Вы ничем не отличались от нас монголов. Я точно не знаю, с какой целью вы здесь, но что-то мне подсказывает - цели у нас схожи. Завтра я возвращаюсь в монастырь Сакья. Там остались основные мои силы. После Сакьи мне приказано вернуться домой. Я хочу чтобы вы отправились со мной. Пока в Сакью, а там видно будет. Что скажите? Здесь вам все равно делать нечего!?
Мы переглянулись с Рахни. Взглянув в ее глаза, я понял, что думаем совершенно одинаково.
- Мы очень благодарны Вам, уважаемый Дорда-дархан. И с огромной радостью принимаем Ваше приглашение!
- Я не сомневался в вашем решении, - уже более открыто, заулыбался обрадованный монгол. - Завтра утром выходим. Ваши кобылы будут ждать вас.
Наутро, покинув Драк Йерпа, в составе отряда из пятнадцати человек, мы направились в монастырь Сакья, расположенный высоко в горах и далеко в стороне от главной дороги. Дорога, по которой мы ехали, была такой же, как и все дороги Тибета – каменистой, скучной и трудной. Путь был недолгим и без особых происшествий. Без особых происшествий значит, что мы все живыми добрались до монастыря. Однако переезд прошел не так гладко, как я ожидал. Оказалось, что в Тибете не все так спокойно, как казалось мне раньше. Представители соседних государств шныряли по его территории. Это были гости и из Индии, и из Китая, из стран довольно далеко расположенных от этих мест. Но особенно были опасны для независимого Тибета китайцы, лелеющие мечту присоединить его к себе.
Приблизительно на полпути нам повстречался маленький отряд этих самых китайцев. Их было всего пятеро всадников. Завидев нас, больший по численности отряд, они ретировались, не вступив в конфликт. Только пыль заклубилась под копытами их лошадей. А когда мы достигли того места, она уже обсела.
- Это нехороший знак, - обеспокоенно крякнул командир монголов. – Значит поблизости есть несколько десятков китайцев.
Он приказал своим воинам быть на чеку. Они перестроились так, чтобы Дорда-дархан и мы оказались в центре, а они со всех сторон нас окружили.
- Урус, ты умеешь обращаться с щитом? – спросил меня монгол, теперь скакавший рядом.
- Думаю справлюсь и с щитом, и если потребуется, то и с мечом! – заверил его я.
- Смотри! Не забудь, что оружие висит у вас на кобылах! – улыбнулся воин.
Я обернулся, чтобы проверить не потерял ли упомянутое оружие. Щит висел на лошади. Там же находился меч, вернее кривая сабля, в ножнах, шлем и колчан с луком и стрелами. Точно такая же экипировка была и на кобыле Рахни.
Мы проехали около часа с того момента, как встретили китайцев. И вот когда отряд оказался в узком ущелье, на нас сверху посыпался град стрел.
- Урус! Рахни! Щиты! – заорал нам Дорда-дархан, сам выхватывая щит и прикрывая им голову и тело. Я последовал его примеру и накрылся небольшим круглым монгольским щитом, как зонтиком. То же сделала и Рахни. Скачущие впереди монголы пришпорили коней и мы рванули вперед и понеслись вперед по ущелью, как ураган, скрываясь от падающих стрел, пытаясь быстрее выскочить из ущелья. Наши кони быстро миновали опасный участок, обстреливаемая зона осталась далеко позади, но монголы не сбавили скорость. Отряд продолжал нестись галопом. Слишком велика была опасность. Я понял, что ни страх смерти их гнал! Они охраняли большого человека. Его безопасность была превыше всего! Превыше безрассудного героизма!
Только когда кони изрядно устали и на их мордах показалась пена, монгол приказал сбавить скорость. Сначала перешли на рысь, а потом и на спокойный шаг. Никто из команды серьезно не пострадал. Одна из стрел ранила воина в плечо, но рана была неглубокая. Рахни осмотрела ее и, вытащив стрелу, перевязала плечо полоской материи, оторвав ее от большого куска. Все это было проделано на ходу, так как Дорда-дархан запретил останавливаться, опасаясь погони.
Вскоре впереди показались мощные стены какой-то крепости. Это и был монастырь Сакья. Этот монастырь всегда, с самого своего основания, являлся главным центром традиции Сакья. Во всех отношениях это место уникально и оставило неизгладимое впечатление у меня в голове. Грандиозные стены монастыря делали его более похожим на могущественную крепость, нежели на культовое сооружение. Монастырь, видимо, был основан задолго до нашего появления. Так как выглядел он повидавшим виды. Кое-где на его стенах остались следы от осад и штурмов.
При появлении нашего отряда, ворота монастыря-крепости отворились, и нам навстречу выехали воины-тибетцы. Поравнявшись с нами, их командир, молодой всадник, почтительно приветствовал Дорда-дархана.
- Приветствуем тебя, господин Дорда-дархан! Мы рады твоему возвращению в целости и сохранности! – поклонился он. – Легким ли был путь твой?
- Слава богу, все обошлось!
- Сакья Пандита, ждет Вас! Он спрашивал о Вас!
- Хорошо, передайте ему, что я приду к нему не один.
- Все передам.
Так мы въехали на территорию монастыря. Внутри он оказался целым городом. Улочки, лавки, монахи, воины ополчения, крестьяне, животные, средневековый рынок, визг детей и животных. Нас всех проводили до двухэтажного дома – резиденции Дорда-дархана. Здесь его встретили другие воины и слуги. Монгол соскочил с коня и стал отдавать приказания.
- Уруса и девушку разместите недалеко от моих покоев! – была одна из его команд.
Нам помогли слезть с лошадей и проводили в комнату, предназначенную для гостей высокопоставленного монгола. Здесь мы, наконец, расслабились. Слуга принес кувшин с водой для умывания и медный таз. Я помог умыться Рахни и умылся сам. Когда этот же тибетец унес воду, я спросил девушку:
- Кто такой этот Сакьяпа?
- Во-первых, этот монастырь является центром школы Сакья и важнейшим центром изучения буддизма. Этому когда-то, видимо, незадолго до нашего появления в этом времени, послужил приезд из Индии известного переводчика Шакьяшрибхады. Однако, задолго до приезда индуса, тибетские ученые уже начали играть важную роль в развитии буддизма. И наиболее известный среди них – настоятель Сакьи Кунга Гьялцен, более известный как Сакья Пандита, или Ученый из Сакья. Сакья Пандита написал важные работы о восприятии и логике, благодаря которым его признали как воплощение Манжушри, бодхисаттвы мудрости. После смерти Сакья Пандиты, один из его племянников стал настоятелем Сакьи, и при поддержке монголов он стал правителем всего Тибета. Это было первое религиозное правительство, где лама стал главой государства. То есть мы с тобой попали во времена становления тибетской государственности!
В дверь постучались и вошел знакомый слуга-тибетец. Он поклонился и сказал, что нас на чай приглашает господин Дорда-дархан. Сказав это, он удалился, предоставив время переодеться и подготовиться к приему.
Монгол встретил нас очень радушно. Он даже подошел к нам и, обняв за плечи, проводил до дивана. Там уже сидел еще один монгол. Это был довольно молодой человек, лет тридцати, очень улыбчивый и общительный. С первого взгляда он вызывал почему-то необъяснимое чувство симпатии. Хозяин представил его как Джалмана. Видимо он был именно тем посланником, который доставил приглашение Сакьяпандиту. Когда мы пили чай, я спросил молодого монгола о послании и о результатах его рассмотрения ламой.
- Что Вы! Я еще не передавал ламе письма! Не настало время! – заулыбался он.
- А когда же должно прийти время? – удивился я. – Ведь это письмо самого господина Годана!
- Я ждал Дорда-дархана, - кратко объяснил молодой монгол и посмотрел на старшего.
- Вот сегодня ты, Урус, и ты, смелая женщина, станете свидетелями вручения письма! – потягивая чай, сказал Дорда-дархан. – Мои разведчики сообщили, что тридцатитысячный корпус Годана под командованием Ледже вступил в Центральный Тибет и дошел до Пханьюла, это к северу от Лхасы. Когда мы встретились с вами, я ехал как раз туда. Мой небольшой корпус ходил по тылам. Но, несмотря на наши силы, тибетцы оказали сопротивление. Это вновь прибывшее войско окажет помощь моим скромным отрядам. Однако бои у монастырей Радэн и Джанлхакан уже закончились нашей победой без помощи этого корпуса и я приказал сжечь эти очаги сопротивления. Монахи, по моему приказу, были перебиты, а окрестности монастырей разграблены моими воинами.
Я даже поперхнулся чаем. Настолько эти слова были произнесены спокойно и без эмоций. И настолько они не увязывались с моими представлениями об этом человеке.
- Но я думал, что вы не воюете с Тибетом!
- Нет, не воюем, - монгол невозмутимо пил чай.
- Но… - мне на ум не приходило нужных слов.
- Война не с Тибетом, а с китайцами. И эта только один эпизод большой войны, которую мы монголы ведем в южных областях Ганьсу и в Сычуани, районах, прилегающих к Тибету.
- А о чем же тогда это письмо?! – меня уже просто сжигало любопытство.
Дорда-дархан посмотрел на Джалмана и кивком головы разрешил тому показать нам письмо. Молодой монгол встал и принес красивую шкатулку, внутри которой лежал свиток, перевязанный красной веревочкой. Джалман достал свиток и, сняв с него веревочку, протянул мне.
- Извините, уважаемый Джалман, я не умею читать. Вы разрешите прочесть его моей супруге? – Дорда-дарахан кивнул головой и его помощник передал свиток Рахни. Та очень бережно взяла его с поклоном и, развернув, прочитала вслух: «Я, мужественный и процветающий царе¬вич Годан, желаю известить Сакьяпандиту Кунга Гьялцена, что мы нуждаемся в ламе, который мог бы давать советы моему невеже¬ственному народу, учить его, как соблюдать правила морали и жить духовной жизнью. Я тоже нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь помолился за благополучие моих покойных родителей, которым я глубоко благодарен. Какое-то время я размышлял над всем этим и после многих рассуждений решил, что Вы — именно то лицо, ко¬торое способно выполнить эту задачу. Поскольку именно Вы тот лама, которого я избрал, я не приму никаких извинений и ссылок на Ваш возраст или на трудности поездки. Божественный Будда отдал жизнь ради всех живых существ. Не откажетесь ли Вы тем са¬мым от вашей веры, если попытаетесь избежать выполнения этого своего долга. Разумеется, для меня было бы проще выслать боль¬шой отряд, чтобы доставить Вас сюда, но вред и несчастья могут быть принесены многим ни в чем не повинным живым существам. В интересах буддийской веры и благополучия всех живых тварей я предлагаю Вам прибыть к нам немедленно. В благодарность к Вам я буду очень добр к тем монахам, которые сейчас живут по западную сторону от солнца. Я посылаю Вам в дар пять слитков се¬ребра, шелковую мантию, украшенную 6200 жемчужинами, одеж¬ды и обувь из шелка и двадцать кусков шелка пяти различных цве¬тов. Все это будет доставлено Вам моими послами Дорда-дарханом, Сенгом и ун Джалманом. Тридцатый день восьмой луны года Дракона.»
Прочитав письмо, Рахни вернула его Джалману, который скрутил свиток и положил обратно в шкатулку.
- Конечно, наш Годан мог бы приказать нам привезти ламу, но он поступил мудро. Сакьяпандита и так должен будет приехать во исполнение долга верующего буддиста. Годан знаком с буддизмом и даже признает его правильность, - ухмыляясь, пояснил письмо Дорда-дархан. - В этой жизни нет ничего более выдающегося, чем поступать в соответ¬ствии с путем царя Джингира. Но поскольку Сакьяпандита — вежливый лама, который видит тропу спасения, Годан решил «пригласить» Сакьяпандиту.
В тот же вечер мы попали на прием к Сакьяпа. Нас приняли как дорогих гостей. Беседа длилась долго, был накрыт богатый для Тибета стол.
Позже, спустя несколько дней мы узнали, что, рассмотрев письмо Годана Сакьяпа решил принять приглашение и отправиться в ставку монгольского царя. В связи с этим он направил посла¬ние тибетским светским правителям и духовным авторитетам Тибета, в кото¬ром не просил отрыто о признании власти Сакья, а делал упор на возмож¬ностях проповеди буддийской веры среди монголов. Взамен же он рас¬считывал на получение помощи монголов в мирских делах: «Царе¬вич сказал мне, что, если мы, тибетцы, поможем монголам в делах религии, они, в свою очередь, поддержат нас в мирских делах. Та¬ким образом, - писал просвещенный лама, - нам предоставляется возможность распространить свою религию все дальше и дальше. Царевич только начал изучать и понимать нашу религию. Если я отправлюсь в путь и помогу ему, то я уве¬рен, что смогу распространить веру Будды за пределы Тибета и, та¬ким образом, помочь моей стране. Царевич позволяет мне без стра¬ха вести проповедь моей религии и предоставляет мне все, в чем я нуждаюсь. Он объяснил мне, что в его власти сделать добро Тибету, а в моей — сделать добро для него. Он полностью доверяет мне. В глубине своего сердца я верю, что царевич желает помочь всем странам. Я неустанно буду вести проповедь среди его потомков и санов¬ников, но я стар и вряд ли проживу долго. Не бойтесь, ибо я обучил всему, что знаю сам, моего племянника Пагпа». Одновременно он припугнул своих соотечественников, сообщив им, что «армии мон¬гольского хана бесчисленны», монголы уже завоевали весь мир, и поэтому им следует платить дань и нужно сотрудничать с их представителями — сер йиг па — носителями золо¬тых пайцз, удостоверяющих их власть. Из истории древней Руси я помню, что такие же золотые подвески выдавались и русским князьям, ставленникам монгольского хана.
Г Л А В А 14
И снова в путь
«Какой сегодня день? Сколько дней мы в Тибете? Сколько дней, недель или месяцев мы прожили в прошлом?» - подумал я, почесывая отпущенную монгольскую бородку. Я уже стал забывать дары цивилизации. Отсутствие горячей воды из-под крана меня уже не беспокоило. Да и отсутствие самого водопроводного крана стало привычным! Свои джинсы, рубашку, куртку я сменил на одежду монголов и тибетцев. Я научился лихо скакать на лошади и сносно стрелять из лука. Правда, надо сказать, что это я так думал. Порой мне казалось, что именно здесь, в этом времени я родился и вырос, а все остальное – моя ПРОШЛАЯ жизнь – это только сон, приснившийся мне однажды. Причем сон не из приятных. Нынешняя явь мне нравилась больше. Тибет. Горы и скалистые пики. Зеленые, поросшие южными теплолюбивыми растениями долины, и суровые скалистые, часто сплошь заснежные хребты. Монастыри как крепости. Ламы. Монахи. Тибетские ополченцы. Монгольские воины. Сам Дорда-дархан – ближайший советник Годана, великого монгольского императора. Его правая рука. Разве все это вокруг меня, к чему я прикасаюсь, не реальность?! Еще бы! Вот она настоящая жизнь! А вот то, что я помнил, то, что еще не стерлось из памяти, скорее то было похоже на сон.
- Солнышко, ты не считала сколько дней мы здесь? – я стоял возле окна и смотрел на улочку Сакья. На противоположной стороне стоял дом, в котором ставни всегда были закрыты. Мне всегда было интересно узнать, пустовал ли он или там кто-то жил. Рахни лежала на кровати, слегка накрывшись покрывалом, которое все равно не могло скрыть красоты ее стройного тела, зовущего меня ежеминутно.
- Нисколько, - она потянулась и легла на бок, повернувшись лицом в мою сторону.
- Как нисколько?! Лично я уже потерял счет дня и неделям, а ты говоришь нисколько!
- Здесь время одно, там, откуда мы пришли, другое. В третьем месте, в которое мы еще не попали – третье. Все относительно! Возможно, там в прошлой жизни, прошел час или два, а здесь, в этой жизни, – несколько месяцев. Буддизм определяет время как «меру изменения». Мы можем измерять изменение с помощью чего угодно, например, с помощью движения планет или положения солнца на небе. Мы можем измерять его и количеством лекций, посещаемых за семестр: «мы прослушали уже двенадцать лекций, а две еще остались», - она изменила голос, пытаясь подражать учителю. - Или мы можем измерять его физиологическими циклами: менструальными циклами, количеством дыханий, сердцебиений и так далее. Это все — различные способы измерения изменений, и время — это просто одна из таких мер изменения. Время действительно существует, но в зависимости от того, как мы его себе представляем, оно по-разному влияет на нас. Например, мы думаем: «У меня остался только один день до важного события!» Поскольку мы воспринимаем данный отрезок времени как незначительный, мы начинаем беспокоиться, так как времени не хватает. Если мы подумаем по-другому: «Есть еще целых двадцать четыре часа», тогда покажется, что есть достаточно времени для подготовки к этому событию. Психологически все зависит от того, как мы на это смотрим. Если мы рассматриваем время как нечто плотное, фиксированное и тягостное, мы будем подавлены им, и нам его будет не хватать. Однако если мы посмотрим на него открыто, тогда, сколько бы времени у нас ни было, мы будем стараться использовать его конструктивно и полезно, вместо того чтобы отчаиваться. Не думай о днях, думай о том, что ты сделал за определенный отрезок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Мы переглянулись с Рахни. Взглянув в ее глаза, я понял, что думаем совершенно одинаково.
- Мы очень благодарны Вам, уважаемый Дорда-дархан. И с огромной радостью принимаем Ваше приглашение!
- Я не сомневался в вашем решении, - уже более открыто, заулыбался обрадованный монгол. - Завтра утром выходим. Ваши кобылы будут ждать вас.
Наутро, покинув Драк Йерпа, в составе отряда из пятнадцати человек, мы направились в монастырь Сакья, расположенный высоко в горах и далеко в стороне от главной дороги. Дорога, по которой мы ехали, была такой же, как и все дороги Тибета – каменистой, скучной и трудной. Путь был недолгим и без особых происшествий. Без особых происшествий значит, что мы все живыми добрались до монастыря. Однако переезд прошел не так гладко, как я ожидал. Оказалось, что в Тибете не все так спокойно, как казалось мне раньше. Представители соседних государств шныряли по его территории. Это были гости и из Индии, и из Китая, из стран довольно далеко расположенных от этих мест. Но особенно были опасны для независимого Тибета китайцы, лелеющие мечту присоединить его к себе.
Приблизительно на полпути нам повстречался маленький отряд этих самых китайцев. Их было всего пятеро всадников. Завидев нас, больший по численности отряд, они ретировались, не вступив в конфликт. Только пыль заклубилась под копытами их лошадей. А когда мы достигли того места, она уже обсела.
- Это нехороший знак, - обеспокоенно крякнул командир монголов. – Значит поблизости есть несколько десятков китайцев.
Он приказал своим воинам быть на чеку. Они перестроились так, чтобы Дорда-дархан и мы оказались в центре, а они со всех сторон нас окружили.
- Урус, ты умеешь обращаться с щитом? – спросил меня монгол, теперь скакавший рядом.
- Думаю справлюсь и с щитом, и если потребуется, то и с мечом! – заверил его я.
- Смотри! Не забудь, что оружие висит у вас на кобылах! – улыбнулся воин.
Я обернулся, чтобы проверить не потерял ли упомянутое оружие. Щит висел на лошади. Там же находился меч, вернее кривая сабля, в ножнах, шлем и колчан с луком и стрелами. Точно такая же экипировка была и на кобыле Рахни.
Мы проехали около часа с того момента, как встретили китайцев. И вот когда отряд оказался в узком ущелье, на нас сверху посыпался град стрел.
- Урус! Рахни! Щиты! – заорал нам Дорда-дархан, сам выхватывая щит и прикрывая им голову и тело. Я последовал его примеру и накрылся небольшим круглым монгольским щитом, как зонтиком. То же сделала и Рахни. Скачущие впереди монголы пришпорили коней и мы рванули вперед и понеслись вперед по ущелью, как ураган, скрываясь от падающих стрел, пытаясь быстрее выскочить из ущелья. Наши кони быстро миновали опасный участок, обстреливаемая зона осталась далеко позади, но монголы не сбавили скорость. Отряд продолжал нестись галопом. Слишком велика была опасность. Я понял, что ни страх смерти их гнал! Они охраняли большого человека. Его безопасность была превыше всего! Превыше безрассудного героизма!
Только когда кони изрядно устали и на их мордах показалась пена, монгол приказал сбавить скорость. Сначала перешли на рысь, а потом и на спокойный шаг. Никто из команды серьезно не пострадал. Одна из стрел ранила воина в плечо, но рана была неглубокая. Рахни осмотрела ее и, вытащив стрелу, перевязала плечо полоской материи, оторвав ее от большого куска. Все это было проделано на ходу, так как Дорда-дархан запретил останавливаться, опасаясь погони.
Вскоре впереди показались мощные стены какой-то крепости. Это и был монастырь Сакья. Этот монастырь всегда, с самого своего основания, являлся главным центром традиции Сакья. Во всех отношениях это место уникально и оставило неизгладимое впечатление у меня в голове. Грандиозные стены монастыря делали его более похожим на могущественную крепость, нежели на культовое сооружение. Монастырь, видимо, был основан задолго до нашего появления. Так как выглядел он повидавшим виды. Кое-где на его стенах остались следы от осад и штурмов.
При появлении нашего отряда, ворота монастыря-крепости отворились, и нам навстречу выехали воины-тибетцы. Поравнявшись с нами, их командир, молодой всадник, почтительно приветствовал Дорда-дархана.
- Приветствуем тебя, господин Дорда-дархан! Мы рады твоему возвращению в целости и сохранности! – поклонился он. – Легким ли был путь твой?
- Слава богу, все обошлось!
- Сакья Пандита, ждет Вас! Он спрашивал о Вас!
- Хорошо, передайте ему, что я приду к нему не один.
- Все передам.
Так мы въехали на территорию монастыря. Внутри он оказался целым городом. Улочки, лавки, монахи, воины ополчения, крестьяне, животные, средневековый рынок, визг детей и животных. Нас всех проводили до двухэтажного дома – резиденции Дорда-дархана. Здесь его встретили другие воины и слуги. Монгол соскочил с коня и стал отдавать приказания.
- Уруса и девушку разместите недалеко от моих покоев! – была одна из его команд.
Нам помогли слезть с лошадей и проводили в комнату, предназначенную для гостей высокопоставленного монгола. Здесь мы, наконец, расслабились. Слуга принес кувшин с водой для умывания и медный таз. Я помог умыться Рахни и умылся сам. Когда этот же тибетец унес воду, я спросил девушку:
- Кто такой этот Сакьяпа?
- Во-первых, этот монастырь является центром школы Сакья и важнейшим центром изучения буддизма. Этому когда-то, видимо, незадолго до нашего появления в этом времени, послужил приезд из Индии известного переводчика Шакьяшрибхады. Однако, задолго до приезда индуса, тибетские ученые уже начали играть важную роль в развитии буддизма. И наиболее известный среди них – настоятель Сакьи Кунга Гьялцен, более известный как Сакья Пандита, или Ученый из Сакья. Сакья Пандита написал важные работы о восприятии и логике, благодаря которым его признали как воплощение Манжушри, бодхисаттвы мудрости. После смерти Сакья Пандиты, один из его племянников стал настоятелем Сакьи, и при поддержке монголов он стал правителем всего Тибета. Это было первое религиозное правительство, где лама стал главой государства. То есть мы с тобой попали во времена становления тибетской государственности!
В дверь постучались и вошел знакомый слуга-тибетец. Он поклонился и сказал, что нас на чай приглашает господин Дорда-дархан. Сказав это, он удалился, предоставив время переодеться и подготовиться к приему.
Монгол встретил нас очень радушно. Он даже подошел к нам и, обняв за плечи, проводил до дивана. Там уже сидел еще один монгол. Это был довольно молодой человек, лет тридцати, очень улыбчивый и общительный. С первого взгляда он вызывал почему-то необъяснимое чувство симпатии. Хозяин представил его как Джалмана. Видимо он был именно тем посланником, который доставил приглашение Сакьяпандиту. Когда мы пили чай, я спросил молодого монгола о послании и о результатах его рассмотрения ламой.
- Что Вы! Я еще не передавал ламе письма! Не настало время! – заулыбался он.
- А когда же должно прийти время? – удивился я. – Ведь это письмо самого господина Годана!
- Я ждал Дорда-дархана, - кратко объяснил молодой монгол и посмотрел на старшего.
- Вот сегодня ты, Урус, и ты, смелая женщина, станете свидетелями вручения письма! – потягивая чай, сказал Дорда-дархан. – Мои разведчики сообщили, что тридцатитысячный корпус Годана под командованием Ледже вступил в Центральный Тибет и дошел до Пханьюла, это к северу от Лхасы. Когда мы встретились с вами, я ехал как раз туда. Мой небольшой корпус ходил по тылам. Но, несмотря на наши силы, тибетцы оказали сопротивление. Это вновь прибывшее войско окажет помощь моим скромным отрядам. Однако бои у монастырей Радэн и Джанлхакан уже закончились нашей победой без помощи этого корпуса и я приказал сжечь эти очаги сопротивления. Монахи, по моему приказу, были перебиты, а окрестности монастырей разграблены моими воинами.
Я даже поперхнулся чаем. Настолько эти слова были произнесены спокойно и без эмоций. И настолько они не увязывались с моими представлениями об этом человеке.
- Но я думал, что вы не воюете с Тибетом!
- Нет, не воюем, - монгол невозмутимо пил чай.
- Но… - мне на ум не приходило нужных слов.
- Война не с Тибетом, а с китайцами. И эта только один эпизод большой войны, которую мы монголы ведем в южных областях Ганьсу и в Сычуани, районах, прилегающих к Тибету.
- А о чем же тогда это письмо?! – меня уже просто сжигало любопытство.
Дорда-дархан посмотрел на Джалмана и кивком головы разрешил тому показать нам письмо. Молодой монгол встал и принес красивую шкатулку, внутри которой лежал свиток, перевязанный красной веревочкой. Джалман достал свиток и, сняв с него веревочку, протянул мне.
- Извините, уважаемый Джалман, я не умею читать. Вы разрешите прочесть его моей супруге? – Дорда-дарахан кивнул головой и его помощник передал свиток Рахни. Та очень бережно взяла его с поклоном и, развернув, прочитала вслух: «Я, мужественный и процветающий царе¬вич Годан, желаю известить Сакьяпандиту Кунга Гьялцена, что мы нуждаемся в ламе, который мог бы давать советы моему невеже¬ственному народу, учить его, как соблюдать правила морали и жить духовной жизнью. Я тоже нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь помолился за благополучие моих покойных родителей, которым я глубоко благодарен. Какое-то время я размышлял над всем этим и после многих рассуждений решил, что Вы — именно то лицо, ко¬торое способно выполнить эту задачу. Поскольку именно Вы тот лама, которого я избрал, я не приму никаких извинений и ссылок на Ваш возраст или на трудности поездки. Божественный Будда отдал жизнь ради всех живых существ. Не откажетесь ли Вы тем са¬мым от вашей веры, если попытаетесь избежать выполнения этого своего долга. Разумеется, для меня было бы проще выслать боль¬шой отряд, чтобы доставить Вас сюда, но вред и несчастья могут быть принесены многим ни в чем не повинным живым существам. В интересах буддийской веры и благополучия всех живых тварей я предлагаю Вам прибыть к нам немедленно. В благодарность к Вам я буду очень добр к тем монахам, которые сейчас живут по западную сторону от солнца. Я посылаю Вам в дар пять слитков се¬ребра, шелковую мантию, украшенную 6200 жемчужинами, одеж¬ды и обувь из шелка и двадцать кусков шелка пяти различных цве¬тов. Все это будет доставлено Вам моими послами Дорда-дарханом, Сенгом и ун Джалманом. Тридцатый день восьмой луны года Дракона.»
Прочитав письмо, Рахни вернула его Джалману, который скрутил свиток и положил обратно в шкатулку.
- Конечно, наш Годан мог бы приказать нам привезти ламу, но он поступил мудро. Сакьяпандита и так должен будет приехать во исполнение долга верующего буддиста. Годан знаком с буддизмом и даже признает его правильность, - ухмыляясь, пояснил письмо Дорда-дархан. - В этой жизни нет ничего более выдающегося, чем поступать в соответ¬ствии с путем царя Джингира. Но поскольку Сакьяпандита — вежливый лама, который видит тропу спасения, Годан решил «пригласить» Сакьяпандиту.
В тот же вечер мы попали на прием к Сакьяпа. Нас приняли как дорогих гостей. Беседа длилась долго, был накрыт богатый для Тибета стол.
Позже, спустя несколько дней мы узнали, что, рассмотрев письмо Годана Сакьяпа решил принять приглашение и отправиться в ставку монгольского царя. В связи с этим он направил посла¬ние тибетским светским правителям и духовным авторитетам Тибета, в кото¬ром не просил отрыто о признании власти Сакья, а делал упор на возмож¬ностях проповеди буддийской веры среди монголов. Взамен же он рас¬считывал на получение помощи монголов в мирских делах: «Царе¬вич сказал мне, что, если мы, тибетцы, поможем монголам в делах религии, они, в свою очередь, поддержат нас в мирских делах. Та¬ким образом, - писал просвещенный лама, - нам предоставляется возможность распространить свою религию все дальше и дальше. Царевич только начал изучать и понимать нашу религию. Если я отправлюсь в путь и помогу ему, то я уве¬рен, что смогу распространить веру Будды за пределы Тибета и, та¬ким образом, помочь моей стране. Царевич позволяет мне без стра¬ха вести проповедь моей религии и предоставляет мне все, в чем я нуждаюсь. Он объяснил мне, что в его власти сделать добро Тибету, а в моей — сделать добро для него. Он полностью доверяет мне. В глубине своего сердца я верю, что царевич желает помочь всем странам. Я неустанно буду вести проповедь среди его потомков и санов¬ников, но я стар и вряд ли проживу долго. Не бойтесь, ибо я обучил всему, что знаю сам, моего племянника Пагпа». Одновременно он припугнул своих соотечественников, сообщив им, что «армии мон¬гольского хана бесчисленны», монголы уже завоевали весь мир, и поэтому им следует платить дань и нужно сотрудничать с их представителями — сер йиг па — носителями золо¬тых пайцз, удостоверяющих их власть. Из истории древней Руси я помню, что такие же золотые подвески выдавались и русским князьям, ставленникам монгольского хана.
Г Л А В А 14
И снова в путь
«Какой сегодня день? Сколько дней мы в Тибете? Сколько дней, недель или месяцев мы прожили в прошлом?» - подумал я, почесывая отпущенную монгольскую бородку. Я уже стал забывать дары цивилизации. Отсутствие горячей воды из-под крана меня уже не беспокоило. Да и отсутствие самого водопроводного крана стало привычным! Свои джинсы, рубашку, куртку я сменил на одежду монголов и тибетцев. Я научился лихо скакать на лошади и сносно стрелять из лука. Правда, надо сказать, что это я так думал. Порой мне казалось, что именно здесь, в этом времени я родился и вырос, а все остальное – моя ПРОШЛАЯ жизнь – это только сон, приснившийся мне однажды. Причем сон не из приятных. Нынешняя явь мне нравилась больше. Тибет. Горы и скалистые пики. Зеленые, поросшие южными теплолюбивыми растениями долины, и суровые скалистые, часто сплошь заснежные хребты. Монастыри как крепости. Ламы. Монахи. Тибетские ополченцы. Монгольские воины. Сам Дорда-дархан – ближайший советник Годана, великого монгольского императора. Его правая рука. Разве все это вокруг меня, к чему я прикасаюсь, не реальность?! Еще бы! Вот она настоящая жизнь! А вот то, что я помнил, то, что еще не стерлось из памяти, скорее то было похоже на сон.
- Солнышко, ты не считала сколько дней мы здесь? – я стоял возле окна и смотрел на улочку Сакья. На противоположной стороне стоял дом, в котором ставни всегда были закрыты. Мне всегда было интересно узнать, пустовал ли он или там кто-то жил. Рахни лежала на кровати, слегка накрывшись покрывалом, которое все равно не могло скрыть красоты ее стройного тела, зовущего меня ежеминутно.
- Нисколько, - она потянулась и легла на бок, повернувшись лицом в мою сторону.
- Как нисколько?! Лично я уже потерял счет дня и неделям, а ты говоришь нисколько!
- Здесь время одно, там, откуда мы пришли, другое. В третьем месте, в которое мы еще не попали – третье. Все относительно! Возможно, там в прошлой жизни, прошел час или два, а здесь, в этой жизни, – несколько месяцев. Буддизм определяет время как «меру изменения». Мы можем измерять изменение с помощью чего угодно, например, с помощью движения планет или положения солнца на небе. Мы можем измерять его и количеством лекций, посещаемых за семестр: «мы прослушали уже двенадцать лекций, а две еще остались», - она изменила голос, пытаясь подражать учителю. - Или мы можем измерять его физиологическими циклами: менструальными циклами, количеством дыханий, сердцебиений и так далее. Это все — различные способы измерения изменений, и время — это просто одна из таких мер изменения. Время действительно существует, но в зависимости от того, как мы его себе представляем, оно по-разному влияет на нас. Например, мы думаем: «У меня остался только один день до важного события!» Поскольку мы воспринимаем данный отрезок времени как незначительный, мы начинаем беспокоиться, так как времени не хватает. Если мы подумаем по-другому: «Есть еще целых двадцать четыре часа», тогда покажется, что есть достаточно времени для подготовки к этому событию. Психологически все зависит от того, как мы на это смотрим. Если мы рассматриваем время как нечто плотное, фиксированное и тягостное, мы будем подавлены им, и нам его будет не хватать. Однако если мы посмотрим на него открыто, тогда, сколько бы времени у нас ни было, мы будем стараться использовать его конструктивно и полезно, вместо того чтобы отчаиваться. Не думай о днях, думай о том, что ты сделал за определенный отрезок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23