А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Она без всякого смущения ответила таким же кивком.
- Зачем?
Она пожала плечами и прыснула смехом. Нет, этот "важняк", как его назвал Юрий Юрьевич, ей определенно нравился.
И тут Турецкий сделал ладонью такой жест, а на лице изобразил выражение столь великой гадливости, что все, вместе взятое, нельзя было понять иначе как широко известное выражение: "Да отключи ты его, к такой-то матери!" Она чуть не задохнулась от смеха, сунула пальцы в сумочку и что-то там сделала.
Вошедшая Лиза ничего не поняла из этой пантомимы, но нахмурилась: неужели эти негодяи уже о чем-то успели договориться за ее спиной?!
- Это пустяки, засмеялся Турецкий, подмигнув ей, мелочи жизни. А про Лонг-Айленд я не просто так сказал.
- Я поняла, кивнула Ирина.
- Вот и я сразу понял, что вы поняли. А думал: ох, какой я умный! Какой тонкий намек! И какова же будет реакция! А никакой! И Турецкий радостно, по-детски расхохотался. Как приятно признаваться в собственной глупости… Ну и что? Он был действительно хороший мужик? спросил Турецкий, снова берясь за вилку с ножом.
- Я еще была не готова к сильным чувствам, улыбнулась таинственно Ирина.
- Понимаю…
- Ребята, а я ничего не понимаю! вмешалась Лиза. О чем речь?
- Извините, Лиза, не отрывая глаз от тарелки, сказал Турецкий, это мы об одном нашем общем с Ириной знакомом.
- У вас, оказывается, так далеко зашло? В ее голосе прозвучали совершенно отчетливые нотки ревности.
- Нет, это старые дела, улыбнулся Александр. Речь об отце Вадима.
- А-а, ну так бы сразу и сказали! успокоилась хозяйка.
- Нет, я, конечно, готов восхищаться девушкой, сохранившей почти до тридцати лет искреннюю взволнованность чувств! Но… ему, если я не ошибаюсь, было… Словом, не староват ли он был для вас? Вы же, как рассказывала мне Лиза, уехали в Штаты совсем юной девушкой.
Ирина метнула короткий взгляд на Лизу, а та ответила ей открытой и искренней улыбкой.
- Как вам сказать, вроде бы успокоилась Ирина, мне совсем не хочется выглядеть циничной в ваших глазах, но я, в общем, смогла убедиться в справедливости нашей известной пословицы, что старый конь борозды не портит.
- Да, с хитрой ухмылкой добавил перчику Турецкий, но ведь и пашет неглубоко!
- И это верно! под общий смех закончила Ирина.
Турецкий с таким неприкрытым восхищением посмотрел Ирине в глаза, что та покраснела.
- Нет, я вас умоляю, только не думайте…
- Что вы! О чем я должен думать?! совсем не по делу развеселился он. Я просто вспомнил очень давнюю историю, еще из советских времен. Как говорится, старшие товарищи передавали. На похоронах одного, в общем, известного художника, умершего в объятиях очаровательной дамы, его лучший друг, бывший в то время официально признанным гением, сказал с горькой, почти злой иронией: "Вот ведь великая несправедливость судьбы! Художник он был говно говном, а помер, как Рафаэль!" Народ, говорят, просто рыдал.
Несколько минут за столом царило неприличное веселье.
Окончательно уже отсмеявшись и вытерев глаза платочком, Ирина сказала не столько Александру, сколько Лизе:
- Какой счастливый характер надо иметь!
- В смысле? спросил он.
- А в том смысле, что с вами очень легко, верно, Лиза?
Хозяйка как-то неопределенно пожала плечами, но не сдержалась и тоже рассмеялась.
- Пойду поставлю кофе, если нет возражений, сказал Турецкий, поднимаясь. Вы разрешите мне, Лиза?
- Как он? спросила Ирина, когда Александр удалился на кухню, и нагнулась к Лизе.
Елизавета молча показала ей большой палец.
- Серьезно?
В ответ кивок.
- Ну, твое счастье.
- Почему? Лиза сделала большие глаза.
- Потому что увела б я его у тебя, подруга. Если б ты соврала… А что, вы до сих пор на "вы"?
- Так мы и знакомы-то со вчерашнего вечера.
- Да быть того не может! насторожилась Ирина. А как же познакомились? Когда?
Лиза растерялась от обилия вопросов:
- Не знаю, как тебе и объяснить… Ты помнишь, я тебе про Вадьку что-то рассказывала? Ну так вот, он еще до отъезда в Америку заезжал ко мне, говорил, что есть у него возможность поехать следы отца отыскать. Ну и уехал. Когда вернулся, позвонил, обещал снова навестить родителей, меня… А тут смотрю московскую программу, а там его фотографию милиция показывает, говорят: убит неизвестный, просим сообщить, кто знает. Ну мы же бабы! И все этим сказано. Разревелась я, потом позвонила, назвала его фамилию. Не помню, как и трубку положила… Проходит два или три дня является. Здрасьте, я из Москвы. Что вы о нем знаете? И так далее.
- Ну а дальше, дальше-то? заторопила ее Ирина, поглядывая на дверь.
- А что дальше? Сказала, что поговорить можно, приезжайте вечерком, когда освобожусь. Ты же знаешь моих писателей-классиков! От них же никакого спасу! Дома достают!… Ну чего ты так смотришь? улыбнулась вдруг. Приехал поздно вечером. Сели разговаривать… Ну и…
- Чего? шепотом спросила Ирина.
- Так поговорили, что я сегодня весь день на работе была сама не своя. Не помню, как провела редколлегию. Вякала им чего-то…
- Ну ты молодец, девка! одобрила Ирина. А какие еще документы он ищет?
- Разве? Может, я чего-то не понимаю. По-моему, так он ничего не ищет, кроме одного…
- Но ведь нашел же! хихикнула Ирина.
- Ой, не говори, вздохнула Лиза. Видела б, как он на тебя уставился! Все они одинаковые.
- Не скажи. А тебе пора судьбу устраивать. И вообще менять имидж.
- Куда менять? тоже шепотом ответила Лиза. У него жена и дочка. Сам сказал.
- Да что ж это такое делается! почти воскликнула Ирина. Как что-нибудь хорошее, приличное так обязательно чужое!
- Чего расшумелись? спросил Турецкий, входя в комнату. Как народ, еще голоден? А то кофе готов.
- Кофе пойдемте пить на кухню, заявила Ирина. Без сигареты не получится, а здесь курить я не хочу, обстановка смущает.
- Саша, а может быть, нам тех ребят, что нас охраняют, пригласить поужинать? Они ж целый день…
- Лиза вы настоящее золото! Они давно дома.
- Как?
- Элементарно, дорогой Ватсон! Доложили, что Ира прибыла с охранником. Я говорю: ну и отлично, спасибо, хлопцы, свободны. Пусть нас теперь он охраняет. Только говорю, уходите, как у нас положено. А дальше уже его дело. Ваша машина стоит, Ира. Значит, все в порядке.
Она посмотрела на него такими глазами, что Елизавета, заметь она ее взгляд, точно получила бы все основания для самой черной ревности…
- Да, произнесла наконец Ирина, видала я артистов…
Они пили кофе, курили, потягивали коньячок. Незаметно вернулись к американской теме. Ирина вспомнила несколько забавных эпизодов из своей "штатовской" биографии. Причем рассказывала с таким подтекстом, что Турецкий без всяких дополнительных объяснений понимал: это происходило с девушкой не по ее воле. Был тот, кто диктовал те или иные ее поступки. Поэтому вовсе и не из-за ссор с матерью, а совсем по другим причинам пришлось Ирине вернуться на родину, и долго еще ей, видимо, придется расплачиваться за какие-то давнишние девичьи грехи. Эти люди просто так с плеч своих агентов не слезают… Но это был тот случай, когда он при самом искреннем желании не смог бы ей помочь. Однако он узнал все, что ему было необходимо…
Провожать гостью отправились все вместе. На лестнице, как женщины могли убедиться, действительно никого не было. Вышли во двор.
Из машины тотчас же выскочил охранник.
- Все в порядке, Юрий Юрьевич! весело крикнула Ирина. Сейчас вот простимся и поедем.
Подошли к машине. Турецкий дружелюбно протянул ладонь:
- Турецкий.
Охранник помедлил и пожал, но не назвался. Рука у него была крепкой. Он покрутил головой испросил:
- А где ж ваша охрана? Сыскари-то куда подевались? Все тут были… Он, похоже, несколько растерялся.
- Они дома спят давно, смеясь, ответила Ирина.
Охранник помолчал, оценивая ситуацию, и вдруг кинул:
- Ну ты даешь, Турецкий!
- Я ему уже это говорила, подтвердила Ирина. Все, прощаемся.
Они стали целоваться с Елизаветой. А Турецкий заметил:
- Возвращаем, Юрий Юрьевич, в лучшем виде. В целости и сохранности. В трезвом уме и твердой памяти. Счастливый человек! Такую женщину охраняете!
- А вам что мешает? воскликнула Ирина.
- Что? Да будь я помоложе, бросил бы все и пошел в охрану! Ну, рад был знакомству! Если Бог даст да еще повезет, встретимся, а?…
Машина уехала. Лиза прижалась к Турецкому, плечи ее дрожали, будто от озноба.
- Тебе холодно?
- Нет. Просто трясет отчего-то…
- Устала? Напряжение, я понимаю.
- Да ни черта ты не понимаешь!… Она спрашивала.
- Прекрасно. Надеюсь, ты оказалась на высоте?
- Не уверена.
- Почему?
- Потому что… ты так вызывающе вел себя! Как ты мог оказывать ей такие знаки внимания?! И при мне! На глазах!…
- Сбавь эмоции, улыбнулся Турецкий и сжал ее плечи. Так в чем дело?
- Она стала спрашивать. Все, как ты говорил. Я отвечала. Но потом… когда она спросила… про тебя, я не могла сдержать себя и неожиданно призналась ей в нашей близости… Я понимаю… Она понурила голову.
Турецкий помолчал, потом взял ее лицо в обе ладони, приподнял и сказал в самые губы:
- Клянусь тебе всем святым, я не мог просить тебя о таком одолжении. А теперь я окончательно успокоился.
- Ты не сердишься? изумилась она.
- Напротив! Ничего лучше сказать ты не могла. Они теперь все про меня знают. И от тебя отстанут. А что можно требовать от людей, которых интересует лишь одно?
- Что ты имеешь в виду? посерьезнела она.
А Турецкий расхохотался:
- Так, вспомнил одну глупость! Идем домой…
Поднимаясь по лестнице, она вдруг остановилась и с тревогой посмотрела на него:
- А ты не боишься?
- Чего?
- За тетрадки, шепнула она ему на ухо.
- А где ты их видела?
- Ну как же…
- Может быть, ты имеешь в виду то, что находится в сейфе у одного нашего общего знакомого? Он тоже сказал это ей на ухо, по-шпионски оглядываясь и делая страшные глаза.
- Ах ты обманщик! почти взвизгнула она и влепила ему… поцелуй. Значит, сегодня ты уже полностью свободен?
- Нет.
- Почему?!
- Мой поезд в час с чем-то. Через пятнадцать минут сюда подъедет Гоголев.
Она почувствовала, как у нее в буквальном смысле остановилось сердце. То есть вообще перестало биться. И эта тишина показалась ей ужасной.
- Я тебе все объясню, и ты поймешь, что другого выхода пока нет. И приложил палец к ее губам. Присел рядом. Видишь ли, сейчас я никому из них не нужен. Потому что только псих может посреди ночи удрать от такой женщины, как ты. Ирина уже сто раз им это наверняка подтвердила. А завтра они опять кинутся меня "пасти". Но завтра меня встретят вместе с материалами, которые сейчас подвезет Виктор, уже на Ленинградском вокзале в Москве. Он сказал, что будет… Турецкий взглянул на часы, уже через десять минут.
Пока он говорил, Лиза почему-то успокоилась. Подумала, что все должно в этой жизни обязательно кончаться. А днем или часом раньше или позже, не играет решительно никакой роли. Грустно, но что возразишь?…
Виктор Петрович показался Лизе довольно приятным человеком, хотя, видимо из-за своей профессии, немножко суховатым. Александр предложил выпить на дорожку по рюмке, он не отказался. Сели на кухне, отрезали по тонкому ломтику баранины, чокнулись.
- Вы не поедете его провожать? спросил у Лизы.
- Он не разрешает, сердито ответила она.
- Ну и правильно делает, засмеялся Гоголев. Потому что дальше начинается мужская работа. Но я по вашим глазам вижу, что он скоро снова приедет сюда. В служебную командировку.
- Но я не понимаю…
- А чего тут, Лиза, непонятного? Это же не отъезд, а самый элементарный побег. Я бы даже сказал, несколько унизительный для его мундира. Но иной раз приходится идти на вещи и похуже. Служба…
- Тогда вы меня успокоили, серьезно сказала она.
Когда прощались, Гоголев протянул ей свою визитную карточку, а Турецкий объяснил:
- Это в экстренных случаях, поняла?
Лиза кивнула, наклонила к себе его голову, поцеловала и шепнула в самое ухо:
- Хочу от тебя ребенка.
Турецкий внимательно посмотрел на нее и шепнул в ответ:
- Дай тебе Бог…
Лиза закрыла дверь на все запоры, прислонилась к ней спиной и завыла-запричитала протяжно, зажимая рот руками, чтобы не беспокоить соседей. Ночью слышимость бывает просто поразительной…
Ледяная минералочка медленно нагревалась, то есть переставала быть ледяной. Багровые помидорчики натурально вспотели изнутри, ожидая своей участи, на них даже выступили маленькие капельки. Зелень, разрезанный лаваш, чуть подтаявший мясной балычок остатки пиршества, а вернее его вторая серия, извлеченная из холодильника, призывно глядела на четверых мужчин. Двое из них были уже принявшими и разомлевшими, один трезвым, но тоже расслабленным и последний опоздавшим и потому особенно четким и категоричным.
- За ирригацию Узбекистана пить не будем! категорически предупредил только что прибывший Грязнов, разворачивая сверток.
- У-уу! было ответом на это его движение.
В свертке лежала бутылка армянского коньяка "Ахтамар" (настоящего). Восхищенно мычали по этому поводу Турецкий и Солонин. И даже давно уже не пьющий Меркулов, руководствуясь смешанными чувствами солидарности и ностальгии, присоединился к этим звукам.
За ирригацию пить, впрочем, и так не было нужды: справляли день рождения Турецкого. Что называется, в тесном кругу, в неформальной профессиональной обстановке, в его собственном рабочем кабинете. Реальное торжество было намечено на грядущую субботу, дома, на Фрунзенской набережной, к чему Ирина Генриховна, несмотря на занятость на работе в музыкальной школе, неутомимо готовилась. Но сам Турецкий, давно и прочно питающий стойкую неприязнь к официальным мероприятиям с обязательными родственниками, знакомыми, полузнакомыми и совершенно незнакомыми гостями, не преминул устроить, как выразился все тот же Слава Грязнов, "легкую рекогносцировочку".
И вот в четверг в половине десятого вечера четверо друзей и коллег сидели в небольшой комнатушке старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации. К моменту прибытия Грязнова была начата и с негодованием отставлена в сторону бутылка фальшивой "Метаксы" (уничтожено 0,25 из 0,7 л) и полностью оприходована вполне натуральной "смирноффской" рябины на коньяке (0,5 л). Поскольку Меркулов еще вообще не пил, семьсот пятьдесят граммов спиртного пришлись на Турецкого с Солониным, из которых последний, как младший по возрасту и званию, тактично отпил не больше одной трети. В результате чего только-только начинал чувствовать легкое тепло в жилах и в присутствии Меркулова не мог позволить себе полностью расслабиться. Зато Турецкий сиял как медный таз и готов был любить всех на свете.
Меркулов клятвенно обещал в ближайший месяц-другой не поручать Турецкому дел за пределами Московской области. Турецкий пришел в восторг и сказал, что лучшего подарка у него в жизни не бывало. Но он еще не видел следующего.
К этому моменту уже дважды звонила Ирина Генриховна, нервно интересуясь причиной, по которой ее дражайший супруг застрял на работе, хотя еще утром совершенно категорически обещал уж именно сегодня приехать пораньше. Но неизменно натыкаясь на интеллигентный и совершенно трезвый голос заместителя Генерального прокурора по следствию Константина Дмитриевича Меркулова, который информировал ее о затянувшемся производственном совещании, и несколько этим (трезвым голосом) успокоенная, опускала трубку.
Наконец "Ахтамар" был вскрыт и разлит по емкостям, которые для такого случая Турецкий даже предварительно ополоснул, чтобы драгоценная жидкость ни в коем случае не смешивалась с запахом предыдущей влаги. Меркулов поднял свой стакан, на дне которого плескались символические капли.
- Александр! Ты относишься к тем редким людям, которые…
Зазвонил телефон. Турецкий с досадой снял трубку:
- Да.
- Авиакассы? Я хочу забронировать два билета на…
- Это не авиакассы!
- Да? Значит, я все-таки попала в диспетчерскую. А вы не могли бы меня переключить?
- Вы ошиблись.
Меркулов начал снова:
- Александр! Ты относишься к тем исключительно редким людям…
Телефон снова ожил. Турецкий в сердцах схватил трубку и зашипел:
- Милочка! Ну какая это вам на хрен диспетчерская?!
- Саша, пораженно пролепетала на другом конце провода Ирина Генриховна. Что случилось?!
- Ирка, обомлел Турецкий, я это, ну в общем… не телефонный разговор. И он оперативно дал отбой, перевел дух и кивнул Меркулову на его стакан. Заместитель главного прокурора страны снова поднялся и терпеливо начал:
- Саша. Ты относишься к тем…
Телефон словно ждал этих слов.
- Почему бы тебе его просто не отключить? риторически вопросил Грязнов.
На секунду в комнате воцарилось молчание. Такой простой вариант почему-то в голову не приходил.
- Я всегда так поступаю, продолжал Грязнов травить душу.
- И это говорит оперативный работник, укоризненно пробормотал Солонин, сосредоточенно рассматривая содержимое своего стакана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52