Словом, помнишь того штаб-сержанта, что порадовал нас чинами и наградами в прошлом году?
– Рыжего? Может, он врет?
– А какой ему смысл? Только учти – это совершенно секретно. Словом, Боб, собирайся на Гуадалканал, в самое пекло.
Роберт поднялся с тахты и сделал несколько пружинистых приседаний.
–Да, новость не из приятных. Не по душе мне этот Гуадалканал.
Глава восемнадцатая
1
Они отправились в Полинезию, на Гуадалканал, не через пару, дней, как думал Боб, а значительно позже. Только через неделю летчики 932-й эскадрильи оказались на борту транспорта типа «Либерти», недавно спущенного со стапелей судостроительной верфи. Моряки рассказывали, что их судно построили по новому скоростному методу – чуть ли не за полмесяца.
– Эту посуду сейчас клепают на скорую руку, – говорил пожилой моряк, посасывая короткую трубку. – Качество постройки – видите сами. Расчет – лишь бы на один рейс хватило, а там хоть развались. Этих «Либерти» столько понастроили, что немецкие и японские подводные силы не управляются их топить. Потопят на полмиллиона дедвейт-тонн, а со стапелей уже сошло «Либерти» на миллион тонн…
Рассказ походил на правду. Спешка, дешевка и какая-то удручающая, заложенная в самом проекте судна идея разовости использования наблюдались во всем: в наскоро сваренных конурках, которые было трудно назвать каютами для размещения экипажа и пассажиров, в примитивности силовой установки (паровая машина на 2500 л.с.), которая не могла развить скорость более 10 узлов, в сиротливой зенитной пушчонке, воткнутой на корме словно для потехи японских летчиков, и даже в подборе команды, сплошь состоящей из пьяниц.
– Ты посмотри на их пиратские физиономии с фиолетовыми носами! – возмущался Роберт. – Такого экипажа не было даже у старика Флинта. А капитан! Ему завтра помирать пора.
– Не расстраивайся, мой командир. Кому суждено быть повешенным – тот не утонет. А мне капитан нравится. Смышленый старикашка, с опытом. Если не рассыплется по дороге, то доставит нас до места.
Вместе с летчиками в трюмах плыли их «лайтнинги», упакованные в большие самолетные ящики. Груз был размещен удобнее, чем пассажиры. Посквернословили и… смирились. Ведь они уплывали на войну.
«Либерти» и еще пять транспортов составили конвой, который от самого Пёрл-Харбора эскортировал дивизион эскадренных миноносцев. Как-то веселее становилось на душе, глядя на их стремительные силуэты. Хотелось верить, что парни на эсминцах, сидящие за гидролокаторами, не проворонят японскую субмарину и забросают ее «глубинками», прежде чем она выпустит свой торпедный веер.
Плыли долго, чуть не три недели. При переходе экватора подурачились. Искупали в брезентовой ванне новичков по приговору Нептуна, которого изобразил Боб Харрис.
По пути конвой обрастал новыми судами. У островов Самоа присоединилось еще семь транспортов, а на подходе к Фиджи опеку над ними взяли тяжелые крейсеры «Сан-Франциско» и «Солт Лейк Сити». Чувствовалось но всему, что они подходили все ближе к району боевых действий.
Как-то перед заходом солнца приятели стояли на корме, глядя на вспененную воду и недавно появившихся чаек, летевших за судном.
– Смотри, самолет! – показал Чарлз на силуэт летающей лодки.
– Японец, – уверенно сказал Роберт. – «Кавасаки». У нашей «каталины» два мотора, а это четырехмоторная.
«Кавасаки» покружила над конвоем за пределом досягаемости зенитных автоматов и ушла на северо-запад.
– Если этот разведчик пригласит сюда свои линкоры, нам будет невесело, – в раздумье сказал Чарлз.
– Понадеемся, что линкоры адмирала Ямамото заняты более важными делами, – успокоил Роберт.
– Да, ты оказался прав, – вздохнул Чарлз, – путешествие в Южные моря не сулит нам ничего привлекательного. Может, уже сейчас какой-нибудь скуластый парень поглядывает сквозь линзы перископа, ожидая, когда наш «Либерти» наползет на расчетную отметку нити прицела.
– Кончай выдумывать. А то от твоих слов хочется сбегать в кубрик за спасательным жилетом…
Изнуренные длительным плаванием, люди были даже обрадованы, когда из-за горизонта поднялся остров, покрытый ядовитой зеленью лесов. Это был печальной славы Гуадалканал. Летчики знали, что здесь их ждут москиты, тропическая лихорадка, влажная жара, неустроенность быта и боевая работа, связанная с постоянным риском.
После разгрузки транспорта летчиков отвезли и разместили в палаточном городке рядом с аэродромом Гендерсон. Туда же танковые тягачи притащили волоком на полозьях самолетные ящики.
Аэродром Гендерсон начали строить японцы. Американский десант, высаженный на Гуадалканале, захватил его, когда взлетно-посадочная полоса была еще не закончена. Ее длина составляла всего 1150 метров, что позволяло взлетать и садиться только истребителям и легким палубным бомбардировщикам. Искусственное покрытие выполнялось из коралловой крошки, глины, щебня и сухого цемента.
Самолеты, базирующиеся на аэродроме Гендерсон, стояли на грунте в легких капонирах, а иные на ровном месте, укрытые маскировочными сетями.
Глубокие колеи, оставленные колесами, говорили о том, что в период дождей выруливание на взлетную полосу дело непростое.
– Где у вас летчики размещаются? – спросил Роберт у встретившегося комендора-сержанта, на котором военная форма угадывалась лишь по нарукавным нашивкам да эмблеме 1-й дивизии морской пехоты – так он был неряшлив и расхлябан.
Сержант указал на палатку, разбитую под деревьями:
– Вот там сидят дежурные экипажи.
Из брезентовых домиков доносились негромкие голоса. Роберт приподнял полог и увидел за столом играющих в карты морских летчиков.
– Привет, джентльмены, из Гонолулу. Там ваши девчонки сохнут от тоски, а вы тут штаны протираете.
– Привет, Боб, привет, Чарлз! Каким ветром?
Моряки бросили карты и пожали руки пришедшим.
– Не спрашиваю, как вы здесь живете, – продолжал Роберт, пошлепывая по спинам парней. – Глядя на вашу банду в грязных комбинезонах, не скажешь, что вы племянники щедрого дядюшки Сэма.
– Ничего, – огрызались старожилы, – через месяц посмотрим на тебя. Три-четыре артналета да плюс дождичек, и ты слиняешь, как наше тряпье.
– Ты лучше, Боб, скажи, много ли виски с собой привез? Нас здесь маркитанты не балуют. Интендантство на острове не часто бывает, так что снабжают крайне дерьмово.
– На сегодня хватит промочить ваши иссохшие глотки и заодно отметить начало новой эры трогательного единения армейской авиации с морской.
– Слушай, мистер Харрис, ты где так трепаться научился, словно проповедник из Армии спасения?
– Это я с радости, что вижу ваши небритые физиономии. Знакомьтесь, мой друг и коллега первый лейтенант Чарлз Мэллори, – представил он Чарлза.
Мощный голос динамика прервал их гвалт:
– Дежурным экипажам готовность номер один! Немедленный запуск! Повторяю, дежурным экипажам готовность номер один…
Моряков словно ветром выдуло из палатки. Они бегом кинулись к своим самолетам. На столах остались рассыпанные карты.
Роберт взглянул на Чарлза:
– Пойдем, Чак, поищем убежище понадежнее этой палатки. Чует мой нос, скоро паленым запахнет.
2
Ночь прошла беспокойно. Трижды объявляли боевую тревогу, и большую часть ночи летчики и моряки провели, как тараканы, по щелям. Но тревоги оказались ложными. Противник не появлялся, а на экранах радаров возникали и исчезали какие-то непонятные цели.
На рассвете поступил отбой тревоги. Измученные ожиданием налета, люди разбрелись по палаткам и повалились на койки. В этот-то момент и посыпались на аэродром снаряды: японские эсминцы высадили десант на мыс Эсперанс и открыли огонь из всех видов оружия.
Снова пришлось мчаться в укрытия.
– А здесь не соскучишься, – сострил Роберт, сваливаясь в траншею.
Днем над аэродромом появился разведчик «ойодо», выскочил откуда-то из-за кряжа Лунга и, дважды пройдя над Гендерсоном бреющим, обстрелял стоянки и палаточный городок из пулеметов.
Дежурная пара истребителей «грумман» взлетела вдогонку, настигла его милях в пяти от побережья и расстреляла…
Инженеры и техники спешно приступили к сборке «лайтнингов». Летчики изнывали пока от безделья, валялись на койках, резались в карты. На третий день Чарлз Мэллори не выдержал, встал, бросил колоду:
– Кто знает, где разместился наш капеллан? Хочу сходить попросить у него радиоприемник. Живем здесь и ничего не знаем, что делается в мире.
– И охота тебе подниматься? – удивился Роберт. – Тебе что – мало шума от этой шарманки? – указал он на динамик оповещения.
– Разрешите войти? – прервал их разговор техник-лейтенант Хэлл, влезая в палатку. – Командир, ваша «двадцатка» к облету готова. Через полчаса закончим подготовку машины лейтенанта Мэллори.
– Все! – с сожалением вздохнул Роберт. – Кончилось славное время. Теперь дежурствами заездят, не говоря о боевых вылетах.
«Лайтнинги» все были собраны, и до позднего вечера летчики облетывали их. В палатки вернулись уже ночью. Завтра предстояло заступить на боевое дежурство.
Но летчики долго не могли заснуть, перешептывались, курили, ворочались под душными противомоскитными сетками.
– Чак, какое завтра число? – спросил Роберт друга. – Я совсем сбился со счета.
– Тринадцатое, командир.
– Чтобы дьявол его побрал! – выругался Роберт, – Мне чертовски не везет в этот день.
– Чепуха. Не верь, командир, в предрассудки. Спокойной ночи.
Подняли летчиков рано, еще до восхода солнца. Столы в столовой были уже накрыты, но есть не хотелось. Чарлз и Роберт выпили по чашке кофе и поспешили на аэродром.
Едва летчики уселись в кабины своих самолетов, как услышали над головой шелестящий свист тяжелых снарядов. Они тяжко взорвались в джунглях, содрогнув весь остров.
– Перелет!..
– Всем запуск и взлет! Посадка на Эспириту Санто.
Но уйти из-под артиллерийского обстрела удалось не всем. Тяжелые снаряды японских линкоров начали ложиться на взлетной полосе и самолетных стоянках. Летчики, не успевшие взлететь, забились по щелям и убежищам.
Роберт Харрис и Чарлз Мэллори, кружа над побережьем, хорошо видели с воздуха японскую эскадру и линкоры «Харуна» и «Конго», плевавшиеся огнем в направлении Гуадалканала. У Роберта чесались кулаки, по что они могли сделать бронированным гигантам из своих малокалиберных пушек и пулеметов?
Их вернули на Гуадалканал несколько дней спустя, когда на острове шли ожесточенные бои с высадившимися японскими подкреплениями. Теперь на Гуадалканале было около тридцати тысяч воинов микадо, стремящихся во что бы то ни стало захватить аэродром и сбросить американцев в море. Одному японскому отряду удалось прорваться к южной окраину Гендерсона, но контратакой морской пехоты он был отброшен назад в джунгли. Это событие имело некоторые неожиданные последствия.
Всю ночь шел дождь, и «лайтнинги» надежно засели в раскисшем грунте. А утром к аэродрому вышла группа японских палубных бомбардировщиков и истребителей. Пришлось Чарлзу и Роберту уткнуться носами в грязь, ожидая, что вот-вот на голову посыплются бомбы.
Но когда, услышав удивленное восклицание Роберта, Чарлз поднял голову, то увидел непонятное: японские самолеты выпустили шасси и летали по кругу, видимо собираясь садиться.
– Они что, в плен прилетели сдаваться? – удивился Чарлз.
– А ну давай, парни, вытаскивать самолеты на взлетную! – приказал механикам Роберт Харрис.
Авиаспециалисты опасливо поглядывали на японцев, но, ободренные тем, что они не стреляют, буквально на руках вытянули восемь «лайтнингов» на ВПП. Сразу же после взлета они вступили в бой, расстреливая в упор ошалевших от неожиданности японцев.
Пленный японский летчик, спасшийся на парашюте, рассказывал, что армейский офицер поторопился доложить командованию о захвате аэродрома и японские летчики кружили над ним, ожидали сигнала на посадку.
В этом бою Боб Харрис и Чарлз Мэллори сбили по два японских самолета.
А через час после боя разразилась тропическая гроза. Но оглушительный гром, раскатывающийся в поднебесье, казался им жалкой пародией на огонь главных калибров японских линейных кораблей.
Глава девятнадцатая
1
Глава клана Хаттори, отставной полковник Акахито, был счастлив. Милосердные боги даровали ему радость снова обнять двух своих сыновей, собравшихся под родной кровлей. Правда, младший, Ясудзиро, еще не оправившийся после ранения, был подавлен и неразговорчив. Зато старший – Отодзиро, приехавший в свой первый офицерский отпуск, веселился, пил и ел за двоих.
На почетном месте, у вазы с розами и ветвями сосны, Акахито усадил своего друга и родственника Киёси Морисаву. Скрестив ноги, мужчины дымили сигаретами и расспрашивали Отодзиро о событиях в Китае. Тот охотно и подробно рассказывал о стычках с «красными» и гоминьдановцами, в которых принимал личное участие. Ясудзиро сидел на циновке и молча слушал, о чем говорят родственники. «Отодзиро сильно изменился, – думал он, наблюдая за братом, – от прежней мешковатости не осталось и следа. Он стал самоуверенным, гордится своей причастностью к Квантунской армии, служить в которой удостоены чести наиболее проверенные воины. За два года, как губка, пропитался духом фанатичной преданности микадо и ненависти к его противникам».
– Мы давно раздавили бы банды китайской Красной армии и гоминьдановский сброд, если бы не были вынуждены держать большую часть наших дивизий на границах с Россией и Монголией. – Отодзиро украдкой поглядывал на часы, боясь, как бы не опоздать в «веселый дом», к «жемчужинам моря». – У нас сейчас нет важнее задачи, чем ударить по России совместно с нашим великим западным союзником и сокрушить ее. Русские истощены войной. Скоро они снимут с Дальнего Востока еще десяток дивизий, а с оставшимися мы расправимся в два счета и захватим Сибирь до самого Омска.
– Как же можно нападать на Россию, оставляя в тылу непобежденный Китай? – усомнился тесть Ясудзиро в реальности осуществления планов, изложенных подпоручиком. – Не окажется ли Квантунская армия между Россией и Китаем как между молотом и наковальней?
– Командование считает, что тех частей, что дислоцируются в Маньчжоу-Го, и кавалерии правителя Внутренней Монголии князя Дэвана вполне достаточно для прикрытия коммуникаций и тыла Квантунской армии. Сейчас китайцы совсем притихли.
«Уж очень у него все гладко получается», – мысленно осудил Ясудзиро брата. После гибели «Акаги» и других японских авианосцев он стал относиться к противнику с большим почтением.
В комнату неслышно вошла Тиэко и, гибко изогнувшись в поклоне, коснулась рукой циновки:
– Покорнейше извините, что помешала вашей беседе, но все готово для церемонии тя-но-ю.
Мужчины поднялись и перешли в соседние покои, где царил полумрак.
Угадав жест Акахито, Тиэко раздвинула стенные створки, за которыми был разбит небольшой декоративный садик с оградой из камней самых причудливых форм и расцветок. Ближайший, наиболее крупный, напоминал дремлющего тигра. Дальше, в правой половине садика, стояло несколько старых сосен с темно-зелеными кронами. Стволы их были замысловато изогнуты. Казалось, что их перекрутила не искусная рука садовника, а могучие порывы урагана, принесенного тайфуном. Вторую половину сада составляли вечнозеленые тропические растения.
Мужчины, усевшись за низенький лакированный столик, наблюдали, как Тиэко готовит любимый напиток: насыпав в стеклянный сосуд измельченный в порошок чай, она залила его водой из бамбукового ковша, затем взбила щеточкой и наполнила фарфоровую чашку. Держа ее двумя руками, с поклоном поставила перед почетным гостем – своим отцом.
Морисава, сделав глоток, поклонился и передал чашку хозяину. Акахито, как предписывали правила тя-но-ю, протер пальцем то место, которого касались губы Морисавы, вытер палец о белоснежную льняную салфетку и, отхлебнув глоток, передал чашку Отодзиро. Когда чашка дошла до младшего сына, Ясудзиро, цикл повторился в прежнем порядке. В паузах, пока Тиэко готовила новую чашку чая, мужчины вели неторопливую беседу. Сравнивались достоинства и способы заварки зеленого и черного чая.
Когда церемония чаепития была закончена, Морисава пожелал присутствующим:
– Да очистятся шесть наших чувств.
– Пусть будет вечным блаженством загробная жизнь монаха Эйсая за то, что привез он чайные семена, – откликнулся Акахито Хаттори.
В этот момент вдруг раздался глухой гул, вызвавший всеобщее оцепенение. Задрожала, заходила ходуном земля, захрустел и затрещал каркас дома; заколебались стволы сосен и задвигались, как живые, камни сада; из забора вывалилось несколько обломков и рухнуло на зелень декоративного кустарника.
Первой опомнилась Тиэко. Она бросилась в соседнюю комнату и, схватив испуганную крошку Сатико, выбежала на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Рыжего? Может, он врет?
– А какой ему смысл? Только учти – это совершенно секретно. Словом, Боб, собирайся на Гуадалканал, в самое пекло.
Роберт поднялся с тахты и сделал несколько пружинистых приседаний.
–Да, новость не из приятных. Не по душе мне этот Гуадалканал.
Глава восемнадцатая
1
Они отправились в Полинезию, на Гуадалканал, не через пару, дней, как думал Боб, а значительно позже. Только через неделю летчики 932-й эскадрильи оказались на борту транспорта типа «Либерти», недавно спущенного со стапелей судостроительной верфи. Моряки рассказывали, что их судно построили по новому скоростному методу – чуть ли не за полмесяца.
– Эту посуду сейчас клепают на скорую руку, – говорил пожилой моряк, посасывая короткую трубку. – Качество постройки – видите сами. Расчет – лишь бы на один рейс хватило, а там хоть развались. Этих «Либерти» столько понастроили, что немецкие и японские подводные силы не управляются их топить. Потопят на полмиллиона дедвейт-тонн, а со стапелей уже сошло «Либерти» на миллион тонн…
Рассказ походил на правду. Спешка, дешевка и какая-то удручающая, заложенная в самом проекте судна идея разовости использования наблюдались во всем: в наскоро сваренных конурках, которые было трудно назвать каютами для размещения экипажа и пассажиров, в примитивности силовой установки (паровая машина на 2500 л.с.), которая не могла развить скорость более 10 узлов, в сиротливой зенитной пушчонке, воткнутой на корме словно для потехи японских летчиков, и даже в подборе команды, сплошь состоящей из пьяниц.
– Ты посмотри на их пиратские физиономии с фиолетовыми носами! – возмущался Роберт. – Такого экипажа не было даже у старика Флинта. А капитан! Ему завтра помирать пора.
– Не расстраивайся, мой командир. Кому суждено быть повешенным – тот не утонет. А мне капитан нравится. Смышленый старикашка, с опытом. Если не рассыплется по дороге, то доставит нас до места.
Вместе с летчиками в трюмах плыли их «лайтнинги», упакованные в большие самолетные ящики. Груз был размещен удобнее, чем пассажиры. Посквернословили и… смирились. Ведь они уплывали на войну.
«Либерти» и еще пять транспортов составили конвой, который от самого Пёрл-Харбора эскортировал дивизион эскадренных миноносцев. Как-то веселее становилось на душе, глядя на их стремительные силуэты. Хотелось верить, что парни на эсминцах, сидящие за гидролокаторами, не проворонят японскую субмарину и забросают ее «глубинками», прежде чем она выпустит свой торпедный веер.
Плыли долго, чуть не три недели. При переходе экватора подурачились. Искупали в брезентовой ванне новичков по приговору Нептуна, которого изобразил Боб Харрис.
По пути конвой обрастал новыми судами. У островов Самоа присоединилось еще семь транспортов, а на подходе к Фиджи опеку над ними взяли тяжелые крейсеры «Сан-Франциско» и «Солт Лейк Сити». Чувствовалось но всему, что они подходили все ближе к району боевых действий.
Как-то перед заходом солнца приятели стояли на корме, глядя на вспененную воду и недавно появившихся чаек, летевших за судном.
– Смотри, самолет! – показал Чарлз на силуэт летающей лодки.
– Японец, – уверенно сказал Роберт. – «Кавасаки». У нашей «каталины» два мотора, а это четырехмоторная.
«Кавасаки» покружила над конвоем за пределом досягаемости зенитных автоматов и ушла на северо-запад.
– Если этот разведчик пригласит сюда свои линкоры, нам будет невесело, – в раздумье сказал Чарлз.
– Понадеемся, что линкоры адмирала Ямамото заняты более важными делами, – успокоил Роберт.
– Да, ты оказался прав, – вздохнул Чарлз, – путешествие в Южные моря не сулит нам ничего привлекательного. Может, уже сейчас какой-нибудь скуластый парень поглядывает сквозь линзы перископа, ожидая, когда наш «Либерти» наползет на расчетную отметку нити прицела.
– Кончай выдумывать. А то от твоих слов хочется сбегать в кубрик за спасательным жилетом…
Изнуренные длительным плаванием, люди были даже обрадованы, когда из-за горизонта поднялся остров, покрытый ядовитой зеленью лесов. Это был печальной славы Гуадалканал. Летчики знали, что здесь их ждут москиты, тропическая лихорадка, влажная жара, неустроенность быта и боевая работа, связанная с постоянным риском.
После разгрузки транспорта летчиков отвезли и разместили в палаточном городке рядом с аэродромом Гендерсон. Туда же танковые тягачи притащили волоком на полозьях самолетные ящики.
Аэродром Гендерсон начали строить японцы. Американский десант, высаженный на Гуадалканале, захватил его, когда взлетно-посадочная полоса была еще не закончена. Ее длина составляла всего 1150 метров, что позволяло взлетать и садиться только истребителям и легким палубным бомбардировщикам. Искусственное покрытие выполнялось из коралловой крошки, глины, щебня и сухого цемента.
Самолеты, базирующиеся на аэродроме Гендерсон, стояли на грунте в легких капонирах, а иные на ровном месте, укрытые маскировочными сетями.
Глубокие колеи, оставленные колесами, говорили о том, что в период дождей выруливание на взлетную полосу дело непростое.
– Где у вас летчики размещаются? – спросил Роберт у встретившегося комендора-сержанта, на котором военная форма угадывалась лишь по нарукавным нашивкам да эмблеме 1-й дивизии морской пехоты – так он был неряшлив и расхлябан.
Сержант указал на палатку, разбитую под деревьями:
– Вот там сидят дежурные экипажи.
Из брезентовых домиков доносились негромкие голоса. Роберт приподнял полог и увидел за столом играющих в карты морских летчиков.
– Привет, джентльмены, из Гонолулу. Там ваши девчонки сохнут от тоски, а вы тут штаны протираете.
– Привет, Боб, привет, Чарлз! Каким ветром?
Моряки бросили карты и пожали руки пришедшим.
– Не спрашиваю, как вы здесь живете, – продолжал Роберт, пошлепывая по спинам парней. – Глядя на вашу банду в грязных комбинезонах, не скажешь, что вы племянники щедрого дядюшки Сэма.
– Ничего, – огрызались старожилы, – через месяц посмотрим на тебя. Три-четыре артналета да плюс дождичек, и ты слиняешь, как наше тряпье.
– Ты лучше, Боб, скажи, много ли виски с собой привез? Нас здесь маркитанты не балуют. Интендантство на острове не часто бывает, так что снабжают крайне дерьмово.
– На сегодня хватит промочить ваши иссохшие глотки и заодно отметить начало новой эры трогательного единения армейской авиации с морской.
– Слушай, мистер Харрис, ты где так трепаться научился, словно проповедник из Армии спасения?
– Это я с радости, что вижу ваши небритые физиономии. Знакомьтесь, мой друг и коллега первый лейтенант Чарлз Мэллори, – представил он Чарлза.
Мощный голос динамика прервал их гвалт:
– Дежурным экипажам готовность номер один! Немедленный запуск! Повторяю, дежурным экипажам готовность номер один…
Моряков словно ветром выдуло из палатки. Они бегом кинулись к своим самолетам. На столах остались рассыпанные карты.
Роберт взглянул на Чарлза:
– Пойдем, Чак, поищем убежище понадежнее этой палатки. Чует мой нос, скоро паленым запахнет.
2
Ночь прошла беспокойно. Трижды объявляли боевую тревогу, и большую часть ночи летчики и моряки провели, как тараканы, по щелям. Но тревоги оказались ложными. Противник не появлялся, а на экранах радаров возникали и исчезали какие-то непонятные цели.
На рассвете поступил отбой тревоги. Измученные ожиданием налета, люди разбрелись по палаткам и повалились на койки. В этот-то момент и посыпались на аэродром снаряды: японские эсминцы высадили десант на мыс Эсперанс и открыли огонь из всех видов оружия.
Снова пришлось мчаться в укрытия.
– А здесь не соскучишься, – сострил Роберт, сваливаясь в траншею.
Днем над аэродромом появился разведчик «ойодо», выскочил откуда-то из-за кряжа Лунга и, дважды пройдя над Гендерсоном бреющим, обстрелял стоянки и палаточный городок из пулеметов.
Дежурная пара истребителей «грумман» взлетела вдогонку, настигла его милях в пяти от побережья и расстреляла…
Инженеры и техники спешно приступили к сборке «лайтнингов». Летчики изнывали пока от безделья, валялись на койках, резались в карты. На третий день Чарлз Мэллори не выдержал, встал, бросил колоду:
– Кто знает, где разместился наш капеллан? Хочу сходить попросить у него радиоприемник. Живем здесь и ничего не знаем, что делается в мире.
– И охота тебе подниматься? – удивился Роберт. – Тебе что – мало шума от этой шарманки? – указал он на динамик оповещения.
– Разрешите войти? – прервал их разговор техник-лейтенант Хэлл, влезая в палатку. – Командир, ваша «двадцатка» к облету готова. Через полчаса закончим подготовку машины лейтенанта Мэллори.
– Все! – с сожалением вздохнул Роберт. – Кончилось славное время. Теперь дежурствами заездят, не говоря о боевых вылетах.
«Лайтнинги» все были собраны, и до позднего вечера летчики облетывали их. В палатки вернулись уже ночью. Завтра предстояло заступить на боевое дежурство.
Но летчики долго не могли заснуть, перешептывались, курили, ворочались под душными противомоскитными сетками.
– Чак, какое завтра число? – спросил Роберт друга. – Я совсем сбился со счета.
– Тринадцатое, командир.
– Чтобы дьявол его побрал! – выругался Роберт, – Мне чертовски не везет в этот день.
– Чепуха. Не верь, командир, в предрассудки. Спокойной ночи.
Подняли летчиков рано, еще до восхода солнца. Столы в столовой были уже накрыты, но есть не хотелось. Чарлз и Роберт выпили по чашке кофе и поспешили на аэродром.
Едва летчики уселись в кабины своих самолетов, как услышали над головой шелестящий свист тяжелых снарядов. Они тяжко взорвались в джунглях, содрогнув весь остров.
– Перелет!..
– Всем запуск и взлет! Посадка на Эспириту Санто.
Но уйти из-под артиллерийского обстрела удалось не всем. Тяжелые снаряды японских линкоров начали ложиться на взлетной полосе и самолетных стоянках. Летчики, не успевшие взлететь, забились по щелям и убежищам.
Роберт Харрис и Чарлз Мэллори, кружа над побережьем, хорошо видели с воздуха японскую эскадру и линкоры «Харуна» и «Конго», плевавшиеся огнем в направлении Гуадалканала. У Роберта чесались кулаки, по что они могли сделать бронированным гигантам из своих малокалиберных пушек и пулеметов?
Их вернули на Гуадалканал несколько дней спустя, когда на острове шли ожесточенные бои с высадившимися японскими подкреплениями. Теперь на Гуадалканале было около тридцати тысяч воинов микадо, стремящихся во что бы то ни стало захватить аэродром и сбросить американцев в море. Одному японскому отряду удалось прорваться к южной окраину Гендерсона, но контратакой морской пехоты он был отброшен назад в джунгли. Это событие имело некоторые неожиданные последствия.
Всю ночь шел дождь, и «лайтнинги» надежно засели в раскисшем грунте. А утром к аэродрому вышла группа японских палубных бомбардировщиков и истребителей. Пришлось Чарлзу и Роберту уткнуться носами в грязь, ожидая, что вот-вот на голову посыплются бомбы.
Но когда, услышав удивленное восклицание Роберта, Чарлз поднял голову, то увидел непонятное: японские самолеты выпустили шасси и летали по кругу, видимо собираясь садиться.
– Они что, в плен прилетели сдаваться? – удивился Чарлз.
– А ну давай, парни, вытаскивать самолеты на взлетную! – приказал механикам Роберт Харрис.
Авиаспециалисты опасливо поглядывали на японцев, но, ободренные тем, что они не стреляют, буквально на руках вытянули восемь «лайтнингов» на ВПП. Сразу же после взлета они вступили в бой, расстреливая в упор ошалевших от неожиданности японцев.
Пленный японский летчик, спасшийся на парашюте, рассказывал, что армейский офицер поторопился доложить командованию о захвате аэродрома и японские летчики кружили над ним, ожидали сигнала на посадку.
В этом бою Боб Харрис и Чарлз Мэллори сбили по два японских самолета.
А через час после боя разразилась тропическая гроза. Но оглушительный гром, раскатывающийся в поднебесье, казался им жалкой пародией на огонь главных калибров японских линейных кораблей.
Глава девятнадцатая
1
Глава клана Хаттори, отставной полковник Акахито, был счастлив. Милосердные боги даровали ему радость снова обнять двух своих сыновей, собравшихся под родной кровлей. Правда, младший, Ясудзиро, еще не оправившийся после ранения, был подавлен и неразговорчив. Зато старший – Отодзиро, приехавший в свой первый офицерский отпуск, веселился, пил и ел за двоих.
На почетном месте, у вазы с розами и ветвями сосны, Акахито усадил своего друга и родственника Киёси Морисаву. Скрестив ноги, мужчины дымили сигаретами и расспрашивали Отодзиро о событиях в Китае. Тот охотно и подробно рассказывал о стычках с «красными» и гоминьдановцами, в которых принимал личное участие. Ясудзиро сидел на циновке и молча слушал, о чем говорят родственники. «Отодзиро сильно изменился, – думал он, наблюдая за братом, – от прежней мешковатости не осталось и следа. Он стал самоуверенным, гордится своей причастностью к Квантунской армии, служить в которой удостоены чести наиболее проверенные воины. За два года, как губка, пропитался духом фанатичной преданности микадо и ненависти к его противникам».
– Мы давно раздавили бы банды китайской Красной армии и гоминьдановский сброд, если бы не были вынуждены держать большую часть наших дивизий на границах с Россией и Монголией. – Отодзиро украдкой поглядывал на часы, боясь, как бы не опоздать в «веселый дом», к «жемчужинам моря». – У нас сейчас нет важнее задачи, чем ударить по России совместно с нашим великим западным союзником и сокрушить ее. Русские истощены войной. Скоро они снимут с Дальнего Востока еще десяток дивизий, а с оставшимися мы расправимся в два счета и захватим Сибирь до самого Омска.
– Как же можно нападать на Россию, оставляя в тылу непобежденный Китай? – усомнился тесть Ясудзиро в реальности осуществления планов, изложенных подпоручиком. – Не окажется ли Квантунская армия между Россией и Китаем как между молотом и наковальней?
– Командование считает, что тех частей, что дислоцируются в Маньчжоу-Го, и кавалерии правителя Внутренней Монголии князя Дэвана вполне достаточно для прикрытия коммуникаций и тыла Квантунской армии. Сейчас китайцы совсем притихли.
«Уж очень у него все гладко получается», – мысленно осудил Ясудзиро брата. После гибели «Акаги» и других японских авианосцев он стал относиться к противнику с большим почтением.
В комнату неслышно вошла Тиэко и, гибко изогнувшись в поклоне, коснулась рукой циновки:
– Покорнейше извините, что помешала вашей беседе, но все готово для церемонии тя-но-ю.
Мужчины поднялись и перешли в соседние покои, где царил полумрак.
Угадав жест Акахито, Тиэко раздвинула стенные створки, за которыми был разбит небольшой декоративный садик с оградой из камней самых причудливых форм и расцветок. Ближайший, наиболее крупный, напоминал дремлющего тигра. Дальше, в правой половине садика, стояло несколько старых сосен с темно-зелеными кронами. Стволы их были замысловато изогнуты. Казалось, что их перекрутила не искусная рука садовника, а могучие порывы урагана, принесенного тайфуном. Вторую половину сада составляли вечнозеленые тропические растения.
Мужчины, усевшись за низенький лакированный столик, наблюдали, как Тиэко готовит любимый напиток: насыпав в стеклянный сосуд измельченный в порошок чай, она залила его водой из бамбукового ковша, затем взбила щеточкой и наполнила фарфоровую чашку. Держа ее двумя руками, с поклоном поставила перед почетным гостем – своим отцом.
Морисава, сделав глоток, поклонился и передал чашку хозяину. Акахито, как предписывали правила тя-но-ю, протер пальцем то место, которого касались губы Морисавы, вытер палец о белоснежную льняную салфетку и, отхлебнув глоток, передал чашку Отодзиро. Когда чашка дошла до младшего сына, Ясудзиро, цикл повторился в прежнем порядке. В паузах, пока Тиэко готовила новую чашку чая, мужчины вели неторопливую беседу. Сравнивались достоинства и способы заварки зеленого и черного чая.
Когда церемония чаепития была закончена, Морисава пожелал присутствующим:
– Да очистятся шесть наших чувств.
– Пусть будет вечным блаженством загробная жизнь монаха Эйсая за то, что привез он чайные семена, – откликнулся Акахито Хаттори.
В этот момент вдруг раздался глухой гул, вызвавший всеобщее оцепенение. Задрожала, заходила ходуном земля, захрустел и затрещал каркас дома; заколебались стволы сосен и задвигались, как живые, камни сада; из забора вывалилось несколько обломков и рухнуло на зелень декоративного кустарника.
Первой опомнилась Тиэко. Она бросилась в соседнюю комнату и, схватив испуганную крошку Сатико, выбежала на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33