– Если ты что-то выяснишь, скажи мне. Я упомяну тебя в книге.
Я пообещал рассказать ему все подробности. Дрю Мэнсон кивнул, довольный, что добился от меня гарантий. Он водрузил очки на нос и огляделся в поисках официантки. Она заметила его взгляд и быстро подошла к нам. Мэнсон окинул ее крайне непедагогичным взглядом и улыбнулся, обнажая остатки брокколи между зубами.
– Обед превосходный, милочка. Думаю, мы готовы выбрать десерт.
X
Сидя на краю стола, я курил и смотрел на спящую Сильви. Рэй постучался и осторожно просунул в дверь голову. Его усы выглядели печальнее, чем когда-либо, но щеки горели, а глаза метались, как игральные кости. Я осмелился на улыбку, но в последние дни я тратил так много шарма, что совсем поиздержался. Рэй осмотрелся, успокоился, что драка закончилась, и что-то тихо сказал человеку за спиной. Затем уверенно кивнул, мол, да, никакой опасности, вошел в кабинет и закрыл дверь.
– Уильям.
Он покачал головой, словно утратил дар речи.
– Да, я знаю, Рэй, мне жаль.
– Нет, – твердо сказал он. – Это мне жаль, ты делал хорошее шоу.
Я последний раз затянулся и поискал глазами пепельницу, но обнаружил лишь смятые бумаги, перевернутый компьютер и заляпанную Колиной кровью клавиатуру. Если когда-то здесь была пепельница, ее погребли Руины. Я затушил окурок пальцами и положил в карман.
– Черт, Рэй. Мне жаль, что так вышло.
– Всем жаль, Уильям. Тебе, мне, Улле. – Он кивнул на развалившуюся в кресле Сильви. – Ей, когда проснется, тоже, наверное, будет жаль.
Унижение заставило меня выражаться официально.
– Значит, мой контракт аннулирован?
Рэй кивнул.
– Мы уважаем… – он запнулся, – гармонию… Улла…
– Улла хочет, чтобы мы ушли? – Я помолчал в надежде, что он возразит, но Рэй кивнул. Я вздохнул. – Что ж, я понимаю. Ладно, заплати мне, и я соберу вещи.
Рэй совсем загрустил. Он полез в карман, достал пачку денег и вытащил из нее пару купюр.
– Я пришлю кого-нибудь с твоими вещами. Я посмотрел на сотню в руке.
– Рэй, мы так не договаривались, ты должен мне больше.
– Да, Уильям, – лицо Рэя наливалось кровью, – мы так не договаривались. Я потратился на рекламу, перелет, новые ящики, а ты… – Он обвел руками свое раскуроченное святилище. – Ты приходишь и устраиваешь погром в моем театре. Мне придется уговаривать Уллу не звонить в полицию. – Сильви пошевелилась, и я положил ладонь ей на голову. Рэй кричал все громче, с надрывом человека, кричать не привыкшего. – Это ты мне должен. – Дверь в кабинет приоткрылась, Рэй рявкнул что-то и снова повернулся ко мне. – Скажи спасибо, что я вообще тебе заплатил. Перелет оплатит твой английский дружок. В Берлине ты больше выступать не будешь.
– Рэй, я столько сил вложил, чтобы сделать тебе грандиозное шоу.
Он покачал головой и отвернулся.
– Я пришлю твои вещи. – Он, не глядя, кивнул на Сильви, словно ему больно было смотреть на нее. – И забери это с собой.
– Рэй. – Я сделал шаг вперед. – Я рассчитывал на эти деньги.
– Это не моя проблема. – Он посмотрел мне в глаза. – Моя проблема – навести здесь порядок, за одну ночь найти тебе замену, успокоить помощницу и замять это дело. Ты просто мой очередной промах.
Я не сразу понял, кто из близнецов вошел в кабинет с моим чемоданом, но, разглядев на запястье омегу, узнал Эрхарда. Он взглянул на полуживую Сильви и сказал:
– Коля – ублюдок.
– Ублюдок с работой. – Я взял чемодан. – Поможешь?
Эрхард взглянул на Сильви и на меня:
– Конечно. – Он смутился. – Вам нужно что-то сделать с собой.
Я невольно рассмеялся, но смех вышел с горчинкой, и я замолчал.
– Наверное, ты прав. Приеду домой, брошу пить, забуду сомнительных женщин, начну изучать этику.
Акробат кивнул на чемодан:
– У вас есть чистая рубашка?
Тут до меня дошло, что он говорит не о моем образе жизни. Некогда белая рубашка пропиталась кровью, моей или Колиной, уже не различишь. Я нащупал коросту под носом и вновь ощутил боль от удара.
– Нет. Постирать было некогда.
Бытовые подробности звучали нелепо, и я усмехнулся.
– Вот. – Эрхард снял с себя футболку и протянул мне.
– Уверен?
Парень кивнул, и я расстегнул рубашку. Эрхард достал из ящика стола бутылку с прозрачной жидкостью, смочил ткань и начал стирать кровь с моего лица. Пахнуло спиртом. Я поморщился, и он положил руку мне на плечо:
– Так надо.
Я почувствовал тепло его голой груди. Странное ощущение посреди странной ночи. Я взял у него рубашку и закончил сам, в довершение приложившись к бутылке. Горько и крепко, похоже на шнапс. Мне стало лучше. Я отдал бутылку Эрхарду, и он, не хлебнув, закрутил крышку.
Я присел рядом с Сильви и прошептал:
– Эрхард поможет мне довести тебя до такси.
Она пробормотала что-то неразборчивое. Я кивнул Эрхарду, мы подхватили ее под руки и медленно повели по коридорам к служебному входу. Один раз она посмотрела на него с мечтательной улыбкой, не понимая, откуда он взялся, но в основном просто переставляла ноги, полагаясь на нас, роняя голову под действием силы тяжести. Где-то в театре играла музыка, но нашу медленную процессию никто не встревожил. Привратник отложил газету и проводил нас неодобрительным взглядом. Нам было все равно. Эрхард помог нам с Сильви в последний раз выйти из «Хамелеона». Я остановился на тротуаре.
– Наверное, дальше я лучше сам. Если таксисты увидят, что мы держим ее вдвоем, они испугаются за обивку.
– Ладно. – Эрхард погладил свою разрисованную грудь. – Удачи.
– Спасибо, не помешает.
Он кивнул:
– Вернетесь в Англию?
– Наверное. – Я вспомнил телевизионщика, о котором говорил Ричард, и попытался взбодриться. Или сохранить крупицу достоинства.
– Мой агент намекал на телевидение. Возможно, что-то выгорит. – Эрхард потер большим пальцем об указательный, международным жестом намекая на куш.
– Значит, скоро ваши проблемы кончатся.
Я с благодарностью пожал ему руку, отгоняя от себя мысль, что проблемы заканчиваются лишь с переездом на кладбище.
Я усадил Сильви в белый «мерс» на стоянке такси, удивляясь, как она сумела дойти на своих платформах. Таксист бросил на нас недовольный взгляд. Я назвал адрес отеля, он завел машину и выехал на дорогу. Наверное, тоже на мели.
Сильви проснулась и сладко улыбнулась, как ребенок после дневного сна.
– Не переживай, Уильям, найдем место получше. В Нью-Йорке отличные кабаре.
– Мне нравилось в «Хамелеоне».
Сильви положила голову мне на плечо:
– Тебе нравилась эта злобная стерва.
– Да. – Я смотрел на проносящиеся мимо огни витрин. – Да, она тоже.
Отель давно спал, но на сей раз я открыл дверь своим ключом.
В зеркальной кабине лифта от своего отражения было не спрятаться. Футболка Эрхарда облепила выпирающий живот, который я отказывался признавать. Над верхней губой усами Гитлера застыла короста, на переносице порез, оставленный кольцом Коли, правый глаз опух и не открывался.
Над дверью наконец зажглась цифра четыре. Сильви пришла в себя. Она прислонилась к стене, разглядывая свои ноги – наверное, боялась посмотреть в зеркало. Я взял ее за руку, и она подняла голову.
– Я устала, Уильям. – Она печально улыбнулась. – Дай мне вздремнуть, а потом займемся, чем захочешь.
Лифт, звякнув, остановился, и она вышла в коридор. Сильви трезвела, но походка ее становилась все неуверенней. Она запнулась, тихо выругалась, сняла одну босоножку, потом другую и поковыляла босиком к моему номеру. Я шел за ней.
– Я просто хочу уложить тебя в постель.
Она оценивающе уставилась на меня, скривив губы в циничной улыбке Джоконды. У меня зачесались руки.
– Свою постель.
– Ты была невменяема, а у меня нет денег везти тебя домой.
– Точно?
– Господи, Сильви, я влип в это дерьмо, потому что тебе приспичило отсосать какому-то накачанному гоблину.
– Ты влип в это дерьмо, потому что тебе приспичило ему врезать. Держал бы кулаки в карманах, отделались бы минутной неловкостью.
Я остановился у двери и сунул карту в замок. Над ручкой упрямо горел красный свет.
– Он парень Уллы.
– Значит, это их дело, ну, может, наше с ней. Ты-то здесь при чем?
Я перевернул карту, провел еще раз и толкнул. Дверь не поддавалась.
– Он использовал тебя.
– Может, я хотела, чтобы меня использовали. Просто у тебя не стоит, и ты завидуешь, что другим обламывается.
Я схватил ее за локоть.
– Да я бы тебя не трахнул, будь мы на необитаемом острове – из страха заразу подхватить. Вдруг член отвалится. – Я чувствовал, как мои пальцы впиваются в ее тело. Она встала на цыпочки и поцеловала меня. Я ощутил резкий запах изо рта и соленые губы. Я вспомнил, что она держала во рту, и оттолкнул ее. – Если бы я хотел попробовать член этого козла, я бы сам ему отсосал.
– Пошел ты, Уильям.
– Сама пошла, сука чокнутая.
Сильви развернулась и медленно направилась по коридору к лифту. Я попробовал открыть дверь еще раз. Загорелся зеленый. Я толкнул дверь, постоял немного и вошел.
* * *
Вонь сбила меня с ног. Я чуть не задохнулся, пытаясь понять, чем пахнет, и вдруг узнал его – мой собственный запах, только во сто крат умноженный. Из коридора падала тусклая полоска света. В полумраке я разглядывал свои разбросанные пожитки. Одежда вывалена из шкафа, одеяло и подушки сброшены на пол. И где-то посреди всего этого лежала разбитая бутылка дорогого лосьона после бритья, аромат которого перестал быть тонким и ненавязчивым. Я поднял книгу. Страницы вырваны с корнем. Жаль. Я так и не узнаю, чем кончилось.
Я щелкнул выключателем – глухой звук и та же темнота. Отличное завершение отличного вечера. Меня избили, я потерял работу и надежду понравиться интересной девушке, лишился денег и разругался с единственным другом в этом городе. Для полного счастья не хватало ограбления и перегоревшей лампочки. Лифт в коридоре, зевнув, открылся и звякнул на прощание.
– Черт, черт, черт.
Я не стал запираться на случай, если Сильви решит вернуться, тихо прикрыл дверь и посмотрел на часы. Три ночи. Весь город нежится в постели. Влюбленные обнимаются, румяные детишки посасывают во сне палец. Я направился к окну, чтобы впустить хоть какой-то свет с улицы и, может, посмотреть вслед Сильви. Но споткнулся о бутылку виски и наклонился поднять ее, вспомнив, что настоящие друзья не всегда из плоти и крови. Видимо, взгляд за что-то зацепился, и я обернулся как раз в тот момент, когда дверь в ванную приоткрылась.
Монтгомери выглядел постаревшим, пенсия не пошла ему на пользу. Меня бросило в холодный пот, я сжал кулаки и попятился.
– Плохо выглядишь, – участливо сказал он и покачал головой.
– Как и моя комната, – ответил я хрипло, но увереннее, чем ожидал.
– Да. – Он мрачно улыбнулся. – Извини, надеялся избавить нас обоих от лишних хлопот.
– Не получилось. – Я сел на кровать. – Может, с возрастом я тупею, просвети меня. – Я огляделся и неожиданно для себя рассмеялся. – Нет, серьезно, свет бы не помешал. Что ты здесь делаешь?
Монтгомери достал из кармана лампочку и вкрутил в светильник у кровати. В мягком свете я оценил поле боя.
– Так лучше?
Я посмотрел на бардак вокруг. Бывший коп не просто обыскал комнату – он надругался над моими вещами. На полу изодранные в пух и перья подушки и одеяло. Все пиджаки искромсаны в клочья. Чемодан распахнул пасть, ухмыляясь разорванной красной подкладкой, напоминая разбитое лицо Коли, и я подумал, что мне предстоит еще отведать собственной крови. Я достал из кармана колоду, распечатал и принялся тасовать карты, чтобы занять руки.
– Нет, совсем нет, на самом деле я готов вызвать твоих немецких коллег.
– Ты огорчаешь меня, Уильям. Когда ты не стал притворяться, что не узнал меня, я решил, мы найдем общий язык. – Монтгомери встал надо мной, и я понял, что зря сел на кровать. – Где он?
– У меня отличная память, знаешь? Работа обязывает. – Я выровнял стопку. – В моем деле это большой плюс. Например, пока ты болтал, я запомнил все карты. – Я протянул ему колоду. – Выбери любую, и я назову подряд все оставшиеся. А потом ты расскажешь мне, зачем приехал.
Монтгомери выбил карты из моих рук. Они рассыпались по коленям и упали на пол, как жалкая пародия на мою жизнь.
– Я задал вопрос. Где он?
– Кто – он?
– Чего ты хочешь? Денег? – Монтгомери терял терпение. Он по-прежнему говорил тихо, чтобы не разбудить соседей, но в голосе звучало раздражение. – Сам знаешь, – брызнул он слюной мне в лицо.
Я так и не удосужился купить новый мобильный взамен утопленного. Я взглянул на перевернутую тумбочку, где раньше стоял телефон. Розетка вырвана из стены, аппарат исчез и, наверное, покоится в груде вещей. Мне показалось, что в коридоре звякнул лифт. Может, рискнуть и рвануть за подмогой? Я отодвинулся от нависающей тени Монтгомери и поднялся на ноги.
– Ты ошибся адресом, приятель. Не знаю, что ты потерял, но я не имею к этому отношения.
Монтгомери улыбнулся, отступил, словно собрался уходить, и вдруг резко развернулся и ударил меня в грудь. Я упал на кровать, и коп прыгнул на меня сверху, прижав коленом между ног, сдавил рукой горло и приставил к кадыку нож. Я почувствовал, как кожа задумчиво движется под лезвием, размышляя, не пустить ли кровь. Мы лежали, кажется, целую вечность, хотя красные цифры на радиобудильнике под грудой моих рубашек по-прежнему показывали 3:06.
– Ты зря испытываешь мое терпение, Уилсон.
Я чувствовал его горячее дыхание. Мое собственное застряло где-то под сердцем. Я вдохнул, осторожно выдохнул и попытался сказать что-нибудь мирное, такое, что заставит Монтгомери убрать нож от моего горла.
– Ты обыскал номер, здесь нет твоих вещей.
– Здесь – нет. – Нож впился сильнее. Монтгомери багровел, но говорил тихо и спокойно. – Ты любишь кино?
Интересно, какой саундтрек он выбрал бы для своего преступления. Сейчас он пустится расписывать предстоящие мне мучения, и я смогу улизнуть. В кино так и бывает, только в жизни я распят под тушей Монтгомери, у моего горла нож, и за кадром нет оркестра, предвещающего кульминацию. Я сглотнул, и мне не понравилось, как кожа напряглась под лезвием.
– Все любят.
– Да, массовая забава. Ты видел фильм… – Он задумался, вспоминая название. – Как же там? Его еще снял этот молодой янки, страшный такой мерзавец, настоящий гений… «Бешеные псы», точно. – Монтгомери улыбнулся. – Видел? Охренительное кино. Там одному парню отрезали ухо.
Я уставился ему в глаза и, собрав всю силу, произнес:
– Ты не отрежешь мне ухо.
Нож впился глубже, Монтгомери наклонился ко мне.
– Отрежу, и не только ухо, если не получу свое. – Он схватил меня за яйца. – Негусто, но я уверен, ты хочешь сохранить и то малое, чем тебя одарила природа.
Мы лежали, тяжело дыша, с перекошенными лицами, его рука на моих причиндалах – словно герои порнухи для тонких ценителей. Боковым зрением я заметил легкое движение справа. Я уставился на Монтгомери, стараясь не смотреть на медленно открывающуюся дверь.
Сильви так и не надела туфли. Она неслышно ступала по ковру, завороженно глядя на кровать, как кошка на голубя. Я подумал, что еще ни разу не видел кошку в засаде. Может, в этот момент я невольно посмотрел на Сильви или Монтгомери что-то почувствовал, но он вдруг громко вдохнул, будто его поймали за руку, и обернулся на Сильви. Она пинком захлопнула дверь и подняла мой пистолет, целясь в наши объятия:
– Развлекаешься, Уильям?
На секунду я подумал, что она на его стороне, но Монтгомери явно напрягся.
– Не о такой субботней ночи я мечтал всю жизнь.
– Слышал, извращенец старый? – Сильви подошла ближе, целясь прямо в спину Монтгомери, но оставаясь вне досягаемости его длинных рук. – Будь душкой и отпусти его член.
Монти надавил на нож, и я испугался, что он начнет торговаться.
– Будь добр, – добавила Сильви, и, видимо, безумие в ее голосе заставило Монтгомери медленно поднять руки и отбросить оружие в дальний угол комнаты. – Умница, теперь поцелуй его на прощание и вставай.
– Ты шутишь, – сказал Монти.
– Слезай с него.
Он поднялся. В его голосе снова появилась прежняя обходительность.
– Это не настоящий револьвер.
Я встал, прижав руку к поцарапанному горлу, хотя в бесконечной боли последних часов рана была пустяковая.
– Боюсь, настоящий. Как и пули. Хочешь проверить? – Сильви говорила непринужденно, словно речь шла о погоде. Она не сводила с Монтгомери глаз. – Медленно достань из кармана мобильный и брось на кровать. Попробуй дернуться, и я выстрелю.
Она говорила точно по сценарию, но на Монти, видимо, подействовало. Он бросил телефон.
– Уильям, звони в полицию. – Я тупо посмотрел на нее, и она добавила: – Номер 110.
– Тебе не стоит вмешиваться, дорогуша, – быстро сказал Монтгомери.
– Не волнуйся. Мне кажется, Уильям не больше тебя хочет общаться с полицией, но пока они едут, ты уберешься отсюда. А им мы скажем, что кто-то вломился в комнату. Конечно, ты можешь остаться и рассказать им другую историю.
Монтгомери посмотрел на Сильви с уважением и немного растерянно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26