда мы наконец добрались до выхода, там уже была пробка. Это был не парадный холл, а один из многочисленных черных ходов дворца, потому там было не слишком просторно, и вот в узком коридоре перед дверью толкались, ругались и чуть ли не дрались, пытаясь отпихнуть друг друга, десятка три аньйо. Не знаю, кого там было больше, прислуги или знати — никто не успел как следует одеться, а в таком виде все выглядят одинаково, и ругались они тоже одними и теми же словами.
Трое размахивали факелами, и их соседи шипели от боли и выкрикивали проклятия, когда их обжигали искры. У кого-то был меч, и он визгливо грозил порубать остальных, если его немедленно не пропустят, но то ли не решался, то ли просто не мог пустить оружие в ход в такой давке. Меня толкали со всех сторон и наступали мне на ноги, в основном босыми ступнями, но пару раз и каблуком, а сзади уже напирали новые спасавшиеся…
Но наконец меня вынесло наружу вместе с соседями, и я, чудом устояв в первый момент на ногах, выбежала на площадь сбоку от дворца.
И только тут я поняла, что багровый свет не был светом Лла, и отдаленный гул, который я, не отдавая себе в этом отчета, слышала все это время, не был шумом толпы или чем-то подобным.
Над вулканом стояло зарево. Жидкий огонь фонтанировал из жерла, вышвыривая далеко вверх рдеющие искры, которые, как я понимала, были на самом деле огромными камнями. Пламя окрашивало в багровые тона нависшие над кратером тяжелые тучи дыма и пепла. По склонам горы, ярко светясь в ночи, вытягивались хищные щупальца лавы. Пока они казались еще далеко, но я читала, что лава способна течь с такой скоростью, что от нее не спастись самому быстроногому тйорлу.
Я увидела, как вспыхивают пятна пожаров там, где щупальца добираются до неразличимых во тьме рощ и плантаций. Зрелище было красивое и величественное, но я, естественно, не стала долго им любоваться, а со всех ног помчалась в противоположную вулкану сторону — то есть в направлении моря. Туда же, разумеется, бежали и другие аньйо, выскакивавшие из полуразрушенных землетрясением домов. На какой-то момент багровое зарево полыхнуло ярче, и затем земля содрогнулась от нового толчка, сопровождавшегося раскатом грома. На моих глазах раскололись колонны портика здания напротив, и фасад сложился, как картонная декорация; развалины скрыло тут же поднявшееся облако известковой пыли. Я устояла на ногах, хотя меня и швырнуло в сторону. Восстановив равновесие, я остановилась на несколько мгновений, чтобы получше подвязать свою простыню, почти сорванную в давке у выхода, и побежала дальше. Хотя вообще-то на мой внешний вид никто не обращал внимания — во-первых, многие выскакивали на улицу раздетыми, а во-вторых, всем было не до того, чтобы глазеть на бегущих рядом товарищей по несчастью.
Кое-где на улицах мелькали факелы, но в основном источником света в полуразрушенном и обреченном городе служило зарево извержения. Чаще всего этого освещения хватало, чтобы не наступать на валявшиеся тут и там мелкие обломки и не спотыкаться о крупные, но в узких и кривых переулках, лежавших в густой тени, поневоле приходилось сбрасывать темп. В некоторых из этих переулков развалины полностью перекрыли проход, но, поскольку впереди меня бежало достаточно много народу, я не боялась уткнуться в тупик или заплутать в бесчисленных поворотах. Зато стены, зданий могли рухнуть в любой момент прямо на меня; я старалась держаться от них подальше, но в узких улочках деваться было попросту некуда. К счастью, хотя земля периодически дрожала, новых сильных толчков не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Пауза затягивалась. Я стояла под их взглядами и думала: «Смотрите-смотрите. Где вам еще доведется увидеть красивое, совершенное тело? Уж точно не в зеркале!» Лицо Анкахи вдруг болезненно дернулось, словно она прочитала мои мысли, а может, это был просто нервный тик.
Тут я почувствовала легкий сквозняк — должно быть, сзади бесшумно открылась дверь, и чей-то голос сказал:
— Светлейшая, посланник Гантру Их-Зар-Кан ожидает твоей аудиенции!
Анкаха досадливо поморщилась, отчего ее мелкие морщины собрались в крупные складки, но государственные дела были важнее какой-то строптивой рабыни.
— В карцер ее, — нетерпеливо махнула рукой старуха, и стражники, ухватив меня под локти, повели куда-то за драпировки. Естественно, одежду мне так и не вернули.
За занавесями, как я и ожидала, оказалась дверь. Меня провели по длинному пустому коридору с маленькими оконцами под потолком, затем по узкой, явно не парадной лестнице на четыре пролета вниз.
Там стояли еще двое стражников. Один из них, звеня ключами на большом кольце, отпер тяжелую, окованную железом дверь. За ней начинался еще один коридор, пол, стены и потолок которого были уже не мраморными, а выложенными из крупных желтоватых камней, а окон не было вовсе. Единственным источником света служили редкие бронзовые светильники на стенах. Я поняла, что нахожусь под землей — что, разумеется, было неудивительно. За поворотом коридора начались железные двери; одну из них мои конвоиры открыли и втолкнули меня внутрь.
К счастью, там не было совершенно темно. Свет проникал через узкое горизонтальное окошко, скорее даже щель (туда можно было просунуть в лучшем случае руку, но не голову), у самого потолка. Тем не менее и эту щель перегораживало несколько вертикальных прутьев решетки. Стекла там не было, что в хорошую погоду было только кстати, но во время дождя вода с улицы наверняка стекала в карцер, и грязные разводы на стене это подтверждали. Сейчас, впрочем, пол был сухой и даже, благодарение прогревшему землю тропическому солнцу, не холодный. Вся обстановка помещения состояла из поганого ведра в одном углу и треснувшего кувшина в другом. И больше совершенно ничего, даже какой-нибудь несчастной подстилки из гнилой соломы. Ах да, еще с вмурованного в стену ржавого кольца свешивалась цепь, свернувшаяся на полу, словно змея, подстерегающая жертву. Я с опаской взглянула на нее, но Анкаха не позаботилась отдать приказание на сей счет, а стражники не стали проявлять инициативу. Они просто заперли за мной дверь и ушли.
Первым делом я заглянула в кувшин — от долгого путешествия по пышащим зноем городским улицам и нервного напряжения ужасно хотелось пить. Вода в кувшине была, правда, на донышке, а стенки изнутри обросли какой-то зеленью, склизкой на ощупь. Но, рассудив, что ничего лучше мне все равно не дадут, я сделала несколько глотков. Вкус был затхлый, но я не смогла оторваться, пока не осушила кувшин до дна. В конце концов, чем эти водоросли хуже тех, что росли на дне ручья?
Несколько раз обойдя свою камеру и не обнаружив, разумеется, никаких возможностей для побега, я уселась на грязный каменный пол — а что было делать? — и предалась невеселым размышлениям. Такой плохой ситуации не было еще никогда. Впервые в жизни я лишилась абсолютно всего, даже одежды. Какой-то философ утверждал, что по-настоящему свободным может быть лишь тот, кто не владеет ничем. Его бы на мое место, теоретика чертова… Но хуже всего было то, что, как я понимала, так просто Анкаха от меня не отстанет. Убедившись, что меня не удалось сломать психологически, она перейдет к более действенным мерам. Будучи приемной дочерью палача, хоть он и не учил меня своему ремеслу, я вполне могла себе их представить. И даже не физическая боль сама по себе пугала меня больше всего. Самое страшное, что Анкаха может захотеть меня изуродовать, искалечить на всю жизнь. С нее станется. Там, в зале, я старалась не смотреть на ее шутов, уж больно сильное отвращение они вызывали, а теперь силилась припомнить каждую черту их облика. Нет, вроде бы своим безобразием все они обязаны природе, а не инструментам палача… но, даже если и так, это ничего не доказывает. Просто никто из них не оказался достаточно строптивым. Они небось еще и радуются, что хорошо устроились, развлекая такую богатую и могущественную госпожу, вместо того чтобы побираться на улице.
Можно, конечно, наступить на собственную гордость и смириться. Надеть шутовской наряд и кривляться на потеху старой стерве. Но… стоит позволить сломать себя один раз, и тебя будут ломать всегда. Будешь уступать все дальше и дальше, скатываться все ниже и ниже. Сначала убеждая себя, что делаешь это лишь для того, чтобы втереться в доверие и выждать удобный момент для побега. Потом желание бежать померкнет перед страхом наказания в случае поимки… потом начнешь отыскивать в своем положении положительные стороны… и в конце концов превратишься в абсолютное ничтожество, пресмыкающееся перед хозяйкой уже совершенно добровольно. Лучше тысячу раз смерть, чем это. Я не знала, действительно ли я — я! — могу пасть так низко, но проверять экспериментально у меня не было никакого желания.
Я со стыдом вспоминала то, пусть очень краткое, мгновение, когда мне захотелось искать спасения от Анкахи у капитана «Королевы морей». Он был негодяем, он продал в рабство меня и моих учеников, я ненавидела его и с удовольствием бы убила, если бы представилась возможность, — и все же на миг я подумала о нем как о защитнике. Конечно, мысль была абсолютно идиотской, я поняла это в момент ее возникновения и сразу же устыдилась, но кто знает, в какую бездну способна со временем разрастись такая трещинка, если дать ей шанс… Нет, я должна оставаться твердой, что бы со мной ни делали. Хотя легко, конечно, давать себе такие обещания, пока с тобой еще ничего особенного не делают.
К счастью, до вечера принцесса обо мне так и не вспомнила. Может, надеялась, что, посидев в карцере подольше, я стану покорной, а может, ей просто было не до меня. Я сидела и мечтала, чтобы началась война и старухе стало бы не до меня уже окончательно. А там, глядишь, вражеская армия — армия цивилизованной страны, не признающей рабства! — взяла бы штурмом дворец и освободила бы узников…
А что, почему бы и впрямь кому-нибудь не напасть на Ктито? Остров, конечно, невелик, зато лежит на середине торговых путей между двумя континентами, что делает его довольно выгодным приобретением. Правда, войны — настоящие, большие войны, в которых завоевываются целые государства, а не просто решаются мелкие территориальные конфликты, — случаются так редко… Дело даже не в абсолютных размерах территории, а в принципе. Одно дело — воевать из-за колоний, пусть даже вдесятеро больших, чем Ктито, и совсем другое — угрожать чужой стране как таковой, нарушая равновесие в мире и подрывая в конечном счете собственную стабильность. Ведь если допускается свергать чужих правителей, то почему нельзя своих? И если ты не уважаешь суверенитет соседей, будут ли они уважать твой? Так что… шансов у меня было, прямо скажем, немного.
Когда совсем стемнело, я еще какое-то время терзала себя всеми этими рассуждениями, но вскоре уснула, свернувшись калачиком у стены. Спать голой на каменном полу — удовольствие сомнительное, но сон, как и смерть, такая штука, которая приходит, не спрашивая нашего желания.
Разбудил меня грубый толчок. Если бы подо мной была кровать, я бы, наверное, свалилась на пол, но так как я уже была на полу, то лишь перекатилась на живот. Я лежала во тьме, тупо соображая, где я и что происходит. Тут пол подо мной снова дернулся, а сверху послышался подозрительный хруст, и на спину мне посыпалось что-то мелкое. Все еще не до конца придя в себя, я поджала крылья и быстро перекатилась несколько раз вправо. Сделала я это очень вовремя, ибо секунду спустя сверху раздался грохот и на то место, где я только что лежала, рухнули каменные глыбы; пол вздрогнул от их тяжелого удара, до меня долетело несколько мелких осколков. Прижавшись к противоположной стене, я осознала, что вижу дыру в потолке и нагромождение камней внизу, а значит, в помещении уже не совсем темно. Слабый багровый свет проникал и через пролом, и через оконную щель, и я решила, что взошла Лла, а может, уже светает.
Тут наконец я проснулась окончательно, сообразив, что началось самое настоящее землетрясение и следующий толчок запросто может похоронить меня здесь, как чуть было не сделал предыдущий. Я вскочила и бросилась к двери.
— Выпустите меня! — кричала я, колотя в нее сперва кулаками, а потом, развернувшись, пятками. — Здесь все рушится!
Но если снаружи и был кто-нибудь, способный меня услышать, его, очевидно, заботило лишь собственное спасение.
Новый толчок отбросил меня от двери. Пытаясь устоять на ногах, я пробежала по диагонали к стене. За спиной с грохотом рухнул еще один кусок потолка. Обернувшись, я увидела на груде обломков кровать, свалившуюся из помещения сверху, и мне вдруг стало смешно: не хотела спать на полу — и вот, пожалуйста, какой своевременный подарок судьбы! Но когда я огляделась внимательнее, смеяться расхотелось: камни завалили дверь, которая, как я помнила, открывалась внутрь — значит, теперь, даже если меня и захотят выпустить, это уже невозможно!
Однако оставался путь наверх, через пролом. Пожалуй, с этой каменной кучи есть шанс допрыгнуть до потолка, точнее, до пола следующего этажа. Стараясь не обращать внимания на острые края обломков, врезавшиеся в мои босые ступни, я вскарабкалась на груду камней, а затем — на кровать, предварительно подвинув ее так, чтобы она заняла более устойчивое положение. Стоило мне встать на нее, как положение оказалось вовсе не таким устойчивым, но я успела оттолкнуться, одновременно изо всех сил махнув крыльями. Вряд ли, конечно, мне помог именно этот мах, однако мне удалось зацепиться пальцами за край пролома. Внизу подо мной кровать с шорохом сползла на пол: если бы я сорвалась, то угодила бы прямо на камни… Хорошо, что отчим приучил меня к регулярным тренировкам: втащить себя наверх, вися на шести пальцах, не так-то просто. Правда, когда мой подбородок был уже выше уровня пола первого этажа, я помогла себе крыльями — уцепиться ими нельзя, но отталкиваться можно. Потом я закинула наверх локоть, потом ногу и наконец изрядно ободравшись о край пролома, влезла в верхнее помещение.
Это была, вероятно, казарма стражников, в длину вчетверо превосходившая ширину моего карцера. Здесь тоже рухнул потолок, как и на следующем этаже, и так до самой крыши, но наибольшие разрушения были в дальней половине казармы, той, что не находилась над карцером: там остались одни стены, остальное масса обломков увлекла вниз, очевидно, вместе со спавшими в кроватях солдатами. Мне послышалось, что я различаю стоны, но, возможно, это была игра воображения. Скорее всего те, на кого рухнули перекрытия нескольких этажей, погибли сразу. В той же части помещения, где стояла я, уцелела значительная часть потолка и пола. Четыре кровати все еще стояли на своих местах, но они были пусты, как и та, что свалилась в карцер. Наверное, эти, более везучие, стражники успели выскочить из казармы после первого толчка. Дверь была распахнута, и до нее, в отличие от окон, можно было легко добраться, обойдя дыру вдоль стены.
Но, прежде чем сделать это, я сдернула простыню с ближайшей кровати и кое-как набросила ее на себя. Может быть, в условиях, когда остатки пола могли рухнуть в любую секунду, я бы и пренебрегла местными приличиями, но выставлять напоказ крылья здесь явно не стоило. На то, чтобы искать в полумраке казармы еще что-нибудь — скажем, более подходящую одежду, обувь или оружие, — времени уже не было.
Я выскочила в коридор, где царил почти полный мрак.
Светильники не горели, где-то что-то продолжало сыпаться и падать, я понятия не имела, в какой стороне выход. Вдали раздавались испуганные крики, они доносились со всех сторон. Пробежав наугад несколько десятков локтей и, к счастью, не провалившись ни в какую дыру, я вспомнила, что нахожусь на первом этаже, и, значит, наружу можно выбраться через любое окно. Я свернула в ближайший дверной проем, обозначенный багровым светом с улицы, и действительно оказалась в комнате с целым полом. Правда, на пути к окну я успела заметить, что на полу блестят осколки стекла. Наверное, и это меня бы не остановило, но, взглянув еще раз в окно, я поняла, что оно выходит вовсе не на улицу, а во внутренний двор дворца — как, очевидно, и другие окна в этой части здания. Теоретически это все равно было безопасней, чем оставаться внутри помещений, но тогда я об этом не подумала и метнулась обратно в коридор, чуть не сбив кого-то с ног. Он ругнулся, отпихнул меня и побежал дальше, топоча сандалиями, и я устремилась следом, ориентируясь по звуку.
Потом впереди мелькнул свет, испуганно шарахнулись назад тени — это был кто-то с факелом, выбежавший с лестницы и нырнувший в боковой проход. Обладатель сандалий и я свернули за ним. Затем к нам присоединились еще какие-то аньйо, а другие уже маячили впереди. Когда мы наконец добрались до выхода, там уже была пробка. Это был не парадный холл, а один из многочисленных черных ходов дворца, потому там было не слишком просторно, и вот в узком коридоре перед дверью толкались, ругались и чуть ли не дрались, пытаясь отпихнуть друг друга, десятка три аньйо. Не знаю, кого там было больше, прислуги или знати — никто не успел как следует одеться, а в таком виде все выглядят одинаково, и ругались они тоже одними и теми же словами.
Трое размахивали факелами, и их соседи шипели от боли и выкрикивали проклятия, когда их обжигали искры. У кого-то был меч, и он визгливо грозил порубать остальных, если его немедленно не пропустят, но то ли не решался, то ли просто не мог пустить оружие в ход в такой давке. Меня толкали со всех сторон и наступали мне на ноги, в основном босыми ступнями, но пару раз и каблуком, а сзади уже напирали новые спасавшиеся…
Но наконец меня вынесло наружу вместе с соседями, и я, чудом устояв в первый момент на ногах, выбежала на площадь сбоку от дворца.
И только тут я поняла, что багровый свет не был светом Лла, и отдаленный гул, который я, не отдавая себе в этом отчета, слышала все это время, не был шумом толпы или чем-то подобным.
Над вулканом стояло зарево. Жидкий огонь фонтанировал из жерла, вышвыривая далеко вверх рдеющие искры, которые, как я понимала, были на самом деле огромными камнями. Пламя окрашивало в багровые тона нависшие над кратером тяжелые тучи дыма и пепла. По склонам горы, ярко светясь в ночи, вытягивались хищные щупальца лавы. Пока они казались еще далеко, но я читала, что лава способна течь с такой скоростью, что от нее не спастись самому быстроногому тйорлу.
Я увидела, как вспыхивают пятна пожаров там, где щупальца добираются до неразличимых во тьме рощ и плантаций. Зрелище было красивое и величественное, но я, естественно, не стала долго им любоваться, а со всех ног помчалась в противоположную вулкану сторону — то есть в направлении моря. Туда же, разумеется, бежали и другие аньйо, выскакивавшие из полуразрушенных землетрясением домов. На какой-то момент багровое зарево полыхнуло ярче, и затем земля содрогнулась от нового толчка, сопровождавшегося раскатом грома. На моих глазах раскололись колонны портика здания напротив, и фасад сложился, как картонная декорация; развалины скрыло тут же поднявшееся облако известковой пыли. Я устояла на ногах, хотя меня и швырнуло в сторону. Восстановив равновесие, я остановилась на несколько мгновений, чтобы получше подвязать свою простыню, почти сорванную в давке у выхода, и побежала дальше. Хотя вообще-то на мой внешний вид никто не обращал внимания — во-первых, многие выскакивали на улицу раздетыми, а во-вторых, всем было не до того, чтобы глазеть на бегущих рядом товарищей по несчастью.
Кое-где на улицах мелькали факелы, но в основном источником света в полуразрушенном и обреченном городе служило зарево извержения. Чаще всего этого освещения хватало, чтобы не наступать на валявшиеся тут и там мелкие обломки и не спотыкаться о крупные, но в узких и кривых переулках, лежавших в густой тени, поневоле приходилось сбрасывать темп. В некоторых из этих переулков развалины полностью перекрыли проход, но, поскольку впереди меня бежало достаточно много народу, я не боялась уткнуться в тупик или заплутать в бесчисленных поворотах. Зато стены, зданий могли рухнуть в любой момент прямо на меня; я старалась держаться от них подальше, но в узких улочках деваться было попросту некуда. К счастью, хотя земля периодически дрожала, новых сильных толчков не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72