Обвиняемый полковник Фукс:
– Я офицер, и говорить правду для меня дело чести. От истины я не отступлю даже ценой жизни, которая сейчас полностью в ваших руках. Все мы, от Гитлера до нашего последнего солдата на Балканах, считали самыми опасными для себя генерала Михайловича и его партизан. Это было движение, которое создало нам больше всего проблем и которое…
Государственный прокурор:
– Достаточно! Больше ни слова. Я требую, товарищи судьи, немедленно прервать заседание и попросить удалиться из зала суда иностранных журналистов.
Председатель суда:
– Требование государственного прокурора принимается.
(Белград,
декабрь 1946 г)
* * *
Государственный прокурор:
– Германский рейх не мог вывозить из Сербии продукты питания, потому что этому препятствовали наши партизанские отряды.
Обвиняемый Франц Нойхаузен:
– Как руководитель, ответственный за экономику в оккупированной Сербии, решительно и с полной ответственностью заявляю, что действий партизан и коммунистов мы практически не чувствовали. А за постоянные нападения, грабежи и уничтожение наших складов несут ответственность люди Михайловича, но никак не партизаны. Именно они перекрывали нам все пути к деревням и складам, они препятствовали нам в вывозе всего необходимого из Сербии.
Государственный прокурор:
– Вы не только военный преступник, вы и лжец. Лишаю вас слова.
(Белград,
декабрь 1946 г.)
* * *
Государственный прокурор:
– В одном только селе Яйницы вы уничтожили более сотни тысяч пленных партизан и коммунистов.
Обвиняемый генерал Майснер:
– Мне неизвестно точное число, однако полагаю, вы преувеличиваете. Верховное командование Югославской армии подписало капитуляцию, но безответственные люди, бывшие на вашей стороне, отказались ее признать, именно они и виновны в наших репрессиях. При этом я хотел бы особо выделить сторонников генерала Михайловича. Я не знаю, сколько сербов было уничтожено в Яйницах, но мне как главнокомандующему в Сербии известно, что повсеместно из десяти расстрелянных девять принадлежали к движению Михайловича.
(Белград,
декабрь 1946 г.)
* * *
Свобода или смерть! Великий закон, еще более великий идеал великих времен и великих людей. В том, что и дела соответствовали этому идеалу, я убедился тогда, когда вместе с генералом Михайловичем защищал и освобождал сербские земли. У меня не часто была возможность встречаться с великими людьми. Один из таких людей был мой добрый Батька, о гибели которого я никогда не перестану сожалеть и помнить буду до конца своих дней. Я видел его в разных ситуациях, они высвечивали со всех сторон его дух и его добрую волю, но всегда это было в трудные времена, когда все видится и запоминается верно. Он всегда был велик, независимо от того, грозила ли ему смерть, угнетала ли его несправедливость, сталкивался ли он с обманом… В ночь на 18 августа 1943 года я спустился с парашютом на склон горы Чемерницы, где меня уже ожидали люди-герои, вместе с которыми мы пошли к их генералу. Я увидел перед собой кроткого праведника, несгибаемого, как дуб. У него была борода с проседью, проницательные глаза, добрые, как голубое небо, искренняя улыбка на лице и радость в сердце. Между ним и его людьми не было разницы ни в одежде, ни в образе жизни. В тот момент я почувствовал, что стою перед человеком, рожденным для других людей, человеком, который больше заботится о своих ближних, в том числе и обо мне, чем о самом себе. С того дня мы вместе делили добро и зло, постоянно балансируя между жизнью и смертью, постоянно ожидая засады или нападения. Я и сейчас как будто слышу его спокойный, братский голос: «Все будет хорошо, Бошко». Так называли меня в его отряде. Присутствие духа, храбрость, умение находить выход в любой ситуации – все эти качества были свойственны генералу Михайловичу. В сердце этого рыцаря жили все главные человеческие достоинства, среди них и военное честолюбие, сочетавшееся с редкой даже у христиан способностью сострадать. Именно поэтому Батька ради своей славы никогда не жертвовал сынами Сербии, никогда не бросал их в пасть нацистам, если мог заслонить собою. Он щадил чужую кровь и старался уклоняться от бессмысленных столкновений. Он не хотел чужих жертв ради своей славы, он не хотел строить ее на тысячах ненужных могил безвинно погибших. Трудной зимой 1943 года мы вместе пробивались долинами смерти. И уже в те дни, в дни Тегерана, лондонское радио прославляло человека, который был послан в Югославию с задачей превратить освободительную борьбу в братоубийственную войну, воздвигнуть на развалинах демократического государства коммунистическую башню смерти. Когда мы расставались в 1944 году, заключив друг друга в объятия как два брата и два солдата, он улыбался, даже несмотря на позорные решения, принятые в Тегеране. Только в глазах Батьки можно было прочитать глубокую грусть, потому что мы уже предчувствовали, что ждет нас в будущем. Что произошло после предательства верного союзника, после того, как Югославия была отдана на растерзание международному коммунизму, хорошо известно всем. Наступил рай, временный, иллюзорный рай для кровопийц, и рабство, нищета, тюрьмы, лагеря и безумные экономические эксперименты для несчастного народа. История все ставит на свои места и снова призывает мертвых праведников. Это долг истории, это наш общий долг перед генералом Дражей Михайловичем, великим героем, верным союзником, всеми преданным мучеником и редким праведником.
(Вальтер Менсфилд,
из выступления перед американскими сербами,
Видовдан, 1953 г.)
Конца нет. Также, как и нет могилы Генерала. Есть истина.
Белград,
октябрь 1994 г.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22