Что-то случилось с ее языком. Она с трудом составляет оторванные окончания слов, таких непонятных и сопротивляющихся, как будто ворочает камни. Она выворачивает один камень и цепляется за него, словно утопающая, потом еще один, и еще, и наконец плача выдавливает: «Мамочка, мне плохо».
Иванито Вильяверде
На следующий день после смерти дедушки Иванито спрашивает мать, можно ли ему поехать в Гавану посмотреть венгерский цирк. Он видел на афишах клоунов, глотающих огонь, и прекрасную женщину в головном уборе из перьев. Один мальчик сказал ему, что там еще есть белые слоны из Сиама, но он ему не поверил.
Мать, как всегда, с утра поставила песню Бени Морэ «Мятежное сердце». Пластинка покоробилась от жары, вся в царапинах и заиграна до того, что слова доносятся как будто из-под воды. Но Иванито с мамой все равно слушают песню и начинают подпевать. У Фелисии сильный, чистый голос, который возникает где-то глубоко в горле. Она заставляет Иванито петь вместе с ней, и он поет что есть силы. Он знает песню наизусть.
Иванито смотрит, как мать надевает фланелевую ночную рубашку, затем поверх накидывает истрепанную китайскую блузу с вышитыми хризантемами, когда-то подаренную отцом. У сестер еще сохранились шелковые шарфы, которые папа привез из Китая. Они хранят их в ящике туалетного столика. В том же ящике Иванито нашел фотографию отца. Отец стоит на Пасео-дель-Прадо, а сзади открывается вид на порт. У него низко надвинутый на лоб берет, губы, растянутые в широкой улыбке, показывают большие квадратные, как у лошади, зубы. Иванито знает, что его отец моряк и плавает по всему миру. Лус и Милагро говорят ему, что папа все еще их любит, но Иванито не очень в этом уверен.
Мама утверждает, что он чуть не умер из-за папы, потому что при рождении был заражен венерической болезнью. В больнице она приколола к его пеленке маленький ониксовый амулет, чтобы охранить от дурного глаза. Вместе с подругой Эрминией они жгли в детской палате жертвенные свечи, пока доктор не пригрозил выгнать их обеих из больницы. Он сказал, что они свечами сжигают кислород.
В лавке стоит корзина, полная кокосов. Фелисия отдает все свои продуктовые талоны до последнего, и продавец вручает Иванито плитку шоколада. Потом они снова идут от двери к двери в поисках кокосов. Иванито следует за матерью, а та бредет все дальше и дальше по Пальмовой улице в блузе и стоптанных розовых тапочках. Волосы Фелисии торчат во все стороны, словно проволока, она описывает руками большие круги, как будто упорядочивая хаос у себя внутри.
По дороге они играют в цвета. «Давай разговаривать по-зеленому», – говорит мать, и они говорят обо всем, что заставляет их ощущать зеленый. Потом они говорят про желтый и голубой. Иванито спрашивает мать: «Если бы трава была черная, мир изменился бы?» Но Фелисия не отвечает.
Мать собирает кокосы у чужих людей, обещая им взамен стрижку и маникюр. Не все люди так добры. Некоторые выкрикивают оскорбления из окон и с балконов, прячась за акациями.
– Они боятся мне прямо в лицо сказать, что я шлюха, – презрительно говорит мать.
Тощая мулатка говорит Иванито, что от него пахнет смертью. Он обижается, но мама просит его не переживать, ведь эта женщина, должно быть, сумасшедшая. По пути домой сумка рвется, и кокосы катятся по улице, как бильярдные шары. Машины скрипят тормозами, но мать не замечает суматохи на улице. Она собирает кокосы один за другим и бранит их, как непослушных детей.
Дома мать снимает блузу и тапочки. Затем берет молоток и ржавое долото, разбивает каждый орех и выскабливает ослепительно белую душистую мякоть из скорлупы. Иванито помогает ей смешивать кокос с яичными желтками, ванилью, сгущенным молоком, сахаром, кукурузным крахмалом и солью. Он держит пустые жестяные банки из-под растительного масла, пока она наполняет их получившейся смесью. Вместе они ставят банки в холодильник. Из оставшихся белков она делает меренги в форме звезд, которые подает к мороженому изо дня в день, на завтрак, обед и ужин. Мать верит, что кокос очистит их, что его сладкое белое молоко их излечит.
По мере убывания кокосового мороженого настроение Фелисии поднимается. Она произносит слова, которые Иванито не понимает. Она не спит по ночам, слушая пророчества в своей голове, прощая своему отцу и бывшему мужу длинный список проступков. Она целыми днями танцует под пластинки Бени Морэ быструю гуарачу, обнимая воображаемого высокого партнера, и ее тапочки шаркают по полу под «Мятежное сердце» или «Прими меня таким, какой я есть». Она отбивает босиком бразильскую самбу, размахивая руками, пока не наполняется ритмом барабанов. Когда она прижимает Иванито к груди, он слышит, как сердце у нее скачет, словно хочет выпрыгнуть из клетки.
Когда сестры возвращаются из поездки на Пинос, Иванито видит по их лицам, что случилось что-то плохое.
– Мы уже видели маму такой раньше, – шепчет Милагро.
– Какой? – спрашивает Иванито, но сестра шикает на него.
После отъезда абуэлы Селии мать срывает телефон со стены и запирает дом. Иванито продолжает есть мороженое, которое мать приготовила для них, но Лус и Милагро выбрасывают его в раковину. Несмотря на это, Фелисия снова наполняет их чашки.
Двойняшки рассказывают Иванито о том, что произошло до его рождения. Как отец выбежал из дома, а его голова и руки были в огне. А мама сидела на полу в гостиной, смеялась и стучала по стене металлическими щипцами. Потом пришла полиция и ее забрали. И занавески в кухне загорелись от бананов, которые она оставила жариться на плите. Ночью Иванито стоит в спальне сестер у окна, закрытого ветвями тамаринда, такими черными на фоне залитого луной неба. Он повторяет слова, которые слышал от матери: «Луна светит с живым равнодушием».
Сестры сердятся на него. Они говорят, что он тоже свихнется, как мама, что он уже ведет себя так же, как она. Лус объясняет, что семья – это как политика, и ему придется выбрать, на чьей он стороне. Иванито чувствует, как что-то происходит между ними. Он никогда не найдет общий язык с сестрами, не будет отчитываться перед ними за свои поступки и не пойдет за ними, как корова с колокольчиком. Иванито убежден, хотя и не может сказать почему, что они объединились против него, против его счастья с мамой.
В лунном свете обои у него в комнате оживают. Иванито представляет, как завитки виноградных лоз, тугие и сильные, как канаты-убийцы, подползают по полу к его постели, обвивают его все туже и туже, душат, пока сестры спят.
* * *
Медленно тянется кокосовое лето, навязчивые идеи завладевают Фелисией все больше, разрастаются у нее в мозгу, как нечто растительное, тупое и яростное. Она упорно твердит сыну, что солнце вредно для его легких.
– Мы живем в сердце болота, Иванито, – говорит она, закрывая ставни от зловредных лучей. – Мы дышим воздухом последней деревни.
Селия приходит к ним домой с пакетами еды и заставляет внука поесть, но Иванито почти не прикасается к крокетам или свиным тамале, которые она приносит. Он не хочет предавать мать.
В последний день августа бабушка собирает его одежду: купальные трусики с порванной резинкой, покоробившиеся сандалии, круглую соломенную шляпу. Мать обещает, что завтра они отправятся на побережье. Завтра, после дневного сна Но днем они не спят.
Как только абуэла Селия уходит, мать оживляется. Она моет и скребет кухонный пол до тех пор, пока руки у нее не становятся морщинистыми.
Она гладит простыни, как будто ждет любовника, и отчищает веранду от летней пыли. В довершение всего она раскрывает ставни.
Иванито идет с ней в лавку. На этот раз они покупают целого цыпленка, два фунта риса, лук, зеленый перец и все сладкие бананы, какие там остались. Мать готовит arroz con polio и ставит бананы тушиться в духовке на ужин.
На улице цветет гардения. Иванито приставляет к ней лестницу, мать залезает по ней и нарывает целую охапку цветов. Он наблюдает, как она выкладывает цветы в ванну и натирает ореховым маслом бедра и грудь. Она расчесывает волосы, пока к ним не возвращается прежний блеск, и укладывает их в прическу. Затем надевает персикового цвета шелковый халат, еще один подарок отца, подходит к трюмо и изучает свое лицо в зеркале. Это единственное зеркало в доме. Остальные разбиты за время супружества.
– Зеркала приносят только несчастье, – тихо говорит мать. – Они хранят следы распада.
Иванито замечает у нее две глубокие складки, которые начинаются от ноздрей и заканчиваются у губ. Когда она улыбается не слишком широко, зуб, сломанный о камешек в рисе, почти не виден. Мелкие морщинки сходятся в уголках глаз. Они зеленые, думает Иванито, это для него открытие.
Он трогает мать за руку. Все лето она пряталась от солнца, и кожа у нее стала нежная и бледная, как у младенца. Ладони тоже нежные. Иванито смотрит, как мать пудрит лицо, словно гейша, и высоко на скулах растирает румяна. Она рисует себе изогнутые брови, затем красит губы в ярко-оранжевый цвет. Иванито думает, что ее лицо выглядит нарисованным, как маска на стене.
Закончив, мать моет его оставшейся водой с лепестками гардении, расчесывает ему волосы и целует в глаза и в лоб, в кисти рук и в кончик каждого пальца Она трясет над ним пудреницей, пока он не становится похожим на пирожное. Это пугает Иванито. Затем она кладет его одежду на кровать: короткие штаны и куртку, гольфы и единственную пару ботинок со шнурками. Она осторожно его одевает, как будто он стеклянный, затем ставит перед зеркалом.
«Воображение, как память, может превратить ложь в правду», – шепчет Фелисия сыну. Больше никто его этому не научит.
Иванито помогает матери накрыть стол на двоих. Они берут прабабушкино столовое серебро, хрустальные бокалы и фарфоровый сервиз с пышными золотыми листьями. Мать зажигает огарок свечи и ставит в подсвечник, в который можно вставить еще двадцать три. Иванито считает пустые гнезда для свеч.
Мать скармливает ему огромную порцию риса с цыпленком, дважды наполняя его тарелку. Иванито съедает три теплых банана в сахарном сиропе и пьет сок манго со льдом. Мать непрерывно твердит: «Ты должен представить зиму, Иванито. Зиму и ее белое безмолвие».
Иванито старается представить себе зиму. Он слышал о снеге и думает о кружевном льде, падающем с неба. Этим льдом он мысленно покрывает все и всех, кого знает. Лед на их доме, на Пальмовой улице, лед на тамаринде, лед, покрывающий корабли в доке и летящих воробьев. Лед на дорогах и полях и на побережье, где живет бабушка Лед падает на ее плетеные качели, на сестер у ее ног. Отец будет плавать по морю из белого льда, а дедушка ходить по вершинам белых пальм.
Мать высыпает розовые таблетки на оставшееся мороженое. Твердые, сладко-горькие чешуйки.
– Они придадут нам сил, Иванито.
Фелисия несет сына вверх по лестнице и осторожно кладет его на чистые простыни. Затем прикрывает ставни, ложится рядом и накрывает их обоих шелковым покрывалом.
– Закрой глаза, mi hijo. Лежи тихонько.
Потом она складывает руки на груди и они засыпают.
Селия дель Пино
Иванито все больше и больше становится похож на отца, думает Селия. Слишком высокий для своего возраста, с крупными не по возрасту зубами и длинными руками. Ему всего пять лет, но в нем есть что-то от подростка. Селия беспокоится, как бы это сходство с отцом не отразилось на Фелисии. Что может прийти ей в голову в доме с закрытыми ставнями, когда она танцует в темноте со своим единственным сыном?
В последний раз, когда Селия видела Уго Вильяверде, Фелисия была беременна Иванито. Волосы у зятя были аккуратно зачесаны назад, он был одет в отглаженную гуайаберу с открытыми воротами. Селия попыталась отговорить их входить в дом. Хорхе грозил убить Уго, если тот осмелится показаться в Санта-Тереса-дель-Мар. Но зять, видимо, собирался это проверить. Он прошел мимо нее, взял бутылку с апельсиновым лимонадом из ржавого холодильника, уселся за обеденный стол и стал ждать.
Хорхе появился из спальни в тапочках и майке. Он лег вздремнуть, но теперь на его лице не было и следа дремоты. Очки у него запотели от тяжелого дыхания. Ни слова не говоря, он поднял стул и, описав им в воздухе широкую дугу, обрушил на спину зятя. Обломки разлетелись по комнате, как будто рухнуло гигантское дерево. Уго медленно встал, повернулся к Хорхе и усмехнулся во весь рот, обнажив лошадиные зубы. Потом ударил тестя кулаком в лицо. Хорхе упал на пол, по его лицу текла кровь.
– Если уйдешь с этим сукиным сыном, больше не возвращайся! – крикнул Хорхе Фелисии с пеной на губах. Но Фелисия вышла вслед за Уго. Селия вытерла смоченным платком кровь, заливавшую печальные глаза Хорхе.
К концу лета Фелисия танцует все реже, и странных высказываний у нее становится все меньше. Временами ничто не может вытащить ее из постели, из оцепенения, которое пронизывает самый воздух, которым она дышит. Селия моет дочери голову и пытается снять с нее грязную цветастую ночную рубашку, которая, как утверждает Фелисия, защищает ее от солнца. Потом она купает Иванито и расчесывает ему волосы, зная, что в следующий раз увидит его снова немытым и нечесаным.
По дороге домой с Пальмовой улицы Селия частенько останавливается у сейбы на Пласа-де-лас-Армас, оставляет у его корней апельсин и несколько монет и произносит короткую молитву за дочь. Она постоянно сталкивается с Эрминией Дельгадо, которая носит для Фелисии корзины, полные кореньев и только что сорванных целебных трав. Анисовое семя от истерии. Сарсапарилья для лечения нервов и сифилиса. Речной папоротник и ковыль, чтобы изгонять зло. Эрминия никогда не говорит о сейбе, но Селия замечает среди других трав пучок ее листьев.
Селия с подозрением относится ко всем этим снадобьям и заклинаниям. Эрминия – дочь сантеро, и Селия опасается, что из одного и того же семени может вырасти как добро, так и зло. Хотя Селия и сама иногда грешит безобидными суевериями, она не может заставить себя по-настоящему поверить в тайные ритуалы африканской магии.
* * *
День, когда Фелисия решила себя убить, похож на многие другие дни этого лета. В два часа Селия выходит из своего маленького кирпичного домика, идет к шоссе и ловит попутку до Гаваны. В сумке у нее, как обычно, пакет с теплой подсоленной едой для внука, пилочка для ногтей и новый кусок мыла Бородатый рабочий на полуразвалившемся «додже» подвозит ее до дверей дома Фелисии.
Селия говорит Фелисии, что она все еще может вернуться в салон красоты, только ей придется начать с самого начала – подметать отстриженные волосы и готовить шампунь. Затем она складывает одежду внука и грозится забрать его в Санта-Тереса-дель-Мар. Фелисия не реагирует. У нее не осталось сил для сопротивления.
Селия гладит дочь по волосам, мурлыкая старую колыбельную, стихотворение, к которому она когда-то сама придумала музыку. Фелисия вспоминает мелодию, сквозь слезы повторяет слова. Она обещает приехать с Иванито на побережье на следующий день. Селия уходит в уверенности, что тяжелая пора миновала.
Снаружи солнце светит слишком ярко. Звуки, слившиеся в сплошной гул, оглушают Селию. Лица и здания кажутся ей разбухшими, их шрамы бросаются в глаза.
Селия проходит мимо театра в Старой Гаване и у входа замечает двоих своих сводных братьев. Она узнает их по высоким скулам и маленьким ровным зубам. Послеполуденное солнце четко очерчивает их профили, так похожие на профиль ее отца. Она смотрит на них – двойное привидение – и нервно откашливается. Волнение мощным мотором жужжит у нее в груди.
У того, что повыше, брюки зашиты неровными стежками. Он приподнимает шляпу и предлагает брату кольцо ананаса Селия замечает, какие у них грубые руки, руки кампесинос. Она решает не заговаривать с ними.
Домой Селия едет на автобусе, поэтому у нее есть время подумать. Ей кажется, что все лето, после возвращения с полей сахарного тростника, она живет в своих воспоминаниях. Иногда, бывает, бросит взгляд на пыльные часы или посмотрит на солнце, низко висящее в небе, и понимает, что время пролетело незаметно. Куда оно уходит? Селия боится, что прошлое заслоняет от нее настоящее.
Сводные братья напомнили Селии детство, когда вокруг нее постоянно мельтешили братья и сестры. Она почти не может вспомнить их лица, только бахрому их густых волос, которые свешивались над ее кроваткой, сделанной из картонной коробки. Б?льшую часть времени Селия лежала под тенью пальмы рядом с хижиной, а над соломенной крышей поднимался пар от утреннего дождя. Она помнит этот пейзаж детства, колышущийся туман листьев сквозь рваную сетку, которой покрывали ее лицо, чтобы уберечь от мух.
Отец Селии содержал две семьи, в каждой было по девять детей. Его вторая семья жила примерно в миле от них, но это было все равно что на другом конце света. Они никогда не здоровались друг с другом, даже в деревенской церкви, где стояло всего шесть колченогих скамеек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Иванито Вильяверде
На следующий день после смерти дедушки Иванито спрашивает мать, можно ли ему поехать в Гавану посмотреть венгерский цирк. Он видел на афишах клоунов, глотающих огонь, и прекрасную женщину в головном уборе из перьев. Один мальчик сказал ему, что там еще есть белые слоны из Сиама, но он ему не поверил.
Мать, как всегда, с утра поставила песню Бени Морэ «Мятежное сердце». Пластинка покоробилась от жары, вся в царапинах и заиграна до того, что слова доносятся как будто из-под воды. Но Иванито с мамой все равно слушают песню и начинают подпевать. У Фелисии сильный, чистый голос, который возникает где-то глубоко в горле. Она заставляет Иванито петь вместе с ней, и он поет что есть силы. Он знает песню наизусть.
Иванито смотрит, как мать надевает фланелевую ночную рубашку, затем поверх накидывает истрепанную китайскую блузу с вышитыми хризантемами, когда-то подаренную отцом. У сестер еще сохранились шелковые шарфы, которые папа привез из Китая. Они хранят их в ящике туалетного столика. В том же ящике Иванито нашел фотографию отца. Отец стоит на Пасео-дель-Прадо, а сзади открывается вид на порт. У него низко надвинутый на лоб берет, губы, растянутые в широкой улыбке, показывают большие квадратные, как у лошади, зубы. Иванито знает, что его отец моряк и плавает по всему миру. Лус и Милагро говорят ему, что папа все еще их любит, но Иванито не очень в этом уверен.
Мама утверждает, что он чуть не умер из-за папы, потому что при рождении был заражен венерической болезнью. В больнице она приколола к его пеленке маленький ониксовый амулет, чтобы охранить от дурного глаза. Вместе с подругой Эрминией они жгли в детской палате жертвенные свечи, пока доктор не пригрозил выгнать их обеих из больницы. Он сказал, что они свечами сжигают кислород.
В лавке стоит корзина, полная кокосов. Фелисия отдает все свои продуктовые талоны до последнего, и продавец вручает Иванито плитку шоколада. Потом они снова идут от двери к двери в поисках кокосов. Иванито следует за матерью, а та бредет все дальше и дальше по Пальмовой улице в блузе и стоптанных розовых тапочках. Волосы Фелисии торчат во все стороны, словно проволока, она описывает руками большие круги, как будто упорядочивая хаос у себя внутри.
По дороге они играют в цвета. «Давай разговаривать по-зеленому», – говорит мать, и они говорят обо всем, что заставляет их ощущать зеленый. Потом они говорят про желтый и голубой. Иванито спрашивает мать: «Если бы трава была черная, мир изменился бы?» Но Фелисия не отвечает.
Мать собирает кокосы у чужих людей, обещая им взамен стрижку и маникюр. Не все люди так добры. Некоторые выкрикивают оскорбления из окон и с балконов, прячась за акациями.
– Они боятся мне прямо в лицо сказать, что я шлюха, – презрительно говорит мать.
Тощая мулатка говорит Иванито, что от него пахнет смертью. Он обижается, но мама просит его не переживать, ведь эта женщина, должно быть, сумасшедшая. По пути домой сумка рвется, и кокосы катятся по улице, как бильярдные шары. Машины скрипят тормозами, но мать не замечает суматохи на улице. Она собирает кокосы один за другим и бранит их, как непослушных детей.
Дома мать снимает блузу и тапочки. Затем берет молоток и ржавое долото, разбивает каждый орех и выскабливает ослепительно белую душистую мякоть из скорлупы. Иванито помогает ей смешивать кокос с яичными желтками, ванилью, сгущенным молоком, сахаром, кукурузным крахмалом и солью. Он держит пустые жестяные банки из-под растительного масла, пока она наполняет их получившейся смесью. Вместе они ставят банки в холодильник. Из оставшихся белков она делает меренги в форме звезд, которые подает к мороженому изо дня в день, на завтрак, обед и ужин. Мать верит, что кокос очистит их, что его сладкое белое молоко их излечит.
По мере убывания кокосового мороженого настроение Фелисии поднимается. Она произносит слова, которые Иванито не понимает. Она не спит по ночам, слушая пророчества в своей голове, прощая своему отцу и бывшему мужу длинный список проступков. Она целыми днями танцует под пластинки Бени Морэ быструю гуарачу, обнимая воображаемого высокого партнера, и ее тапочки шаркают по полу под «Мятежное сердце» или «Прими меня таким, какой я есть». Она отбивает босиком бразильскую самбу, размахивая руками, пока не наполняется ритмом барабанов. Когда она прижимает Иванито к груди, он слышит, как сердце у нее скачет, словно хочет выпрыгнуть из клетки.
Когда сестры возвращаются из поездки на Пинос, Иванито видит по их лицам, что случилось что-то плохое.
– Мы уже видели маму такой раньше, – шепчет Милагро.
– Какой? – спрашивает Иванито, но сестра шикает на него.
После отъезда абуэлы Селии мать срывает телефон со стены и запирает дом. Иванито продолжает есть мороженое, которое мать приготовила для них, но Лус и Милагро выбрасывают его в раковину. Несмотря на это, Фелисия снова наполняет их чашки.
Двойняшки рассказывают Иванито о том, что произошло до его рождения. Как отец выбежал из дома, а его голова и руки были в огне. А мама сидела на полу в гостиной, смеялась и стучала по стене металлическими щипцами. Потом пришла полиция и ее забрали. И занавески в кухне загорелись от бананов, которые она оставила жариться на плите. Ночью Иванито стоит в спальне сестер у окна, закрытого ветвями тамаринда, такими черными на фоне залитого луной неба. Он повторяет слова, которые слышал от матери: «Луна светит с живым равнодушием».
Сестры сердятся на него. Они говорят, что он тоже свихнется, как мама, что он уже ведет себя так же, как она. Лус объясняет, что семья – это как политика, и ему придется выбрать, на чьей он стороне. Иванито чувствует, как что-то происходит между ними. Он никогда не найдет общий язык с сестрами, не будет отчитываться перед ними за свои поступки и не пойдет за ними, как корова с колокольчиком. Иванито убежден, хотя и не может сказать почему, что они объединились против него, против его счастья с мамой.
В лунном свете обои у него в комнате оживают. Иванито представляет, как завитки виноградных лоз, тугие и сильные, как канаты-убийцы, подползают по полу к его постели, обвивают его все туже и туже, душат, пока сестры спят.
* * *
Медленно тянется кокосовое лето, навязчивые идеи завладевают Фелисией все больше, разрастаются у нее в мозгу, как нечто растительное, тупое и яростное. Она упорно твердит сыну, что солнце вредно для его легких.
– Мы живем в сердце болота, Иванито, – говорит она, закрывая ставни от зловредных лучей. – Мы дышим воздухом последней деревни.
Селия приходит к ним домой с пакетами еды и заставляет внука поесть, но Иванито почти не прикасается к крокетам или свиным тамале, которые она приносит. Он не хочет предавать мать.
В последний день августа бабушка собирает его одежду: купальные трусики с порванной резинкой, покоробившиеся сандалии, круглую соломенную шляпу. Мать обещает, что завтра они отправятся на побережье. Завтра, после дневного сна Но днем они не спят.
Как только абуэла Селия уходит, мать оживляется. Она моет и скребет кухонный пол до тех пор, пока руки у нее не становятся морщинистыми.
Она гладит простыни, как будто ждет любовника, и отчищает веранду от летней пыли. В довершение всего она раскрывает ставни.
Иванито идет с ней в лавку. На этот раз они покупают целого цыпленка, два фунта риса, лук, зеленый перец и все сладкие бананы, какие там остались. Мать готовит arroz con polio и ставит бананы тушиться в духовке на ужин.
На улице цветет гардения. Иванито приставляет к ней лестницу, мать залезает по ней и нарывает целую охапку цветов. Он наблюдает, как она выкладывает цветы в ванну и натирает ореховым маслом бедра и грудь. Она расчесывает волосы, пока к ним не возвращается прежний блеск, и укладывает их в прическу. Затем надевает персикового цвета шелковый халат, еще один подарок отца, подходит к трюмо и изучает свое лицо в зеркале. Это единственное зеркало в доме. Остальные разбиты за время супружества.
– Зеркала приносят только несчастье, – тихо говорит мать. – Они хранят следы распада.
Иванито замечает у нее две глубокие складки, которые начинаются от ноздрей и заканчиваются у губ. Когда она улыбается не слишком широко, зуб, сломанный о камешек в рисе, почти не виден. Мелкие морщинки сходятся в уголках глаз. Они зеленые, думает Иванито, это для него открытие.
Он трогает мать за руку. Все лето она пряталась от солнца, и кожа у нее стала нежная и бледная, как у младенца. Ладони тоже нежные. Иванито смотрит, как мать пудрит лицо, словно гейша, и высоко на скулах растирает румяна. Она рисует себе изогнутые брови, затем красит губы в ярко-оранжевый цвет. Иванито думает, что ее лицо выглядит нарисованным, как маска на стене.
Закончив, мать моет его оставшейся водой с лепестками гардении, расчесывает ему волосы и целует в глаза и в лоб, в кисти рук и в кончик каждого пальца Она трясет над ним пудреницей, пока он не становится похожим на пирожное. Это пугает Иванито. Затем она кладет его одежду на кровать: короткие штаны и куртку, гольфы и единственную пару ботинок со шнурками. Она осторожно его одевает, как будто он стеклянный, затем ставит перед зеркалом.
«Воображение, как память, может превратить ложь в правду», – шепчет Фелисия сыну. Больше никто его этому не научит.
Иванито помогает матери накрыть стол на двоих. Они берут прабабушкино столовое серебро, хрустальные бокалы и фарфоровый сервиз с пышными золотыми листьями. Мать зажигает огарок свечи и ставит в подсвечник, в который можно вставить еще двадцать три. Иванито считает пустые гнезда для свеч.
Мать скармливает ему огромную порцию риса с цыпленком, дважды наполняя его тарелку. Иванито съедает три теплых банана в сахарном сиропе и пьет сок манго со льдом. Мать непрерывно твердит: «Ты должен представить зиму, Иванито. Зиму и ее белое безмолвие».
Иванито старается представить себе зиму. Он слышал о снеге и думает о кружевном льде, падающем с неба. Этим льдом он мысленно покрывает все и всех, кого знает. Лед на их доме, на Пальмовой улице, лед на тамаринде, лед, покрывающий корабли в доке и летящих воробьев. Лед на дорогах и полях и на побережье, где живет бабушка Лед падает на ее плетеные качели, на сестер у ее ног. Отец будет плавать по морю из белого льда, а дедушка ходить по вершинам белых пальм.
Мать высыпает розовые таблетки на оставшееся мороженое. Твердые, сладко-горькие чешуйки.
– Они придадут нам сил, Иванито.
Фелисия несет сына вверх по лестнице и осторожно кладет его на чистые простыни. Затем прикрывает ставни, ложится рядом и накрывает их обоих шелковым покрывалом.
– Закрой глаза, mi hijo. Лежи тихонько.
Потом она складывает руки на груди и они засыпают.
Селия дель Пино
Иванито все больше и больше становится похож на отца, думает Селия. Слишком высокий для своего возраста, с крупными не по возрасту зубами и длинными руками. Ему всего пять лет, но в нем есть что-то от подростка. Селия беспокоится, как бы это сходство с отцом не отразилось на Фелисии. Что может прийти ей в голову в доме с закрытыми ставнями, когда она танцует в темноте со своим единственным сыном?
В последний раз, когда Селия видела Уго Вильяверде, Фелисия была беременна Иванито. Волосы у зятя были аккуратно зачесаны назад, он был одет в отглаженную гуайаберу с открытыми воротами. Селия попыталась отговорить их входить в дом. Хорхе грозил убить Уго, если тот осмелится показаться в Санта-Тереса-дель-Мар. Но зять, видимо, собирался это проверить. Он прошел мимо нее, взял бутылку с апельсиновым лимонадом из ржавого холодильника, уселся за обеденный стол и стал ждать.
Хорхе появился из спальни в тапочках и майке. Он лег вздремнуть, но теперь на его лице не было и следа дремоты. Очки у него запотели от тяжелого дыхания. Ни слова не говоря, он поднял стул и, описав им в воздухе широкую дугу, обрушил на спину зятя. Обломки разлетелись по комнате, как будто рухнуло гигантское дерево. Уго медленно встал, повернулся к Хорхе и усмехнулся во весь рот, обнажив лошадиные зубы. Потом ударил тестя кулаком в лицо. Хорхе упал на пол, по его лицу текла кровь.
– Если уйдешь с этим сукиным сыном, больше не возвращайся! – крикнул Хорхе Фелисии с пеной на губах. Но Фелисия вышла вслед за Уго. Селия вытерла смоченным платком кровь, заливавшую печальные глаза Хорхе.
К концу лета Фелисия танцует все реже, и странных высказываний у нее становится все меньше. Временами ничто не может вытащить ее из постели, из оцепенения, которое пронизывает самый воздух, которым она дышит. Селия моет дочери голову и пытается снять с нее грязную цветастую ночную рубашку, которая, как утверждает Фелисия, защищает ее от солнца. Потом она купает Иванито и расчесывает ему волосы, зная, что в следующий раз увидит его снова немытым и нечесаным.
По дороге домой с Пальмовой улицы Селия частенько останавливается у сейбы на Пласа-де-лас-Армас, оставляет у его корней апельсин и несколько монет и произносит короткую молитву за дочь. Она постоянно сталкивается с Эрминией Дельгадо, которая носит для Фелисии корзины, полные кореньев и только что сорванных целебных трав. Анисовое семя от истерии. Сарсапарилья для лечения нервов и сифилиса. Речной папоротник и ковыль, чтобы изгонять зло. Эрминия никогда не говорит о сейбе, но Селия замечает среди других трав пучок ее листьев.
Селия с подозрением относится ко всем этим снадобьям и заклинаниям. Эрминия – дочь сантеро, и Селия опасается, что из одного и того же семени может вырасти как добро, так и зло. Хотя Селия и сама иногда грешит безобидными суевериями, она не может заставить себя по-настоящему поверить в тайные ритуалы африканской магии.
* * *
День, когда Фелисия решила себя убить, похож на многие другие дни этого лета. В два часа Селия выходит из своего маленького кирпичного домика, идет к шоссе и ловит попутку до Гаваны. В сумке у нее, как обычно, пакет с теплой подсоленной едой для внука, пилочка для ногтей и новый кусок мыла Бородатый рабочий на полуразвалившемся «додже» подвозит ее до дверей дома Фелисии.
Селия говорит Фелисии, что она все еще может вернуться в салон красоты, только ей придется начать с самого начала – подметать отстриженные волосы и готовить шампунь. Затем она складывает одежду внука и грозится забрать его в Санта-Тереса-дель-Мар. Фелисия не реагирует. У нее не осталось сил для сопротивления.
Селия гладит дочь по волосам, мурлыкая старую колыбельную, стихотворение, к которому она когда-то сама придумала музыку. Фелисия вспоминает мелодию, сквозь слезы повторяет слова. Она обещает приехать с Иванито на побережье на следующий день. Селия уходит в уверенности, что тяжелая пора миновала.
Снаружи солнце светит слишком ярко. Звуки, слившиеся в сплошной гул, оглушают Селию. Лица и здания кажутся ей разбухшими, их шрамы бросаются в глаза.
Селия проходит мимо театра в Старой Гаване и у входа замечает двоих своих сводных братьев. Она узнает их по высоким скулам и маленьким ровным зубам. Послеполуденное солнце четко очерчивает их профили, так похожие на профиль ее отца. Она смотрит на них – двойное привидение – и нервно откашливается. Волнение мощным мотором жужжит у нее в груди.
У того, что повыше, брюки зашиты неровными стежками. Он приподнимает шляпу и предлагает брату кольцо ананаса Селия замечает, какие у них грубые руки, руки кампесинос. Она решает не заговаривать с ними.
Домой Селия едет на автобусе, поэтому у нее есть время подумать. Ей кажется, что все лето, после возвращения с полей сахарного тростника, она живет в своих воспоминаниях. Иногда, бывает, бросит взгляд на пыльные часы или посмотрит на солнце, низко висящее в небе, и понимает, что время пролетело незаметно. Куда оно уходит? Селия боится, что прошлое заслоняет от нее настоящее.
Сводные братья напомнили Селии детство, когда вокруг нее постоянно мельтешили братья и сестры. Она почти не может вспомнить их лица, только бахрому их густых волос, которые свешивались над ее кроваткой, сделанной из картонной коробки. Б?льшую часть времени Селия лежала под тенью пальмы рядом с хижиной, а над соломенной крышей поднимался пар от утреннего дождя. Она помнит этот пейзаж детства, колышущийся туман листьев сквозь рваную сетку, которой покрывали ее лицо, чтобы уберечь от мух.
Отец Селии содержал две семьи, в каждой было по девять детей. Его вторая семья жила примерно в миле от них, но это было все равно что на другом конце света. Они никогда не здоровались друг с другом, даже в деревенской церкви, где стояло всего шесть колченогих скамеек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24