Морланд наклоняется вперед и продолжает внимательно смотреть на меня.
– Я быстро проехала к пристани на машине и на этот раз увидела на реке огонек. Это могла быть только «Минерва». Она стояла на своем обычном месте. И тогда я отправилась к ней. Чтобы посмотреть… – Я опускаю голову и, упреждая незаданный Морландом вопрос, поясняю: – Отправилась на плоскодонке. Потому что у пристани стояла только она. Я не знала, как опустить подвесной мотор в воду. И если бы даже сделала это, то все равно не умела его заводить. И тогда стала работать веслом, как на каноэ, зная, что в это время течение мне поможет. Я чуть было не промахнулась и не проплыла мимо яхты. Поняв, что меня несет мимо, начала грести, как сумасшедшая. В конце концов мне удалось ухватиться за трос нашего «Зодиака», стоявшего возле «Минервы», и подтянуть плоскодонку к яхте.
Картина встает перед моими глазами во всех красках. Меня охватывает ужас той ночи.
– Он был… мертв.
Морланд кивает, как будто именно это он и ожидал услышать.
– Сомнений не было, – перехожу я на шепот, – он был мертв. Я проверила пульс и все такое. У него… – Воспоминания наваливаются на меня, мой голос прерывается. – У него были открыты глаза.
Он снова кивает.
– Возле него лежало ружье, – тихо произношу я. На несколько секунд я замолкаю, потом продолжаю чуть окрепшим голосом: – Я долго сидела рядом с Гарри. Не знаю, час или больше. Да, я покрыла его морской картой. Ничего другого не смогла найти. Карта была большая… – Мне трудно говорить. Я делаю резкое движение головой и замолкаю. До сих пор я ясно вижу кровь. Удивительно яркий красный цвет. Вижу, как она блестит на свету. Широко раскрытый рот Гарри, как будто он только что начал зевок. – И вот я сидела рядом с ним…
Сидела и рыдала. Но я не говорю об этом. Рыдала и стонала до тех пор, пока не охрипла. До тех пор, пока не поняла бессмысленность своих рыданий.
– Я испытывала ужас и одновременно злость, – тихо рассказываю я. – Все вспоминала события последних дней и не могла понять, почему он так… Почему он мне ничего не сказал…
Морланд протягивает руку и кладет на мою ладонь.
– Самое страшное то, что он мне никогда ничего не говорил.
Воспоминания захлестывают меня. Я снова думаю о том, что так разъярило меня, когда я привязала плоскодонку к поручням яхты и вскарабкалась на палубу «Минервы». Отнюдь не то, что Гарри не рассказал мне о своих проблемах, я и не ожидала этого от него. Я была в ярости от того, что он столь нагло предал и меня, и Кэти. И что к своему предательству шел так долго.
Теплая рука Морланда сжимает мою ладонь.
– Я поняла тогда, почему он сделал это, – произношу я со вздохом. – Единственное, что могло заставить его совершить такой поступок, – это…
Ричард убирает свою руку и внимательно слушает. Последние отблески солнца бросают тени на его лицо.
– Я думаю, в те дни вот-вот должно было вскрыться дело с благотворительными деньгами. Видимо, люди из фонда уже прижали Гарри, и он не мог перенести мысли о позоре. – Я смотрю на плывущий далеко в открытом море корабль и его мерцающие в сгущающейся темноте огоньки. – Кроме того, у него были долги. Сложности с бизнесом. И… – я спотыкаюсь, – …другие проблемы. Но главное, что его терзало – это мысль о скандале. Уверена в этом.
Несколько секунд я молчу.
– И что же произошло дальше? – тихо спрашивает Морланд.
– Дальше?
– На «Минерве», – мягко подсказывает он. – Что произошло там?
– О… – Я возвращаюсь к своему повествованию. – Я сидела и думала. О том, как это все ужасно и одновременно бессмысленно. Да, бессмысленно. А потом… Потом подумала о детях. – Я бросаю взгляд на Морланда, у которого детей нет, и вдруг с опаской думаю, а что, если он меня не поймет. – О том, что будет с ними после произошедшего. Какой отпечаток на их жизнях оставит самоубийство отца. О том, что люди всегда будут шептаться за их спинами. О том, что Кэти и Джош станут… мечеными. И что им никогда не освободиться от этого пятна. И меня охватила злость… Злость на Гарри за то, что он оказался таким эгоистом. Я понимаю, что это не делает мне чести. Понимаю, что должна была чувствовать нечто другое. Но я ничего не могла с собой поделать. Я была просто зла.
– Это естественно, – ровным голосом говорит Морланд, – я уверен, что естественно.
– Особенно разозлила меня бессмысленность этого поступка Гарри.
Здесь начинается самая трудная часть. Именно в этой части своей истории я могу совершить принципиальную ошибку.
– Ведь самоубийством он ничего не искупал. Напротив, лишь усиливал обвинения в свой адрес в том случае, если бы дело о мошенничестве с благотворительными деньгами выплыло наружу. Представляешь, что бы это значило для детей? Эта мысль была для меня непереносима. Мысль о страшном позоре, который ляжет на два существа, меньше других заслуживающих его. И меньше других способных его вынести. Я понимаю, что в конце своей жизни Гарри был болен и предъявлять к нему какие-то претензии отчасти и несправедливо, но он должен был подумать об этом. Он должен был подумать о детях. А поскольку он не сделал этого, то думать о них должна была я. – Я чувствую, что Морланда очень интересует то, что произошло дальше. – И вот я сидела и думала об их будущем, – торопливо продолжаю я, – о том, что должна сделать все, чтобы избавить их от этого позора… О том, что впереди у них целая жизнь… Теперь, когда Гарри был мертв, они оставались для меня самым важным делом, самой большой ответственностью.
Я бросаю взгляд на Ричарда и мне кажется, что в его глазах проблескивают искорки некоторого недоверия к моим словам, но тут же лицо его освещается понимающей улыбкой, и я чувствую, что он пока на моей стороне.
Холодный ветер дует мне в шею, и я поднимаю боковое стекло почти до самого верха. Шуршание гальки и рокот волн становятся неслышными, их место занимает затянувшаяся пауза.
– В конце концов я пришла к мысли о том, что должен быть какой-то конкретный способ защитить их. По-моему, на эту мысль я натолкнулась, думая о благотворительных деньгах. Воображая, что каким-то образом можно уговорить попечителей фонда закрыть глаза на это дело. Например, предложив вернуть им пропавшую сумму в обмен на обещание никогда не разглашать его обстоятельства. У Гарри денег не было. И я это знала, но полагала, что смогу где-нибудь одолжить приличную сумму. Или что-нибудь продать. Наконец, воспользоваться страховкой Гарри… – горько усмехаюсь я, – он ведь застраховал свою жизнь. Я не знала точно, на какую сумму, но не меньше, чем тысяч на двести. Этого было бы достаточно, чтобы расплатиться с благотворительным фондом… И тут меня как током ударило… Я же никогда не получу денег по его страховке! Ведь страховые возмещения по самоубийствам не выплачиваются! Разве не так? – саркастически смеюсь я, и этот смех неприятно отдается у меня в ушах. – Боже! Я сидела совсем ошарашенная. Даже по страховке – ничего! Я почувствовала, что не только для Гарри, но и для меня жизнь кончена. Видимо, я находилась в шоке. Скорее всего, так и было, иначе никогда не решилась бы на то, что сделала. Я не смогла бы даже подумать об этом. – Я устало откидываю голову на подголовник кресла и блеклым голосом заканчиваю: – Об остальном можешь догадаться сам.
Голос Морланда глух, в нем звучит изумление, близкое к неверию:
– Ты вывела «Минерву» в море?
– Да.
– Ты… – Ричард с трудом подбирает слова, – затопила ее?
Я еле заметно киваю.
Пока Морланд ошарашенно смотрит перед собой, я в уме проигрываю только что сказанное ему. И чем внимательнее прислушиваюсь к собственным словам, тем менее убедительными они мне кажутся. В выдуманной мною истории вижу сплошные неувязки, начиная с самой идеи о том, что сидя в каюте рядом с мертвым мужем я могла так подробно и неторопливо обдумывать свою жизнь. Меня подмывает сделать некоторые добавления, чтобы закрыть наиболее зияющие прорехи, но какой-то инстинкт предостерегает меня от этого. Что-то подсказывает мне, что дополнительные объяснения лишь подчеркнут мою неуверенность и отчаяние.
– Расскажи мне, как? Как тебе это удалось?
– Ты насчет яхты?
– Я имею в виду вообще все. Я тру лицо рукой.
– И сама не знаю. Видимо, меня вело провидение. И еще страх. – Голос у меня дрожит.
– Но ты ведь никогда не ходила на яхте дальше устья реки.
– Это правда, – гортанно смеюсь я.
– Так расскажи. Расскажи все.
В этом вопросе уже другой Морланд. Бывший морской пехотинец, отличный моряк и эксперт по технике выживания. Человек, склонный к детективным исследованиям.
Эта часть рассказа не представляет для меня большого труда. Ведь я излагаю реальные события. Тем не менее выдерживаю солидную паузу, судорожно «прозванивая» свою историю на возможные несоответствия.
– В общем, – наконец говорю я, – у меня была целая ночь, чтобы все приготовить. «Минерва» была полностью на ходу. Электричество работало. Гарри всегда говорил: главное, чтобы электрическая цепь была в порядке. Ключ находился в замке зажигания. Попробовала завестись, и двигатель заработал с пол-оборота. Перед отплытием я отправилась на «Зодиаке» домой и собрала кое-какие вещи: непромокаемый костюм, теплую одежду и ножовку… Я взяла ножовку из гаража.
– Значит, ты уже тогда знала, как затопишь яхту? С помощью ножовки?
– Эта мысль пришла мне в голову случайно. Дело в том, что несколько лет назад Гарри попросил меня помочь ему с ремонтом яхты. Конечно, «помочь» – это громко сказано. Я просто находилась рядом с ним – оказывала моральную поддержку. Это было в те времена, когда яхта для Гарри была еще в новинку и он многое делал на ней сам. В тот день он менял шланг, по которому вода за бортом может поступать внутрь яхты…
– Шланг впускного отверстия.
– Именно. В общем, когда он этот шланг снял, то вода буквально хлынула внутрь яхты. Оказалось, не до конца была завернута эта штука с колесиком…
– Запорный вентиль.
– Да, запорный вентиль. Его по какой-то причине заклинило. И вот пока Гарри судорожно возился с ним, вода продолжала хлестать внутрь яхты. В конце концов Гарри справился с вентилем, но я видела, сколько трудов ему стоило снять с него старый шланг. Пришлось разогревать хомуты и все такое. А ведь Гарри был достаточно сильный. И я поняла, что мне одной не одолеть это и нужно придумать другой способ. И тут в голову пришла мысль о пиле. Я вспомнила, что Гарри сменил резиновый шланг на трубу из мягкого пластика, отпилить которую не составит труда. – Я вдруг прислушиваюсь к своему голосу, и мне начинает казаться, что мои действия выглядят очень уж расчетливыми. Поэтому добавляю: – Но не подумай, что я была в состоянии распланировать все это. Нет. Все получилось как-то само собой. Когда я наконец вернулась на яхту, сложнее всего для меня было разобраться с плоскодонкой. Я никак не могла опустить подвесной мотор в воду. Перепробовала все. Казалось, что эта операция осуществляется одним нажатием рычага. Я не знала, что сначала нужно, подтянув мотор, снять его со стопора, а потом с помощью рычага поставить в рабочее положение. А ведь мотор этот довольно тяжелый. В конце концов с этой операцией я справилась, но на нее ушло немало времени. Потом запуск мотора. Я не часто имела дело с лодкой. Конечно, плавала в ней в качестве пассажира, но сама никогда не управляла. Я знала, что мотор включается с помощью ключа, который должен был быть спрятан под кормовым сиденьем – однажды Гарри совал его туда. Но ключа под сиденьем не оказалось. Подумав, что придется еще раз возвращаться в дом за запасным ключом, я почти уже сдалась. Но… не могла отказаться от того, на что решилась. – Я яростно тру пальцами лоб. – Я оставалась в состоянии шока и действовала импульсивно. Просто знала, что должна как-то выправить ситуацию. – Я бросаю взгляд на Морланда, как бы ища у него поддержку. – Конечно, ничего уже нельзя было исправить, но я чувствовала, что все равно должна попытаться сделать хоть что-то позитивное в ситуации полной катастрофы, постигшей меня и моих детей.
На несколько секунд между нами повисает молчание. Морланд отворачивается в сторону, и я не вижу выражения его лица.
– В конце концов я нашла ключ от плоскодонки. В ящике для морских карт. Я попробовала завести лодку, но безрезультатно. Ключ в замке зажигания поворачивался, но мотор молчал. Молчал, словно мертвый. Я вспомнила, как Гарри в этом случае толкал вперед какую-то ручку возле руля. Что это?
– Ручка газа, которая одновременно служит для включения сцепления, – пояснил Ричард.
– Я и так и сяк пробовала завести мотор. Наконец нашла еще какой-то рычажок, который, как оказалось, нужно толкнуть вперед…
– Да, чтобы включить сцепление, – кивает Морланд. – Иначе двигатель не заведется.
Я стучу пальцем себе по виску, как бы показывая, насколько я тупая.
– Так вот. В конце концов я разобралась со всем этим и завела мотор. Но провозилась довольно долго.
… Снова меня оглушает ревущий на корме мотор. Этот звук, кажется, разносится по всей реке, привлекая любопытных. Я в нерешительности: дать двигателю немного прогреться (он работает неровно и прерывисто) или выключить его и нырнуть в спасительную тишину. С минуту я раздумываю, потом глушу мотор. Упавшая на реку тишина отдается в ушах так же резко, как и рев работающего двигателя.
– Потом я ждала. В каюте «Минервы». Ждала, пока немного рассветет. Может быть, я ненадолго забылась коротким сном, хотя, не думаю. Как только затеплился рассвет, я включила двигатель яхты. Меня трясло от страха. Страх был настолько сильным, что я почувствовала приступ тошноты. Подошла к поручням, перегнулась через них, и меня вырвало. Потом я отвязала яхту от буя, забежала в каюту и толкнула рычаг сцепления вперед. «Минерва» тронулась. Я вздохнула с облегчением, поскольку не была уверена, что смогу сдвинуть ее с места. Я думала… – Однако эти свои размышления я опускаю. – Удивительно, но яхта более или менее слушалась меня. Раньше я никогда не управляла ею. Ну, может, в течение нескольких минут, когда Гарри, занятый какими-то важными делами, просил подержать штурвал. Максимум, что я усвоила, это то, что штурвал нужно вращать не в сторону поворота, а в противоположном направлении. В общем, как бы то ни было, я плыла. Напряженно следила за сигнальными буями, боялась пропустить хоть один и повторяла себе: «Красный обходить справа! Красный обходить справа!» Что касается швартовочных буев и отмелей возле Уолдрингфилда, то я знала, где огибать их, потому и вспомнила о них во время нашей поездки на твоей лодке.
– Я тоже помню эту поездку, – мягко замечает Ричард. Что-то в его голосе подсказывает мне: он действительно хорошо помнит тот эпизод. Несущийся на парусной лодке мальчик, которого я своим криком предупредила об отмели…
– С «Зодиаком» у меня получилось хуже. Я не смогла надежно привязать его к плавучему бую, и ночью его отнесло вниз по реке. Во всяком случае, обнаружила «Зодиак», только когда уже вернулась назад.
– На илистой отмели, где его и видел Уэлли Смит?
Я неопределенно киваю. Мысленно я снова на «Минерве», приближающейся к узкому устью реки. Вижу перед собой только море. Ощущаю подрагивание корпуса яхты под ударами волн. Со страхом думаю об отмелях и снова испытываю приступы дурноты.
– Я не знала, в каком направлении мне следует выходить из устья реки. Просто двигалась вперед. Над водой стоял туман, видимость плохая. По моим предположениям где-то впереди должны были быть отмели, ведь о них было столько разговоров. Но никаких знаков я не видела, и буи не попадались. Оставалось только молиться и надеяться. Качка усиливалась. Один раз я даже упала. И вдруг… Прямо по курсу вода стала совсем другая. С более ровной поверхностью, по которой гуляла лишь легкая рябь. Я сразу же все поняла. Не умом, а чувствами. И тогда, резко отвернув от этого участка, пошла в другом направлении. Через несколько минут я обнаружила, что поворот оказался слишком резким, и неясная линия прямо по курсу – это берег. Так что я фактически возвращаюсь назад. Пришлось снова поменять курс. Не исключаю, что описала полный круг. Тогда я решила посмотреть на компас. Но не умела им пользоваться. Я понимала, мне нужно было идти на восток, но что при этом должен показывать компас?
Морланд, который, видимо, не ожидал, что мне нужен его ответ, торопливо ответил после затянувшейся паузы:
– Девяносто градусов.
– А… Значит, девяносто… – Перед моими глазами снова пляшет стрелка компаса. – Девяносто. Я примерно так и думала. Но было уже поздно. Я попала в район отмелей и выбраться оттуда уже не могла. – Меня передергивает от ужаса. – Вокруг ревут волны. Меня словно парализовало. От страха я перестала соображать. Мозг отключился. Чисто автоматически гнала яхту вперед. – Я делаю паузу, чтобы передохнуть. – А потом… Потом этот ужасный треск. Яхта остановилась, как вкопанная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Я быстро проехала к пристани на машине и на этот раз увидела на реке огонек. Это могла быть только «Минерва». Она стояла на своем обычном месте. И тогда я отправилась к ней. Чтобы посмотреть… – Я опускаю голову и, упреждая незаданный Морландом вопрос, поясняю: – Отправилась на плоскодонке. Потому что у пристани стояла только она. Я не знала, как опустить подвесной мотор в воду. И если бы даже сделала это, то все равно не умела его заводить. И тогда стала работать веслом, как на каноэ, зная, что в это время течение мне поможет. Я чуть было не промахнулась и не проплыла мимо яхты. Поняв, что меня несет мимо, начала грести, как сумасшедшая. В конце концов мне удалось ухватиться за трос нашего «Зодиака», стоявшего возле «Минервы», и подтянуть плоскодонку к яхте.
Картина встает перед моими глазами во всех красках. Меня охватывает ужас той ночи.
– Он был… мертв.
Морланд кивает, как будто именно это он и ожидал услышать.
– Сомнений не было, – перехожу я на шепот, – он был мертв. Я проверила пульс и все такое. У него… – Воспоминания наваливаются на меня, мой голос прерывается. – У него были открыты глаза.
Он снова кивает.
– Возле него лежало ружье, – тихо произношу я. На несколько секунд я замолкаю, потом продолжаю чуть окрепшим голосом: – Я долго сидела рядом с Гарри. Не знаю, час или больше. Да, я покрыла его морской картой. Ничего другого не смогла найти. Карта была большая… – Мне трудно говорить. Я делаю резкое движение головой и замолкаю. До сих пор я ясно вижу кровь. Удивительно яркий красный цвет. Вижу, как она блестит на свету. Широко раскрытый рот Гарри, как будто он только что начал зевок. – И вот я сидела рядом с ним…
Сидела и рыдала. Но я не говорю об этом. Рыдала и стонала до тех пор, пока не охрипла. До тех пор, пока не поняла бессмысленность своих рыданий.
– Я испытывала ужас и одновременно злость, – тихо рассказываю я. – Все вспоминала события последних дней и не могла понять, почему он так… Почему он мне ничего не сказал…
Морланд протягивает руку и кладет на мою ладонь.
– Самое страшное то, что он мне никогда ничего не говорил.
Воспоминания захлестывают меня. Я снова думаю о том, что так разъярило меня, когда я привязала плоскодонку к поручням яхты и вскарабкалась на палубу «Минервы». Отнюдь не то, что Гарри не рассказал мне о своих проблемах, я и не ожидала этого от него. Я была в ярости от того, что он столь нагло предал и меня, и Кэти. И что к своему предательству шел так долго.
Теплая рука Морланда сжимает мою ладонь.
– Я поняла тогда, почему он сделал это, – произношу я со вздохом. – Единственное, что могло заставить его совершить такой поступок, – это…
Ричард убирает свою руку и внимательно слушает. Последние отблески солнца бросают тени на его лицо.
– Я думаю, в те дни вот-вот должно было вскрыться дело с благотворительными деньгами. Видимо, люди из фонда уже прижали Гарри, и он не мог перенести мысли о позоре. – Я смотрю на плывущий далеко в открытом море корабль и его мерцающие в сгущающейся темноте огоньки. – Кроме того, у него были долги. Сложности с бизнесом. И… – я спотыкаюсь, – …другие проблемы. Но главное, что его терзало – это мысль о скандале. Уверена в этом.
Несколько секунд я молчу.
– И что же произошло дальше? – тихо спрашивает Морланд.
– Дальше?
– На «Минерве», – мягко подсказывает он. – Что произошло там?
– О… – Я возвращаюсь к своему повествованию. – Я сидела и думала. О том, как это все ужасно и одновременно бессмысленно. Да, бессмысленно. А потом… Потом подумала о детях. – Я бросаю взгляд на Морланда, у которого детей нет, и вдруг с опаской думаю, а что, если он меня не поймет. – О том, что будет с ними после произошедшего. Какой отпечаток на их жизнях оставит самоубийство отца. О том, что люди всегда будут шептаться за их спинами. О том, что Кэти и Джош станут… мечеными. И что им никогда не освободиться от этого пятна. И меня охватила злость… Злость на Гарри за то, что он оказался таким эгоистом. Я понимаю, что это не делает мне чести. Понимаю, что должна была чувствовать нечто другое. Но я ничего не могла с собой поделать. Я была просто зла.
– Это естественно, – ровным голосом говорит Морланд, – я уверен, что естественно.
– Особенно разозлила меня бессмысленность этого поступка Гарри.
Здесь начинается самая трудная часть. Именно в этой части своей истории я могу совершить принципиальную ошибку.
– Ведь самоубийством он ничего не искупал. Напротив, лишь усиливал обвинения в свой адрес в том случае, если бы дело о мошенничестве с благотворительными деньгами выплыло наружу. Представляешь, что бы это значило для детей? Эта мысль была для меня непереносима. Мысль о страшном позоре, который ляжет на два существа, меньше других заслуживающих его. И меньше других способных его вынести. Я понимаю, что в конце своей жизни Гарри был болен и предъявлять к нему какие-то претензии отчасти и несправедливо, но он должен был подумать об этом. Он должен был подумать о детях. А поскольку он не сделал этого, то думать о них должна была я. – Я чувствую, что Морланда очень интересует то, что произошло дальше. – И вот я сидела и думала об их будущем, – торопливо продолжаю я, – о том, что должна сделать все, чтобы избавить их от этого позора… О том, что впереди у них целая жизнь… Теперь, когда Гарри был мертв, они оставались для меня самым важным делом, самой большой ответственностью.
Я бросаю взгляд на Ричарда и мне кажется, что в его глазах проблескивают искорки некоторого недоверия к моим словам, но тут же лицо его освещается понимающей улыбкой, и я чувствую, что он пока на моей стороне.
Холодный ветер дует мне в шею, и я поднимаю боковое стекло почти до самого верха. Шуршание гальки и рокот волн становятся неслышными, их место занимает затянувшаяся пауза.
– В конце концов я пришла к мысли о том, что должен быть какой-то конкретный способ защитить их. По-моему, на эту мысль я натолкнулась, думая о благотворительных деньгах. Воображая, что каким-то образом можно уговорить попечителей фонда закрыть глаза на это дело. Например, предложив вернуть им пропавшую сумму в обмен на обещание никогда не разглашать его обстоятельства. У Гарри денег не было. И я это знала, но полагала, что смогу где-нибудь одолжить приличную сумму. Или что-нибудь продать. Наконец, воспользоваться страховкой Гарри… – горько усмехаюсь я, – он ведь застраховал свою жизнь. Я не знала точно, на какую сумму, но не меньше, чем тысяч на двести. Этого было бы достаточно, чтобы расплатиться с благотворительным фондом… И тут меня как током ударило… Я же никогда не получу денег по его страховке! Ведь страховые возмещения по самоубийствам не выплачиваются! Разве не так? – саркастически смеюсь я, и этот смех неприятно отдается у меня в ушах. – Боже! Я сидела совсем ошарашенная. Даже по страховке – ничего! Я почувствовала, что не только для Гарри, но и для меня жизнь кончена. Видимо, я находилась в шоке. Скорее всего, так и было, иначе никогда не решилась бы на то, что сделала. Я не смогла бы даже подумать об этом. – Я устало откидываю голову на подголовник кресла и блеклым голосом заканчиваю: – Об остальном можешь догадаться сам.
Голос Морланда глух, в нем звучит изумление, близкое к неверию:
– Ты вывела «Минерву» в море?
– Да.
– Ты… – Ричард с трудом подбирает слова, – затопила ее?
Я еле заметно киваю.
Пока Морланд ошарашенно смотрит перед собой, я в уме проигрываю только что сказанное ему. И чем внимательнее прислушиваюсь к собственным словам, тем менее убедительными они мне кажутся. В выдуманной мною истории вижу сплошные неувязки, начиная с самой идеи о том, что сидя в каюте рядом с мертвым мужем я могла так подробно и неторопливо обдумывать свою жизнь. Меня подмывает сделать некоторые добавления, чтобы закрыть наиболее зияющие прорехи, но какой-то инстинкт предостерегает меня от этого. Что-то подсказывает мне, что дополнительные объяснения лишь подчеркнут мою неуверенность и отчаяние.
– Расскажи мне, как? Как тебе это удалось?
– Ты насчет яхты?
– Я имею в виду вообще все. Я тру лицо рукой.
– И сама не знаю. Видимо, меня вело провидение. И еще страх. – Голос у меня дрожит.
– Но ты ведь никогда не ходила на яхте дальше устья реки.
– Это правда, – гортанно смеюсь я.
– Так расскажи. Расскажи все.
В этом вопросе уже другой Морланд. Бывший морской пехотинец, отличный моряк и эксперт по технике выживания. Человек, склонный к детективным исследованиям.
Эта часть рассказа не представляет для меня большого труда. Ведь я излагаю реальные события. Тем не менее выдерживаю солидную паузу, судорожно «прозванивая» свою историю на возможные несоответствия.
– В общем, – наконец говорю я, – у меня была целая ночь, чтобы все приготовить. «Минерва» была полностью на ходу. Электричество работало. Гарри всегда говорил: главное, чтобы электрическая цепь была в порядке. Ключ находился в замке зажигания. Попробовала завестись, и двигатель заработал с пол-оборота. Перед отплытием я отправилась на «Зодиаке» домой и собрала кое-какие вещи: непромокаемый костюм, теплую одежду и ножовку… Я взяла ножовку из гаража.
– Значит, ты уже тогда знала, как затопишь яхту? С помощью ножовки?
– Эта мысль пришла мне в голову случайно. Дело в том, что несколько лет назад Гарри попросил меня помочь ему с ремонтом яхты. Конечно, «помочь» – это громко сказано. Я просто находилась рядом с ним – оказывала моральную поддержку. Это было в те времена, когда яхта для Гарри была еще в новинку и он многое делал на ней сам. В тот день он менял шланг, по которому вода за бортом может поступать внутрь яхты…
– Шланг впускного отверстия.
– Именно. В общем, когда он этот шланг снял, то вода буквально хлынула внутрь яхты. Оказалось, не до конца была завернута эта штука с колесиком…
– Запорный вентиль.
– Да, запорный вентиль. Его по какой-то причине заклинило. И вот пока Гарри судорожно возился с ним, вода продолжала хлестать внутрь яхты. В конце концов Гарри справился с вентилем, но я видела, сколько трудов ему стоило снять с него старый шланг. Пришлось разогревать хомуты и все такое. А ведь Гарри был достаточно сильный. И я поняла, что мне одной не одолеть это и нужно придумать другой способ. И тут в голову пришла мысль о пиле. Я вспомнила, что Гарри сменил резиновый шланг на трубу из мягкого пластика, отпилить которую не составит труда. – Я вдруг прислушиваюсь к своему голосу, и мне начинает казаться, что мои действия выглядят очень уж расчетливыми. Поэтому добавляю: – Но не подумай, что я была в состоянии распланировать все это. Нет. Все получилось как-то само собой. Когда я наконец вернулась на яхту, сложнее всего для меня было разобраться с плоскодонкой. Я никак не могла опустить подвесной мотор в воду. Перепробовала все. Казалось, что эта операция осуществляется одним нажатием рычага. Я не знала, что сначала нужно, подтянув мотор, снять его со стопора, а потом с помощью рычага поставить в рабочее положение. А ведь мотор этот довольно тяжелый. В конце концов с этой операцией я справилась, но на нее ушло немало времени. Потом запуск мотора. Я не часто имела дело с лодкой. Конечно, плавала в ней в качестве пассажира, но сама никогда не управляла. Я знала, что мотор включается с помощью ключа, который должен был быть спрятан под кормовым сиденьем – однажды Гарри совал его туда. Но ключа под сиденьем не оказалось. Подумав, что придется еще раз возвращаться в дом за запасным ключом, я почти уже сдалась. Но… не могла отказаться от того, на что решилась. – Я яростно тру пальцами лоб. – Я оставалась в состоянии шока и действовала импульсивно. Просто знала, что должна как-то выправить ситуацию. – Я бросаю взгляд на Морланда, как бы ища у него поддержку. – Конечно, ничего уже нельзя было исправить, но я чувствовала, что все равно должна попытаться сделать хоть что-то позитивное в ситуации полной катастрофы, постигшей меня и моих детей.
На несколько секунд между нами повисает молчание. Морланд отворачивается в сторону, и я не вижу выражения его лица.
– В конце концов я нашла ключ от плоскодонки. В ящике для морских карт. Я попробовала завести лодку, но безрезультатно. Ключ в замке зажигания поворачивался, но мотор молчал. Молчал, словно мертвый. Я вспомнила, как Гарри в этом случае толкал вперед какую-то ручку возле руля. Что это?
– Ручка газа, которая одновременно служит для включения сцепления, – пояснил Ричард.
– Я и так и сяк пробовала завести мотор. Наконец нашла еще какой-то рычажок, который, как оказалось, нужно толкнуть вперед…
– Да, чтобы включить сцепление, – кивает Морланд. – Иначе двигатель не заведется.
Я стучу пальцем себе по виску, как бы показывая, насколько я тупая.
– Так вот. В конце концов я разобралась со всем этим и завела мотор. Но провозилась довольно долго.
… Снова меня оглушает ревущий на корме мотор. Этот звук, кажется, разносится по всей реке, привлекая любопытных. Я в нерешительности: дать двигателю немного прогреться (он работает неровно и прерывисто) или выключить его и нырнуть в спасительную тишину. С минуту я раздумываю, потом глушу мотор. Упавшая на реку тишина отдается в ушах так же резко, как и рев работающего двигателя.
– Потом я ждала. В каюте «Минервы». Ждала, пока немного рассветет. Может быть, я ненадолго забылась коротким сном, хотя, не думаю. Как только затеплился рассвет, я включила двигатель яхты. Меня трясло от страха. Страх был настолько сильным, что я почувствовала приступ тошноты. Подошла к поручням, перегнулась через них, и меня вырвало. Потом я отвязала яхту от буя, забежала в каюту и толкнула рычаг сцепления вперед. «Минерва» тронулась. Я вздохнула с облегчением, поскольку не была уверена, что смогу сдвинуть ее с места. Я думала… – Однако эти свои размышления я опускаю. – Удивительно, но яхта более или менее слушалась меня. Раньше я никогда не управляла ею. Ну, может, в течение нескольких минут, когда Гарри, занятый какими-то важными делами, просил подержать штурвал. Максимум, что я усвоила, это то, что штурвал нужно вращать не в сторону поворота, а в противоположном направлении. В общем, как бы то ни было, я плыла. Напряженно следила за сигнальными буями, боялась пропустить хоть один и повторяла себе: «Красный обходить справа! Красный обходить справа!» Что касается швартовочных буев и отмелей возле Уолдрингфилда, то я знала, где огибать их, потому и вспомнила о них во время нашей поездки на твоей лодке.
– Я тоже помню эту поездку, – мягко замечает Ричард. Что-то в его голосе подсказывает мне: он действительно хорошо помнит тот эпизод. Несущийся на парусной лодке мальчик, которого я своим криком предупредила об отмели…
– С «Зодиаком» у меня получилось хуже. Я не смогла надежно привязать его к плавучему бую, и ночью его отнесло вниз по реке. Во всяком случае, обнаружила «Зодиак», только когда уже вернулась назад.
– На илистой отмели, где его и видел Уэлли Смит?
Я неопределенно киваю. Мысленно я снова на «Минерве», приближающейся к узкому устью реки. Вижу перед собой только море. Ощущаю подрагивание корпуса яхты под ударами волн. Со страхом думаю об отмелях и снова испытываю приступы дурноты.
– Я не знала, в каком направлении мне следует выходить из устья реки. Просто двигалась вперед. Над водой стоял туман, видимость плохая. По моим предположениям где-то впереди должны были быть отмели, ведь о них было столько разговоров. Но никаких знаков я не видела, и буи не попадались. Оставалось только молиться и надеяться. Качка усиливалась. Один раз я даже упала. И вдруг… Прямо по курсу вода стала совсем другая. С более ровной поверхностью, по которой гуляла лишь легкая рябь. Я сразу же все поняла. Не умом, а чувствами. И тогда, резко отвернув от этого участка, пошла в другом направлении. Через несколько минут я обнаружила, что поворот оказался слишком резким, и неясная линия прямо по курсу – это берег. Так что я фактически возвращаюсь назад. Пришлось снова поменять курс. Не исключаю, что описала полный круг. Тогда я решила посмотреть на компас. Но не умела им пользоваться. Я понимала, мне нужно было идти на восток, но что при этом должен показывать компас?
Морланд, который, видимо, не ожидал, что мне нужен его ответ, торопливо ответил после затянувшейся паузы:
– Девяносто градусов.
– А… Значит, девяносто… – Перед моими глазами снова пляшет стрелка компаса. – Девяносто. Я примерно так и думала. Но было уже поздно. Я попала в район отмелей и выбраться оттуда уже не могла. – Меня передергивает от ужаса. – Вокруг ревут волны. Меня словно парализовало. От страха я перестала соображать. Мозг отключился. Чисто автоматически гнала яхту вперед. – Я делаю паузу, чтобы передохнуть. – А потом… Потом этот ужасный треск. Яхта остановилась, как вкопанная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46