Затем его бесстрастный камердинер наклонялся, отстегивал пояс стула, и Гай вываливался из-за стола и в возбуждении бежал на кухню, весь перемазанный едой, протягивал руку, как бы для приветствия, и кричал во все горло:
– Мои поздравления шеф-повару!
Потом он возвращался за стол, его снова пристегивали к стулу, поливали водой из маленького шланга, который камердинер доставал из саквояжа, вытирали большим полотенцем, и – как только приносили следующее блюдо, представление повторялось.
Даже те рестораны, которые прятали Гранда от остальных посетителей за специальной ширмой, тем не менее подвергали себя значительному риску. В тот момент, когда Гранд заканчивал с очередным блюдом, он с космической скоростью летел на кухню. И если официанты оказывались не настолько расторопны и решительны, чтобы сдернуть занавеску, он выносил ее прямо на своей голове, как плащ-палатку. Он бился внутри нее, переворачивал стол, а иногда и запутывался в ней ногами. Тогда он спотыкался, падал, продолжая двигаться вслепую через весь ресторан, валился на посетителей, сея по пути панику и вызывая суматоху. Если же он, не успев выбраться из занавески, добирался до кухни, там начинался самый настоящий погром.
Официанты, посетители ресторана и другие очевидцы застывали с открытыми ртами. Всеобщую панику едва ли мог свести на нет разговор между метрдотелем и вторым участником представления, – камердинером.
– Шеф-повар Бернез угостил его на славу, – невозмутимо сообщал камердинеру метрдотель. – Это точно.
Камердинер с достоинством кивал, наблюдая за тем, как Гранд штурмует ресторан.
– Сегодня он в ударе.
– У Бернеза, – неожиданно добавлял метрдотель возбужденным шепотом, – добавляется немолотый черный перец, он его просто бросает и все! – они понимающе посмотрели друг на друга в связи с этим открытием.
Когда приносили последнее блюдо, Гранд был уже измучен вконец, и изысканный десерт, оказывался безусловно, лишним для его организма. Едва притронувшись к блюду, он начинал биться в судорогах, после чего попросту отключался. Из ресторана его обычно выносили на носилках, а официанты и посетители наблюдали за процессией, разинув рты. Метрдотель с несколькими своими помощниками почтительно замирал у двери.
– Да этот парень – крепкий орешек! – восклицал молодой официант, стоявший рядом с метрдотелем и наблюдавший с выпученными глазами за выходящими из ресторана людьми. Метрдотель делал вид, что не слышит.
– Последний из великих гурманов, – говорил он с крайней печалью на лице. Он медленно возвращался от двери на свое место. – Нет, сэр, больше никто не вкушает пищу вот так.
Добиться со стороны метрдотелей дорогих ресторанов молчаливого согласия на все эти выходки обошлось Гранду в приличную сумму. Однако в итоге они послужили хорошей встряской для ветеранов ресторанного бизнеса. Те, кто в результате потерял работу, теперь могли бы открыть свои собственные неплохие рестораны. Разумеется, у них не было никакого желания покупать рестораны, из которых их уволили.
13
– В лучших произведениях литературы, – говорила Джинджер Хортон, – все идет от сердца, а не от ума!
– Я согласен! – сказал Гай Гранд и наклонился вперед, проявляя неподдельный интерес к беседе. – Если я плачу деньги, – возбужденно заговорил он, – то хочу получить… самое-самое лучшее произведение – то, что идет из самого нутра, видит бог! – и он шлепнул себя по животику, как бы в подтверждение.
– Боже милостивый! – воскликнула Эстер, заходясь смехом.
– И не переписывать! – продолжал Гай. – А прямо выливать свои чувства из самого нутра на проклятую бумагу!
– Гай! – воскликнула Агнесс, – в самом деле, Гай! – Всем давно было известно, что Джинджер Хортон писала – писала непрестанно – непрерывным потоком – глубоко исповедальную прозу.
– Извините, – пробормотал Гай, откидываясь назад, – я иногда немного забываюсь…
– Чувства и страсть! – согласно воскликнула Джинджер Хортон. – Конечно, все эти мерзкие людишки вокруг ничего подобного не чувствуют! Совсем ничего не чувствуют!
– Это очень интересно. Следует это обсудить, – сказал Гай, доставая из кармана пиджака маленькую записную книжку.
Пролистав ее, он продолжил:
– Человек, которого я встретил в поезде – если не возражаете, я не буду здесь упоминать его имени, потому что эта идея – довольно забавная – пока только в проекте, скажем так… Но я могу сказать вам следующее: он является одним из ведущих «Колонки издателей». Мы начали говорить, переходя от одной темы к другой, и он предложил мне рассмотреть такую вот новую схему. Я даже не знаю, как это назвать, но он предложил мне принять участие в проекте. Инвестиционное участие. Суть проекта – писать заново известные рассказы, – продолжил Гранд, добродушно улыбаясь. – И вот тут мы опять играем в кости и выкидываем наши старые шесть и семь, но в инвестиционных играх так оно все и происходит. Так вот, его схема – и я хотел бы сыграть пробную партию – выпустить серию нескольких рассказов, написанных самостоятельно… самостоятельно написанный Шекспир, Лоуренс и так далее.
– Господи боже… – начала Джинджер потрясенно.
– Его идея, – продолжил Гай, – честно говоря, я и сам не очень представляю, что это будет – выпустить обычные тексты хорошо известных произведений, но оставить пустые места, просто белые листы, которые читатель заполнит сам.
– Нет, я никогда… – сказала Джинджер с возмущением.
– Да-да, вот оно, – сказал Гранд, находя в записной книжке место, которое искал. – Здесь есть несколько рекламных образцов… пока это сыровато, предупреждаю вас… давайте посмотрим, да, это из Кафки – пробный экземпляр «Процесса». Вот как это звучит:
«Теперь вы тоже можете испытать такие же чудесные творческие мучения от двусмысленности и такие же проблески гениальности, которые творились в душе этого необыкновенного писателя и которые привели его к всемирной славе! Выберите нужные фигуры речи, красивые эпитеты, сядьте за стол и возьмите специальную шариковую ручку, которой пишут писатели и которая стоит тридцать пять центов».
Джинджер Хортон гневно фыркнула и приготовилась разразиться тирадой, но Гай перебил ее:
– И вот у нас есть «Взгляни (сам) на дом свой, ангел»:
«Ну так что, читатель-писатель – понравится ли тебе вывалить свои внутренности на этот прекрасный бесценный ковер? Да? Прямо посреди чьей-то комнаты, когда все на вас смотрят? Да? Да, черт возьми, вы можете это, вы можете, и так далее, итак далее».
– Скажу только, что это не вполне готовый образчик, конечно. Его нужно еще слегка подправить, сделать поярче… Так что ты думаешь по этому поводу, Джинджер?
– Что? Да я в это… ни единого цента не вложу! – пафосно заявила Джинджер.
– О, это слишком страшно, Гай. Ты не должен в этом участвовать! – воскликнула Агнесс.
– Хммм… Полагаю, ты права, – сказал Гай, – хотя на самом деле трудно сказать. Может получиться, может не получиться… Просто хотел посмотреть, кто и что по этому поводу думает. В этих инвестиционных играх самое главное – принимать свежие решения.
Гай придумал еще одно развлечение и опять повеселился на славу. Он вовлек одного человека в мероприятие по разбиванию крекеров огромным отбойным молотком на Таймс-Сквер.
Этот стойкий товарищ прибыл на место со своим арсеналом – коробкой соленых крекеров и шестидесятифунтовым молотком – приблизительно в 9 утра. Там он, как выразился Гай, «открыл свой магазин», – прямо рядом с выходом из метро на Сорок второй улице, на самом оживленном в это время суток перекрестке мира.
Одетый в хаки и жестяную каску, странного вида человек пробрался через людской поток к выходу из метро, и, нырнув в самую гущу толпы, открыл обитый медью сундук, прикрепленный к поясу ремнем, вытащил соленый крекер и наклонился, чтобы осторожно положить его на пешеходной дорожке.
– Смотрите собственными главами! – закричал он, выпрямившись и нетерпеливо жестикулируя. – Будьте осторожны! Не подходите близко! – И за тем, подняв молоток на высоту плеча, мощным ударом обрушил его на крекер – не только рассеяв его в пыль, но также разбив на куски часть пешеходной дорожки.
Через несколько минут вокруг него собрались зеваки. Все собравшиеся, кроме тех, которые стояли в непосредственной близости, должны были вытягивать головы или подпрыгивать, чтобы увидеть хотя бы мельком человека в жестяной каске. А он разглядывал почти невидимую пыль, оставшуюся от крекера.
– Я размял его, не правда ли? – пробормотал он самому себе тоном профессионала.
– Что он сказал? – поспешно переспросили не сколько человек – из тех, что стояли ближе.
– Он сказал, что размял его, – объяснил кто-то.
– Размял его? – фыркнул другой. – Чувак, ну-ка повтори!
Гай Гранд также присутствовал при этой сцене. Он выслушивал различные комментарии и иногда присоединялся к дискуссии.
– Эй, как так случилось, что ты этим занимаешься? – спросил он человека в жестяной каске.
Человек вытащил еще один крекер и с великой осторожностью положил его на асфальт.
– Вот этим? – переспросил он, вставая и поднимая огромный молоток. – О, да это всего лишь дело техники.
– Что он сказал?
– Говорит, это дело техники.
– Что?
– Дело техники.
– Да, хорошо, а что он разбивает своим молотком? Что это? Похоже на крекер.
– Да для чего ему крекер-то разбивать, вы шутите?
– Чувак, смотри, как молоток поднимается над асфальтом! Смотрите, у него там молоток!
Через короткое время собравшихся было столько, что они заполонили всю улицу и даже вылезли на проезжую часть, мешая проезжать машинам. В результате полицейскому Сорок Второй улицы пришлось, ругаясь, протискиваться в центр толпы. «Дайте пройти!» – кричал он. – «Уберитесь с дороги!»
Когда он пробрался к центру, где в самом разгаре шла операция по разбиванию крекеров, то остановился, заломил кепку назад, сложил руки и скорчил гримасу отвращения, наблюдая, как человек в жестяной каске разбивает несколько крекеров огромным отбойным молотком.
– Ты на службе у городских властей, приятель? – дрогнувшим голосом спросил полицейский.
– Так точно, – сказал человек в жестяной каске, не оборачиваясь. – Городское планирование. Технические дела.
– Да, – сказал полисмен. – Местечко ты выбрал хуже некуда, вот что я тебе скажу. – После этого, поправив кепку, он начал разгонять толпу. – Двигайтесь! Расходитесь! – орал он. – Освободите место! Идите на работу! Это технические дела! Прочь с дороги!
Разогнать толпу в такой час оказалось делом нелегким. Через некоторое время пришлось пригнать пожарные машины и пустить в ход шланги. Когда причина происшествия была раскрыта, полиция доставила Гранду некоторое беспокойство.
– Наверное, Джинджер подошли бы кое-какие твои вещи, – предположил Гай.
Эстер по-детски прикрыла рот, чтобы скрыть смешок, и весело поглядела на остальных, а Агнесс, задержав дыхание, выпалила:
– Я боюсь, что мы носим другой размер, Гай!
Агнесс, тоненькая словно тростинка, носила максимум девятый размер, а Джинджер – минимум шестидесятый.
Джинджер покачала головой.
– Чарльз просто умрет, если я надену вещь, которую шил не он! – сказала она.
– А Чарльз делал для тебя балахоны? – спросил Гай.
– Я хотела бы, чтобы Чарльз сшил для меня маленькие итальянские балахоны, Гай, – ответила Джинджер. – Я думаю, они мне, с моей полнотой, вполне подойдут – но это значит, мне придется отказаться от всех моих женственных оборок и кружев, а Чарльз и слышать об этом не хочет! Он сказал, это будет «сверхпреступлением» – он ведь так любит работать с кружевом, Гай. И мне просто совесть не позволит! А что ты думаешь по этому поводу, Гай? – спросила она, гордо вскинув голову, словно сама Кармен.
– Чарльз нрав, конечно, – сказал Гай после минутного размышления.
Гай поверг в полный шок британских охотников в Конго (а заодно и пожилых знаменитых американских писателей, которые в тот момент находились на сафари), организовав большую охотничью экспедицию с 75-миллиметровой гаубицей.
– Она выстреливает с начальной скоростью в две тысячи футов в секунду, – любил посмеяться Гранд. – Она остановит все что угодно на этом континенте.
Как правило, используемая Французской Армией в артиллерии, эта огромная пушка, даже разобранная на части, весила тем не менее больше ста пятидесяти фунтов.
– Остановит все, что движется, – повторял Гай, – даже кита, если тот вынырнет на поверхность.
Для перевозки оружия Гай нанял трех туземцев. Сам же, одетый в огромный бронежилет, обернутый вокруг живота, и каску таких чудовищных размеров, что половина его лица оказалось спрятанной, гордой походкой следовал рядом, со знанием дела обсуждая с другими участниками мероприятия тонкости обращения с огнестрельным оружием и прелести большой охоты.
– У нас на днях в Кении была заваруха, – говорил он, – огромная кошка утащила двоих наших лучших парней. – Он с любовью поглядывал на пушку и со знанием дела продолжал: – Но у кошки изменились вкусы, когда она испробовала нашу семидесятипятимиллиметровую подружку! Да, сэр, эта малышка издает чудовищный грохот, можете жизнь свою на это поставить!
Примерно раз в час Гранд останавливался и делал театральный жест рукой, объявляя всем о привале. После этого он вместе с одним из верных ему туземцев (известным как «лучший гид по Центральной Африке») начинали принюхиваться, поводя ноздрями и безумно выпучив глаза.
– Там, в кустах, кошка, – внезапно говорил Гай, и, на глазах всей изумленной публики, в шлеме, который полностью закрывал ему видимость, хватал оружие, шатаясь под его тяжестью, прижимал его к покрытому бронежилетом брюху и вслепую палил в какой-нибудь камень, скрывавшийся за кустами. Выстрел клонил к земле высокие заросли и сносил верхушки деревьев, как если бы они были кукурузными стеблями. Отдачей Гранда отшвыривало футов на сорок, и он приземлялся в отвал практически без сознания.
– У этой крошки нечеловеческая отдача, – позже говорил Гай. – Маннлихер, конечно, по сравнению с этим – просто детская игрушка.
Семидесяти миллиметровая гаубица издавала невероятный грохот, земля дрожала, и любая охота в радиусе нескольких миль вокруг прекращалась. Все остальные сафари прошли от начала до конца без единого выстрела, кроме, естественно, случайных выстрелов из пушки Гранда.
Охотничьи экспедиции в Африке – мероприятия серьезные, дорогостоящие, и развлечение это потребовало от Гранда огромных затрат. И все же Гай всегда вспоминал эту историю с превеликим удовольствием. Всем гидам-туземцам это развлечение также пришлось по нутру.
15
– Вот смотрите, последние новости, – сказал, внезапно просветлев, Гранд, сидевший в своем огромном кресле. Он, шурша, развернул газету и показал статью окружающим. Заголовок гласил:
НАЧИНАЯ ГИГАНТСКУЮ КОСМИЧЕСКУЮ ПРОГРАММУ,
ПРЕЗИДЕНТ ПРОСИТ НАРОД О ДОВЕРИИ.
«ОСЕЛ» ОБЕЩАЕТ НАЛОГОПЛАТЕЛЬЩИКАМ…
Он прочитал это громко и звучно, но Джинджер отнеслась к данной просьбе весьма пренебрежительно.
– Вероятно, один из этих малолетних мексиканских ослов! – воскликнула она. – Воистину осел! – Она была большим противником президентской администрации.
– На твоем месте я бы не стал недооценивать нашего большого дядю Сэма, – предостерег ее Гай, обведя хитрым взглядом присутствующих.
– Да эти мексиканские ослы – просто мелочь! – настаивала Джинджер.
– Джинджер права, – резко вставила Агнесс, надевая очки – как и всякий раз, когда разговор с Гаем переходил на политические темы, – чтобы смерить его серьезным осуждающим взглядом. – Будет гораздо полезнее, если в космос отправят самого этого простофилю! – Она вскинула голову, явно довольная своей идеей. – Запустить бы этих болванов куда подальше!
Гай отложил газету.
– Я считаю тебя человеком терпимым, – мягко, но уверенно сказал он, поднимаясь. – И не люблю делать скоропалительных выводов. Но в случаях, подобных этому, когда речь идет о национальной чести, такие высказывания недалеки от гнусной государственной измены! – И так же серьезно станцевал чечетку шажка и раскланялся. – Боюсь, у меня не получится остаться на обед, – сообщил он.
– Гай, да я слышать об этом не желаю! – пронзительно вскрикнула Агнесс, сорвав с носа очки и сердито уставившись на Гая. – Ты обязательно должен остаться!
– Гай, Гай, Гай, – проворковала Эстер, покачав седой головой, – всегда куда-то спешит…
– Да, я бы так хотел остаться, – с грустью добавил Гай. – И все же – обратно в упряжку, обратно к станку.
Наша история про Гая Гранда уже подходит к концу. Однако по-настоящему скандальную славу он заслужил после того, как вышел в открытое море на большом корабле «С.С.Чудо-Христианин»… Это судно впоследствии стали называть «Ужасный мистический корабль капитана Клауса». На самом деле это был старый «Гриффин», пассажирский лайнер, который в свое время Гранд приобрел приблизительно за пятьдесят миллионов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
– Мои поздравления шеф-повару!
Потом он возвращался за стол, его снова пристегивали к стулу, поливали водой из маленького шланга, который камердинер доставал из саквояжа, вытирали большим полотенцем, и – как только приносили следующее блюдо, представление повторялось.
Даже те рестораны, которые прятали Гранда от остальных посетителей за специальной ширмой, тем не менее подвергали себя значительному риску. В тот момент, когда Гранд заканчивал с очередным блюдом, он с космической скоростью летел на кухню. И если официанты оказывались не настолько расторопны и решительны, чтобы сдернуть занавеску, он выносил ее прямо на своей голове, как плащ-палатку. Он бился внутри нее, переворачивал стол, а иногда и запутывался в ней ногами. Тогда он спотыкался, падал, продолжая двигаться вслепую через весь ресторан, валился на посетителей, сея по пути панику и вызывая суматоху. Если же он, не успев выбраться из занавески, добирался до кухни, там начинался самый настоящий погром.
Официанты, посетители ресторана и другие очевидцы застывали с открытыми ртами. Всеобщую панику едва ли мог свести на нет разговор между метрдотелем и вторым участником представления, – камердинером.
– Шеф-повар Бернез угостил его на славу, – невозмутимо сообщал камердинеру метрдотель. – Это точно.
Камердинер с достоинством кивал, наблюдая за тем, как Гранд штурмует ресторан.
– Сегодня он в ударе.
– У Бернеза, – неожиданно добавлял метрдотель возбужденным шепотом, – добавляется немолотый черный перец, он его просто бросает и все! – они понимающе посмотрели друг на друга в связи с этим открытием.
Когда приносили последнее блюдо, Гранд был уже измучен вконец, и изысканный десерт, оказывался безусловно, лишним для его организма. Едва притронувшись к блюду, он начинал биться в судорогах, после чего попросту отключался. Из ресторана его обычно выносили на носилках, а официанты и посетители наблюдали за процессией, разинув рты. Метрдотель с несколькими своими помощниками почтительно замирал у двери.
– Да этот парень – крепкий орешек! – восклицал молодой официант, стоявший рядом с метрдотелем и наблюдавший с выпученными глазами за выходящими из ресторана людьми. Метрдотель делал вид, что не слышит.
– Последний из великих гурманов, – говорил он с крайней печалью на лице. Он медленно возвращался от двери на свое место. – Нет, сэр, больше никто не вкушает пищу вот так.
Добиться со стороны метрдотелей дорогих ресторанов молчаливого согласия на все эти выходки обошлось Гранду в приличную сумму. Однако в итоге они послужили хорошей встряской для ветеранов ресторанного бизнеса. Те, кто в результате потерял работу, теперь могли бы открыть свои собственные неплохие рестораны. Разумеется, у них не было никакого желания покупать рестораны, из которых их уволили.
13
– В лучших произведениях литературы, – говорила Джинджер Хортон, – все идет от сердца, а не от ума!
– Я согласен! – сказал Гай Гранд и наклонился вперед, проявляя неподдельный интерес к беседе. – Если я плачу деньги, – возбужденно заговорил он, – то хочу получить… самое-самое лучшее произведение – то, что идет из самого нутра, видит бог! – и он шлепнул себя по животику, как бы в подтверждение.
– Боже милостивый! – воскликнула Эстер, заходясь смехом.
– И не переписывать! – продолжал Гай. – А прямо выливать свои чувства из самого нутра на проклятую бумагу!
– Гай! – воскликнула Агнесс, – в самом деле, Гай! – Всем давно было известно, что Джинджер Хортон писала – писала непрестанно – непрерывным потоком – глубоко исповедальную прозу.
– Извините, – пробормотал Гай, откидываясь назад, – я иногда немного забываюсь…
– Чувства и страсть! – согласно воскликнула Джинджер Хортон. – Конечно, все эти мерзкие людишки вокруг ничего подобного не чувствуют! Совсем ничего не чувствуют!
– Это очень интересно. Следует это обсудить, – сказал Гай, доставая из кармана пиджака маленькую записную книжку.
Пролистав ее, он продолжил:
– Человек, которого я встретил в поезде – если не возражаете, я не буду здесь упоминать его имени, потому что эта идея – довольно забавная – пока только в проекте, скажем так… Но я могу сказать вам следующее: он является одним из ведущих «Колонки издателей». Мы начали говорить, переходя от одной темы к другой, и он предложил мне рассмотреть такую вот новую схему. Я даже не знаю, как это назвать, но он предложил мне принять участие в проекте. Инвестиционное участие. Суть проекта – писать заново известные рассказы, – продолжил Гранд, добродушно улыбаясь. – И вот тут мы опять играем в кости и выкидываем наши старые шесть и семь, но в инвестиционных играх так оно все и происходит. Так вот, его схема – и я хотел бы сыграть пробную партию – выпустить серию нескольких рассказов, написанных самостоятельно… самостоятельно написанный Шекспир, Лоуренс и так далее.
– Господи боже… – начала Джинджер потрясенно.
– Его идея, – продолжил Гай, – честно говоря, я и сам не очень представляю, что это будет – выпустить обычные тексты хорошо известных произведений, но оставить пустые места, просто белые листы, которые читатель заполнит сам.
– Нет, я никогда… – сказала Джинджер с возмущением.
– Да-да, вот оно, – сказал Гранд, находя в записной книжке место, которое искал. – Здесь есть несколько рекламных образцов… пока это сыровато, предупреждаю вас… давайте посмотрим, да, это из Кафки – пробный экземпляр «Процесса». Вот как это звучит:
«Теперь вы тоже можете испытать такие же чудесные творческие мучения от двусмысленности и такие же проблески гениальности, которые творились в душе этого необыкновенного писателя и которые привели его к всемирной славе! Выберите нужные фигуры речи, красивые эпитеты, сядьте за стол и возьмите специальную шариковую ручку, которой пишут писатели и которая стоит тридцать пять центов».
Джинджер Хортон гневно фыркнула и приготовилась разразиться тирадой, но Гай перебил ее:
– И вот у нас есть «Взгляни (сам) на дом свой, ангел»:
«Ну так что, читатель-писатель – понравится ли тебе вывалить свои внутренности на этот прекрасный бесценный ковер? Да? Прямо посреди чьей-то комнаты, когда все на вас смотрят? Да? Да, черт возьми, вы можете это, вы можете, и так далее, итак далее».
– Скажу только, что это не вполне готовый образчик, конечно. Его нужно еще слегка подправить, сделать поярче… Так что ты думаешь по этому поводу, Джинджер?
– Что? Да я в это… ни единого цента не вложу! – пафосно заявила Джинджер.
– О, это слишком страшно, Гай. Ты не должен в этом участвовать! – воскликнула Агнесс.
– Хммм… Полагаю, ты права, – сказал Гай, – хотя на самом деле трудно сказать. Может получиться, может не получиться… Просто хотел посмотреть, кто и что по этому поводу думает. В этих инвестиционных играх самое главное – принимать свежие решения.
Гай придумал еще одно развлечение и опять повеселился на славу. Он вовлек одного человека в мероприятие по разбиванию крекеров огромным отбойным молотком на Таймс-Сквер.
Этот стойкий товарищ прибыл на место со своим арсеналом – коробкой соленых крекеров и шестидесятифунтовым молотком – приблизительно в 9 утра. Там он, как выразился Гай, «открыл свой магазин», – прямо рядом с выходом из метро на Сорок второй улице, на самом оживленном в это время суток перекрестке мира.
Одетый в хаки и жестяную каску, странного вида человек пробрался через людской поток к выходу из метро, и, нырнув в самую гущу толпы, открыл обитый медью сундук, прикрепленный к поясу ремнем, вытащил соленый крекер и наклонился, чтобы осторожно положить его на пешеходной дорожке.
– Смотрите собственными главами! – закричал он, выпрямившись и нетерпеливо жестикулируя. – Будьте осторожны! Не подходите близко! – И за тем, подняв молоток на высоту плеча, мощным ударом обрушил его на крекер – не только рассеяв его в пыль, но также разбив на куски часть пешеходной дорожки.
Через несколько минут вокруг него собрались зеваки. Все собравшиеся, кроме тех, которые стояли в непосредственной близости, должны были вытягивать головы или подпрыгивать, чтобы увидеть хотя бы мельком человека в жестяной каске. А он разглядывал почти невидимую пыль, оставшуюся от крекера.
– Я размял его, не правда ли? – пробормотал он самому себе тоном профессионала.
– Что он сказал? – поспешно переспросили не сколько человек – из тех, что стояли ближе.
– Он сказал, что размял его, – объяснил кто-то.
– Размял его? – фыркнул другой. – Чувак, ну-ка повтори!
Гай Гранд также присутствовал при этой сцене. Он выслушивал различные комментарии и иногда присоединялся к дискуссии.
– Эй, как так случилось, что ты этим занимаешься? – спросил он человека в жестяной каске.
Человек вытащил еще один крекер и с великой осторожностью положил его на асфальт.
– Вот этим? – переспросил он, вставая и поднимая огромный молоток. – О, да это всего лишь дело техники.
– Что он сказал?
– Говорит, это дело техники.
– Что?
– Дело техники.
– Да, хорошо, а что он разбивает своим молотком? Что это? Похоже на крекер.
– Да для чего ему крекер-то разбивать, вы шутите?
– Чувак, смотри, как молоток поднимается над асфальтом! Смотрите, у него там молоток!
Через короткое время собравшихся было столько, что они заполонили всю улицу и даже вылезли на проезжую часть, мешая проезжать машинам. В результате полицейскому Сорок Второй улицы пришлось, ругаясь, протискиваться в центр толпы. «Дайте пройти!» – кричал он. – «Уберитесь с дороги!»
Когда он пробрался к центру, где в самом разгаре шла операция по разбиванию крекеров, то остановился, заломил кепку назад, сложил руки и скорчил гримасу отвращения, наблюдая, как человек в жестяной каске разбивает несколько крекеров огромным отбойным молотком.
– Ты на службе у городских властей, приятель? – дрогнувшим голосом спросил полицейский.
– Так точно, – сказал человек в жестяной каске, не оборачиваясь. – Городское планирование. Технические дела.
– Да, – сказал полисмен. – Местечко ты выбрал хуже некуда, вот что я тебе скажу. – После этого, поправив кепку, он начал разгонять толпу. – Двигайтесь! Расходитесь! – орал он. – Освободите место! Идите на работу! Это технические дела! Прочь с дороги!
Разогнать толпу в такой час оказалось делом нелегким. Через некоторое время пришлось пригнать пожарные машины и пустить в ход шланги. Когда причина происшествия была раскрыта, полиция доставила Гранду некоторое беспокойство.
– Наверное, Джинджер подошли бы кое-какие твои вещи, – предположил Гай.
Эстер по-детски прикрыла рот, чтобы скрыть смешок, и весело поглядела на остальных, а Агнесс, задержав дыхание, выпалила:
– Я боюсь, что мы носим другой размер, Гай!
Агнесс, тоненькая словно тростинка, носила максимум девятый размер, а Джинджер – минимум шестидесятый.
Джинджер покачала головой.
– Чарльз просто умрет, если я надену вещь, которую шил не он! – сказала она.
– А Чарльз делал для тебя балахоны? – спросил Гай.
– Я хотела бы, чтобы Чарльз сшил для меня маленькие итальянские балахоны, Гай, – ответила Джинджер. – Я думаю, они мне, с моей полнотой, вполне подойдут – но это значит, мне придется отказаться от всех моих женственных оборок и кружев, а Чарльз и слышать об этом не хочет! Он сказал, это будет «сверхпреступлением» – он ведь так любит работать с кружевом, Гай. И мне просто совесть не позволит! А что ты думаешь по этому поводу, Гай? – спросила она, гордо вскинув голову, словно сама Кармен.
– Чарльз нрав, конечно, – сказал Гай после минутного размышления.
Гай поверг в полный шок британских охотников в Конго (а заодно и пожилых знаменитых американских писателей, которые в тот момент находились на сафари), организовав большую охотничью экспедицию с 75-миллиметровой гаубицей.
– Она выстреливает с начальной скоростью в две тысячи футов в секунду, – любил посмеяться Гранд. – Она остановит все что угодно на этом континенте.
Как правило, используемая Французской Армией в артиллерии, эта огромная пушка, даже разобранная на части, весила тем не менее больше ста пятидесяти фунтов.
– Остановит все, что движется, – повторял Гай, – даже кита, если тот вынырнет на поверхность.
Для перевозки оружия Гай нанял трех туземцев. Сам же, одетый в огромный бронежилет, обернутый вокруг живота, и каску таких чудовищных размеров, что половина его лица оказалось спрятанной, гордой походкой следовал рядом, со знанием дела обсуждая с другими участниками мероприятия тонкости обращения с огнестрельным оружием и прелести большой охоты.
– У нас на днях в Кении была заваруха, – говорил он, – огромная кошка утащила двоих наших лучших парней. – Он с любовью поглядывал на пушку и со знанием дела продолжал: – Но у кошки изменились вкусы, когда она испробовала нашу семидесятипятимиллиметровую подружку! Да, сэр, эта малышка издает чудовищный грохот, можете жизнь свою на это поставить!
Примерно раз в час Гранд останавливался и делал театральный жест рукой, объявляя всем о привале. После этого он вместе с одним из верных ему туземцев (известным как «лучший гид по Центральной Африке») начинали принюхиваться, поводя ноздрями и безумно выпучив глаза.
– Там, в кустах, кошка, – внезапно говорил Гай, и, на глазах всей изумленной публики, в шлеме, который полностью закрывал ему видимость, хватал оружие, шатаясь под его тяжестью, прижимал его к покрытому бронежилетом брюху и вслепую палил в какой-нибудь камень, скрывавшийся за кустами. Выстрел клонил к земле высокие заросли и сносил верхушки деревьев, как если бы они были кукурузными стеблями. Отдачей Гранда отшвыривало футов на сорок, и он приземлялся в отвал практически без сознания.
– У этой крошки нечеловеческая отдача, – позже говорил Гай. – Маннлихер, конечно, по сравнению с этим – просто детская игрушка.
Семидесяти миллиметровая гаубица издавала невероятный грохот, земля дрожала, и любая охота в радиусе нескольких миль вокруг прекращалась. Все остальные сафари прошли от начала до конца без единого выстрела, кроме, естественно, случайных выстрелов из пушки Гранда.
Охотничьи экспедиции в Африке – мероприятия серьезные, дорогостоящие, и развлечение это потребовало от Гранда огромных затрат. И все же Гай всегда вспоминал эту историю с превеликим удовольствием. Всем гидам-туземцам это развлечение также пришлось по нутру.
15
– Вот смотрите, последние новости, – сказал, внезапно просветлев, Гранд, сидевший в своем огромном кресле. Он, шурша, развернул газету и показал статью окружающим. Заголовок гласил:
НАЧИНАЯ ГИГАНТСКУЮ КОСМИЧЕСКУЮ ПРОГРАММУ,
ПРЕЗИДЕНТ ПРОСИТ НАРОД О ДОВЕРИИ.
«ОСЕЛ» ОБЕЩАЕТ НАЛОГОПЛАТЕЛЬЩИКАМ…
Он прочитал это громко и звучно, но Джинджер отнеслась к данной просьбе весьма пренебрежительно.
– Вероятно, один из этих малолетних мексиканских ослов! – воскликнула она. – Воистину осел! – Она была большим противником президентской администрации.
– На твоем месте я бы не стал недооценивать нашего большого дядю Сэма, – предостерег ее Гай, обведя хитрым взглядом присутствующих.
– Да эти мексиканские ослы – просто мелочь! – настаивала Джинджер.
– Джинджер права, – резко вставила Агнесс, надевая очки – как и всякий раз, когда разговор с Гаем переходил на политические темы, – чтобы смерить его серьезным осуждающим взглядом. – Будет гораздо полезнее, если в космос отправят самого этого простофилю! – Она вскинула голову, явно довольная своей идеей. – Запустить бы этих болванов куда подальше!
Гай отложил газету.
– Я считаю тебя человеком терпимым, – мягко, но уверенно сказал он, поднимаясь. – И не люблю делать скоропалительных выводов. Но в случаях, подобных этому, когда речь идет о национальной чести, такие высказывания недалеки от гнусной государственной измены! – И так же серьезно станцевал чечетку шажка и раскланялся. – Боюсь, у меня не получится остаться на обед, – сообщил он.
– Гай, да я слышать об этом не желаю! – пронзительно вскрикнула Агнесс, сорвав с носа очки и сердито уставившись на Гая. – Ты обязательно должен остаться!
– Гай, Гай, Гай, – проворковала Эстер, покачав седой головой, – всегда куда-то спешит…
– Да, я бы так хотел остаться, – с грустью добавил Гай. – И все же – обратно в упряжку, обратно к станку.
Наша история про Гая Гранда уже подходит к концу. Однако по-настоящему скандальную славу он заслужил после того, как вышел в открытое море на большом корабле «С.С.Чудо-Христианин»… Это судно впоследствии стали называть «Ужасный мистический корабль капитана Клауса». На самом деле это был старый «Гриффин», пассажирский лайнер, который в свое время Гранд приобрел приблизительно за пятьдесят миллионов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9