Он пропустил некоторое количество строк и стал читать дальше.
Вопрос: Что произошло после этого обеда?
Ответ: Я пригласил его к себе. Мы сидели и разговаривали.
Вопрос: О чем вы говорили?
Ответ: (двухсекундная пауза) Я не помню точно.
Вопрос: Я приказываю вам вспомнить. Что Вэй говорил вам?
Ответ: (трехсекундная пауза) Он говорил мне... Он сказал, что он
капитан Вэй, служивший под моим началом в Африканском департаменте с 2501
по 2507. Он...
Вопрос: Но вы же знали об этом, не так ли?
Ответ: Да. Нет. (двухсекундная пауза). Я не помню.
Вопрос: Я перефразирую вопрос. Знали ли вы или не знали, что Вэй
служил под вашим началом в Африканском департаменте?
Ответ: (трехсекундная пауза) Нет.
Вопрос: Что еще он рассказал вам в этот вечер?
Ответ: Он сказал, что выполнял работу в военно-морской службе
безопасности. Сказал, что подал прошение о переводе, просил
прикомандировать его ко мне адъютантом.
Вопрос: Рассказывал ли он вам еще что-нибудь в этот вечер, кроме
подробностей о вашем предыдущем знакомстве и о своем переводе, давал ли он
вам какие-нибудь инструкции или предоставлял информацию?
Ответ: Нет.
Вопрос: Перейдем к вашей следующей встрече. Что он вам говорил по
этому поводу?
Постепенно вся история прояснилась, за исключением одного пункта.
Спенглер натолкнулся на неожиданное препятствие, когда он подошел к
событиям вечера двадцать шестого числа, то есть два дня тому назад.
Вопрос: Что сказал вам Вэй в этот вечер?
Ответ: (четырехсекундная пауза). Я не помню. Ничего.
Вопрос: Я приказываю вам вспомнить. Что он говорил вам?
Ответ: (шестисекундная пауза, субъект проявляет повышенное волнение).
Ничего. Я говорю вам.
Вопрос: Я приказываю вам отвечать, полковник Кассина.
Ответ: (субъект не отвечает; в конце пятой секунды начинает плакать).
Доктор Хаузхолдер: Пятнадцать минут истекло, господин уполномоченный.
Конец записи. Время - 15:52; 12.28.2521.
Позже, после полудня, после первого доклада Кейт-Ингрему, Спенглер
вел еще одну беседу с Кассиной с использованием машины допроса. Он вынул
следующий бланк, но должен был прекратить допрос через пять минут из-за
возрастающих страданий Кассины. Освобожденный от машины допросов, Кассина
впал в состояние комы, и Хаузхолдер объявил, что опасно сейчас задавать
ему вопросы. Врач рекомендовал подождать его следующего уведомления для
бесед с Кассиной.
Полчаса спустя, после разговора Спенглера с Кассиной, он получил
отчет о том, что Кассина, находясь все еще в полусознательном состоянии,
сделал энергичную попытку освободиться от защитного воротника, и у него
началось обширное кровотечение. Сейчас его полностью обуздали, он получил
большую дозу лекарств и ему постоянно делают переливание крови. Состояние
его критическое.
Пембан, Пембан, Пембан. Ну просто нельзя было освободиться от него:
независимо от того, где вы находитесь мысленно, все равно, в конце
покажется Пембан, как будто вы были Роджером, пытающимся вырваться из
мертвого сада космического существа.
Пембан опять был прав; Пембан всегда был прав. Ритиане включили в
мозг Кассины некоторую постгипнотическую команду, и Кассина, стремясь
выполнить установку, сделал все от него зависящее, чтобы убить себя.
- Мне кажется, - сказал Пембан в полдень, - что главным вопросом
является вопрос, почему полковник Кассина так сильно старался добраться до
рити, когда он обнаружил, что вы пришли за ним? Конечно, у него была
команда сделать это, но почему? Не просто предупредить рити, потому что
такое предупреждение ни к чему хорошему его бы все равно не привело, и
кроме того, если бы дело было только в этом, почему рити старался убить
Кассину?
- Хорошо, каково ваше объяснение, мистер Пембан? - спросил Спенглер,
с трудом сдерживая свой голос.
- Ну, наверное, рити оставил некоторую информацию в подсознании
Кассины, и не хотел, чтобы мы ее обнаружили. У меня была мысль по поводу
этой информации, и именно поэтому я просил вас не говорить Кассине, что
рити мертв. Я предполагаю, что ему также дана другая команда - покончить
жизнь самоубийством, если рити будет открыт. Я думаю, нам повезло, что мы
еще имеем живого полковника Кассину, господин уполномоченный; я думаю, что
теперь он самый важный человек во всей Империи.
- Ну, вы слишком сильно выразились, - сказал Спенглер. - Я не
отрицаю, что эта спрятанная информация, какой бы она ни была, является
очень важной. Но что вас заставляет считать, что она имеет решающее
значение? Возможно, это запись ритианской шпионской или подрывной
деятельности...
- Подрывной, - быстро сказал Пембан, - это не может быть чем-то
другим, господин уполномоченный, так как рити не стал бы волноваться так
сильно, если бы вы могли найти то, что вы уже знаете. Я уверен, что
Кассина знает это; он знает, где заложены бомбы.
- Бомбы! - повторил Спенглер через мгновение. Мысль была абсурдной. -
Они не будут вести себя так глупо, мистер Пембан. У нас есть военные
установки на двухсот шестидесяти планетах, не считая флота в космосе. Мы
нанесем ответный удар. Это было бы самоубийством для них - бомбить нас.
- Вы не понимаете, господин уполномоченный. Они не хотят бомбить
Землю - если бы они хотели, то не было бы необходимости для рити оставлять
запись, где находятся бомбы. Он бы просто установил на них часовой
механизм и все. Мы не смогли бы сделать ничего, пока они не выберутся. Но
он был последним живым рити и он не был уверен, что выберется с этой
информацией, поэтому он должен был оставить запись. Это может означать
только одно. Рити хотел иметь возможность предупредить нас: "Оставьте нас
в покое, иначе..."
Мозг Спенглера бешено работал. Что было самое ужасное, так это то,
что это было вполне возможно. Он не мог найти ошибки в этом рассуждении.
Размещенные в укромном месте несколько сильных, среднего размера разрывных
бомб разорвут планету на части, как гнилое яблоко. "Среднего размера"
означало приблизительно шесть кубических сантиметров. Такие бомбы легко
привезти контрабандой, легко замаскировать, почти невозможно обнаружить.
Единственной защитой может быть радиочастотный экран над всей планетой; но
если враг знает точное местоположение бомб, даже эта защита не сработает;
тонкий направленный луч, точно нацеленный, пройдет через защитный экран и
запустит бомбы. Все, что требуется, так это, чтобы раса была достаточно
упряма для того, чтобы не только сказать "Оставьте нас в покое, иначе...",
но и иметь именно это в виду, чтобы суметь выполнить угрозу. А из того,
что рассказывал Пембан о ритианах, можно было сделать вывод, что они как
раз и являются такой расой.
Но Земля играла на проценты. Земля принимала в расчет только
вычисленный риск. Земля должна будет погибнуть.
Эта цепь рассуждений заняла у Спенглера доли секунды. Спенглер еще
раз исследовал ее, сравнил ее с известными фактами и отбросил ее.
- Мистер Пембан, мы взяли Кассину. Не имеет значения, получим мы от
него информацию или нет; единственное, о чем мы должны позаботиться, - это
чтобы ритиане не получили ее.
Пембан выглядел немного мрачным.
- Нет, это вы полагаете, что Кассина - единственный, кто получил
информацию. Мне хотелось бы надеяться, что так оно и есть, но я тогда не
могу кое-чего понять. Разве не очевидно, что занесение такой информации в
мозг Кассины - ошибка, так как его мозг - это то, что мы будем
просматривать в первую очередь. Теперь, я вижу, что ритианин сделал эту
ошибку скорее всего умышленно - потому что поступить так показалось ему
настолько забавным, что он не мог сопротивляться этому желанию. Я не
думаю, что он сделал так по глупости. Я думаю, что полковник Кассина был
его запоздалой мыслью. Рити был дерзким, и решил спрятать сообщение еще
раз, прямо у вас под носом. Я считаю, что он и его друзья уже внедрили его
сотню, а то и две сотни раз, смотря по тому, сколько времени у них было. И
если бы на их месте был я, я бы выбирал в качестве носителей сообщения
межзвездных путешественников - агентов торговых фирм, служащих, которые
много путешествуют космическими кораблями, или посетителей Земли,
прилетевших из других систем. Я полагаю, что именно так они и поступили. И
если это так, то это практически стопроцентная гарантия того, что их
агенты при необходимости доберутся до кого-нибудь из этих людей. Вы можете
поддерживать эмбарго, не позволяя никому покидать планету, но как долго
может продлиться процесс обработки каждой личности, которая могла бы быть
потенциальным носителем сообщения?
- Годы, - коротко ответил Спенглер, уставившись в стол.
- Да. Это, конечно, можно сделать, и если вам повезет, этот план
сработает. Но это убьет Землю так же наверняка, как и бомбы... Мы должны
выяснить, что знает полковник Кассина, господин уполномоченный. Другого
пути нет.

Сразу после этого разговора поступили новости о Кассине. Как будто
специально был выбран этот момент, чтобы подчеркнуть слова Пембана! Затем
были вторая и последующие неприятные беседы с Кейт-Ингремом. Затем
Спенглер вернулся к некоторым повседневным делам, которые накопились у
него за этот день и совершенно неожиданно он обнаружил, что рабочий день
уже закончился.
Спенглер собрался уходить, но остановился у двери, посмотрел на
молчаливые комфортабельные стены, повернулся и опять сел за стол. Действуя
импульсивно - он даже не мог объяснить, почему он так поступает - Спенглер
позвонил Джоанне и сказал, что не сможет с ней пообедать. И с этого
момента он сидел в кабинете, практически не двигаясь.
Он нажал кнопку часов. Двадцать один восемнадцать и одна четверть.
Прошло три часа; а он не обедал. Он почувствовал тошнотворный привкус
во рту, голова немного кружилась, но он совсем не чувствовал голода.
Он нажал кнопку и открыл вращающуюся часть стола, вынул
фармацевтический флакончик с возбуждающими таблетками и угрюмо проглотил
одну.
Дошло и до этого, медленно думал Спенглер. Они практически проиграли.
Если бы не было одного-единственного человека - Пембана - проигрыш уже был
бы окончательным. И все шло совершенно не так.
Пембан был нескладным, необразованным, дурно воспитанным человеком.
Его методом была чистой воды импровизация. Следует, конечно, отметить, что
у него были довольно развитые умственные способности, но они были
необработанные, нетренированные, неуправляемые. Однако он получал
результаты.
Почему?
Нельзя было объяснить все события минувших двух дней, просто отметив,
что Пембану посчастливилось обладать специальными знаниями, недоступными
службе безопасности, которые и оказались именно тем, что в данную минуту
требовалось. Это была отговорка. Знания на самом деле не были
"специальными"; это были сведения, которые Земля должна была иметь и
старалась получить, однако у нее это не получалось.
И, опять-таки, почему?
Спенглеру казалось, что с момента прибытия Пембана, вселенная
медленно и практически незаметно переворачивалась, пока не оказалась вверх
тормашками. И, однако, ничего не изменилось. Пембан был все тем же, таким
же остался и Спенглер и остальной мир, который он знал. Это напомнило ему
одну из оптических иллюзий, которую можно увидеть среди первичных
маскировочных средств - серия кубов, которые образуют лестничный пролет
идущий вверх, а затем вы моргаете и кубы выгибаются, или ступени ведут
теперь вниз. Или как другая игра, где изображены силуэты двух мужчин,
ограниченные вверху и внизу сходящимися линиями перспективы: вам кажется,
что один мужчина гораздо выше другого, но когда вы измеряете их
оказывается, что они одинакового размера или даже, тот, который казался
меньше, на самом деле больше размерами.
Спенглер выругался. Он осознал, что дошел до того, что готов
подняться, взять скутер до остановки Уровень G, номер 1-11 и покорно
просить Пембана объяснить ему, почему Солнце теперь вращается вокруг
Земли, черное стало белым, а большие желуди растут на маленьких дубах.
Он взял мнемокуб и яростно вставил его в стол.
Этот жест не принес ему облегчения; ощущение бунта прошло, а
депрессия и замешательство остались.
Неотвратимо и обреченно - как мотылек летит на свет, как Магомет идет
к горе, так Спенглер шел к Пембану.
На этот раз дверь была закрыта.
Через три секунды скутер умчался туда, откуда он приехал, огни
зажигались перед ним в пустынном коридоре, когда он проезжал мимо. Он
повернул за угол на Эпсилон и исчез, направляясь к невидимому прохожему,
который вызвал его.
Тишина.
На пять метров в обе стороны по коридору неяркие огни освещали каждую
деталь покрытых блестящими обоями стен, математические линии дверей и
служебных выходов, почти невидимые следы ног, которые ночью будут
превращены в молекулярную пыль, и она будет втянута всасывающими трубами.
За этим расстилалась темнота. Где-то далеко иногда на мгновение вспыхивала
точка света, как пролетающая звезда, когда кто-нибудь пересекал коридор.
На минуту Спенглер представил себе, что будет, если жизнь прервется:
мили пустых коридоров, тишина, медленно кружащаяся пыль, постепенное
нашествие насекомых. Мертвая тяжесть Холма, опускающаяся невидимо на тебя,
ужасная, неощутимая тяжесть трупа.
Поборов раздражительность, Спенглер положил руку на дверную
пластинку.
Ему пришлось довольно долго ждать, пока дверь приоткрылась. Пембан в
домашней куртке и брюках, мигая, глядел так, как будто он только
проснулся.
- О, господин уполномоченный. Входите, пожалуйста.
Спенглер сказал с сомнением в голосе:
- Я боюсь, я потревожил вас. Мой вопрос несрочный. Я поговорю с вами
завтра.
- Нет, что вы, пожалуйста, проходите, господин уполномоченный. Я рад,
что вы пришли. Я как-то плохо себя чувствовал, сидя здесь один.
Он закрыл дверь за Спенглером.
- Выпьем? У меня еще осталось полбутылки виски и целая бутылка
содовой.
При мысли о виски в желудке Спенглера стало неспокойно. Он отказался
и присел на кресло.
На столе перед шезлонгом было разложено несколько листов бумаги и
лежала инкрустированная старинная электроручка.
- Я как раз писал письмо своей жене, - пояснил Пембан, проследив за
взглядом Спенглера. - Или вернее будет сказать, пытался писать... - Он
улыбнулся. - Я не могу рассказать ей ничего важного, не нарушая
секретности. И я знаю, что я, скорее всего, вернусь на Ганимед еще до
того, как туда придет это письмо после снятия эмбарго. В любом случае в
этом занятии мало смысла. Но все же это хоть какое-то времяпрепровождение.
Спенглер кивнул.
- Очень жаль, что мы не можем отпустить вас прямо сейчас. Но здесь,
на Холме, есть прекрасная секция развлечений. Ну, знаете - кинотеатры,
компьютерные шахматы, комнаты сна, ванны...
Пембан покачал головой, все еще улыбаясь.
- Я не получаю удовольствия от всех этих развлечений, господин
уполномоченный.
Его тон, как показалось Спенглеру, был наполовину раскаивающимся,
наполовину снисходительным. Без сомнения, у них на Менхевене были другие,
более энергичные развлечения. Наркотики или общие купания, наверное,
кажутся им слабыми и ограниченными развлечениями.
Не зная, о чем еще говорить, Спенглер выпалил:
- Скажите мне честно, Пембан, вы презираете нас?
Глаза Пембана медленно расширились, а затем сузились, и все его лицо
застыло.
- Стараюсь не допускать этого чувства, - сказал он спокойно. - Это
было бы слишком легко. Вы пришли, чтобы спросить меня об этом, господин
уполномоченный?
Спенглер наклонился вперед, поставив локти на колени, сцепив руки.
- Я думаю, что да, - ответил он. - Извините мою грубость, Пембан, но
я действительно хочу знать. По вашему мнению, что с нами не так? Чтобы вы
изменили, если бы смогли?
Пембан сказал осторожно:
- Как бы вы мотивировали то, что задали мне такой вопрос, господин
уполномоченный?
Спенглер посмотрел на Пембана. Под этим углом зрения Пембан выглядел
несколько крупнее, более впечатляющим. Спенглер уставился на него,
чувствуя восторг открытия: лицо этого человека не было ни уродливым, ни
смехотворным. Взгляд его глаз был твердым, живым и светился умом; широкий
рот был твердым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14