– А гарантии выдает только Господь Бог.
Один из ответственных работников, седой мужчина лет сорока двух, готов был выпрыгнуть в окно от отчаяния.
Гранд, сохраняя за собой безусловное лидерство в ведении совещаний, мягко усадил мужчину обратно за стол. После чего он вынес следующий вердикт:
– Слова дешево стоят, джентльмены. Я мог бы сказать вам какую-нибудь пошлость вроде «потерянного не воротишь», но лучше я скажу вот что:
«Покажите мне человека, который сожалеет о прошлом, и я покажу вам круглого дурака!»
Эта фраза несколько воодушевила присутствующих. Гай сумел заставить их не придавать значения ужасающим данным о продажах «Дауни», а вместо этого с бесстрашием заглянуть в будущее. – Наше современное общество пришло к кое-каким выводам, – сказал Гранд. – Собственно, это то, за что мы им платим. Оно открыло для нас пару потребительских принципов, которые мы можем обсудить прямо здесь, на совещании. Один из этих принципов в том, что любой член общества горит ненасытным желанием стать идеалом. Второй принцип – это ошибка трактовки монотеизма – скажем так. Эта ошибка – или заблуждение – в том, что любой идеал (или абсолют) может быть представлен в виде какого-то одного конкретного предмета.
Гай сделал паузу, сложил перед собой руки домиком, оценивающе поглядел на некоторых присутствующих, сидевших близко к нему, затем продолжил:
– И все это, конечно, правильно. Мы до безобразия западные люди, хорошо это или плохо, я не знаю. Я скажу так – мы думаем двояко… двойственно… дихотомия … мы поступаем так с самого нашего появления на этой земле. Мы думаем о собственной исключительности? Избранности? Ее не существует в нашем мире! Хорошо, я спрошу вас, коллеги, что нам остается в этом случае? Монотеизм, разбитый на осколки, с одной стороны, и безумное желание единственного идеала – с другой. Так вот, скажу я вам: решение появляется само собой, прямо на наших глазах. И решение это следующее: идеал – в любой отдельно взятой области – должен быть обозначен как двойственность, двоякость, дихотомия! Да, если одна большая компания, такая, как наша «Вэнити», может показать потребителю эту двойственность, представив ее в любом отдельно взятом продукте, тогда нам будет обеспечена монополия на рынке. Да, и мы представим эту двойственность! Две стороны, две крайности, сливающиеся воедино! Я скажу так: люди выберут именно двойственность, они попросту не смогут выйти за ее пределы. Потому что у двойственности нет предела! И тогда у них не останется возможности выбирать, потому что четкой основы для этого выбора не будет… не будет выбора, покупать этот продукт или нет. Кто-нибудь из вас желает высказаться по этому поводу?
Никто не пожелал высказаться, и Гранд продолжил кратко:
– Теперь все, что мы хотим – чтобы продукт, который мы представляем, был представлен в двух формах – доброе и злое, старое и новое, примитивное и развитое – два пункта, созданные для одной и той же цели, но представленные как абсолютно противоположные, представленные одновременно с моральной и философской точек зрения. Это не должно отдавать аскетизмом. Упаковки будут сделаны в ярких тонах, они будут похожи друг на друга… Пусть заинтересовавшиеся примут это к сведению… теперь кто-то из вас, коллеги – знает, что это может быть за продукт?
Они не знали, но было очевидно, что Гай просто раздразнивает их любопытство. Он уже решил, что это будет за продукт, и работа над ним была в самом разгаре.
Это был, конечно же, дезодорант для тела – представленный, как он и предложил, в двух вариантах. Первый вариант был традиционным, с акцентом на тщательно проведенные клинические испытания и эротическую привлекательность запаха. Дезодорант гарантировал «уверенность в самые важные моменты вашей жизни – отрезает запах тела как ножом». Созданный с помощью высоких технологий, он был, безусловно, лучше и качественней, чем любой другой подобный продукт. Технология его создания включала использование «жидкого стекла, точных весов» и так далее. Название дезодоранта было «Тайк».
Второй продукт создавался по диаметрально противоположному принципу – биологическому. Акцент был сделан на первобытные инстинкты, и исследование основывалось на данных о принципах естественного отбора среди спаривающихся животных. Действие дезодоранта, соответственно, после согласования с вышестоящими инстанциями, базировалось на основе обонятельных процессов. Именно благодаря обонянию животные находят себе пару и достигают гармоничных моногамных отношений.
Таким образом, второй дезодорант был создан не для того, чтобы приглушить натуральный запах тела, а наоборот, чтобы подчеркнуть его. Как предполагалось, мужчины и женщины, используя этот дезодорант, могли подыскать себе подходящего партнера.
Дезодорант назывался «Мускус и масло».
В назойливом рекламном радио ролике, в ускоренном темпе говорилось: «Не залеживайтесь – «Мускус и масло» – эта фраза повторялась бесчисленное количество раз в течение всего нескольких секунд.
Поскольку проект с «Дауни» потерпел полнейшее фиаско, было решено на данном этапе менять стратегию, а заодно и название компании. Было придумано новое название, которое, по задумке, должно было затронуть оба аспекта, выдвинутых Грандом. И название компании теперь было: «Леди Афродита».
Гранд организовал выступление нескольких выдающихся биологов, врачей, философов, деятелей церкви, кинозвезд, конгрессменов, воспитательниц из детских садов, которые – добровольно – одобрили идею нового продукта и его полезность, а также выразили уверенность в моральной корректности принципов создания дезодоранта «Мускус и масло».
В ходе продвижения продукта на рынке, казалось, рекламная кампания привлекла внимание общественности. В речи Гранда на очередном совещании присутствовали такие эпитеты, как «великолепное наследие богемы, оставленное среднему классу» и «мотив возвращения к природе, дремлющей в нас, словно спящий великан».
– Предложив эти два продукта потребителям в нашей огромной стране, – сказал он на финальном совещании, – «Леди Афродита» представила их как нельзя более двойственно. Теперь, в итоге, мы добились того, что каждый потребитель может сделать свой собственный выбор между двумя противоположными продуктами, и каждому гарантирована уверенность и безопасность. В том числе, скажу я, безопасность взаимодействия с идеалом. Джентльмены, я заявляю, что этот продукт можно назвать так: «Возвращение домой!» И записать это в сердцах мистера и миссис Америки!
Когда оба продукта поступили в продажу, случился непредвиденный казус. Эффект от обоих продуктов был схож с эффектом «бомбы с удушающими газами» замедленного действия. Входящий в состав сульфид водорода или что-то вроде этого подействовал так, что люди, пользовавшиеся дезодорантами, стали несносно вонять. В результате какое-то время царила паника и суматоха.
Как вы уже догадались, это была всего лишь очередная шутка Гранда за его собственный счет, притом не самая лучшая. Когда журналисты поняли, откуда дует ветер, о Гранде и его персонале появилось множество издевательских статей.
Гранду дорого обошлось в очередной раз сохранить репутацию.
8
– А как поживает наша мисс Салли Хастингс? – спросила Агнесс у Джинджер Хортон, при этом застенчиво и многозначительно глядя на Гая. У нее был свой интерес к юной леди, и, без сомнения, из-за племянника.
– Бедная Салли, – сказала Джинджер Хортон, выражая предельное безразличие. – Она стала такой занудой…
– Какой стыд, – сказала Агнесс. – Такая хорошая девушка, разве тебе так не казалось, Гай?
– Очаровательная девушка, – ответил Гай Гранд.
– Да ты просто не заметил, но я должна тебе сказать, – продолжила его тетушка в несколько суровом тоне, – хоть она не сказала за весь вечер и пары слов, но, как мне подсказывает интуиция, ты ей очень понравился, Гай.
– Мы встречались потом у нее дома, – пояснил Гай.
– Гай, не может быть! – с неподдельной досадой воскликнула Агнесс.
– Да все может быть, – сказал Гай. – Для маленького тет-а-тет – вам должно быть понятно, что это значит.
– Ну ладно, – сказала Агнесс. Она сделала большой глоток чаю и сжала губы, но затем продолжила, обращаясь к Джинджер. – Какой стыд, Джинджер! Такая умная девушка… но, я полагаю, что многие из них… я имею в виду – девушки – ее сорта? Я лично ставлю на первое место моральные качества девушки, а не ее ум, – не правда ли, Гай?
– О, я думаю, об этом даже говорить не надо, – легко сказал Гай.
Вторжение Гая в мир профессионального бокса, по сути своей событие довольно значительное, не было замечено мастерами пера. Беспечные журналисты продолжали вершить свои дела, изощряясь в похвалах Чемпиону. Они написали так: «Чемпион полон мужества и бойцовской силы, и хотя он еще и не прославился на весь мир, однако и не опозорился. Он вполне может потягаться с лучшими из лучших».
В колонке они разместили прогнозы по поводу исхода матча:
Вы, может, спросите: «А мог бы Чемпион взять Гибралтарский приз простым правым встречным?» Каков будет ответ на этот вопрос? Он мог, но мог бы и добавить пару финтов до кучи. «Но, – захотите вы узнать, – смог бы он продержаться в заглавном воскресном бою против Бомбера, из тех бычков, что почти без замаха ломают прямым ударом полено в щепки?» И вот что я вам скажу: да если бы Чемпион не ушел от такого удара, знаете, что бы он сделал? Да он просто отбил бы его своим смехом! «Ладно, – скажете вы, – а смог бы он выстоять против Большого Джона Л. когда костяшки уже были сбиты в кровь в зале на 108-й?» Хотите услышать ответ? Скажу вам вот что. Стоим как-то мы с Чемпионом и его седой мамашей на углу Дэрроу и Леке, вдруг подгребает какой-то уличный громила и начинает одаривать чемпионову маму лещами.
– Ты, говорит, грязная старая шлюха! – и по морде ее. Маму чемпиона! Представляете?!
И если думаете, что чемпион Америки в тяжелом весе будет стоять и смотреть, как какая-то шваль лупит его мамашу – ошибаетесь! Лучше натяните кепку на уши, мистер, может поможет! Ответ Н… Е… Т…! Пишется «НЕТ!» «Ладно, – скажете вы, – пока все тип-топ, но мог бы чемпион вырубить Деметрия, когда Деми размахивал, так сказать, своими сетью и трезубцем, а чемпион был словно связан по рукам и ногам?» Так? Хотите знать, что я думаю? Так вот, слушайте. Если бы Чемпион…
Чемпион был национальным героем. Всем своим поведением он выражал полное презрение к мнению общественности, что и сделало его телезвездой. Он был малый с доброй душой, при этом восхитительно невежествен и туп – и очень любил похулиганить!
Гранд каким-то образом проник внутрь, положил кредитки на стол (два миллиона, без налогов) и сделал так, чтобы Чемпион выкинул в следующем бою нечто странное: повел себя в гомосексуалистской, или попросту женственной манере… И после этого начал бы вести себя так все время – на телевидении, на ринге, везде – притворялся педиком, строил странные гримасы, вздрагивал от каждого шороха и так далее.
Следующий большой бой должен был пройти совсем по-другому Противником Чемпиона в этот раз был тридцатитрехлетний ветеран ринга по имени Тексас Паувелл. У Текса был свой внушительный рекорд: сорок побед (25 посредством нокаута), семь поражений и три ничьих. Он довольно долго находился в центре пристального внимания публики и был известен, с легкой руки журналистов, как «грубый клиент» или «жесткий пряник».
«Текс идет на бой, – написали они. – Большой вопрос, вынесет ли он этот бой? Останется ли он в сознании, чтобы довести бой до конца? Ответ на этот вопрос будет дан сегодня вечером на ринге в Гарден!»
Хитрость задумки Гранда заключалась в том, что с Тексом тоже была достигнута некоторая договоренность. Он должен был не просто провести бой, а всем своим поведением на ринге наглядно показать, что он гомосексуалист. Та же договоренность – или «фишка», как это называли в те дни – заключена была и с Комиссией, и все меры предосторожности были предприняты заранее.
Шоу началось, и происходившее на ринге оказалось настолько «смешным», что бой – теоретически – мог бы быть прерван на первом же ударе колокола.
К счастью, всё произошло быстро. Чемпион и его противник выпрыгнули из своих углов, жеманно виляя бедрами, и их первый же осторожный обмен ударами – которые были для каждого не страшнее удара маленькой девочки – вызвал крики удивления и одновременно презрения и негодования.
Затем Тексас Паувелл повел наступление против Чемпиона, высокомерно приблизился и стал наступать, размахивая при этом руками словно ветряная мельница. Чемпион какое-то время отчаянно пытался закрыться, но, в конце концов, пронзительно вскричал: «Я не могу больше этого вынести!» После этого он согнулся, упал на пол, обливаясь слезами отчаяния, и начал избивать кулаками пол. Жалкое зрелище. Одним словом, неудачник, которого мир еще не видывал.
Текс горделиво вскинул голову и поднял руку, как победитель – вопросительно и кокетливо поглядывая на рефери.
Очевидно, некоторые из зрителей нашли представление настолько отвратительным, что прямо в зале попадали в глубокий обморок.
9
– Джинджер, – начала Агнесс, – когда ты в первый раз осознала, что Салли Хастингс настолько… эээ… вульгарна?
– Агнесс, Битси узнала это первой! – искренне воскликнула Джинджер.
– Собака? – спросил Гранд.
– Что ты имеешь в виду, Джинджер? – было видно, что Агнесс раздирают сомнения. В тот же момент она быстро переглянулась с племянником, всем своим видом давая понять, как она его обожает.
– Она совсем не любила нашу Битси, Агнесс, – начала Джинджер, – никто не обращался с Битси худшим образом, уверяю вас!
* * *
Работа Гранда в кино индустрии была, очевидно, связана с его безграничной симпатией к драматическому театру. Вместе с возрождением телевизионной драмы он был несказанно рад пробраться, как сам он написал, «назад на сцену».
«Шоу-бизнес – лучший бизнес» – любил он подшучивать над актерами. – У нас у всех есть свои взлеты и падения, но я, черт возьми, не променяю один мазок грима на все чертовы замки Франции!
Таким образом, он вторгся в эту сферу, и это вторжение оказалось весьма действенным. В это время, в воскресенье вечером, по телевидению показывали известную драму. Драма называлась «Театр нашего города» и затрагивала серьезные жизненные проблемы. По крайней мере, зрителям говорили, что она затрагивает серьезные жизненные проблемы, хотя, по правде сказать, это была очередная телевизионная жвачка с элементами сленга и даже легкой порнографии.
Гранд решил в этом поучаствовать.
Приняли его весьма благосклонно. В тот момент, когда Гай присоединился к миру телеискусства, в самом разгаре были репетиции другой драмы – «Все наши прошедшие дни».
Приступая к проекту, Гранд поставил одним из своих условий следующее: он сам или его представитель встречаются с главным героем или героиней в период репетиций и обговаривают, каким должен быть конечный продукт. Миллионного вложения оказалось для этого больше чем достаточно.
Договоренность между Грандом и ведущей актрисой «Всех наших прошедших дней» была предельно проста. В течение финальных съемок воскресной трансляции пьесы, в большой сцене под занавес второго акта, героиня неожиданно отошла от группы других актеров, приблизилась к камере и, адресуя свое заявление зрителям, произнесла:
– Любой, кто терпит эту слюнявую, помпезную околесицу у себя дома , имеет меньше вкуса и здравого смысла, чем животные на скотном дворе!
И с гордым видом умолкла.
Половина труппы уставилась на нее в изумлении, остальные застыди в немой сцене, как соляные столбы. Из-за сцены раздался приглушенный истерический шепот:
– Какого черта?
– Реплику! Реплику!
– Погасите! Ради бога, погасите!
Перед тем как сцену, наконец, затемнили, случился небольшой переполох. Один из актеров, играющих второстепенные роли, который учился по русской школе актерского мастерства, решил импровизировать до конца пьесы, в течение оставшихся двенадцати минут. Прозвучала пара весьма странных монологов – такой импровизацией он безуспешно попытался спасти финал – и сцену наконец погрузили в темноту. После этого, чтобы заполнить эфирное время до конца часа, показали короткий документальный фильм о ловле тарпонов.
Произошедшее можно было объяснить только тем, что актриса внезапно двинулась умом, но даже если и так – гневу начальства не было предела.
В одно из следующих воскресений на съемках «Завтрашних огней» дело приняло неожиданный оборот. Ведущий актер играл симпатичного пожилого доктора. Сейчас этот доктор делал срочную операцию. Он был предельно собран, серьезен, сконцентрирован на свой благородной цели – спасении жизни человека. Молоденькая медсестра непрерывно смотрела на него, ожидая команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Один из ответственных работников, седой мужчина лет сорока двух, готов был выпрыгнуть в окно от отчаяния.
Гранд, сохраняя за собой безусловное лидерство в ведении совещаний, мягко усадил мужчину обратно за стол. После чего он вынес следующий вердикт:
– Слова дешево стоят, джентльмены. Я мог бы сказать вам какую-нибудь пошлость вроде «потерянного не воротишь», но лучше я скажу вот что:
«Покажите мне человека, который сожалеет о прошлом, и я покажу вам круглого дурака!»
Эта фраза несколько воодушевила присутствующих. Гай сумел заставить их не придавать значения ужасающим данным о продажах «Дауни», а вместо этого с бесстрашием заглянуть в будущее. – Наше современное общество пришло к кое-каким выводам, – сказал Гранд. – Собственно, это то, за что мы им платим. Оно открыло для нас пару потребительских принципов, которые мы можем обсудить прямо здесь, на совещании. Один из этих принципов в том, что любой член общества горит ненасытным желанием стать идеалом. Второй принцип – это ошибка трактовки монотеизма – скажем так. Эта ошибка – или заблуждение – в том, что любой идеал (или абсолют) может быть представлен в виде какого-то одного конкретного предмета.
Гай сделал паузу, сложил перед собой руки домиком, оценивающе поглядел на некоторых присутствующих, сидевших близко к нему, затем продолжил:
– И все это, конечно, правильно. Мы до безобразия западные люди, хорошо это или плохо, я не знаю. Я скажу так – мы думаем двояко… двойственно… дихотомия … мы поступаем так с самого нашего появления на этой земле. Мы думаем о собственной исключительности? Избранности? Ее не существует в нашем мире! Хорошо, я спрошу вас, коллеги, что нам остается в этом случае? Монотеизм, разбитый на осколки, с одной стороны, и безумное желание единственного идеала – с другой. Так вот, скажу я вам: решение появляется само собой, прямо на наших глазах. И решение это следующее: идеал – в любой отдельно взятой области – должен быть обозначен как двойственность, двоякость, дихотомия! Да, если одна большая компания, такая, как наша «Вэнити», может показать потребителю эту двойственность, представив ее в любом отдельно взятом продукте, тогда нам будет обеспечена монополия на рынке. Да, и мы представим эту двойственность! Две стороны, две крайности, сливающиеся воедино! Я скажу так: люди выберут именно двойственность, они попросту не смогут выйти за ее пределы. Потому что у двойственности нет предела! И тогда у них не останется возможности выбирать, потому что четкой основы для этого выбора не будет… не будет выбора, покупать этот продукт или нет. Кто-нибудь из вас желает высказаться по этому поводу?
Никто не пожелал высказаться, и Гранд продолжил кратко:
– Теперь все, что мы хотим – чтобы продукт, который мы представляем, был представлен в двух формах – доброе и злое, старое и новое, примитивное и развитое – два пункта, созданные для одной и той же цели, но представленные как абсолютно противоположные, представленные одновременно с моральной и философской точек зрения. Это не должно отдавать аскетизмом. Упаковки будут сделаны в ярких тонах, они будут похожи друг на друга… Пусть заинтересовавшиеся примут это к сведению… теперь кто-то из вас, коллеги – знает, что это может быть за продукт?
Они не знали, но было очевидно, что Гай просто раздразнивает их любопытство. Он уже решил, что это будет за продукт, и работа над ним была в самом разгаре.
Это был, конечно же, дезодорант для тела – представленный, как он и предложил, в двух вариантах. Первый вариант был традиционным, с акцентом на тщательно проведенные клинические испытания и эротическую привлекательность запаха. Дезодорант гарантировал «уверенность в самые важные моменты вашей жизни – отрезает запах тела как ножом». Созданный с помощью высоких технологий, он был, безусловно, лучше и качественней, чем любой другой подобный продукт. Технология его создания включала использование «жидкого стекла, точных весов» и так далее. Название дезодоранта было «Тайк».
Второй продукт создавался по диаметрально противоположному принципу – биологическому. Акцент был сделан на первобытные инстинкты, и исследование основывалось на данных о принципах естественного отбора среди спаривающихся животных. Действие дезодоранта, соответственно, после согласования с вышестоящими инстанциями, базировалось на основе обонятельных процессов. Именно благодаря обонянию животные находят себе пару и достигают гармоничных моногамных отношений.
Таким образом, второй дезодорант был создан не для того, чтобы приглушить натуральный запах тела, а наоборот, чтобы подчеркнуть его. Как предполагалось, мужчины и женщины, используя этот дезодорант, могли подыскать себе подходящего партнера.
Дезодорант назывался «Мускус и масло».
В назойливом рекламном радио ролике, в ускоренном темпе говорилось: «Не залеживайтесь – «Мускус и масло» – эта фраза повторялась бесчисленное количество раз в течение всего нескольких секунд.
Поскольку проект с «Дауни» потерпел полнейшее фиаско, было решено на данном этапе менять стратегию, а заодно и название компании. Было придумано новое название, которое, по задумке, должно было затронуть оба аспекта, выдвинутых Грандом. И название компании теперь было: «Леди Афродита».
Гранд организовал выступление нескольких выдающихся биологов, врачей, философов, деятелей церкви, кинозвезд, конгрессменов, воспитательниц из детских садов, которые – добровольно – одобрили идею нового продукта и его полезность, а также выразили уверенность в моральной корректности принципов создания дезодоранта «Мускус и масло».
В ходе продвижения продукта на рынке, казалось, рекламная кампания привлекла внимание общественности. В речи Гранда на очередном совещании присутствовали такие эпитеты, как «великолепное наследие богемы, оставленное среднему классу» и «мотив возвращения к природе, дремлющей в нас, словно спящий великан».
– Предложив эти два продукта потребителям в нашей огромной стране, – сказал он на финальном совещании, – «Леди Афродита» представила их как нельзя более двойственно. Теперь, в итоге, мы добились того, что каждый потребитель может сделать свой собственный выбор между двумя противоположными продуктами, и каждому гарантирована уверенность и безопасность. В том числе, скажу я, безопасность взаимодействия с идеалом. Джентльмены, я заявляю, что этот продукт можно назвать так: «Возвращение домой!» И записать это в сердцах мистера и миссис Америки!
Когда оба продукта поступили в продажу, случился непредвиденный казус. Эффект от обоих продуктов был схож с эффектом «бомбы с удушающими газами» замедленного действия. Входящий в состав сульфид водорода или что-то вроде этого подействовал так, что люди, пользовавшиеся дезодорантами, стали несносно вонять. В результате какое-то время царила паника и суматоха.
Как вы уже догадались, это была всего лишь очередная шутка Гранда за его собственный счет, притом не самая лучшая. Когда журналисты поняли, откуда дует ветер, о Гранде и его персонале появилось множество издевательских статей.
Гранду дорого обошлось в очередной раз сохранить репутацию.
8
– А как поживает наша мисс Салли Хастингс? – спросила Агнесс у Джинджер Хортон, при этом застенчиво и многозначительно глядя на Гая. У нее был свой интерес к юной леди, и, без сомнения, из-за племянника.
– Бедная Салли, – сказала Джинджер Хортон, выражая предельное безразличие. – Она стала такой занудой…
– Какой стыд, – сказала Агнесс. – Такая хорошая девушка, разве тебе так не казалось, Гай?
– Очаровательная девушка, – ответил Гай Гранд.
– Да ты просто не заметил, но я должна тебе сказать, – продолжила его тетушка в несколько суровом тоне, – хоть она не сказала за весь вечер и пары слов, но, как мне подсказывает интуиция, ты ей очень понравился, Гай.
– Мы встречались потом у нее дома, – пояснил Гай.
– Гай, не может быть! – с неподдельной досадой воскликнула Агнесс.
– Да все может быть, – сказал Гай. – Для маленького тет-а-тет – вам должно быть понятно, что это значит.
– Ну ладно, – сказала Агнесс. Она сделала большой глоток чаю и сжала губы, но затем продолжила, обращаясь к Джинджер. – Какой стыд, Джинджер! Такая умная девушка… но, я полагаю, что многие из них… я имею в виду – девушки – ее сорта? Я лично ставлю на первое место моральные качества девушки, а не ее ум, – не правда ли, Гай?
– О, я думаю, об этом даже говорить не надо, – легко сказал Гай.
Вторжение Гая в мир профессионального бокса, по сути своей событие довольно значительное, не было замечено мастерами пера. Беспечные журналисты продолжали вершить свои дела, изощряясь в похвалах Чемпиону. Они написали так: «Чемпион полон мужества и бойцовской силы, и хотя он еще и не прославился на весь мир, однако и не опозорился. Он вполне может потягаться с лучшими из лучших».
В колонке они разместили прогнозы по поводу исхода матча:
Вы, может, спросите: «А мог бы Чемпион взять Гибралтарский приз простым правым встречным?» Каков будет ответ на этот вопрос? Он мог, но мог бы и добавить пару финтов до кучи. «Но, – захотите вы узнать, – смог бы он продержаться в заглавном воскресном бою против Бомбера, из тех бычков, что почти без замаха ломают прямым ударом полено в щепки?» И вот что я вам скажу: да если бы Чемпион не ушел от такого удара, знаете, что бы он сделал? Да он просто отбил бы его своим смехом! «Ладно, – скажете вы, – а смог бы он выстоять против Большого Джона Л. когда костяшки уже были сбиты в кровь в зале на 108-й?» Хотите услышать ответ? Скажу вам вот что. Стоим как-то мы с Чемпионом и его седой мамашей на углу Дэрроу и Леке, вдруг подгребает какой-то уличный громила и начинает одаривать чемпионову маму лещами.
– Ты, говорит, грязная старая шлюха! – и по морде ее. Маму чемпиона! Представляете?!
И если думаете, что чемпион Америки в тяжелом весе будет стоять и смотреть, как какая-то шваль лупит его мамашу – ошибаетесь! Лучше натяните кепку на уши, мистер, может поможет! Ответ Н… Е… Т…! Пишется «НЕТ!» «Ладно, – скажете вы, – пока все тип-топ, но мог бы чемпион вырубить Деметрия, когда Деми размахивал, так сказать, своими сетью и трезубцем, а чемпион был словно связан по рукам и ногам?» Так? Хотите знать, что я думаю? Так вот, слушайте. Если бы Чемпион…
Чемпион был национальным героем. Всем своим поведением он выражал полное презрение к мнению общественности, что и сделало его телезвездой. Он был малый с доброй душой, при этом восхитительно невежествен и туп – и очень любил похулиганить!
Гранд каким-то образом проник внутрь, положил кредитки на стол (два миллиона, без налогов) и сделал так, чтобы Чемпион выкинул в следующем бою нечто странное: повел себя в гомосексуалистской, или попросту женственной манере… И после этого начал бы вести себя так все время – на телевидении, на ринге, везде – притворялся педиком, строил странные гримасы, вздрагивал от каждого шороха и так далее.
Следующий большой бой должен был пройти совсем по-другому Противником Чемпиона в этот раз был тридцатитрехлетний ветеран ринга по имени Тексас Паувелл. У Текса был свой внушительный рекорд: сорок побед (25 посредством нокаута), семь поражений и три ничьих. Он довольно долго находился в центре пристального внимания публики и был известен, с легкой руки журналистов, как «грубый клиент» или «жесткий пряник».
«Текс идет на бой, – написали они. – Большой вопрос, вынесет ли он этот бой? Останется ли он в сознании, чтобы довести бой до конца? Ответ на этот вопрос будет дан сегодня вечером на ринге в Гарден!»
Хитрость задумки Гранда заключалась в том, что с Тексом тоже была достигнута некоторая договоренность. Он должен был не просто провести бой, а всем своим поведением на ринге наглядно показать, что он гомосексуалист. Та же договоренность – или «фишка», как это называли в те дни – заключена была и с Комиссией, и все меры предосторожности были предприняты заранее.
Шоу началось, и происходившее на ринге оказалось настолько «смешным», что бой – теоретически – мог бы быть прерван на первом же ударе колокола.
К счастью, всё произошло быстро. Чемпион и его противник выпрыгнули из своих углов, жеманно виляя бедрами, и их первый же осторожный обмен ударами – которые были для каждого не страшнее удара маленькой девочки – вызвал крики удивления и одновременно презрения и негодования.
Затем Тексас Паувелл повел наступление против Чемпиона, высокомерно приблизился и стал наступать, размахивая при этом руками словно ветряная мельница. Чемпион какое-то время отчаянно пытался закрыться, но, в конце концов, пронзительно вскричал: «Я не могу больше этого вынести!» После этого он согнулся, упал на пол, обливаясь слезами отчаяния, и начал избивать кулаками пол. Жалкое зрелище. Одним словом, неудачник, которого мир еще не видывал.
Текс горделиво вскинул голову и поднял руку, как победитель – вопросительно и кокетливо поглядывая на рефери.
Очевидно, некоторые из зрителей нашли представление настолько отвратительным, что прямо в зале попадали в глубокий обморок.
9
– Джинджер, – начала Агнесс, – когда ты в первый раз осознала, что Салли Хастингс настолько… эээ… вульгарна?
– Агнесс, Битси узнала это первой! – искренне воскликнула Джинджер.
– Собака? – спросил Гранд.
– Что ты имеешь в виду, Джинджер? – было видно, что Агнесс раздирают сомнения. В тот же момент она быстро переглянулась с племянником, всем своим видом давая понять, как она его обожает.
– Она совсем не любила нашу Битси, Агнесс, – начала Джинджер, – никто не обращался с Битси худшим образом, уверяю вас!
* * *
Работа Гранда в кино индустрии была, очевидно, связана с его безграничной симпатией к драматическому театру. Вместе с возрождением телевизионной драмы он был несказанно рад пробраться, как сам он написал, «назад на сцену».
«Шоу-бизнес – лучший бизнес» – любил он подшучивать над актерами. – У нас у всех есть свои взлеты и падения, но я, черт возьми, не променяю один мазок грима на все чертовы замки Франции!
Таким образом, он вторгся в эту сферу, и это вторжение оказалось весьма действенным. В это время, в воскресенье вечером, по телевидению показывали известную драму. Драма называлась «Театр нашего города» и затрагивала серьезные жизненные проблемы. По крайней мере, зрителям говорили, что она затрагивает серьезные жизненные проблемы, хотя, по правде сказать, это была очередная телевизионная жвачка с элементами сленга и даже легкой порнографии.
Гранд решил в этом поучаствовать.
Приняли его весьма благосклонно. В тот момент, когда Гай присоединился к миру телеискусства, в самом разгаре были репетиции другой драмы – «Все наши прошедшие дни».
Приступая к проекту, Гранд поставил одним из своих условий следующее: он сам или его представитель встречаются с главным героем или героиней в период репетиций и обговаривают, каким должен быть конечный продукт. Миллионного вложения оказалось для этого больше чем достаточно.
Договоренность между Грандом и ведущей актрисой «Всех наших прошедших дней» была предельно проста. В течение финальных съемок воскресной трансляции пьесы, в большой сцене под занавес второго акта, героиня неожиданно отошла от группы других актеров, приблизилась к камере и, адресуя свое заявление зрителям, произнесла:
– Любой, кто терпит эту слюнявую, помпезную околесицу у себя дома , имеет меньше вкуса и здравого смысла, чем животные на скотном дворе!
И с гордым видом умолкла.
Половина труппы уставилась на нее в изумлении, остальные застыди в немой сцене, как соляные столбы. Из-за сцены раздался приглушенный истерический шепот:
– Какого черта?
– Реплику! Реплику!
– Погасите! Ради бога, погасите!
Перед тем как сцену, наконец, затемнили, случился небольшой переполох. Один из актеров, играющих второстепенные роли, который учился по русской школе актерского мастерства, решил импровизировать до конца пьесы, в течение оставшихся двенадцати минут. Прозвучала пара весьма странных монологов – такой импровизацией он безуспешно попытался спасти финал – и сцену наконец погрузили в темноту. После этого, чтобы заполнить эфирное время до конца часа, показали короткий документальный фильм о ловле тарпонов.
Произошедшее можно было объяснить только тем, что актриса внезапно двинулась умом, но даже если и так – гневу начальства не было предела.
В одно из следующих воскресений на съемках «Завтрашних огней» дело приняло неожиданный оборот. Ведущий актер играл симпатичного пожилого доктора. Сейчас этот доктор делал срочную операцию. Он был предельно собран, серьезен, сконцентрирован на свой благородной цели – спасении жизни человека. Молоденькая медсестра непрерывно смотрела на него, ожидая команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9