Я начинаю с книжных полок, с самой нижней. Снимаю каждую книгу и внимательно просматриваю ее от корки до корки. Так я двигаюсь по кабинету. Занятие неожиданно приносит мне некоторое облегчение. И я понимаю, почему: после этого я смогу быть уверена, что по крайней мере одна комната в доме больше не преподнесет мне сюрпризов.
Проходит несколько телефонных звонков. Пока они попадают на автоответчик. В коридоре раздается голос Джилл, объявляющей о своем приходе. Тут же начинает гудеть пылесос.
Я перехожу ко второму ряду полок. Здесь стоят старые тома в кожаных переплетах. Все про политику. Гарри купил уже готовую подборку у одного букиниста. Он прочел лишь несколько старинных трудов, заявив, что на чтение классики у него не хватает времени, так как он слишком занят вопросами современной политики.
Над кожаными фолиантами расположились биографии нынешних политических деятелей. Три – о Маргарет Тэтчер, еще несколько – о предыдущих премьер-министрах. Еще выше стоят книги по географии. Гарри любил время от времени их просматривать. На самой верхней полке виднеются аккуратные стопки журнала «Нэшнл джиогрэфик», несколько лет назад Гарри собирал его.
Через час я делаю небольшой перерыв. Желая чем-то занять себя под кофе, достаю крупного формата книгу об Индии и отвлеченно листаю ее. Когда я кладу ее на место, мое внимание привлекает том, поставленный корешком внутрь.
Это художественный альбом. Но весьма своеобразный. В нем фотографии обнаженной женской натуры. Красивые тела, неожиданные ракурсы, искусная подсветка, достаточно смелые позы.
Вроде ничего неприличного, если бы не возраст моделей. Они выглядят совсем детьми, хотя с уверенностью определить их возраст, конечно, трудно. Лица у всех повернуты в сторону или закрыты падающими волосами.
Я пролистываю страницы альбома. Фотографии все более смелые. Мне становится неприятно. То ли от самих фотографий, то ли от мысли, что Гарри сидел здесь, в кабинете, и разглядывал их.
Звонит телефон.
– Получили ли вы мое письмо, Эллен? И финансовую программу?
Я узнаю голос Гиллеспи, и меня сразу же охватывает беспокойство. Кроме того, я удивлена, что он называет меня просто по имени.
Я бормочу слова благодарности и сообщаю, что пока не успела как следует изучить программу.
– Не торопитесь, время есть, – произносит Гиллеспи каким-то необычным тоном. Что-то мне в нем не нравится. – Просто хотел сказать, что в случае необходимости, я мог бы подъехать к вам и объяснить все подробно.
Теперь понятно: в голосе Гиллеспи присутствует искусственная дружелюбность. Именно искусственная. И она ему не подходит.
В чем причина этого звонка и его предложения? Я еще раз благодарю Гиллеспи и говорю, что перезвоню ему позже, через несколько дней.
– Конечно, не торопитесь, – повторяет он.
Я уже собираюсь закончить разговор, но не тут-то было. Гиллеспи продолжает говорить. Он рассказывает мне, как удачно ему удалось организовать дело с продлением срока закладной по дому, в результате чего на последующие полгода я буду весьма сносно обеспечена деньгами.
Слушая его, я опираюсь локтями на стол и смотрю на альбом с обнаженными телами.
– Кстати, – говорит Гиллеспи, – я подобрал новую риэлтерскую фирму, которая займется нашей недвижимостью в Шордитче. Прежняя фирма перестала меня устраивать.
Я осторожно выдвигаю кресло и сажусь за стол.
– Они экономили на персонале, а это всегда сказывается на результатах работы. Я не могу обещать, что новые агенты моментально найдут покупателя, но мне кажется, они могут придать этому делу свежий импульс.
В голове у меня зарождаются неясные подозрения. За всем этим, похоже, стоит Джек.
– Эллен, вы слушаете?
– Я… Разве прежняя фирма не находила клиентов?
– Было всего одно предложение. И, как я вам уже говорил, оно было совершенно неприемлемым.
– И других больше не было?
– Нет. – Гиллеспи настораживается. – А почему вы спрашиваете?
– Мне сказали, что здание в Шордитче уже несколько недель назад предложено одному частному лицу.
– Кто вам сказал? – властно спрашивает Гиллеспи, забыв про свой псевдодружеский тон.
Если у них с Джеком был разговор об этом, то он знает ответ.
– Я звонила в риэлтерскую фирму.
– Ах, вот как? – Гиллеспи делает секундную паузу. – Не знаю, с кем вы там разговаривали, но уверяю вас, что это не так. – Как бы спохватившись, он уже спокойнее добавляет: – Значит, вы сообщите мне, если захотите получить пояснения по поводу программ?
Мы завершаем разговор. И я знаю, Гиллеспи уверен, что ловко от меня отделался. Что ж, посмотрим.
Я возвращаюсь к полкам. Боже, сколько здесь пыли! Джилл до них, судя по всему, никогда не добиралась. Я механически просматриваю книги, пока, сняв очередную, не обнаруживаю лежащий у задней стенки большой коричневый конверт. Приходится снять несколько книг, прежде чем мне удается вытащить его.
Большой толстый конверт без всяких надписей. Внутри – фотографии. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что это такое. Еще одна тайна Гарри.
Эти фотографии не выдерживают сравнения с теми, из художественного альбома. Они гораздо примитивнее, хотя какая-то работа над освещением, видимо, проводилась. В принципе снимки нельзя оценить как грубую порнографию, но они достаточно откровенны.
Женщины на них очень молодые. Это, скорее, девочки с наивными лицами, маленькими грудями и мальчишескими бедрами. Мужчины гораздо старше и крупнее. На всех фотографиях женщины связаны: то ли ремнями, то ли цепями. Мужчины грубо удерживают их мощными волосатыми руками. Каждый сюжет – это как бы прелюдия к изнасилованию.
Говорят, что даже самые спокойные и сдержанные мужчины любят изредка посмотреть на такие изображения. Мне попадались специальные статьи, в которых врачи утверждают, что от этого нет никакого вреда. Не уверена. Мне кажется, подобного рода снимки провоцируют мужчин на жестокое отношение к женщинам, будят нездоровые инстинкты, которые, по-моему, лучше оставить нетронутыми.
Неужели Гарри занимался этим с Кэролайн Палмер? Несколько месяцев назад эта мысль сильно ранила бы меня. Теперь я знаю, что в жизни есть просто необъяснимые вещи.
Сколько раз прокручивала я в голове эти трудные думы! Что же произошло? Может, я не удовлетворяла Гарри в постели? Может, разочаровала его еще чем-то? Но чем? Постепенно, тысячу раз укоряя себя в том, что между нами случилось, я стала смотреть на нашу с Гарри жизнь фаталистически. И поняла: что бы я ни делала, мне никогда бы не удалось изменить внутренний мир Гарри. Внутренний мир, который сформировался главным образом под влиянием его несчастного детства.
Наши с ним интимные отношения уже давно превратились в муку. Когда однажды ночью мы лежали напряженные и расстроенные после очередной неудачной попытки, я осмелилась предложить обратиться к специалисту.
– К какому специалисту? – в голосе Гарри закипело раздражение.
– Не знаю. – Я уже готова отступить. – К психотерапевту. К человеку, с которым можно говорить о своих проблемах.
– К болтуну? – издевательски смеется Гарри.
– К профессионалу. К подготовленному врачу.
– И о чем мы будем с ним говорить?
– О наших проблемах.
– И что это за проблемы?
– Не знаю. В том-то все и дело, что не знаю. – Я не упоминаю о Кэролайн Палмер, продолжая притворяться, будто ее не существует.
– Не знаешь? – Гарри садится на кровати. – Здорово! Я тоже не знаю.
Повисает молчание. Гарри прекрасно понимает, в чем проблема, но не хочет этого признать. Я тоже ничего не говорю.
– Боже правый! – Гарри уже почти кричит. – Я нуждаюсь в понимании и поддержке, а вместо этого получаю эти глупости! – Он буквально дрожит от ярости и кажется, что сейчас ударит меня. Но Гарри сдерживается, вскакивает с кровати и уходит в ванную.
Несколько дней спустя подобная сцена повторяется. Начинается все с моего невинного замечания о том, что нам необходимо уделять больше внимания детям. Гарри заводится с пол-оборота. Масла в огонь подливает выпитая им приличная доза спиртного. Гарри уже не сдерживается и, схватив меня за руки, яростно встряхивает. Думаю, он не намеревался сделать мне больно, но синяки не сходили несколько дней.
В следующий раз он почти ударил меня. Точнее, сильно толкнул. Какой оскорбленной я тогда себя почувствовала!
Я понимала: в такие минуты Гарри был сам не свой. Убеждала себя, что злость не в его характере. Однако стала бояться таких вспышек, которые могли окончательно разрушить наши отношения. И хотя чувствовала, что добром все это не кончится, убедила себя терпеть. Терпеть во имя нашего брака.
Теперь, оглядываясь назад, понимаю, что совершила тогда крупнейшую ошибку.
Я засовываю фотографии в конверт, кладу его в большой пакет и, наглухо запечатав с помощью степлера, бросаю в ведро для мусора.
Я продолжаю рыться на полках вплоть до обеда, когда заставляю себя пойти на кухню и что-нибудь съесть. Перед едой принимаю аспирин, чтобы остановить начинающуюся головную боль. Немного прогулявшись по саду и досмотрев почту, еду в школу за Джошем. Но на самом деле я просто убиваю нестерпимо медленно тянущееся время.
Мы с Морландом проходим в оранжерею и садимся на свои обычные места в плетеные кресла. Ричард открывает бутылку вина. Такое начало вечера превратилось у нас уже в ритуал. Мы договорились не касаться вопроса о спасательном судне. И оба исходим из того, что если появятся какие-то новости, нам сообщат.
Мы пьем вино и ведем неспешную беседу. Я чувствую, что в компании с Ричардом успокаиваюсь. Он создает мне ощущение защищенности.
Появляется Джош, держа в охапке несколько учебников. Он спрашивает, о чем ему написать в сочинении. Внимательно выслушивает советы Морланда, менее внимательно – мои. Джош топчется вокруг нас (явно тянет время), но наконец уходит.
Разговор у нас перепрыгивает с темы на тему. Ричард рассказывает об инциденте с тренером из яхт-клуба – тот сильно разозлился из-за того, что его бывшая жена вновь собралась замуж и устроил скандал на свадебной церемонии.
Мне жалко тренера и я размышляю вслух:
– Может, ему следовало просто поговорить со своей бывшей женой? И она изменила бы свое решение?
Морланд скептически поджимает губы.
– Не думаю. Такие решения люди легко не меняют.
– Но по статистике большинство людей после разводов сожалеют о случившемся, – мягко возражаю я.
– По статистике? – с сомнением в голосе произносит Морланд. – Но ведь она берет в расчет только одну сторону, не так ли? А что думает другая?
– Другая всегда может бороться.
– Бороться?
– Да, бороться за сохранение брака.
– Может быть, может быть… Но бить морду новому мужу – это уж слишком.
– Не знаю, – полушутливо говорю я. – Во всяком случае, в этом можно увидеть и проявление настойчивости, а такое качество всегда привлекает.
– Сомневаюсь. – Ричард изображает на лице гримасу. – Уж лучше принимать жизнь такой, какая она есть.
Возникает пауза. Мы оба не решаемся развивать тему дальше. Иначе разговор затронет наши судьбы. Несколько раз Морланд упоминал о своей жене. Ее зовут Триция. Она специалист по средневековым гобеленам и работает на одну известную транснациональную корпорацию. Много ездит. Любит театр. Детей у них нет.
Примерно в таком же объеме я рассказываю Морланду о Гарри. Наши путешествия. Смешные случаи из его парламентской жизни. Отдых. У меня возникает мысль, что, по моим рассказам, у Ричарда может сложиться впечатление, будто мы с Гарри были счастливы в браке.
Морланд говорит о том, что через два дня должен снова ехать в Саудовскую Аравию. Отложить поездку не удалось. Он обещает звонить.
– Я вернусь в Англию в пятницу, но к вам смогу подъехать не раньше понедельника, – произносит он каким-то странным тоном. – Дело в том, что на уикэнд сюда приедет Триция. – Ричард смотрит на меня так, будто хочет сказать: «Тут уж ничего не поделаешь.»
– О! – восклицаю я с неестественным оживлением. – Это же здорово!
Несколько секунд Морланд молчит. У меня создается впечатление, что он мучительно подыскивает слова, чтобы сказать что-то еще, но он лишь подливает в бокалы вина.
Нарушая наконец паузу, Морланд спрашивает, чем я сегодня занималась. Я говорю, что искала кое-какие бумаги.
– Какие именно?
– Вся беда в том, что этого не знаю и я сама.
– В них важные сведения?
– Да, они могут иметь большое значение.
Ричард молча ждет.
И тогда я начинаю говорить. Мне необходимо перед кем-нибудь открыться, а Морланд – единственно подходящий для этого человек.
– Речь идет о том, что, по некоторым данным, произошла пропажа солидной суммы денег, за которую отвечал Гарри. – Краска стыда проступает у меня на лице. – Денег, собранных на благотворительном концерте, организованном с помощью Гарри. – Я смотрю в сторону лужайки. – Люди из благотворительного фонда считают, что Гарри знал, что произошло с деньгами. Они подозревают его в незаконном их сокрытии. – Я рассказываю о счетах от фирмы «Маунтбэй», о том, что их не могут найти, о платежных поручениях, на которых стоят подписи Гарри и престарелого члена попечительского совета. О том, что никто не может установить характер услуг, которые оказывала благотворительному обществу «Маунтбэй». Я рассказываю о компании «Симмондс Митчел» и стараюсь изобразить дело хоть немного в пользу Гарри. – Если он и использовал деньги для того, чтобы играть на бирже, то должен был действовать, исходя из желания приумножить их в интересах общества, – говорю я, понимая, что это звучит неубедительно.
Морланд слушает меня очень внимательно. Глаза у него серьезные. Он смотрит куда-то вдаль, слегка покачивая головой. Это, видимо, должно означать одновременно и неверие в мои слова, и сожаление.
– И что же именно вы надеялись найти? – спрашивает он наконец.
– Что-нибудь. Адрес «Маунтбэй». Имя или телефон кого-нибудь, кто связан с этой фирмой. Кто мог бы пролить свет на ситуацию.
– И ничего?
– Пока ничего.
– Вы обращались к юристам?
– Нет. Но я говорила об этом Гиллеспи. Он сказал мне, что никаких доказательств вины Гарри нет. Поэтому, дескать, я могу быть спокойна. Заверил, что благотворительное общество никогда не обратится в суд. Я, лично, сомневаюсь, да и дело-то совсем не в этом, правильно?
– Когда это произошло, Эллен?
– Деньги пропали в течение последнего года. Последняя выплата в адрес «Маунтбэй» произведена в январе.
Кресло под Морландом жалобно скрипит. Он наклоняется вперед и упирается локтями в колени. Его хмурый взор устремлен в сад. Пару раз Ричард взглядывает на меня, как бы желая получить подтверждение каким-то своим тревожным мыслям. Наконец от спрашивает:
– Раньше вы ничего не знали об этом деле с «Маунтбэй»?
– Нет. Я видела, что Гарри чем-то озабочен, но думала, все это из-за экономического спада…
– А сейчас? Вы считаете, он переживал из-за «Маунтбэй»?
– Ему, видно, было очень тяжело. Эта мысль о потере всех денег, о позоре…
– Так вы думаете… – Морланд останавливается на полуслове.
– Да, мне часто приходила в голову мысль о том, что это могло быть самоубийство. – Я отворачиваюсь и горестно машу рукой. – Не знаю, почему. Поэтому я и увезла детей. Боялась, что тело Гарри найдут, и все станет ясно. Поэтому и не хотела, чтобы искали обломки яхты.
На лице у Ричарда проступает понимание.
– Так вот в чем дело…
– Я не хотела, чтобы смерть Гарри омрачила бы жизнь моих детей.
– Но Эллен… – Морланд подыскивает слова. – Прошло столько времени. Они ничего уже не смогут найти. Я имею в виду тело Гарри.
– Может быть, – с сомнением произношу я. – Но я боюсь… – Мой голос понижается до шепота. – Я боюсь, что они найдут ружье.
Морланд в изумлении смотрит на меня.
– Я не уверена… Но мне кажется, что оно исчезло именно в тот день. Во всяком случае, на следующее утро обнаружила, что шкаф для ружей стоит открытый. Я понимаю, что должна была сказать об этом полицейским, но не смогла заставить себя. Вряд ли бы это прояснило ситуацию. Да, Гарри иногда брал ружье на яхту. Но взял ли он его в тот раз? Мне не хотелось подталкивать полицейских к каким-то выводам…
– Боже мой! – восклицает Морланд и откидывается на спинку кресла. – А я-то думал, что обнаружение яхты вас спасет. Я имею в виду все эти юридические вопросы. Мне казалось… – Растерянный, он безнадежно машет рукой.
– Я вас не виню.
– Вы должны были рассказать мне обо всем раньше. – Он взволнованно поворачивается в мою сторону. – Почему вы этого не сделали?
– Считала, что обнаружить обломки «Минервы» почти невозможно, – признаюсь я с нервным смехом. – Я ведь не знала, что вы настолько хорошо разбираетесь в морских делах и проявите такую настойчивость.
– Может, они наткнулись совсем не на яхту? Но сейчас мы оба в это не верим.
– Вы должны были сказать мне раньше, – с легким укором повторяет Морланд.
Со стороны входа в дом слышен грохот хлопающей двери и голос, зовущий меня по имени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Проходит несколько телефонных звонков. Пока они попадают на автоответчик. В коридоре раздается голос Джилл, объявляющей о своем приходе. Тут же начинает гудеть пылесос.
Я перехожу ко второму ряду полок. Здесь стоят старые тома в кожаных переплетах. Все про политику. Гарри купил уже готовую подборку у одного букиниста. Он прочел лишь несколько старинных трудов, заявив, что на чтение классики у него не хватает времени, так как он слишком занят вопросами современной политики.
Над кожаными фолиантами расположились биографии нынешних политических деятелей. Три – о Маргарет Тэтчер, еще несколько – о предыдущих премьер-министрах. Еще выше стоят книги по географии. Гарри любил время от времени их просматривать. На самой верхней полке виднеются аккуратные стопки журнала «Нэшнл джиогрэфик», несколько лет назад Гарри собирал его.
Через час я делаю небольшой перерыв. Желая чем-то занять себя под кофе, достаю крупного формата книгу об Индии и отвлеченно листаю ее. Когда я кладу ее на место, мое внимание привлекает том, поставленный корешком внутрь.
Это художественный альбом. Но весьма своеобразный. В нем фотографии обнаженной женской натуры. Красивые тела, неожиданные ракурсы, искусная подсветка, достаточно смелые позы.
Вроде ничего неприличного, если бы не возраст моделей. Они выглядят совсем детьми, хотя с уверенностью определить их возраст, конечно, трудно. Лица у всех повернуты в сторону или закрыты падающими волосами.
Я пролистываю страницы альбома. Фотографии все более смелые. Мне становится неприятно. То ли от самих фотографий, то ли от мысли, что Гарри сидел здесь, в кабинете, и разглядывал их.
Звонит телефон.
– Получили ли вы мое письмо, Эллен? И финансовую программу?
Я узнаю голос Гиллеспи, и меня сразу же охватывает беспокойство. Кроме того, я удивлена, что он называет меня просто по имени.
Я бормочу слова благодарности и сообщаю, что пока не успела как следует изучить программу.
– Не торопитесь, время есть, – произносит Гиллеспи каким-то необычным тоном. Что-то мне в нем не нравится. – Просто хотел сказать, что в случае необходимости, я мог бы подъехать к вам и объяснить все подробно.
Теперь понятно: в голосе Гиллеспи присутствует искусственная дружелюбность. Именно искусственная. И она ему не подходит.
В чем причина этого звонка и его предложения? Я еще раз благодарю Гиллеспи и говорю, что перезвоню ему позже, через несколько дней.
– Конечно, не торопитесь, – повторяет он.
Я уже собираюсь закончить разговор, но не тут-то было. Гиллеспи продолжает говорить. Он рассказывает мне, как удачно ему удалось организовать дело с продлением срока закладной по дому, в результате чего на последующие полгода я буду весьма сносно обеспечена деньгами.
Слушая его, я опираюсь локтями на стол и смотрю на альбом с обнаженными телами.
– Кстати, – говорит Гиллеспи, – я подобрал новую риэлтерскую фирму, которая займется нашей недвижимостью в Шордитче. Прежняя фирма перестала меня устраивать.
Я осторожно выдвигаю кресло и сажусь за стол.
– Они экономили на персонале, а это всегда сказывается на результатах работы. Я не могу обещать, что новые агенты моментально найдут покупателя, но мне кажется, они могут придать этому делу свежий импульс.
В голове у меня зарождаются неясные подозрения. За всем этим, похоже, стоит Джек.
– Эллен, вы слушаете?
– Я… Разве прежняя фирма не находила клиентов?
– Было всего одно предложение. И, как я вам уже говорил, оно было совершенно неприемлемым.
– И других больше не было?
– Нет. – Гиллеспи настораживается. – А почему вы спрашиваете?
– Мне сказали, что здание в Шордитче уже несколько недель назад предложено одному частному лицу.
– Кто вам сказал? – властно спрашивает Гиллеспи, забыв про свой псевдодружеский тон.
Если у них с Джеком был разговор об этом, то он знает ответ.
– Я звонила в риэлтерскую фирму.
– Ах, вот как? – Гиллеспи делает секундную паузу. – Не знаю, с кем вы там разговаривали, но уверяю вас, что это не так. – Как бы спохватившись, он уже спокойнее добавляет: – Значит, вы сообщите мне, если захотите получить пояснения по поводу программ?
Мы завершаем разговор. И я знаю, Гиллеспи уверен, что ловко от меня отделался. Что ж, посмотрим.
Я возвращаюсь к полкам. Боже, сколько здесь пыли! Джилл до них, судя по всему, никогда не добиралась. Я механически просматриваю книги, пока, сняв очередную, не обнаруживаю лежащий у задней стенки большой коричневый конверт. Приходится снять несколько книг, прежде чем мне удается вытащить его.
Большой толстый конверт без всяких надписей. Внутри – фотографии. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что это такое. Еще одна тайна Гарри.
Эти фотографии не выдерживают сравнения с теми, из художественного альбома. Они гораздо примитивнее, хотя какая-то работа над освещением, видимо, проводилась. В принципе снимки нельзя оценить как грубую порнографию, но они достаточно откровенны.
Женщины на них очень молодые. Это, скорее, девочки с наивными лицами, маленькими грудями и мальчишескими бедрами. Мужчины гораздо старше и крупнее. На всех фотографиях женщины связаны: то ли ремнями, то ли цепями. Мужчины грубо удерживают их мощными волосатыми руками. Каждый сюжет – это как бы прелюдия к изнасилованию.
Говорят, что даже самые спокойные и сдержанные мужчины любят изредка посмотреть на такие изображения. Мне попадались специальные статьи, в которых врачи утверждают, что от этого нет никакого вреда. Не уверена. Мне кажется, подобного рода снимки провоцируют мужчин на жестокое отношение к женщинам, будят нездоровые инстинкты, которые, по-моему, лучше оставить нетронутыми.
Неужели Гарри занимался этим с Кэролайн Палмер? Несколько месяцев назад эта мысль сильно ранила бы меня. Теперь я знаю, что в жизни есть просто необъяснимые вещи.
Сколько раз прокручивала я в голове эти трудные думы! Что же произошло? Может, я не удовлетворяла Гарри в постели? Может, разочаровала его еще чем-то? Но чем? Постепенно, тысячу раз укоряя себя в том, что между нами случилось, я стала смотреть на нашу с Гарри жизнь фаталистически. И поняла: что бы я ни делала, мне никогда бы не удалось изменить внутренний мир Гарри. Внутренний мир, который сформировался главным образом под влиянием его несчастного детства.
Наши с ним интимные отношения уже давно превратились в муку. Когда однажды ночью мы лежали напряженные и расстроенные после очередной неудачной попытки, я осмелилась предложить обратиться к специалисту.
– К какому специалисту? – в голосе Гарри закипело раздражение.
– Не знаю. – Я уже готова отступить. – К психотерапевту. К человеку, с которым можно говорить о своих проблемах.
– К болтуну? – издевательски смеется Гарри.
– К профессионалу. К подготовленному врачу.
– И о чем мы будем с ним говорить?
– О наших проблемах.
– И что это за проблемы?
– Не знаю. В том-то все и дело, что не знаю. – Я не упоминаю о Кэролайн Палмер, продолжая притворяться, будто ее не существует.
– Не знаешь? – Гарри садится на кровати. – Здорово! Я тоже не знаю.
Повисает молчание. Гарри прекрасно понимает, в чем проблема, но не хочет этого признать. Я тоже ничего не говорю.
– Боже правый! – Гарри уже почти кричит. – Я нуждаюсь в понимании и поддержке, а вместо этого получаю эти глупости! – Он буквально дрожит от ярости и кажется, что сейчас ударит меня. Но Гарри сдерживается, вскакивает с кровати и уходит в ванную.
Несколько дней спустя подобная сцена повторяется. Начинается все с моего невинного замечания о том, что нам необходимо уделять больше внимания детям. Гарри заводится с пол-оборота. Масла в огонь подливает выпитая им приличная доза спиртного. Гарри уже не сдерживается и, схватив меня за руки, яростно встряхивает. Думаю, он не намеревался сделать мне больно, но синяки не сходили несколько дней.
В следующий раз он почти ударил меня. Точнее, сильно толкнул. Какой оскорбленной я тогда себя почувствовала!
Я понимала: в такие минуты Гарри был сам не свой. Убеждала себя, что злость не в его характере. Однако стала бояться таких вспышек, которые могли окончательно разрушить наши отношения. И хотя чувствовала, что добром все это не кончится, убедила себя терпеть. Терпеть во имя нашего брака.
Теперь, оглядываясь назад, понимаю, что совершила тогда крупнейшую ошибку.
Я засовываю фотографии в конверт, кладу его в большой пакет и, наглухо запечатав с помощью степлера, бросаю в ведро для мусора.
Я продолжаю рыться на полках вплоть до обеда, когда заставляю себя пойти на кухню и что-нибудь съесть. Перед едой принимаю аспирин, чтобы остановить начинающуюся головную боль. Немного прогулявшись по саду и досмотрев почту, еду в школу за Джошем. Но на самом деле я просто убиваю нестерпимо медленно тянущееся время.
Мы с Морландом проходим в оранжерею и садимся на свои обычные места в плетеные кресла. Ричард открывает бутылку вина. Такое начало вечера превратилось у нас уже в ритуал. Мы договорились не касаться вопроса о спасательном судне. И оба исходим из того, что если появятся какие-то новости, нам сообщат.
Мы пьем вино и ведем неспешную беседу. Я чувствую, что в компании с Ричардом успокаиваюсь. Он создает мне ощущение защищенности.
Появляется Джош, держа в охапке несколько учебников. Он спрашивает, о чем ему написать в сочинении. Внимательно выслушивает советы Морланда, менее внимательно – мои. Джош топчется вокруг нас (явно тянет время), но наконец уходит.
Разговор у нас перепрыгивает с темы на тему. Ричард рассказывает об инциденте с тренером из яхт-клуба – тот сильно разозлился из-за того, что его бывшая жена вновь собралась замуж и устроил скандал на свадебной церемонии.
Мне жалко тренера и я размышляю вслух:
– Может, ему следовало просто поговорить со своей бывшей женой? И она изменила бы свое решение?
Морланд скептически поджимает губы.
– Не думаю. Такие решения люди легко не меняют.
– Но по статистике большинство людей после разводов сожалеют о случившемся, – мягко возражаю я.
– По статистике? – с сомнением в голосе произносит Морланд. – Но ведь она берет в расчет только одну сторону, не так ли? А что думает другая?
– Другая всегда может бороться.
– Бороться?
– Да, бороться за сохранение брака.
– Может быть, может быть… Но бить морду новому мужу – это уж слишком.
– Не знаю, – полушутливо говорю я. – Во всяком случае, в этом можно увидеть и проявление настойчивости, а такое качество всегда привлекает.
– Сомневаюсь. – Ричард изображает на лице гримасу. – Уж лучше принимать жизнь такой, какая она есть.
Возникает пауза. Мы оба не решаемся развивать тему дальше. Иначе разговор затронет наши судьбы. Несколько раз Морланд упоминал о своей жене. Ее зовут Триция. Она специалист по средневековым гобеленам и работает на одну известную транснациональную корпорацию. Много ездит. Любит театр. Детей у них нет.
Примерно в таком же объеме я рассказываю Морланду о Гарри. Наши путешествия. Смешные случаи из его парламентской жизни. Отдых. У меня возникает мысль, что, по моим рассказам, у Ричарда может сложиться впечатление, будто мы с Гарри были счастливы в браке.
Морланд говорит о том, что через два дня должен снова ехать в Саудовскую Аравию. Отложить поездку не удалось. Он обещает звонить.
– Я вернусь в Англию в пятницу, но к вам смогу подъехать не раньше понедельника, – произносит он каким-то странным тоном. – Дело в том, что на уикэнд сюда приедет Триция. – Ричард смотрит на меня так, будто хочет сказать: «Тут уж ничего не поделаешь.»
– О! – восклицаю я с неестественным оживлением. – Это же здорово!
Несколько секунд Морланд молчит. У меня создается впечатление, что он мучительно подыскивает слова, чтобы сказать что-то еще, но он лишь подливает в бокалы вина.
Нарушая наконец паузу, Морланд спрашивает, чем я сегодня занималась. Я говорю, что искала кое-какие бумаги.
– Какие именно?
– Вся беда в том, что этого не знаю и я сама.
– В них важные сведения?
– Да, они могут иметь большое значение.
Ричард молча ждет.
И тогда я начинаю говорить. Мне необходимо перед кем-нибудь открыться, а Морланд – единственно подходящий для этого человек.
– Речь идет о том, что, по некоторым данным, произошла пропажа солидной суммы денег, за которую отвечал Гарри. – Краска стыда проступает у меня на лице. – Денег, собранных на благотворительном концерте, организованном с помощью Гарри. – Я смотрю в сторону лужайки. – Люди из благотворительного фонда считают, что Гарри знал, что произошло с деньгами. Они подозревают его в незаконном их сокрытии. – Я рассказываю о счетах от фирмы «Маунтбэй», о том, что их не могут найти, о платежных поручениях, на которых стоят подписи Гарри и престарелого члена попечительского совета. О том, что никто не может установить характер услуг, которые оказывала благотворительному обществу «Маунтбэй». Я рассказываю о компании «Симмондс Митчел» и стараюсь изобразить дело хоть немного в пользу Гарри. – Если он и использовал деньги для того, чтобы играть на бирже, то должен был действовать, исходя из желания приумножить их в интересах общества, – говорю я, понимая, что это звучит неубедительно.
Морланд слушает меня очень внимательно. Глаза у него серьезные. Он смотрит куда-то вдаль, слегка покачивая головой. Это, видимо, должно означать одновременно и неверие в мои слова, и сожаление.
– И что же именно вы надеялись найти? – спрашивает он наконец.
– Что-нибудь. Адрес «Маунтбэй». Имя или телефон кого-нибудь, кто связан с этой фирмой. Кто мог бы пролить свет на ситуацию.
– И ничего?
– Пока ничего.
– Вы обращались к юристам?
– Нет. Но я говорила об этом Гиллеспи. Он сказал мне, что никаких доказательств вины Гарри нет. Поэтому, дескать, я могу быть спокойна. Заверил, что благотворительное общество никогда не обратится в суд. Я, лично, сомневаюсь, да и дело-то совсем не в этом, правильно?
– Когда это произошло, Эллен?
– Деньги пропали в течение последнего года. Последняя выплата в адрес «Маунтбэй» произведена в январе.
Кресло под Морландом жалобно скрипит. Он наклоняется вперед и упирается локтями в колени. Его хмурый взор устремлен в сад. Пару раз Ричард взглядывает на меня, как бы желая получить подтверждение каким-то своим тревожным мыслям. Наконец от спрашивает:
– Раньше вы ничего не знали об этом деле с «Маунтбэй»?
– Нет. Я видела, что Гарри чем-то озабочен, но думала, все это из-за экономического спада…
– А сейчас? Вы считаете, он переживал из-за «Маунтбэй»?
– Ему, видно, было очень тяжело. Эта мысль о потере всех денег, о позоре…
– Так вы думаете… – Морланд останавливается на полуслове.
– Да, мне часто приходила в голову мысль о том, что это могло быть самоубийство. – Я отворачиваюсь и горестно машу рукой. – Не знаю, почему. Поэтому я и увезла детей. Боялась, что тело Гарри найдут, и все станет ясно. Поэтому и не хотела, чтобы искали обломки яхты.
На лице у Ричарда проступает понимание.
– Так вот в чем дело…
– Я не хотела, чтобы смерть Гарри омрачила бы жизнь моих детей.
– Но Эллен… – Морланд подыскивает слова. – Прошло столько времени. Они ничего уже не смогут найти. Я имею в виду тело Гарри.
– Может быть, – с сомнением произношу я. – Но я боюсь… – Мой голос понижается до шепота. – Я боюсь, что они найдут ружье.
Морланд в изумлении смотрит на меня.
– Я не уверена… Но мне кажется, что оно исчезло именно в тот день. Во всяком случае, на следующее утро обнаружила, что шкаф для ружей стоит открытый. Я понимаю, что должна была сказать об этом полицейским, но не смогла заставить себя. Вряд ли бы это прояснило ситуацию. Да, Гарри иногда брал ружье на яхту. Но взял ли он его в тот раз? Мне не хотелось подталкивать полицейских к каким-то выводам…
– Боже мой! – восклицает Морланд и откидывается на спинку кресла. – А я-то думал, что обнаружение яхты вас спасет. Я имею в виду все эти юридические вопросы. Мне казалось… – Растерянный, он безнадежно машет рукой.
– Я вас не виню.
– Вы должны были рассказать мне обо всем раньше. – Он взволнованно поворачивается в мою сторону. – Почему вы этого не сделали?
– Считала, что обнаружить обломки «Минервы» почти невозможно, – признаюсь я с нервным смехом. – Я ведь не знала, что вы настолько хорошо разбираетесь в морских делах и проявите такую настойчивость.
– Может, они наткнулись совсем не на яхту? Но сейчас мы оба в это не верим.
– Вы должны были сказать мне раньше, – с легким укором повторяет Морланд.
Со стороны входа в дом слышен грохот хлопающей двери и голос, зовущий меня по имени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46