То, что испытывала по отношению к ним Джасмин, можно было бы назвать привязанностью, но никак не интересом или любовью. Джей Ди был банкиром, Сью Эллен – бизнес-дамой на полставки. Специалист по интерьеру – внутренняя отделка и трафаретная раскраска, – она занималась украшением домов сторонников республиканской партии. Работала на дому.
Все уселись в гостиной. На Сью Эллен был умеренно броский темно-зеленый вязаный костюм и темно-зеленые же, идеально подходящие к костюму туфли-лодочки. Средней длины жемчужное ожерелье прекрасно гармонировало с жемчужными запонками. Правильность ее одеяния навевала невыносимую скуку. Мышино-коричневые волосы Сью Эллен были высветлены, покрашены перламутровыми прядками и уложены в аккуратную прическу, напоминающую футбольный шлем. Джей Ди завалился в кресло, закинув ногу на ногу – голубые, хорошего покроя брюки и кожаные, отливающие дорогим блеском туфли. Он поднес к свету свой бокал, понюхал содержимое.
– Персик, дуб, ваниль, много ванили. Сью Эллен обожает ваниль…
– Обожаю ваниль? – подпрыгнула в кресле Сью Эллен. – Терпеть не могу эту гадость!
Джасмин покорно сунула нос в свой бокал вина. Вино принес Джей Ди, держа бутылку, как священный сосуд.
Они с женой недавно купили небольшой виноградник в долине Шенандо и теперь, как коробейники, нахваливали свой товар. На вкус Джасмин вино было как ослиная моча, но все эти годы она держала свое мнение при себе. Вот и сейчас решила не высказываться.
– Оливок? – она придвинула блюдо к Джею Ди. Он взял горсть и съел их, как орехи.
– Мы просто объелись оливками в Мексике. Правда, Везунчик?
– Да уж, – подтвердила Сью Эллен.
– Они их шпигуют всем, чем можно, – сладким перцем, чесноком, острым перцем. От меня несло – не продохнуть.
– Спать с ним не могла. Сказала, ни за что, и все тут.
– В этой чертовой стране и есть-то больше нечего.
– Там така-а-а-я грязь.
– Я все спрашивал про Тех-Мех. Они на меня смотрели, как на сумасшедшего.
– Боюсь, особым умом они не отличаются. Может, солнце слишком припекает…
– Зато мы нашли TGIF. Правда, Везунчик?
– Чуть не бухнулись на колени с криками «Слава богу!».
– Ели мясо с картошкой. Вот настоящая еда. Может, поэтому они все такие низкорослые. Меньше карликов.
– Джей Ди!
– Да нет, правда!
Сью Эллен хихикнула и сцапала еще одну оливку.
– Боже ты мой, – вскинув брови, воскликнула она, когда Джасмин вошла в гостиную с первым блюдом. Это были горячие, только что со сковородки, пирожки с крабами.
– Ой, жирные, – пробормотала она.
Джасмин обернулась и смерила взглядом своего нового смертного врага.
– Сейчас сделаю тебе овощной салатик.
– Да нет, не надо…
– Нет, сделаю. Это быстро.
– Но… – Сью Эллен уже успела учуять лимонно-укропный аромат, шедший от масляных пирожков, которые Джасмин демонстративно пронесла у нее под носом и поставила перед Джеем Ди. Глядя на золотые шарики теста, она надула губки и удрученно принялась ковыряться в салате. Джей Ди с хрустом воткнул вилку в пирожок, положил в рот пышущий жаром шарик и расплылся блаженной улыбкой.
Уговорив одну бутылку, Дэниел пошел в подвал за другой. Джей Ди увязался за ним.
– Ну-у-у, очень даже неплохо, – оглядевшись вокруг, отметил Джей Ди.
Из второго холодильника, который стоял у них в подвале, Дэниел извлек бутылку дорогого вина. Придется потратить на вино на двадцать долларов больше, чем собирался. Но раз Джей Ди пришел, никуда не денешься. Джей Ди взял бутылку, изучил этикетку и, не сказав ни слова, вернул ее Дэниелу.
– Мы только что сделали бассейн. За джакузи, помнишь? – сказал он. – Так что давайте приходите.
– Ты, я смотрю, в хорошей форме.
Джей Ди улыбнулся и похлопал себя по рыхлому животу. Быстро оглянувшись на дверь, он наклонился к Дэниелу.
– Я встречаюсь тут с одной.
– Встречаешься с одной.
– Да ладно, все ты понял. – Джей Ди сделал недвусмысленный жест.
– А-а! – догадался Дэниел.
– Без этого мужику просто никуда. Лучшая на свете зарядка, я тебе скажу.
– Дэниел, – позвала сверху Джасмин.
– Идем.
– Ну, желаю, – хрипло произнес Джей Ди и тяжело засопел в свой стакан.
На следующий день Дэниел, сгорбившись, сидел за рабочим столом и разговаривал по телефону.
– Да ладно, будет вам. Десять месяцев – это ерунда. Театру понадобилось три года, чтобы заплатить за электричество. Алло. Алло? – Он швырнул телефонную трубку. – Кретины!
– Спокойно, учитель, спокойно.
Дэниел поднял глаза и обнаружил сидящего перед ним Джоша, своего бывшего студента, десять месяцев назад отправившегося попытать счастья в Лос-Анджелес. Устроившись в поломанном кресле, парень в сверкающей белой отутюженной футболке и черном с иголочки кожаном пиджаке изучающе оглядывался вокруг.
– Рад видеть, что здесь все по-прежнему.
Дэниел откинулся на стуле, разглядывая Джоша. Среди немногих талантов, которыми, по мнению Дэниела, одарила природа этого полумужчину-полуребенка, было умение со вкусом одеваться и обворожительно улыбаться.
– Чего вернулся? Уволили из посудомоек?
– А как насчет второй роли в триллере про Белый дом?
У Дэниела внутри что-то оборвалось.
– В том самом, с Морганом Фриманом?
– Именно. Я его уважаю, как отца. Но знаете, я у вас многому научился.
Дэниел замахал на него руками.
Джош наклонился к нему и очень серьезно сказал:
– Нет, правда. Вы – настоящий человек. Научили меня всему, что знаю.
Дэниел смущенно пожал плечами.
– Ну, рад, что пошло на пользу.
– Хотя многое из того, чему я научился, в Лос-Анджелесе пришлось забыть. Всю эту чушь про умение делать выбор. Пустая трата времени. Что это дает? Но какой-то прок от этого все-таки был.
– Может, ты что-то делал не так? Почему на занятия не ходил? Глядишь, чему-нибудь и научился бы.
Джош потянулся всем своим почти двухметровым телом. Он был такой крахмально-чистый, что рядом с ним все казалось грязным.
– Пора идти, – сказал он. – Обедаю с Морганом.
У дверей он задержался.
– Вывеску на дверь так и не повесили.
Дэниел устало взглянул на него.
– Что, так трудно было нас найти?
Джош ухмыльнулся.
– Да нет, чего там. Пришлю вам деньжат. Надо привести здесь все в порядок. Народ захочет узнать, где я начинал.
– Привет.
В дверях кабинета стояла Тина. С момента ухода Джоша Дэниел не шелохнулся. Целый час он сидел, уставясь взглядом в сломанный вентилятор на потолке. Во рту пересохло, взгляд потух. Тина проплыла по кабинету, подошла к столу и склонилась над Дэниелом, дыша ему в лицо.
– Что ты говорил про возможность выбора? Подробнее можешь объяснить?
Дэниел не шелохнулся.
Она осторожно коснулась его плеча. Дэниел медленно оторвал взгляд от потолка и посмотрел на Тину. Короткая коричневая замшевая юбка, высокие замшевые сапоги, на губах двойной слой блеска, покачивающиеся холмики груди…
– Выбор… Да, это трудная штука.
– У тебя время есть?
Дэниел резко крутанул шеей, восстанавливая кровообращение.
– Есть полчасика. Кофейку бы выпил. Хочешь?
– Хочу.
– Тогда пошли.
Они вышли на Четырнадцатую улицу. Кофейная культура еще не добралась до Дюпон Серкл, поэтому они отправились на забитую кафе и закусочными Одиннадцатую на пересечении с Седьмой. Дэниел вручил Тине пластиковый стаканчик.
– Обычный или без кофеина?
Она смотрела на двух пьянчуг, вяло дерущихся в проходе между прилавками.
– Э-эй, – окликнул ее Дэниел.
– Что?
– Обычный или без кофеина?
– Обычный, обычный. Пожалуйста.
Дэниел полез в карман брюк за мелочью.
– Вот, возьми, – сказала она. – Позволь мне заплатить, сделай одолжение.
Он отмахнулся и положил монеты на прилавок. Терпеливо ожидавший кассир Брэд ухмыльнулся, ссыпая монетки в ящик.
– Господин мужчина, господин мужчина, – пропел он.
Дэниел постучал по прилавку и вывел Тину на улицу. Он прислонился к фонарному столбу и взглянул на нее. Она смотрела на него преданными глазами. Ветер гнал по земле мусор, сметая его в кучку у ног Тины.
– Так что ты хотела спросить? – он отпил горячего кофе.
– Ну, – начала она, отбросив прилипшую к подметке обертку от биг-мака. – Мне хотелось бы понять, сколько раз можно делать выбор. Ты говорил, что хорошие актеры делают это четырежды. Я что-то запуталась. Я вот что имею в виду. Скажем, я делаю выбор… моя мать умерла, когда мне было одиннадцать, и я была в таком состоянии, что боялась заводить отношения с кем-либо… Потом я делаю другой выбор – мы с отцом прекрасно ладили, поэтому я отправилась к тому парню… а потом подумала, что мой папаша бросил мать на больничной койке, значит, все мужчины – скоты…
Мимо проковылял пьяный, бормоча «Дай мне немножко. Хо-хо. Дай мне чуть-чуть. Хо-хо».
Тина приблизилась к Дэниелу. Он чувствовал ее дыхание. Оторвавшись от столба, он нежно погладил ее по руке.
– А чего ты ожидала? Отеля «Риц»?
– Почему твой театр находится в этом районе?
– Это единственное место, на которое у меня хватило денег. Видела бы ты, как он выглядел сначала. Впрочем, аренда растет с такой скоростью, что я вот-вот окажусь не у дел.
Дэниел отхлебнул кофе и изучающе оглядел свое владение на углу Четырнадцатой улицы. В районе стали появляться добротные дома, но серьезных изменений не произошло. С тех пор как он здесь обосновался, появилась еще парочка театров, но заманить публику можно, лишь построив охраняемую стоянку Пятьдесят процентов потенциальных зрителей и носа не суют дальше К-стрит, по-прежнему боясь тихих и темных улочек восточной части Северо-Запада.
Тина прижалась к Дэниелу.
– Но почему ты здесь? В Вашингтоне. Ты же такой талантливый. Твое место в Нью-Йорке. Или в Лос-Анджелесе.
Дэниел помолчал, потом выдвинул свое обычное оправдание:
– Я не мог оставить семью.
Тина смотрела на него полными слез глазами.
– Это так благородно!
– Что – благородно?
– Что ты пожертвовал собой во имя семьи.
Дэниел пожал плечами и со стоическим видом отвернулся.
Тина взяла его за руку.
– А она… она понимает, чем ты пожертвовал?
Из всех растений Джасмин больше всего по душе был базилик. Она растерла листочек между пальцев и глубоко вдохнула острый лакричный аромат. Базилик – чувственное растение. Шелковисто-зеленый, он тянется к горячему солнцу, а корни его стынут в холодной почве. Базилик прекрасно сочетался со всеми ее любимыми ингредиентами: зрелыми помидорами, жареной бараниной, мясистой моцареллой. Джасмин оторвала три листочка базилика, росшего в горшке на подоконнике, мелко порезала тонкой стружкой и бросила в салат, а потом добавила столовую ложку тертой апельсиновой цедры. Сегодняшний обед будет полон сюрпризов. Она хотела не только произвести впечатление на своего гостя, но и устроить представление. Они начнут с томатного супа. На дно глубокой суповой чашки она положит запеченный на гриле и фаршированный песто помидор, и – ложка за ложкой – он предстанет во всей красе. Потом подаст куриную грудку, фаршированную козьим сыром и мятой. На десерт будут варенные в коньяке и шоколаде груши.
Джасмин в последний раз помешала суп, заглянула под двойную крышку кастрюли, в которой плавился шоколад, и выключила духовку – куриные грудки подрумянивались слишком быстро. Пора было одеваться. Но как только она поднялась в комнату, зазвенел дверной звонок. Джасмин чертыхнулась и бросилась открывать, на ходу отдирая от футболки присохший соус.
Генри Николе стоял, опершись на зонтик, и созерцал ее пионы. Генри был ее секретным оружием. Он, ее агент, знал всех. В частности, он был хорошим другом ее бывшего издателя Гарретта. Генри приглашали на рыбалку и в загородный дом Гарретта в округе Св. Мэри. Джасмин надеялась, что он сумеет убедить Гарретта изменить свое мнение. А может, продаст ее идею другому издателю. Правда, рядом с Генри ей всегда было неуютно. Он «вел себя так, что она чувствовала себя пигмеем на фоне его выразительного и доходного литературного таланта. Ей казалось, что, если она, боже сохрани, напишет что-нибудь путное, что станет продаваться, он запросто сможет утопить ее в пруду за своим домом.
– Заходи, Генри.
– Я вижу, твои пионы в последних судорогах гидролакадии.
– Прости, не поняла?
– Умирают от жажды.
Вручив ей свой зонтик, он прошествовал в дом. Джасмин с почтительностью приняла зонтик и положила на лучший стул в прихожей.
– Проходи, проходи, я так рада, что ты пришел.
– У меня всего час.
– Конечно, конечно. Ты такой занятой человек.
Проводя Генри в оранжерею через кухню, Джасмин приоткрыла дверцу духовки. Ноздри Генри затрепетали.
Он уселся в плетеное кресло.
– Аперитив? – спросила Джасмин.
– Давай.
– Бокал «Пуйи фюме»? Или, может, белого вина с содовой? Или хересу?
– Скотч с водой.
– Прекрасная мысль.
Он откинулся в кресле, вытащил пачку «Лаки Страйк» без фильтра и закурил. Его тощая физиономия скрылась в клубах дыма. Не говоря ни слова, Генри взял стакан.
– Тебе, наверно, интересно, для чего я тебя попросила…
– Слыхал про твою блестящую идею.
– Ну… да.
– Бешеная конкуренция среди этих поваренных книг. Жизнь бы положил, чтобы понять почему.
– Мне кажется, я могла бы внести свой вклад…
– Не напрягайся, я не агент. Но мог бы посоветовать, как это лучше проделать. А то у тебя на лбу крупными буквами написано отчаяние.
Джасмин покраснела до самых кончиков напедикюренных ногтей.
– Начнем с супа?
Генри с натугой поднялся из кресла, потащился на кухню и плюхнулся за стол, который Джасмин украсила цветными итальянскими салфетками и ковриками под горячее. Он, как маленький, заложил салфетку за воротник, отхлебнул огромный глоток изысканнейшего шардонне, которое Джасмин купила по такому случаю, и запил его остатками скотча.
Джасмин ложкой подцепила фаршированный помидор, положила его в глубокую плошку и сверху залила супом. Поставила плошку перед Генри и стала ждать. Генри попробовал суп, потянулся за солонкой, щедро посолил и принялся хлебать, не дожидаясь Джасмин.
– Мне кажется, я могла бы написать действительно хорошую книгу.
– А вот это совершенно никого не волнует. Люди получают контракты на принципиально других основаниях. Реальные ценности не имеют никакого значения. Единственно важная вещь – то, как тебя воспринимают. Вот над чем тебе надо работать. Над отношением к тебе публики.
Он зачерпнул песто. Джасмин замерла, ожидая восторженной улыбки на его лице. Вместо этого он опять потянулся к солонке.
– И как я должна над этим работать?
– Надо определить позицию. Связи с общественностью. Телефонные звонки. Люди этого не делают. Они убедили себя в том, что этим должен заниматься кто-то другой. Мол, они художники, а не рекламные агенты. И если есть на свете Бог – а его, разумеется, нет, – то он сделает так, что все увидят их достоинства. Поэтому они сидят и, как наивные школьницы, ждут у моря погоды. Очень печальная картина. А есть и другие – не способнее табуретки, зато кого хочешь убедят, что эта работа именно для них. И не только убедят, а еще и притворяться станут, будто не хотят за нее браться, чем еще больше набьют себе цену.
Он бросил ложку в тарелку и вытер жирный подбородок. Джасмин поставила перед ним следующее блюдо – хрустящую, истекающую соусом из козьего сыра куриную грудку с гарниром из паровых овощей. Он ткнул вилкой в соус.
– Это что?
– Козий сыр.
– Вижу.
– Ты не любишь козий сыр?
Генри пожал плечами и начал лениво ковырять овощи.
– Может, хочешь сандвич?
– А салями есть?
– Да. Салями, ветчина, еще осталась индейка и сыр – швейцарский и чеддер.
– Звучит неплохо.
Она убрала со стола оскорбительное для его вкуса блюдо, слазила в холодильник и вернулась с огромной банкой горчицы и бутылью майонеза. Генри одобрительно рыгнул. Джасмин подумала про себя, что груши лучше не подавать, а накормить его ванильным мороженым.
– Связи с общественностью, говоришь?
Генри сосредоточенно прожевал кусок, горчичные пузыри исчезли с его губ.
– Говорю тебе, не надо никого умолять. Веди себя так, будто ты выше этого. Что ты одолжение делаешь, соглашаясь на работу.
– Но они меня ни в грош не ставят.
– Помнишь школу и самого популярного в ней парня? Если бы он дал тебе отставку, а ты бы все милочкой да душечкой увивалась вокруг, удалось бы тебе его захомутать?
– Да, пожалуй, ничего бы не вышло.
– А вот девица, которая заполучила бы его, оставалась бы с ним до тех пор, пока не отхватила бы себе другого, из колледжа.
– Ты хочешь сказать, что я должна пойти к Гарретту и заявить: «Знаешь, ты меня всерьез не принимал, но ты мне тоже не очень-то нужен. Я собираюсь прорваться в „Даблдэй"»?
– И будешь не первой.
– Безумие какое-то.
– Тогда поступай как знаешь. Что ты собираешься делать? Послать ему домашних пирожков и приложить сентиментальную записочку?
Джасмин отодвинула свой бокал. Ее планы рушились на глазах.
– Я думала, есть более легкий, прямой путь.
– Это тебе не детский сад, дорогуша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25