В доме, мимо которого он проходил, была распахнута дверь, и он услышал отчаянные женские крики. Вероятно, женщина ругала ребенка, который громко плакал, или ссорилась с мужем, но что-то в ее голосе показалось Джо странным. Он перемахнул через забор, вошел в дом и увидел, как мужчина избивает мальчонку не старше восьми лет. Ребенок уже лишился одного переднего зуба, весь пол был залит кровью.
При виде такого зверства у Джо помутилось в глазах, и, как он потом объяснял Эду, он начал молотить мерзавца и не остановился до тех пор, пока не прибыл патруль, который увез негодяя.
Жена выдвинула обвинение против мужа, но потом, когда дело дошло до суда, попросила законников о снисходительности к нему.
Незадолго до смерти Джо сам Эд попал в похожую ситуацию, и против него велось служебное расследование. В одну из последних встреч они с Джо принесли упаковку пива на причал за Экспоцентром и сидели там, наблюдая, как между Французским кварталом и набережной Альжьер курсирует паром.
– Я в Лейк-Чарлзе получил за это медаль. А ты в Новом Орлеане попал в передрягу. Вот куда в этом городе заводит благородство, – с горечью заметил Джо.
Эд никогда не думал о Джо как о благородном человеке, но тот был именно таким. Несмотря на щетину, пожелтевшие от сигарет пальцы, потертую одежду, пьянство и неухоженные волосы, свисавшие на лоб и воротник, Джо был исключительно порядочным и надежным человеком. Человеком, на которого всегда можно было положиться. Даже пьяным он не мог совершить бесчестного поступка.
После смерти Линны О’Брайен примчался, чтобы увидеть Джо. Дождавшись, когда окончится долгий допрос, попросил разрешения поговорить с ним.
Входя в комнату без окон, в которой Джо допрашивали с пристрастием с тех самых пор, как он снова обрел дар речи, Эд ожидал увидеть бывшего напарника возбужденным, обезумевшим от горя и ужаса, разгневанным из-за того, что его подозревают.
Но то, что его ждало, было гораздо хуже.
Джо смотрел на Эда таким безразличным взглядом, словно был уже мертв. Когда его отпустили, Эд отвез приятеля к себе домой и не давал уйти, пока официальные лица не закончили свою дотошную работу в квартире Джо. Эд заставлял его есть, не давал напиться, потом – поскольку ничего лучшего не придумал – попытался сам напоить его.
Взгляд Джо оставался отсутствующим. Тем более странно было видеть слезы в его безжизненных глазах.
Узнав, что Джо наложил на себя руки, Эд не удивился. Однако ему самому было необходимо выяснить, мог ли Морган убить Линну. Поэтому он занялся расспросами. Но единственное, чего ему в результате удалось добиться, – это восстановить против себя Этана Коллинза, детектива, который вел дело Моргана. Коллинз никогда не прощал даже мнимых оскорблений. Прошли годы, а они едва здоровались, и Эд подозревал, что именно из-за Коллинза его так долго не производили в детективы.
Устав колесить по городу, Эд вернулся домой, налил себе пива и уселся на кухне, вспоминая, как порой, когда напряжение на службе становилось невыносимым, он замечал, что разговаривает с пустым сиденьем в машине, словно Джо все еще был рядом.
И вот эта женщина снова разворошила прошлое. Ему было ненавистно то, что она всюду сует свой нос, напоминает всем – напоминает ему – об этой печальной истории. Но может, действительно настало время, чтобы кто-то о ней напомнил?
Он заметил в беседе с ней, что ему доводилось консультироваться с экстрасенсами. Честно говоря, ему приходилось делать это не раз. Поначалу он скептически относился к тому, что кто-то, положив руки на какой-нибудь предмет, утверждал, будто видит человека, которому этот предмет принадлежал, или, дотронувшись до рукава свитера маленькой девочки, уверял, что она убита. Но чаще всего догадки экстрасенсов подтверждались, описания жертв или подозреваемых были абсолютно точными, такими же точными, как описание Хейли Мартин человека, которого она в жизни не видела.
И Эд с удивлением понял: он хочет, чтобы ей открылась правда, хочет разрешить мучившие его сомнения. Завтра он обязательно подумает, чем может ей помочь.
Глава 8
На следующий день, хотя встреча с Луи де Ну была назначена на два часа, Хейли решила приехать в его контору на полчаса раньше, чтобы посидеть у него в приемной, поговорить с его секретаршей и попытаться составить представление о том, что за человек брат Линны. А уж потом она решит, насколько можно быть с ним откровенной.
Хейли ожидала увидеть небольшое официальное здание, а не дом с элегантным каменным фасадом, высокой дубовой резной дверью и старинными бронзовыми светильниками по обе стороны от нее. Не ожидала она также и того, что офис окажется закрытым. Что ж, оставалось лишь ждать.
За несколько минут до назначенного времени Луи де Ну показался из-за угла. Хейли узнала его не по детскому образу, который представал в ее снах, а потому, что он оказался очень похож на взрослую Линну.
Оба были высокими, волосы – цвета воронова крыла. Только у Линны они ниспадали на плечи волнами, а у Луи обрамляли лицо короткими завитками. Он по-прежнему носил старомодные круглые очки, в каких Хейли видела его во сне. Эти очки, а также деловой темный костюм и трость делали его похожим на денди начала века.
Хейли дождалась, когда он, подойдя ко входу, достал ключи, и представилась.
Он нахмурился:
– Мы ведь назначили встречу на два часа, не так ли? – Его голос звучал ровно, мелодично, слова он произносил отчетливо. Она легко могла представить себе, как он выступает в суде.
– Я была готова ждать, – ответила она.
– Понимаю. – Он отпер дверь, она проследовала за ним в дом.
Приемная выглядела роскошно. Резные деревянные панели на стенах, старинные медные украшения на потолке в виде замысловатых виноградных лоз, отягощенных гроздьями, и деревянные полы – все было ухоженным. В одном углу стояли два дивана, обтянутых мягкой темно-красной кожей. Стол со стеклянной столешницей располагался на великолепном бухарском ковре между ними. На столе секретаря в другом углу лежала лишь небольшая стопка почты – больше ничего.
Хейли успела заметить все это прежде, чем прошла за де Ну в его личный кабинет.
Это помещение являло собой словно бы продолжение первой комнаты, но было гораздо меньшим, поэтому казалось, что обшитые такими же деревянными панелями стены давят. С портрета, висевшего над газовым камином, Анри де Ну смотрел скорее сурово, чем благодушно. Вряд ли клиенты чувствуют себя тут уютно, решила Хейли. Впрочем, поскольку Анри де Ну специализировался на уголовных делах, едва ли он ставил перед собой такую цель.
Де Ну предложил ей кофе, она отказалась. Он налил себе чашку из кофейника, стоявшего на углу стола. От поднимавшегося от кофе пара его очки запотели, и он снял их, чтобы протереть. Без очков Луи был еще больше похож на Линну, хотя его близорукие глаза казались невидящими. Хейли почувствовала неловкость и отвела взгляд.
– Вы сказали моей секретарше, что вы писательница, и перечислили несколько своих книг. Названия впечатляют, мисс Мартин, особенно название книги о вашем сыне. Эта книга очень тронула мою секретаршу, когда она ее читала. Однако, если у вас дело, касающееся вашей профессии, должен предупредить: авторское право – не моя сфера.
– Я пришла поговорить о вашей сестре, – ответила Хейли.
– О Линне? – Он казался изумленным. – С какой стати?
– В силу ряда удивительных совпадений я причастна к истории вашей сестры и хочу использовать ее в качестве сюжета своего нового романа. Мне требуется на это ваше разрешение.
– Понимаю. – Если он и любил Линну, если память о ней причиняла ему боль, он ничем не выдал себя. – А что это за совпадения?
Хейли рассказала Луи де Ну о комнате, рисунке и частично о том, что поведал ей Берлин. Сны описывать не стала.
– Вы собираетесь упоминать нашу фамилию? – спросил он.
– Нет, хотя, если быть откровенной, в книге будет немало деталей, по которым читатель, наслышанный о трагедии Линны, сможет догадаться, на чем основан сюжет.
– Мое разрешение необходимо? – спросил он тем же бесстрастным тоном, словно речь шла не о члене его семьи, а о постороннем человеке.
– Нет, но я хотела бы иметь его.
– Это честно и гораздо более милосердно, чем поведение репортеров в то время, когда убийство Линны волновало едва ли не всю страну. Скажите, а как вы собираетесь трактовать ее смерть?
– Как финал трагической любви. Морган любил вашу сестру. Каким бы ни был истинный мотив убийства, я собираюсь писать художественное произведение и расставлю акценты по-своему.
– Вы разговаривали с ее мужем? – Впервые в голосе де Ну послышалось хоть какое-то чувство, скорее всего отвращение.
– С ее бывшим мужем? К моменту своей смерти она уже не была его женой.
– Это не имеет значения. Карло ваше замечание не понравилось бы. Это предостережение, мисс Мартин, помните о нем.
Хейли старалась очень точно подбирать слова, желая быть уверенной, что произведет на де Ну именно то впечатление, на какое рассчитывала.
– Мне не важно мнение мистера Буччи о моей книге. Меня заботят лишь ваши чувства. И я хотела бы получить разрешение именно у вас.
– Могу я подумать до завтра? А еще лучше – могу я пригласить вас сегодня поужинать? Если вы собираетесь вникать в… дела моей сестры – давайте это назовем так, – я бы хотел знать о вас немного больше.
– Это справедливо. Я свободна вечером.
Он написал свой домашний адрес на обороте визитной карточки и вручил ей. Адрес был известен Хейли, но она ничего не сказала. Хотя она и не чувствовала, что этот человек опасен, холодная отстраненность Луи де Ну казалась неприятной и странной. Адвокаты обязаны уметь скрывать чувства, но Луи и Линна были очень близки. Даже если они разошлись в какой-то момент, чувства должны были остаться.
В реальности, казалось, произошел сдвиг, когда Хейли, пройдя через чугунные ворота дома де Ну, поднялась на белое крыльцо и через дверь вошла в свой сон. Однако, оказавшись внутри, она обнаружила, что сходство с прошлым исчезло.
Стены, некогда оклеенные обоями с рисунком в виде ирисов, теперь были выкрашены белой краской. Газовый камин из маленькой гостиной убрали, на его месте красовалась облицованная бело-голубой плиткой голландская печь. Темные полированные полы отциклевали и покрыли нежно-голубой атласной краской. А великолепные резные деревянные украшения арочных проемов расписали под мрамор: по серому полю шли розовато-лиловые и серебристые прожилки. Дизайн изменили столь радикально, что было понятно: цель у хозяина могла быть лишь одна – сделать так, чтобы эти комнаты ничем не напоминали прошлого.
Только лестница осталась прежней – черные лакированные столбцы, перила из светлого дуба. Хейли едва успела бросить взгляд вокруг себя, как де Ну повел ее через столовую и огромную кухню с дубовым, облицованным кафелем рабочим столом-островом посередине в просторную комнату-солярий в задней части дома.
Хотя пристроена комната была скорее всего недавно, она не нарушала очаровательного стиля старого дома. Во внешней стене – три высоких арочных окна с резными деревянными рамами. В пролетах между ними – более узкие окна с витражами в виде геометрического рисунка. Комната освещалась мягким светом газовых светильников, без сомнения, призванных давать отдых глазам Луи де Ну. Хейли прошла по красному черепичному полу к чудесному цветнику, полюбовалась завязывающимися бутонами орхидей и пышно цветущими азалиями. Выглянув из-за цветов в сад, она увидела, что и там горят светильники. От чужих глаз сад защищала высокая каменная стена.
Неподалеку от двери черного хода стояли две плетенные из бамбука скамейки и столик со стеклянной столешницей, на которой лежала ее книга «Как умирал Аарон». Хейли хотелось узнать, что думает о книге Луи, но она не спросила. Возле двери, ведущей в кухню, располагались ажурные белые чугунные стулья и такой же квадратный столик с бутылкой вина в ведерке со льдом.
– Какая чудесная комната, – сказала Хейли.
– Благодарю вас. Я пристроил ее в прошлом году, – ответил де Ну тем же бесстрастным голосом, каким говорил днем о смерти сестры.
– Вы сами все придумали?
– И почти все сделал сам. Мне нравится быть исключением из правила, гласящего, что интеллектуалы ничего не умеют делать руками.
Остроумное замечание было произнесено без всякой интонации.
– Удивительно, что у вас хватает на это времени, – заметила Хейли.
– У меня небольшая практика. Не вижу резона увеличивать свое состояние, раз мне не на что его тратить – у меня нет наследников. Что же касается известности, то мой отец позаботился о том, чтобы ее хватило на несколько поколений. – Произнося это, он быстро вынул пробку из бутылки, разлил вино по бокалам, взял свою тарелку и жестом пригласил Хейли сделать то же. Они проследовали на кухню, где на множестве блюд их ожидали деликатесы, в том числе лосось, сваренный в укропной воде.
– Вы еще и прекрасно готовите, – заметила Хейли.
– Иногда. Но чаще я ужинаю вне дома. Люблю местную кухню. А вы? Мы, креолы, так же примитивны, как и наша кухня. Такое можно встретить лишь в тех местах, где люди собирают мелких ракообразных и высасывают из них мясо.
Его улыбка выдавала неуверенность и ту же внутреннюю слабость. «Неужели он настолько болен?» – подумала Хейли.
– Варварский обычай, вам не кажется? – спросил де Ну.
Наполнив тарелки, они вернулись в солярий. Поставив свою тарелку на стол, он отодвинул стул для Хейли. Его рука коснулась при этом ее обнаженного плеча, и она едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть. Несмотря на свою привлекательность, Луи де Ну не был мужчиной, чье прикосновение могло оказаться приятным Хейли.
За ужином она смеялась его остроумным замечаниям, сосредоточив все свое внимание на нем – не из любопытства, а из осторожности. Похоже, он не возражал против ее вопросов о Линне и отвечал на них с удивившей Хейли искренностью.
– Многие годы я был обречен жить во тьме, мисс Мартин…
– Зовите меня, пожалуйста, Хейли. Я выросла на Среднем Западе. У нас там не принято церемонничать, особенно за ужином.
– Хорошо, Хейли. Много лет я был прикован к дому, чтобы мои глаза имели возможность отдохнуть и, возможно, излечиться. Пока я лежал здесь один, Линна жила за нас двоих. – Теперь он говорил оживленнее, но в хрипловатом голосе слышалась печаль. – Мы были близки, – продолжал он. – Из-за моей замкнутости и ее… давайте деликатно назовем это «склонностью к приключениям»… мы стали половинками идеального целого и в некотором роде уравновешивали друг друга.
– Уравновешивали друг друга? – переспросила Хейли.
– Я не переносил резкого света классных комнат, поэтому Линна делала для меня записи. Сомневаюсь, что она ходила бы в школу, если б не нужно было помогать мне. Даже папа едва ли смог бы ее заставить. Но из любви ко мне она приносила домашние задания и тщательно записывала лекции. Впрочем, думаю, она просто фиксировала на бумаге слова, которые не имели для нее никакого смысла. Мы оба обожали приключенческие романы, и она мне их читала: Дюма, Стивенсона, Мелвилла.
Приносила она мне и школьные сплетни. Но что самое для меня дорогое – Линна рассказывала мне о своей жизни все. Я знал детали ее поездок в дельту с Жаклин, знал все заклинания и магические формулы, которым та обучила сестру. Мне известно, когда она утратила невинность, где, с кем и как это случилось. Я знаю обо всех ее романах, о всех случайных любовниках, а также о тех, кто привлекал ее своими знаниями и силой духа.
– Вы говорите о ее увлечениях так… откровенно.
– Вам кажется это странным? Но мы ведь близнецы, Хейли, мы были целым только вместе. Думаю, все было бы по-другому, если б каждый из нас не оказался ущербным. Линну уважали, но не любили одноклассники. У меня же из-за того, что плохое зрение сильно ограничивало мою активность, друзей вообще было очень мало. Она стала моим лучшим другом. Что касается ее жизни… я не слишком одобряю то, что она делала, но никогда не осуждал и теперь не осуждаю ее. Именно поэтому она делилась со мной всеми своими секретами, а я надежно хранил их в своем сердце.
– Судя по всему, теперь у вас намного лучше со зрением, – заметила Хейли.
– Бывает по-разному. Когда начинается головная боль и свет режет глаза, я закрываюсь в этом доме и напоминаю себе, какое счастье, что я вообще что-то способен видеть.
– Когда Линна покинула этот дом?
– После школы она отправилась в Джорджтаун, потому что так хотел папа. Поскольку отметки у нее были не блестящие, он даже нажал на кое-какие пружины. Она ненавидела университет и, не дожидаясь провала на экзаменах, вернулась домой в середине семестра. К тому времени я тоже учился в университете, здешнем, луизианском. Мои успехи, не в пример «достижениям» Линны, были отличными, и впервые на моей памяти папа оставил сестру в покое и сосредоточил все внимание на мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37