«Довольно!», но улыбнулась.
– Надеюсь, я не заставила себя ждать?
– Отлично знаешь, что заставила, – отозвалась Керри и опустила ложку в тарелку с дымящимся супом.
Тетя Шарлотта лукаво подмигнула Генри Кемпу.
– Итак, – начала миссис Пейсон застольную беседу, – что вы поделывали? Пожалуй, мы бы с вами никогда и не виделись, если бы не эти обеды.
Чарли быстро вскинула глаза:
– Прости, бабушка, но я больше не могу обедать у тебя по пятницам.
– Почему?
– У меня в это время урок танцев.
Миссис Пейсон положила ложку и откинулась назад, зловеще спокойная.
– Урок танцев! Я полагаю, ты можешь перенести его па другой день. Ты отлично знаешь, что это единственный возможный день для наших обедов. Четверг – выходной день Гульды, по средам твои родители играют в бридж, но…
– Знаю, знаю, но перенести урок нельзя.
– А танцевать тебе необходимо, правда?
Чарли приняла это за чисто риторический вопрос. С таким же успехом можно было ее спросить: «А дышать тебе необходимо?» Миссис Пейсон обратилась к Белле:
– Это делается с твоего ведома? Белла невозмутимо грызла сухарик.
– Да, мы говорили об этом. Но ты ведь знаешь, мама, что в таких вопросах Чарли самостоятельно принимает решения!
Словно сговорившись, тетя Шарлотта и Лотти посмотрели на Чарли. В этом взгляде, независимо от их воли, проглядывало некоторое уважение.
– Но почему именно в пятницу вечером?.. – настаивала миссис Пейсон. – Лотти, позвони!
Лотти послушно позвонила. Вошла Гульда.
– Превкусный суп, мама, – заметил Генри.
Но миссис Пейсон нелегко было задобрить. Она пропустила комплимент мимо ушей.
– Почему именно в пятницу, скажи на милость?
Чарли даже заерзала на месте от удовольствия.
– Я все надеялась, что ты спросишь. Я просто умираю, до того хочу об этом поговорить. Видишь ли, в последних числах марта я заканчиваю слушание курсов по рациональному ведению коммерческих предприятий. Затем университет устроит нас на службу.
– Устроит на службу!
Миссис Пейсон всегда с опаской ждала, какую карьеру выберет внучка. Чарли ни на минуту не позволяла родным усомниться, что карьеру она сделает. Впрочем, слова «карьера» она избегала, предпочитая говорить просто о работе. Что же касается выбора последней, то Чарли колебалась между балетом, с одной стороны (для чего она была вполне подготовлена), и литературой – с другой стороны (к чему у нее совершенно не было таланта). Помимо этих крайних полюсов, ей иногда представлялось крайне соблазнительным стать дипломированной авиаторшей (она ни разу в жизни не летала), личной секретаршей миллионера (влияние подруг) или чемпионкой лаун-тенниса (она довольно удачно справлялась со средними игроками мужского пола, но, подавая мяч, всегда высовывала кончик языка). Чарли никогда не выражала лишь желания сделаться сиделкой.
В разгар своей университетской карьеры это юное парадоксальное существо вдруг объявило, к удивлению своих родственников и знакомых, о своем намерении прослушать новый курс, введенный университетом и имеющий целью подготовить молодых девиц к занятию административных должностей на предприятиях розничной торговли. Внезапно целый ряд университетов и фешенебельных колледжей приступил к тренировке девиц для таких должностей. В перспективе им сулили огромные оклады, как следствие произведенных ими коренных переворотов в способах ведения означенной торговли. До сего времени такие места занимали женщины, медленно и с трудом проходившие все ступени от продавщицы за прилавком до заведующей конторой. Вновь объявленные курсы должны были ввести в торговое дело барышень с университетским образованием.
Бабушка испытывала в отношении сделанного Чарли выбора карьеры смешанное чувство одобрения и одновременно порицания. Ясно, что в Чарли говорит кровь Трифтов. Но представить себе только девицу из рода Трифтов – в лавке! Пусть даже в конце концов она возглавит контору, отделанную красным деревом, будет ворочать огромными делами и командовать целым полком секретарей и подчиненных. Подобает ли это даме? Прилично ли это? Что скажут на Саус-Сайд?
Итак, миссис Пейсон в замешательстве повторила:
– Устроит на службу?
– Ну да, чтобы начать практику. Мы изучаем дело на всех стадиях, как инженеры или врачи. Как я сегодня слышала, меня устроят к Шильду, в отделение блузок.
– Что ты говоришь! – воскликнул Генри; вся эта история с Чарли и ее новой работой не на шутку забавляла его. – Итак, ты начнешь с продавщицы? Представь себе, Чарли, я вхожу в магазин и спрашиваю…
– С продавщицы? – переспросила миссис Пейсон, близкая к обмороку.
Она уже видела себя в магазине Шильда, пытающейся обойти отделение блузок, чтобы внучке не пришлось подойти к ней с заискивающим: «Что прикажете, мадам?»
– Ну конечно, не с продавщицы, – улыбнулась Чарли их невежеству. – Нет, благодарю, – сказала она Гульде, принесшей соус.
Чарли питалась, как атлет в период тренировок, избегая соусов, пирожных и конфет. Ее кожа напоминала лепестки розы.
– В понедельник я начинаю с должности подавальщицы.
Генри запрокинул голову и разразился неудержимым хохотом.
Миссис Пейсон резко отодвинула тарелку.
– Белла! Генри! Перестаньте смеяться. Тут не до смеха! Я не позволю, чтобы моя внучка носилась по магазину Шильда, как девчонка на побегушках! Вообразите себе только!
– Ну, ну, мама, – перебил Генри успокаивающим тоном, – ведь не думали же вы, что для начала ей поручат заграничные закупки?
Белла вставила свое слово:
– То, что задумала Чарли, считается теперь прекрасным тоном, мама! Например, дочь Эмери, только что окончившая Уэссер-колледж, служит у Фарсона в отделении вуалей. А ведь она очень изысканная особа.
– Почему девушки не могут оставаться дома? – спросила миссис Пейсон, – Мне, правда, пришлось работать, но меня ведь постигло несчастье – и хорошо, что у меня хватило силы одолеть невзгоды… Но так, вдруг, ни с того ни с сего! Разве мало работы дома? Посмотри на Лотти! Что бы я делала без нее!
Лотти улыбнулась матери. Миссис Пейсон не часто баловала ее публичными восхвалениями.
Тетя Шарлотта, не принимавшая участия в дебатах, тщательно очистила свою тарелку, доев все до последней крошки. Тут она подняла глаза и ласково взглянула на Чарли.
– Представь себе, что, испробовав это дело, ты вдруг найдешь, когда затрачено столько времени, труда и денег, что оно тебе не по душе? Гм? Что тогда, Чарли?
– Ну, убедившись в этом как следует, я брошу его и займусь чем-нибудь другим, – ответила Чарли.
Тетя Шарлотта со вздохом облегчения откинулась на спинку стула. Она отдыхала душой, глядя на Чарли. Лицо ее сияло.
– Этот век, – провозгласила она, – великий век! Умри я семидесяти лет, как я предполагала, я бы теперь ворочалась в гробу от досады, что прозевала все это. – Она засмеялась высоким фальцетом. – Я, кажется, сама пойду куда-нибудь наниматься.
– Перестань ребячиться, Шарлотта, – немедленно отозвалась сестрица Керри.
Чарли поспешила тете на выручку:
– На вашем месте, тетя Шарлотта, я бы сию же минуту принялась за работу, раз у вас есть такое желание. Взгляните на маму! Вечно возится с массажами, семенит по парку или ездит на концерты, когда можно завоевывать миры.
– Ну, со своим миром я, кажется, справилась, мисс Кемп, – улыбнулась Белла, – я вышла замуж, я веду хозяйство, я… я мать семейства.
– Положим, хозяйство ведет Гесси – и ты это прекрасно знаешь. Быть замужем за папой – это не карьера, это отдых. Ну, а что касается матери семейства, так один ребенок – это не семья, а преступление. А я выйду замуж в двадцать лет, и будет у меня пятеро детей – один за другим…
(Неизбежное «Чарли!» со стороны мисс Пейсон.)
– …и кроме того, буду еще заниматься своим делом. Вот увидите!
– Почему непременно пятеро? – поинтересовался Генри.
– Да потому, что четыре – глупое число, какое-то чересчур аккуратненькое. А шесть – чересчур много: полдюжины. Пять – как раз хорошо. Я люблю нечетные числа. Трое детей слишком рискованно, так как с одним может что-нибудь случиться, а семеро…
– О Боже, – едва выговорил Кемп, заливаясь опять оглушительным смехом.
– Никогда в жизни не слыхала подобных речей, – почти закричала миссис Пейсон. – В твои годы меня выгоняли из комнаты, чтобы я не могла даже слышать таких разговоров, а не то, что…
– Вот это-то и было возмутительно, – перебила Чарли. – Посмотри на Лотти! Она создана, чтобы быть матерью, – или я ничего не смыслю в биологии. Потому-то она так была бы полезна в работе с девушками. Только для такой работы у нее вечно нет времени… – Чарли вдруг остановилась, припомнив что-то. – Ах, Лотти, у Гесси опять горе с ее сестрой.
Гесси, кухарка Кемпов, была настоящий клад. Даже миссис Пейсон трудно было найти изъяны в безупречном ведении ею хозяйства. Тем не менее она поспешила задать вопрос, неизменно повторяемый ею каждую неделю:
– Что твоя Гесси – ушла сегодня в гости?
– Нет, когда мы уходили, она, бедняжка, еще сидела дома.
– Почему бедняжка? Вы носитесь с ней, как с принцессой. Ни стирки, ни уборки. Не понимаю, что она делает целыми днями. И почему это она не может обедать у своих, когда вы уходите в гости? Обязательно нужно специально для нее покупать свиные котлеты и всякую всячину!
Генри Кемп покачал головой:
– Она отличная стряпуха, паша Гесси. Такой у нас еще не было. Теперь, когда прислуга…
– Генри, он плакала сегодня у себя в комнате, когда мы уходили. Чарли видела.
– Плакала, да ну?
– Опять из-за своей сестры, – пояснила Чарли. – Дженни – эта самая сестра – убежала из дому и, кажется, стащила деньги. Завтра дело разбирается в кабинете Эммы Бартон.
Лотти сочувственно покачала головой. Не одну задушевную беседу с Гесси вела она на кухне у Кемпов.
– Я думаю, Эмма Бартон сделает все возможное ради Гесси.
Белла горячо подхватила:
– Ах, Лотти, постарайся, прошу тебя! У Гесси все из рук валится. А во вторник у нас гости.
Лотти разрешила все быстро.
– Хорошо, вот как мы сделаем. Завтра утром я приду к вам и переговорю с Гесси. Завтра – последний день недели, и кабинет Эммы Бартон закрывается до вторника. Может быть, если я замолвлю словечко за Дженни, то завтра…
– О Лотти, отложить до вторника… – начала Белла.
– Знаю, знаю. Итак, я повидаюсь завтра с Гесси и затем сразу же пойду к Эмме, чтобы застать ее до начала заседания. Гесси сможет сопровождать меня или…
Резкий, твердый голос миссис Пейсон перебил ее: – Нет, Лотти, не завтра! По субботам я собираю арендную плату. Ты это отлично знаешь, потому что я говорила тебе об этом сегодня утром. Кроме того, нужно закупить провизии на воскресенье.
– Я вернусь к половине двенадцатого, самое позднее – к двенадцати. Эмма Бартон меня сейчас же примет, я уверена. Как только я вернусь, мы поедем собирать арендные деньги, а на обратном пути заедем на рынок.
– И попадем туда, когда все уже будет разобрано!
Лотти опустила голову. Она крепко сжала руки под скатертью, но напряженные, словно застывшие, плечи были красноречивее всяких слов.
– Я думала, мама, что на этот раз ты ничего не будешь иметь против того, чтобы помочь Гесси.
– Значит, дела кухарки Беллы для тебя важнее твоей собственной матери? Да?
Лотти медленно подняла глаза. Как будто какая-то неведомая сила толкала ее. Она встретилась взглядом с Чарли, напряженно смотревшей на нее. От Чарли ее взгляд перешел на тетю Шарлотту. И тетя Шарлотта тоже смотрела на нее не отрываясь. Эти две пары неотступных глаз, казалось, заставили ее выговорить те слова, которые она произнесла к собственному ужасу:
– Да, мама, я думаю, что в этом случае они важнее!
Глава восьмая
Наконец собравшиеся встали из-за стола и перешли в гостиную. Все чувствовали себя несколько стесненно. Миссис Пейсон отправилась на кухню, чтобы дать инструкцию Гульде. Бедная Гульда редко имела возможность спокойно пообедать. Между ней и миссис Пейсон шла нескончаемая война из-за кофе. После завтрака, обеда и ужина хозяйка дома неизменно являлась на кухню, снимала кофейник с газовой печки и пытливо всматривалась в его черный провал.
– Боже праведный, Гульда, вы наварили кофе на целый полк! Это сущее мотовство. Придется половину вылить.
– Ничего, я выпью!
– Да что вы, милая! Вы заболеете. И так вы пьете чересчур много кофе. От кофе вы делаетесь нервной, желтеете…
Гульда звучно жевала ломоть хлеба, бережно обхватив крупной рукой дымящуюся чашку своего излюбленного напитка.
– Нет, миссис Пейсон. Мой дедушка, так он на день по двадцать чашек пивал.
– Хорошо, а чем он кончил? Он мог бы жить до сего дня, если бы…
– Да он и сегодня жив. Девяносто лет ему, а щеки красные, что яблоки.
В гостиной Лотти опять принялась за свое вязанье. В зале не зажигали свет, однако Чарли направилась туда и села за рояль. Играла она слабо, да и голоса особого у нее тоже не было. Лотти с вязаньем в руках вошла в большую полутемную комнату и подсела к Чарли. Та не повернула головы.
– Это ты, Лотти? – спросила она, продолжая играть.
– Да, дорогая.
Короткое молчание.
– Теперь смотри держись!
– О да!
В гостиной Генри Кемп наклонился к жене и поцеловал ее. Потянувшись, он достал сигару, любовно поглядел на нее и с наслаждением закурил. Затем посмотрел на часы. О Боже, только без десяти восемь! Тетя Шарлотта сидела у двери залы и прислушивалась к музыке. Генри подошел к ней и ласково погладил ее по плечу.
– Твоя сигара хорошо пахнет, Генри!
– Это хорошая сигара, тетя Шарлотта!
Тетя Шарлотта слегка качала головой и барабанила пальцами по ручке кресла в такт музыке.
– Приятно, когда в доме пахнет мужчиной.
– Ах вы, старая греховодница! – расхохотался Генри.
Он возвратился к Белле. Та в самом блаженном настроении праздно сидела в самом удобном кресле.
– Послушай, Белла, неужели нам придется сегодня сидеть до позднего вечера? Я совсем разбит. Работал сегодня как лошадь.
Не успела Белла ответить, как из соседней комнаты донесся голосок Чарли:
– Имей в виду, мама, что за мной должны заехать.
– Кто – твой поэт? – спросила Белла.
– Да.
– На «фордишке»? – вставил отец.
– Да. Смейся же, глупый мой старичок! Ну, не несчастная ли я девочка? Иметь отца, считающего, что поэты и «форды» – отличные мишени для насмешек. Если бы тебе пришлось иметь дело с теми или другими, ты убедился бы, что в них нет ничего смешного.
– Положим, есть, – не сдавался Генри. – Каждый из них в отдельности потешен. А видя одновременно поэта и «форд», просто с ума сойти можно от смеха. Этакий современный… уф, как эта лошадь называется, ну, та, на которой обычно поэты скачут?
Жена пришла ему на помощь:
– Пегас.
– Вот, вот, Пегас! – прокричал он Чарли.
– Ты, папа, занимайся-ка лучше своим импортом, – отпарировала веселая дочка, – книжную премудрость предоставь маме и мне.
Генри вдруг стал серьезен и осторожно приблизился к жене.
– А не можем мы, того, около девяти часов?.. А, Белла? – вполголоса спросил он.
– Не раньше половины десятого. Ты ведь знаешь, как мама относится к этому.
Генри вздохнул, покорился судьбе и устроился с газетой в буйволовом кресле. Это кресло напоминало собой уродливое чудище, ноги, спинка и ручки которого состояли из замысловато переплетенных рогов буйвола. К счастью, их острые концы были направлены в сторону от сидящего. Кресло было преподнесено Айзику Трифту какой-то организацией по застройке городских участков. Дамы в него никогда не садились и предостерегали от подобной ошибки всех посетительниц женского пола. От его рогов частенько доставалось оборкам, воланам, кружевам и рюшам. Но раз рискнув опуститься в это почтенное кресло, вы находили его неожиданно уютным и удобным. Здесь часто сиживал Генри Кемп. Покуривая и поглядывая поверх газеты, сквозь мирный дымок сигары, на это женское царство, обо многом передумал Генри этими вечерами в кругу семьи. Но говорил очень мало.
Общая беседа носила интимный, откровенный, часто бесцеремонный характер, как обычно бывает в семьях, члены которых встречаются слишком часто и знают друг друга слишком хорошо. Например, Белла обращается к Лотти:
– Почему ты не сошьешь себе что-нибудь другого цвета? Ты десять лет ходишь в синем.
– Практичный цвет и всегда выглядит прилично.
– Так для разнообразия хоть раз будь непрактичной. Теперь в моде песочный цвет, – кажется, так его называют… Что удалось сделать миссис Хайнс с тем платьем, которое она тебе перешивала?
– Неудачная переделка: спереди что-то тянет и проймы тесные, приходится не поднимать рук. Хочешь посмотреть?
– Надень-ка его.
– Лень возиться.
– Предпочитаешь ходить неряхой? Ну ладно. Уж эти мне доморощенные портнихи!
Сегодня Белла сидит, положив ногу на ногу, и болтает в воздухе туфелькой, свесившейся на носке. Это ее любимая привычка, от которой Генри Кемп приходил в полный восторг, когда они только что поженились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Надеюсь, я не заставила себя ждать?
– Отлично знаешь, что заставила, – отозвалась Керри и опустила ложку в тарелку с дымящимся супом.
Тетя Шарлотта лукаво подмигнула Генри Кемпу.
– Итак, – начала миссис Пейсон застольную беседу, – что вы поделывали? Пожалуй, мы бы с вами никогда и не виделись, если бы не эти обеды.
Чарли быстро вскинула глаза:
– Прости, бабушка, но я больше не могу обедать у тебя по пятницам.
– Почему?
– У меня в это время урок танцев.
Миссис Пейсон положила ложку и откинулась назад, зловеще спокойная.
– Урок танцев! Я полагаю, ты можешь перенести его па другой день. Ты отлично знаешь, что это единственный возможный день для наших обедов. Четверг – выходной день Гульды, по средам твои родители играют в бридж, но…
– Знаю, знаю, но перенести урок нельзя.
– А танцевать тебе необходимо, правда?
Чарли приняла это за чисто риторический вопрос. С таким же успехом можно было ее спросить: «А дышать тебе необходимо?» Миссис Пейсон обратилась к Белле:
– Это делается с твоего ведома? Белла невозмутимо грызла сухарик.
– Да, мы говорили об этом. Но ты ведь знаешь, мама, что в таких вопросах Чарли самостоятельно принимает решения!
Словно сговорившись, тетя Шарлотта и Лотти посмотрели на Чарли. В этом взгляде, независимо от их воли, проглядывало некоторое уважение.
– Но почему именно в пятницу вечером?.. – настаивала миссис Пейсон. – Лотти, позвони!
Лотти послушно позвонила. Вошла Гульда.
– Превкусный суп, мама, – заметил Генри.
Но миссис Пейсон нелегко было задобрить. Она пропустила комплимент мимо ушей.
– Почему именно в пятницу, скажи на милость?
Чарли даже заерзала на месте от удовольствия.
– Я все надеялась, что ты спросишь. Я просто умираю, до того хочу об этом поговорить. Видишь ли, в последних числах марта я заканчиваю слушание курсов по рациональному ведению коммерческих предприятий. Затем университет устроит нас на службу.
– Устроит на службу!
Миссис Пейсон всегда с опаской ждала, какую карьеру выберет внучка. Чарли ни на минуту не позволяла родным усомниться, что карьеру она сделает. Впрочем, слова «карьера» она избегала, предпочитая говорить просто о работе. Что же касается выбора последней, то Чарли колебалась между балетом, с одной стороны (для чего она была вполне подготовлена), и литературой – с другой стороны (к чему у нее совершенно не было таланта). Помимо этих крайних полюсов, ей иногда представлялось крайне соблазнительным стать дипломированной авиаторшей (она ни разу в жизни не летала), личной секретаршей миллионера (влияние подруг) или чемпионкой лаун-тенниса (она довольно удачно справлялась со средними игроками мужского пола, но, подавая мяч, всегда высовывала кончик языка). Чарли никогда не выражала лишь желания сделаться сиделкой.
В разгар своей университетской карьеры это юное парадоксальное существо вдруг объявило, к удивлению своих родственников и знакомых, о своем намерении прослушать новый курс, введенный университетом и имеющий целью подготовить молодых девиц к занятию административных должностей на предприятиях розничной торговли. Внезапно целый ряд университетов и фешенебельных колледжей приступил к тренировке девиц для таких должностей. В перспективе им сулили огромные оклады, как следствие произведенных ими коренных переворотов в способах ведения означенной торговли. До сего времени такие места занимали женщины, медленно и с трудом проходившие все ступени от продавщицы за прилавком до заведующей конторой. Вновь объявленные курсы должны были ввести в торговое дело барышень с университетским образованием.
Бабушка испытывала в отношении сделанного Чарли выбора карьеры смешанное чувство одобрения и одновременно порицания. Ясно, что в Чарли говорит кровь Трифтов. Но представить себе только девицу из рода Трифтов – в лавке! Пусть даже в конце концов она возглавит контору, отделанную красным деревом, будет ворочать огромными делами и командовать целым полком секретарей и подчиненных. Подобает ли это даме? Прилично ли это? Что скажут на Саус-Сайд?
Итак, миссис Пейсон в замешательстве повторила:
– Устроит на службу?
– Ну да, чтобы начать практику. Мы изучаем дело на всех стадиях, как инженеры или врачи. Как я сегодня слышала, меня устроят к Шильду, в отделение блузок.
– Что ты говоришь! – воскликнул Генри; вся эта история с Чарли и ее новой работой не на шутку забавляла его. – Итак, ты начнешь с продавщицы? Представь себе, Чарли, я вхожу в магазин и спрашиваю…
– С продавщицы? – переспросила миссис Пейсон, близкая к обмороку.
Она уже видела себя в магазине Шильда, пытающейся обойти отделение блузок, чтобы внучке не пришлось подойти к ней с заискивающим: «Что прикажете, мадам?»
– Ну конечно, не с продавщицы, – улыбнулась Чарли их невежеству. – Нет, благодарю, – сказала она Гульде, принесшей соус.
Чарли питалась, как атлет в период тренировок, избегая соусов, пирожных и конфет. Ее кожа напоминала лепестки розы.
– В понедельник я начинаю с должности подавальщицы.
Генри запрокинул голову и разразился неудержимым хохотом.
Миссис Пейсон резко отодвинула тарелку.
– Белла! Генри! Перестаньте смеяться. Тут не до смеха! Я не позволю, чтобы моя внучка носилась по магазину Шильда, как девчонка на побегушках! Вообразите себе только!
– Ну, ну, мама, – перебил Генри успокаивающим тоном, – ведь не думали же вы, что для начала ей поручат заграничные закупки?
Белла вставила свое слово:
– То, что задумала Чарли, считается теперь прекрасным тоном, мама! Например, дочь Эмери, только что окончившая Уэссер-колледж, служит у Фарсона в отделении вуалей. А ведь она очень изысканная особа.
– Почему девушки не могут оставаться дома? – спросила миссис Пейсон, – Мне, правда, пришлось работать, но меня ведь постигло несчастье – и хорошо, что у меня хватило силы одолеть невзгоды… Но так, вдруг, ни с того ни с сего! Разве мало работы дома? Посмотри на Лотти! Что бы я делала без нее!
Лотти улыбнулась матери. Миссис Пейсон не часто баловала ее публичными восхвалениями.
Тетя Шарлотта, не принимавшая участия в дебатах, тщательно очистила свою тарелку, доев все до последней крошки. Тут она подняла глаза и ласково взглянула на Чарли.
– Представь себе, что, испробовав это дело, ты вдруг найдешь, когда затрачено столько времени, труда и денег, что оно тебе не по душе? Гм? Что тогда, Чарли?
– Ну, убедившись в этом как следует, я брошу его и займусь чем-нибудь другим, – ответила Чарли.
Тетя Шарлотта со вздохом облегчения откинулась на спинку стула. Она отдыхала душой, глядя на Чарли. Лицо ее сияло.
– Этот век, – провозгласила она, – великий век! Умри я семидесяти лет, как я предполагала, я бы теперь ворочалась в гробу от досады, что прозевала все это. – Она засмеялась высоким фальцетом. – Я, кажется, сама пойду куда-нибудь наниматься.
– Перестань ребячиться, Шарлотта, – немедленно отозвалась сестрица Керри.
Чарли поспешила тете на выручку:
– На вашем месте, тетя Шарлотта, я бы сию же минуту принялась за работу, раз у вас есть такое желание. Взгляните на маму! Вечно возится с массажами, семенит по парку или ездит на концерты, когда можно завоевывать миры.
– Ну, со своим миром я, кажется, справилась, мисс Кемп, – улыбнулась Белла, – я вышла замуж, я веду хозяйство, я… я мать семейства.
– Положим, хозяйство ведет Гесси – и ты это прекрасно знаешь. Быть замужем за папой – это не карьера, это отдых. Ну, а что касается матери семейства, так один ребенок – это не семья, а преступление. А я выйду замуж в двадцать лет, и будет у меня пятеро детей – один за другим…
(Неизбежное «Чарли!» со стороны мисс Пейсон.)
– …и кроме того, буду еще заниматься своим делом. Вот увидите!
– Почему непременно пятеро? – поинтересовался Генри.
– Да потому, что четыре – глупое число, какое-то чересчур аккуратненькое. А шесть – чересчур много: полдюжины. Пять – как раз хорошо. Я люблю нечетные числа. Трое детей слишком рискованно, так как с одним может что-нибудь случиться, а семеро…
– О Боже, – едва выговорил Кемп, заливаясь опять оглушительным смехом.
– Никогда в жизни не слыхала подобных речей, – почти закричала миссис Пейсон. – В твои годы меня выгоняли из комнаты, чтобы я не могла даже слышать таких разговоров, а не то, что…
– Вот это-то и было возмутительно, – перебила Чарли. – Посмотри на Лотти! Она создана, чтобы быть матерью, – или я ничего не смыслю в биологии. Потому-то она так была бы полезна в работе с девушками. Только для такой работы у нее вечно нет времени… – Чарли вдруг остановилась, припомнив что-то. – Ах, Лотти, у Гесси опять горе с ее сестрой.
Гесси, кухарка Кемпов, была настоящий клад. Даже миссис Пейсон трудно было найти изъяны в безупречном ведении ею хозяйства. Тем не менее она поспешила задать вопрос, неизменно повторяемый ею каждую неделю:
– Что твоя Гесси – ушла сегодня в гости?
– Нет, когда мы уходили, она, бедняжка, еще сидела дома.
– Почему бедняжка? Вы носитесь с ней, как с принцессой. Ни стирки, ни уборки. Не понимаю, что она делает целыми днями. И почему это она не может обедать у своих, когда вы уходите в гости? Обязательно нужно специально для нее покупать свиные котлеты и всякую всячину!
Генри Кемп покачал головой:
– Она отличная стряпуха, паша Гесси. Такой у нас еще не было. Теперь, когда прислуга…
– Генри, он плакала сегодня у себя в комнате, когда мы уходили. Чарли видела.
– Плакала, да ну?
– Опять из-за своей сестры, – пояснила Чарли. – Дженни – эта самая сестра – убежала из дому и, кажется, стащила деньги. Завтра дело разбирается в кабинете Эммы Бартон.
Лотти сочувственно покачала головой. Не одну задушевную беседу с Гесси вела она на кухне у Кемпов.
– Я думаю, Эмма Бартон сделает все возможное ради Гесси.
Белла горячо подхватила:
– Ах, Лотти, постарайся, прошу тебя! У Гесси все из рук валится. А во вторник у нас гости.
Лотти разрешила все быстро.
– Хорошо, вот как мы сделаем. Завтра утром я приду к вам и переговорю с Гесси. Завтра – последний день недели, и кабинет Эммы Бартон закрывается до вторника. Может быть, если я замолвлю словечко за Дженни, то завтра…
– О Лотти, отложить до вторника… – начала Белла.
– Знаю, знаю. Итак, я повидаюсь завтра с Гесси и затем сразу же пойду к Эмме, чтобы застать ее до начала заседания. Гесси сможет сопровождать меня или…
Резкий, твердый голос миссис Пейсон перебил ее: – Нет, Лотти, не завтра! По субботам я собираю арендную плату. Ты это отлично знаешь, потому что я говорила тебе об этом сегодня утром. Кроме того, нужно закупить провизии на воскресенье.
– Я вернусь к половине двенадцатого, самое позднее – к двенадцати. Эмма Бартон меня сейчас же примет, я уверена. Как только я вернусь, мы поедем собирать арендные деньги, а на обратном пути заедем на рынок.
– И попадем туда, когда все уже будет разобрано!
Лотти опустила голову. Она крепко сжала руки под скатертью, но напряженные, словно застывшие, плечи были красноречивее всяких слов.
– Я думала, мама, что на этот раз ты ничего не будешь иметь против того, чтобы помочь Гесси.
– Значит, дела кухарки Беллы для тебя важнее твоей собственной матери? Да?
Лотти медленно подняла глаза. Как будто какая-то неведомая сила толкала ее. Она встретилась взглядом с Чарли, напряженно смотревшей на нее. От Чарли ее взгляд перешел на тетю Шарлотту. И тетя Шарлотта тоже смотрела на нее не отрываясь. Эти две пары неотступных глаз, казалось, заставили ее выговорить те слова, которые она произнесла к собственному ужасу:
– Да, мама, я думаю, что в этом случае они важнее!
Глава восьмая
Наконец собравшиеся встали из-за стола и перешли в гостиную. Все чувствовали себя несколько стесненно. Миссис Пейсон отправилась на кухню, чтобы дать инструкцию Гульде. Бедная Гульда редко имела возможность спокойно пообедать. Между ней и миссис Пейсон шла нескончаемая война из-за кофе. После завтрака, обеда и ужина хозяйка дома неизменно являлась на кухню, снимала кофейник с газовой печки и пытливо всматривалась в его черный провал.
– Боже праведный, Гульда, вы наварили кофе на целый полк! Это сущее мотовство. Придется половину вылить.
– Ничего, я выпью!
– Да что вы, милая! Вы заболеете. И так вы пьете чересчур много кофе. От кофе вы делаетесь нервной, желтеете…
Гульда звучно жевала ломоть хлеба, бережно обхватив крупной рукой дымящуюся чашку своего излюбленного напитка.
– Нет, миссис Пейсон. Мой дедушка, так он на день по двадцать чашек пивал.
– Хорошо, а чем он кончил? Он мог бы жить до сего дня, если бы…
– Да он и сегодня жив. Девяносто лет ему, а щеки красные, что яблоки.
В гостиной Лотти опять принялась за свое вязанье. В зале не зажигали свет, однако Чарли направилась туда и села за рояль. Играла она слабо, да и голоса особого у нее тоже не было. Лотти с вязаньем в руках вошла в большую полутемную комнату и подсела к Чарли. Та не повернула головы.
– Это ты, Лотти? – спросила она, продолжая играть.
– Да, дорогая.
Короткое молчание.
– Теперь смотри держись!
– О да!
В гостиной Генри Кемп наклонился к жене и поцеловал ее. Потянувшись, он достал сигару, любовно поглядел на нее и с наслаждением закурил. Затем посмотрел на часы. О Боже, только без десяти восемь! Тетя Шарлотта сидела у двери залы и прислушивалась к музыке. Генри подошел к ней и ласково погладил ее по плечу.
– Твоя сигара хорошо пахнет, Генри!
– Это хорошая сигара, тетя Шарлотта!
Тетя Шарлотта слегка качала головой и барабанила пальцами по ручке кресла в такт музыке.
– Приятно, когда в доме пахнет мужчиной.
– Ах вы, старая греховодница! – расхохотался Генри.
Он возвратился к Белле. Та в самом блаженном настроении праздно сидела в самом удобном кресле.
– Послушай, Белла, неужели нам придется сегодня сидеть до позднего вечера? Я совсем разбит. Работал сегодня как лошадь.
Не успела Белла ответить, как из соседней комнаты донесся голосок Чарли:
– Имей в виду, мама, что за мной должны заехать.
– Кто – твой поэт? – спросила Белла.
– Да.
– На «фордишке»? – вставил отец.
– Да. Смейся же, глупый мой старичок! Ну, не несчастная ли я девочка? Иметь отца, считающего, что поэты и «форды» – отличные мишени для насмешек. Если бы тебе пришлось иметь дело с теми или другими, ты убедился бы, что в них нет ничего смешного.
– Положим, есть, – не сдавался Генри. – Каждый из них в отдельности потешен. А видя одновременно поэта и «форд», просто с ума сойти можно от смеха. Этакий современный… уф, как эта лошадь называется, ну, та, на которой обычно поэты скачут?
Жена пришла ему на помощь:
– Пегас.
– Вот, вот, Пегас! – прокричал он Чарли.
– Ты, папа, занимайся-ка лучше своим импортом, – отпарировала веселая дочка, – книжную премудрость предоставь маме и мне.
Генри вдруг стал серьезен и осторожно приблизился к жене.
– А не можем мы, того, около девяти часов?.. А, Белла? – вполголоса спросил он.
– Не раньше половины десятого. Ты ведь знаешь, как мама относится к этому.
Генри вздохнул, покорился судьбе и устроился с газетой в буйволовом кресле. Это кресло напоминало собой уродливое чудище, ноги, спинка и ручки которого состояли из замысловато переплетенных рогов буйвола. К счастью, их острые концы были направлены в сторону от сидящего. Кресло было преподнесено Айзику Трифту какой-то организацией по застройке городских участков. Дамы в него никогда не садились и предостерегали от подобной ошибки всех посетительниц женского пола. От его рогов частенько доставалось оборкам, воланам, кружевам и рюшам. Но раз рискнув опуститься в это почтенное кресло, вы находили его неожиданно уютным и удобным. Здесь часто сиживал Генри Кемп. Покуривая и поглядывая поверх газеты, сквозь мирный дымок сигары, на это женское царство, обо многом передумал Генри этими вечерами в кругу семьи. Но говорил очень мало.
Общая беседа носила интимный, откровенный, часто бесцеремонный характер, как обычно бывает в семьях, члены которых встречаются слишком часто и знают друг друга слишком хорошо. Например, Белла обращается к Лотти:
– Почему ты не сошьешь себе что-нибудь другого цвета? Ты десять лет ходишь в синем.
– Практичный цвет и всегда выглядит прилично.
– Так для разнообразия хоть раз будь непрактичной. Теперь в моде песочный цвет, – кажется, так его называют… Что удалось сделать миссис Хайнс с тем платьем, которое она тебе перешивала?
– Неудачная переделка: спереди что-то тянет и проймы тесные, приходится не поднимать рук. Хочешь посмотреть?
– Надень-ка его.
– Лень возиться.
– Предпочитаешь ходить неряхой? Ну ладно. Уж эти мне доморощенные портнихи!
Сегодня Белла сидит, положив ногу на ногу, и болтает в воздухе туфелькой, свесившейся на носке. Это ее любимая привычка, от которой Генри Кемп приходил в полный восторг, когда они только что поженились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26