– Боже мой, Букс! – обратился он сам к себе. – Какой же ты идиот!
Все же бегал он гораздо быстрее, чем соображал. Было совершенно очевидно, что он не только не улучшил свое положение, а еще больше усугубил его. Теперь уже он точно был один. Отрезанный от всего мира и затерянный в бесконечных лабиринтах гор. Не зная толком, как вернуться назад, не имея при себе ничего, ему оставалось лишь положиться на свое самообладание. А с этим у молодого человека нередко бывали проблемы и в условиях цивилизации.
– Хорошо, хорошо, – пытаясь успокоиться, произнес он вслух. – Надо хорошенько вспомнить, откуда я сейчас бежал.
Потоптавшись на одном месте, Мартин все-таки выбрал, как позже оказалось, верное направление. Кофейная гуща ночи постепенно разбавлялась молоком утренней серости. Мартин, недолго думая, бросился со всех ног к темнеющим силуэтам далекой горной гряды.
В некоторых местах ущелье было просто до неприличия узким.
– Боже, как хорошо, что я не страдаю клаустрофобией, – прошептал Шиллинг.
Изуродованные бесчисленными трещинами каменные стены поднимались вверх почти вертикально. И отсюда, из глубин земли, небо казалось узкой блестящей полоской.
«Все равно, где верх, где низ, если попой вверх повис!» – произнес про себя Хорст давно позабытую школьную поговорку.
Через три с небольшим часа более чем неприятной ходьбы по дну мрачного ущелья, когда нервы профессора уже начинали звенеть как натянутые струны, он увидел впереди тонкую полосу света. А еще через некоторое время Шиллинг оказался в довольно безликой долине. Размерами она уступала всем тем, которые Хорсту пришлось видеть до этого. Окруженная со всех сторон горными вершинами, долина напоминала коронованную лысину великана. И действительно, ближе к центру она была словно нарочно выпуклой. Но на эти мелочи профессор обратил внимание скорее подсознательно. Так как его взгляд оказался прикован к хребту очень оригинальной формы и расцветки.
Своей формой скала напоминала нижнюю челюсть гигантского хищника. Два величественных пика по краям можно было сравнить с острыми клыками. А сравнительно ровную часть между ними – с резцами. Но вот что касалось окраски этого хребта, то красноватый оттенок для специалиста такого класса, как профессор Шиллинг, не представлял ничего удивительного. В свое время Хорст участвовал в одной геологической экспедиции на северо-востоке Австралии. И уж там-то он насмотрелся и красных скал, и розовых холмов.
За два с половиной часа быстрого марша Хорст пересек несколько выпуклую к центру равнину и теперь с интересом и нарастающим волнением рассматривал красноватую окраску горы вблизи. Это было ни с чем не сравнимое ощущение победы. Цель, к которой он шел столько лет, была наконец достигнута. Где-то здесь отец писал свое письмо. Где-то здесь мать Шиллинга в последний раз встречалась с его отцом. Какая она была, его мать? А ведь эти молчаливые горы видели и, наверное, еще хорошо помнят ее лицо. Ведь что для камня человеческая жизнь? Не больше, чем миг! Лицо Хорста светилось. Он улыбался, чувствуя, как невидимые нити прошлого, словно тончайшая паутина, касаются его лица. Он чувствовал себя счастливым в преддверии самого важного в своей жизни открытия.
Вход в пещеру профессор обнаружил почти сразу. Что-то подсказывало Шиллингу, что другого ему не найти. А также что именно на этом месте когда-то стоял и его отец. И, даже не обернувшись напоследок, Хорст шагнул внутрь.
Мартину безумно хотелось пить. Вот уже в который раз он проклинал себя за то, что так глупо изменил линию судьбы. Хотя, если как следует разобраться, то именно судьба-то во всем и была виновата. Мартин спрашивал себя, зачем ему вообще было нужно преследовать Хорста. Мало ли какие проблемы заставили старика покинуть лагерь ночью. Но именно тут-то и начиналось для молодого человека самое интересное во всей этой истории. Несомненно, в ночном бегстве Шиллинга из лагеря скрывалась какая-то тайна. Тайна, которую профессор тщательно скрывал от остальных во время всего путешествия. А с некоторых пор чужие тайны, как, впрочем, тайны вообще, Мартина стали здорово интересовать. Хотя, как он уже успел убедиться на собственном горьком опыте, такой интерес сильно влиял на поступки людей, делая их порой совершенно непредсказуемыми.
Глотая воздух пересохшим горлом, Букс приблизился к обрыву. Осторожно придвинувшись к самому краю, он заглянул внутрь. Глубокое ущелье, словно полураскрытая книга лежало перед ним. В другое время эта головокружительная высота испугала бы молодого человека. Но только не сейчас, когда от недостатка воды его тело, казалось, начинало само собой мумифицироваться. А там, на самом дне, глаза без труда различали мерцание спасительного ручья. В поисках подходящего спуска Мартин медленно двигался вдоль края ущелья. Обходя довольно крупных размеров валун, он вдруг замер. Что-то здесь было не так. Но вот что? Букс вернулся к камню и стал внимательно его осматривать. И тут до него дошло. На изрисованной лишайником поверхности валуна, словно посланцы из далеких миров, угадывались хлебные крошки.
– Ага! – произнес вслух Букс. – Здесь господин Шиллинг имел наглость трескать лепешку.
Теперь уже Мартин с удвоенным вниманием смотрел себе под ноги. И результаты такого поиска не заставили себя долго ждать. Вскоре он наткнулся на отпечатки тяжелых ботинок профессора в покрывающей твердую почву пыли. А еще через пару метров обнаружился и довольно сносный спуск вниз.
Если профессор Шиллинг не ошибался, а засечь время он как-то не подумал, по этому длинному и узкому ходу он продвигался уже с час. А широкий и густой луч света его фонаря выхватывал все новые и новые пространства. И глядя на этот сильный свет, Хорст вдруг вспомнил о батареях. Он как-то раньше не задумывался, на сколько времени их хватит. А что если он сейчас возьмет и погаснет? Ну понятно, что в его жилетке имеется запасная батарея или там спички. Ну и что? А вдруг эта чертова пещера простирается на несколько километров в толще горы. И еще, не дай бог, существуют и другие ходы. От этих невеселых мыслей профессора бросило в жар. Но он все же нашел в себе силы задушить не к месту давшую о себе знать панику в зародыше. А потом Шиллингу вдруг показалось, что он заметил на стене какой-то знак. Осветив это место, он вздрогнул. На шершавой поверхности красовалось изображение странного существа. Длинная худая шея, почти без логической границы переходящая в удлиненную и приплюснутую с боков голову. Худые и искривленные руки существа почти касались его узких ступней. Рисунок был бесспорно очень древний. И нанесен он был на стену чем-то похожим на мел. В тот же самый момент где-то совсем рядом профессор услышал протяжный, с тихим завыванием, вздох. Резко направив фонарь в том направлении, он почувствовал, как волосы на его голове сами собой зашевелились. В нескольких шагах впереди перед Хорстом замерло существо, словно бы сошедшее с древнего рисунка. Оно тянуло к нему свои полупрозрачные и нереально длинные руки и при этом смотрело на Шиллинга печальными глазами. От ужаса, а еще больше от неожиданности профессор вздрогнул и выронил из рук единственный источник света. Но прежде чем это случилось он успел заметить, что на бледном лике существа, кроме глаз, ничего больше не было. Глухо ударившись о каменный пол пещерного хода, фонарь противно зашуршал и откатился в сторону. Луч света словно бич полоснул по стенам каменного коридора. Шиллинг постепенно приходил в себя. Вокруг ничего не происходило. Стояла оглушающая тишина. Поднимая упавший фонарь, Хорст заметил, как дрожали его руки. Чтобы успокоить расшалившееся сердце, профессор несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Полностью прийти в себя у него не вышло. Однако ему удалось унять дрожь в руках. Только после этого Шиллинг высветил то место, где еще пару минут назад находилось нечто. И… облегченно выдохнул. Там было пусто.
– Значит, привиделось, – чтобы взбодриться, произнес вслух профессор.
За время, проведенное в этой последней, буквально напичканной неожиданностями экспедиции, мнение немецкого ученого о материализме и происхождении мира сильно пошатнулось. Он все чаще стал задумываться об известных ему феноменах. Пытался по-своему объяснить их происхождение. И раз за разом заходил в тупик. Вот и теперь, продвигаясь все дальше по подземному ходу, он лихорадочно вспоминал, что же ему было известно о подобных встречах.
Когда-то, еще в студенчестве, обогащаясь опытом работы в геологических экспедициях в Альпах и в горах Кавказа, он часто встречался со спелеологами и альпинистами. Для молодого человека эти встречи с людьми, занимавшимися покорением гор, изучением пещер и подземелий, всегда были чем-то особенным. Хорст не любил рисковать жизнью и потому не всегда понимал тягу этих людей к занятиям, полным смертельных опасностей и откровенного риска. Но многое из услышанного им тогда у ночных костров от таких вот искателей приключений в какой-то мере тоже повлияло на становление его характера. Воспитывавшийся без отца, он как губка впитывал в себя их серьезность, если они говорили о деле. И их способность делать логические выводы на основании обширных, порой и противоречивых знаний. А главное – на основании жизненного опыта. Но вот чего он не стал у них перенимать, так это умения травить байки! Его уже тогда поражали это несоответствие и какая-то двуликость в поведении тех людей. Когда они говорили о деле, то становились в глазах молодого Шиллинга настоящими мужчинами. Но как только начинали свои россказни – тут же превращались в несерьезных мальчишек. А вот сейчас, по прошествии стольких лет, он прилагал все усилия, чтобы вспомнить те байки о таинственных пещерных обитателях. И ведь их было множество, этих баек.
Мартин Букс, поминутно осматриваясь, шел по дну глубокого ущелья и размышлял. Утолив жажду из ручья и несколько успокоившись, он теперь уже не шибко расстраивался из-за своего глупого поступка. Ему было известно, что Крюгер тоже собирался идти в этом направлении.
«Где-то тут, со слов Патрика, и должны были находиться какие-то красные скалы, – думал Мартин. – К тому же вчера вечером только дурак мог не заметить откровенного интереса Хорста к этим самым скалам».
Букс не раз успел убедиться в том, что мужики в их группе были далеко не глупые. И, уж конечно, должны были догадаться, куда это старый втайне от всех намылился. Ну и по логике вещей они должны будут тут же отправиться вдогонку. Но внутренний голос Мартина подсказывал ему и другой возможный вариант. Ладно там Хорст, у него, может, на морде написано, что его, как быка, тянет ко всему, что имеет красный цвет. А вот как быть с ним, с Буксом? Тут на Мартина накатила холодная волна сомнений. К какому выводу может прийти Крюгер, сложив дважды два? Ведь он может решить, что, если Букс ничего с собой не взял, значит, по своей воле никуда уходить и не собирался… Что же из этого выходило? От негодования Мартин даже сплюнул.
«Ну конечно же, они решат, что меня уволок йети! – выстрелило в мозгу парня. – А лохматому красные скалы все равно что зеленые сопли! То есть – до волосатой задницы!»
А это означало бы, что он, Букс, мог быть где угодно! И в лучшем случае руководитель экспедиции разделит группу на два поисковых отряда. Один пойдет на его поиски, а другой – на поиски профессора. А в худшем? Мартин судорожно сглотнул.
– А в худшем станут искать только меня! И уж точно не здесь, – в ужасе вскрикнул Мартин.
И ущелье испуганно вздрогнуло эхом человеческого голоса.
Ход неожиданно оборвался. И Хорст Шиллинг очутился в большой пещере с очень высокими сводами. Луч света от фонарика ползал по неровным стенам. И при этом выхватывал все новые и новые изображения. После пережитого ужаса Хорст воспринимал теперь эти настенные росписи со смешанными чувствами. С одной стороны, он боялся узреть, и тем самым невольно материализовать, еще более жуткое чудовище. А с другой, осознавал, что у него постепенно возрастал интерес к своеобразной пещерной живописи. Чем дальше вдоль стен продвигался профессор, тем больше странных изображений покрывало их поверхность. А местами, если площади для художеств древним мастерам явно не хватало, изображениями был покрыт даже пол пещеры. В одном месте Шиллингу бросилось в глаза скопление похожих на человеческие фигур. Поднявшись на цыпочках, он попытался как можно лучше разглядеть рисунок. Со стороны он походил на полосу широкого орнамента, состоящего из человеческих образов, выстроившихся в колонну. Ничего подобного профессору Шиллингу еще не приходилось видеть. Рисунки не походили на привычные петроглифы, которые профессор не раз встречал в своих поездках по миру. Очень точно прорисованные детали странных одежд, а в некоторых случаях даже выражения лиц, впечатляли даже такого профана в области искусства, каким считал себя Хорст. Медленно двигаясь вдоль изображения, он остановился там, где оно внезапно обрывалось.
– Очень интересно! – отреагировал на сей факт профессор.
Первое существо в изображенной колонне заносило свою левую ногу немного вверх, как если бы хотело преодолеть невидимое препятствие или перешагнуть какой-то порог. В этом месте угадывалась еще и какая-то тонкая вертикальная полоска. Но так как Хорст рассматривал рисунок, вытягиваясь на цыпочках, ему было трудно определить, что же это могло означать.
Хорст Шиллинг пошарил лучом фонаря вокруг себя в поисках какого-нибудь камня, которым он мог бы воспользоваться как ступенькой. Но то, что он увидел в следующее мгновение, превзошло все его ожидания. Он тут же напрочь забыл про загадочный рисунок. Потому как в каких-нибудь трех метрах от него, прислонившись спиной все к той же стене? вытянув перед собой ноги, сидел человек. Его лица не было видно. Голова была наклонена вниз и несколько в сторону. Казалось, что человек просто задремал. Одежда незнакомца показалась Хорсту какой-то странной.
– Эй! – ничуть не испугавшись, окликнул незнакомца Хорст.
Но сидевший даже не шевельнулся. Тогда профессор стал заходить к тому спереди. Он ступал очень осторожно и внимательно следил за тем, чтобы расстояние между ними не сокращалось. Но когда Хорст увидел кисти неизвестного, ему вдруг стало ясно, почему тот не двигался. Перед ним сидел человеческий скелет. Он был облачен в лохмотья, отдаленно напоминающие военную форму. Несколько минут Шиллинг в нерешительности простоял на одном месте. И только потом приблизился к останкам несчастного. При этом никакого страха он не испытывал. В его миропонимании все вновь встало на свои места: залитые солнцем горные долины – для живых, а темные мрачные пещеры являются убежищем лишь для бесплотных духов. Или для таких вот беспардонно развалившихся скелетов.
Когда Букс покинул ущелье, солнце стояло уже высоко. Мартин огляделся, совершенно не представляя, куда ему следовало идти. Шиллинга нигде не было видно. Ручей, вытекая из каменистого ущелья, огибал странно выпуклую к центру долину, а затем прокладывал себе путь в тени нависающих скал. В конце концов Мартин решил оставаться вблизи воды. Он шел и откровенно дивился окружающим его красотам: сочной зелени редких невысоких кустарников и пестрым краскам ручья. А впереди, проступая сквозь обрушивающиеся на землю каскады солнечного света, вырисовывались контуры красных скал.
Хорст приблизился к скелету вплотную. Да, на несчастном были останки военной формы. Когда луч света выхватил хорошо сохранившийся шеврон на рукаве, профессор вдруг почувствовал, как снова задрожали его руки… На шевроне красовалось изображение раскинувшего крылья нацистского орла. Когти хищной птицы вцепились в венок из листьев с фашистской свастикой в центре.
Откуда-то из потаенных глубин души Шиллинга поднималось нехорошее предчувствие. А настойчивое волнение холодными пальцами сдавило его горло. И вот профессор уже прикладывал все усилия, чтобы отогнать навязчивые мысли. А они, обгоняя и расталкивая друг друга, упорно лезли ему в голову. И что-то подсказывало ему, что эту битву он уже проиграл.
В потоке света что-то тускло блеснуло. Через отверстия в наполовину истлевшем нагрудном кармане Хорст увидел кусочек целлофана. При прикосновении его пальцев потемневшая от времени пуговица отлетела и исчезла в темноте. Осторожно, словно боясь разбудить спящего, Хорст вытянул из кармана мертвеца небольшую фотографию. Она была заключена в исцарапанный пластик. В первую минуту он даже не мог вынуть карточку из этого своеобразного чехла – так сильно тряслись руки. Когда же фотография предстала перед глазами профессора Шиллинга, его ноги и вовсе подкосились. Потеряв равновесие, он опустился на колени.
– Боже мой! Отец… – только и смог произнести Хорст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35