– Но ты согласилась бы? Сарина задержала дыхание.
– Он был мой хозяин и моя единственная любовь, – сказала Мэй. – Я пошла бы за ним куда угодно. Да, – она легонько кивнула в подтверждение своих слов, – я бы пережила все, что бы боги мне ни послали, лишь бы всегда оставаться рядом с Ченом.
Сарина подавила рыдание.
– Черт бы его побрал, – простонала она, – его и его проклятую гордость! – Она вспомнила слова Чена – слова, которые он прошептал с такой уверенностью и силой. «Я знаю, что она ответит мне на это, ведь ее гордость не уступает моей». Только подумать: он потерял любовь, а может быть, и жизнь из-за своей гордости! Сарина поморщилась, вспомнив, что мадам Блю упрекала ее в том же самом грехе. Все повторялось снова и снова. Как и Чен, она была просто гордячкой, и, как и Чен, она потеряла все.
– Сарина, тебе плохо?
Голос мадам Блю с трудом прорвался сквозь окружившую ее стену, но Сарина отмахнулась от ее заботы, как от назойливой мухи. Она гордо подняла голову и выпрямилась. Сейчас она ничего не может потерять, потому что у нее ничего нет. Зато приобретет то, чего желала больше самой жизни, больше, чем Дженсона Карлайла. Своего собственного сына!
– Знаешь, Мэй, – сказала она наконец, смахнув слезы с глаз, – перед тем как я покинула поместье Во, я умоляла Чена не сдаваться смерти. Я умоляла его жить, чтобы в один прекрасный день, если боги смилостивятся, вы снова встретились.
– Пока жив Во, нам никогда не быть вместе, – с грустным вздохом ответила девушка.
– Но если это вдруг случится, вернешься ли ты к Чену на положении его наложницы?
– О да! – Глаза Мэй засияли, освещенные любовью.
– Значит, надо жить, Мэй, – сказала Сарина. – Жить ради того дня, когда, как я обещала Чену, вы встретитесь с ним.
Пока Мэй обдумывала ее слова, Сарина перевела взгляд на мадам Блю, безмолвно пообещав ей когда-нибудь рассказать и о себе, и пожилая женщина понимающе кивнула. Легонько вздохнув, Сарина встала и медленно прошлась по комнате.
– Мне лучше сейчас вернуться вниз, – сказала она. – Джанелла никогда не простит мне, если, пока она сторожит дверь, Фелисити уведет ее морского офицера.
– Подожди, Сарина, – окликнула ее Мэй. – Я пойду с тобой, – она быстро поднялась со стула, – и ты научишь меня всему, что я должна знать.
Сарина протянула ей руку, и Мэй с благодарностью пожала ее.
– Пожалуйста, Мэй, разбуди меня, когда Сарина закончит свои «уроки», – попросила мадам Блю и, опираясь на трость, с трудом встала. – У нас с тобой есть о чем поговорить.
Накануне отъезда Сарины из дома мадам Блю она послала Дженсону записку, которую Тан Цы отнес ему прямо в контору. И ровно в семь Дженсон появился на пороге ее комнаты. Сарина в последний раз облачилась в платье Цветка Дракона. Маленький чемодан, который ей подарила мадам Блю, лежал открытым возле кровати. Дженсон ворвался в комнату, как обычно, стремительно, но, увидев этот наполовину собранный Чемоданчик, внезапно остановился.
– Ты уезжаешь?
– Как ты догадлив! – раздраженно фыркнула она, но немедленно приказала себе успокоиться. На самом деле она очень боялась предстоящего разговора.
– Ты оставишь мне свой новый адрес или это секрет?
– Я делаю лишь то, что ты сам мне советовал, – невпопад сказала она. – Я покидаю мадам Блю.
Он скрестил руки на груди.
– И куда ты отправляешься?
– Недалеко отсюда. – Она лукаво улыбнулась, наслаждаясь его растущим нетерпением. – Отныне ты не сможешь придраться к моему выбору места жительства. – Сарина взяла шелковую шаль и, сворачивая ее, спокойно объявила: – Я нашла место няни маленького мальчика, у которого недавно умерла мать.
– Один из твоих клиентов, не иначе?
Она подавила смешок.
– Едва ли.
– И как тебе посчастливилось обнаружить, что этот человек, кем бы он ни был, нуждается в няне для сына?
– Я узнала это от девушки, которая работала там раньше, – ответила она, бросая шаль в чемодан. Решив, что лучше сразу покончить с вопросами, она слегка изменила тон. – Я-то думала, ты обрадуешься, Дженсон. Я даже полагала, что ты одобришь мое решение. В конце концов, – поддела она его, – разве не респектабельной жизни ты всегда желал для меня?
Он опустился на кровать и машинально пригладил волосы.
– Я не понимаю тебя, Сарина, – сказал он, отводя взгляд. – Я просил тебя переехать отсюда в свой собственный дом, но ты отказала мне. А незнакомец, какой-то вдовец с ребенком, предложил тебе стать няней и жить в его доме, и ты согласилась. Неужели ты собираешься провести остаток своих дней, прислуживая чужим людям и заботясь об их детях? Чем этот мужчина отличается от Шукэна? – разъярился он. – Ты сама сказала, что он вдовец. Как долго, по-твоему, твоя драгоценная добродетель останется в неприкосновенности?
– Если бы ты хоть раз его увидел, ты не задавал бы таких глупых вопросов, – парировала она.
– Мне плевать, как он выглядит, черт возьми! Он все равно остается мужчиной, и ты будешь жить с ним под одной крышей.
– А ты предпочитаешь, чтобы я жила под одной крышей с тобой?
– Я уже отказался от этой глупой затеи, Сарина. – Голос Дженсона изменился, и в нем появились тоскливые нотки. – Мужчина не может вечно терпеть отказы и не чувствовать себя при этом униженным. – Он встал и легонько коснулся рукой ее щеки. – Удачи тебе, Сарина. – И Дженсон вышел из комнаты.
– Дженсон! – Уронив платье, которое она держала в руках, Сарина бросилась за ним, но, добежав до двери, остановилась. Так будет лучше: все равно ничего не изменишь.
Сарина наклонилась, подобрала платье и, стиснув зубы, продолжила сборы, твердя себе, что ей наплевать, что о ней думает Дженсон Карлайл и куда он поплывет после Гонконга.
Ничто не должно интересовать ее сейчас, кроме ее любимого сына.
Глава 26
Весна была самым коротким, но самым прелестным временем года в Гонконге. Однажды мартовским утром Сарина проснулась, вдохнула аромат камелии, цветущей под ее окном, прижала подушку к груди и счастливо улыбнулась.
Сегодня воскресенье. Даже Майкл Стивен понимал, что воскресенье – это особенный день, и спал подольше, а когда просыпался, то попадал прямо в объятия Льюиса Дина. По молчаливому соглашению, по воскресеньям именно Льюис Дин по утрам занимался ребенком, что давало Сарине немного свободного времени, а Льюису возможность провести несколько минут наедине с сыном.
Мадам Блю ошиблась. Никогда раньше Сарина не испытывала такого спокойствия и умиротворения. Один день медленно и неторопливо перетекал в другой. Ее жизнь ограничивалась теперь миром Майкла Стивена, и она не хотела ничего иного. Она ела вместе с ним, играла, гуляла, когда позволяла погода, и изображала заботливую няню, обмениваясь опытом и советами с другими нянями, катящими в колясках своих подопечных. Вечерами она купала сына и укладывала его спать, часто оставаясь в его комнате еще на несколько часов, чтобы молча посидеть в большом кресле-качалке, наблюдая, как он спит. Скоро ей стало казаться, что она никогда не расставалась с Майклом Стивеном.
Каждый ее день был заполнен тысячей восхитительных переживаний, связанных с сыном, а каждую ночь она вновь перебирала их в своей памяти, словно скупец, пересчитывающий свои сокровища. Каждый новый зуб, новое слово, которое он выучил, кусочек новой пищи, которую он попробовал, были победами, пережитыми вместе, а потом она могла наслаждаться ими в одиночестве.
Майкл Стивен был красивый мальчик, необыкновенно похожий на своего настоящего отца, хотя мягкость его характера, казалось, каким-то образом была унаследована им от Анны Дин. Сарина часто гадала: что же, кроме светлых волос, досталось ему от нее, его настоящей матери?
Сарина легла на спину и посмотрела на полог кровати. В один из редких моментов общительности Льюис Дин рассказал ей, что мебель, которая сейчас стоит в ее комнате, стояла в комнате Анны, когда та была молоденькой девушкой и жила в Сассексе. Все вещи отличались необыкновенным изяществом, и хотя Дины поменяли обивку, ткань с рисунком из маленьких букетиков фиалок, перевязанных длинными розовыми ленточками, была точно такой же, как та, первая. Такой же рисунок украшал балдахин кровати и присборенные занавески на окнах. Как это не похоже на аскетичную простоту комнаты, в которой она жила в Орегоне! Сарина с грустным вздохом подумала, что комната Анны Дин была идеалом, о котором мечтает любая девушка.
Она натянула одеяло на голову, свернулась калачиком и спряталась в этом подобии гнездышка. Здесь было тепло и безопасно, так же как, наверное, было безопасно внутри тех невидимых стен, которыми Льюис Дин оградил себя от всего окружающего мира.
Как она и предполагала, он скользил тихой и незаметной тенью по своему дому и по ее жизни. Он работал шесть дней в неделю в своей конторе около порта, а вечера проводил с Майклом Стивеном, пока мальчику не наступало время ложиться спать. Он был заботливым и любящим отцом, никогда не поднимавшим на ребенка голоса или руки. Люси Греер однажды сказала, что Анна Дин живет только ради сына, и похоже, то же самое можно было сказать и по отношению к ее мужу – для него Сарина, которую он все еще иногда называл миссис Томсон, существовала как расплывчатое дополнение к сыну.
Они с Дином оставались друг другу чужими, и это устраивало их обоих. Они делили между собой только заботу о Майкле Стивене да изредка, когда случайно сталкивались, обменивались самыми общими словами. Он завтракал и обедал один в столовой, готовила ему Бриджит Бромлей – пятидесятисемилетняя вдова. Она же и убирала в доме с тех пор, когда Анна слегла в последний раз. Эта веселая англичанка уходила каждый вечер в восемь и возвращалась на следующее утро ровно в семь, и Сарина находила в ее постоянно хорошем настроении настоящее противоядие против суровости слуги-китайца. Зен спал в маленькой комнатушке рядом с кухней и занимался покупками и прочими домашними обязанностями, включая уход за садом.
Работы для слуг в доме было немного – у Льюиса Дина не было друзей, к которым он бы ходил в гости, и никто также не приходил к нему с визитом. Сплетничая с другими нянями, Сарина выяснила, что их хозяева ведут совершенно иную жизнь, посещая разгульные вечеринки и деля остальное время между скачками, игрой в поло и крикетом.
Последний раз потянувшись, Сарина откинула одеяло и наконец встала. Просмотрев свой небогатый гардероб, она почему-то выбрала самое новое и самое элегантное платье, которое недавно купила, получив жалованье. Одеваясь, Сарина тихонько запела, думая о предстоящем визите к мадам Блю и Мэй, с которыми она проводила каждый воскресный день. Сражаясь с одной особо непослушной пуговицей, она нахмурилась и замолчала, думая, как сильно сдала мадам Блю за последние два месяца.
Мадам уже не могла сама застегивать пуговицы. Наклониться вперед стало для нее сейчас невыполнимым делом, и каждый раз, когда Сарина видела ее, ей казалось, что у мадам увеличивается на спине горб. Сарине было больно наблюдать, как кожа на ее прелестном лице становится морщинистой и бледной, хотя необыкновенные голубые глаза по-прежнему сияли ярким мерцающим светом, а дух мадам не был сломлен.
Сарина в конце концов справилась с застежкой и повернулась к зеркалу, чтобы причесаться. В конце концов у мадам Блю есть Мэй, утешала она себя, потянувшись за расческой. Конечно, это была еще не прежняя сияющая Мэй, которую Сарина видела когда-то в летнем домике, но она явно расцветала, и дружба между девушкой и мадам Блю становилась прочнее с каждым днем.
Терпеливо расчесывая волосы, Сарина пожалела, как это бывало с ней каждое воскресенье, что не может взять Майкла Стивена с собой на улицу Цветка Дракона. Достаточно было бы одного взгляда на мальчика, и они бы узнали правду. К ее огромному облегчению, ни одна из них больше не упоминала в ее присутствии имя Дженсона Карлайла, а она сама упрямо заставляла себя не спрашивать о нем, хотя в последний раз они виделись почти два месяца назад.
Сначала ее дни и ночи были наполнены мыслями о нем, но шли недели, новая жизнь поглотила ее, и образ Дженсона потускнел. Вскоре единственным напоминанием о нем стали ужасные видения, приходившие к ней по ночам. Он был Гадесом, поднимающимся в клубах серного дыма и несущим ее, отчаянно сопротивляющуюся Персефону, в свое подземное царство, чтобы она разделила с ним вечность. А когда она просыпалась, ее тело горело, словно в пламени, а сердце ныло, как когда-то прежде.
Сарина медленно повернулась перед зеркалом: как на ней сидит новое платье? За окном пахло весной, комната была по-весеннему светла, и сама она, как Сарина с радостью отметила, походила на весенний цветок. Платье с высоким воротом из тафты в розово-белую полоску имело маленький турнюр и короткий драпированный перед верхней юбки, из-под которого выглядывала оборка, отделанная накрахмаленными белыми кружевами. Лиф закрывал пышный каскад кружев, ими же были оторочены длинные широкие рукава. Сарина приколола к волосам несколько шелковых белых и темно-розовых пионов и решила, что обойдется без румян: розовый цвет платья подчеркивал естественный персиковый оттенок ее кожи.
Сарина в одиночестве съела легкий завтрак и уже вставала из-за стола, когда в дверях кухни показался Льюис Дин.
– Вы выглядите как богиня весны, миссис Томас, – громко заметил он, тем самым безмерно поразив ее. – Надеюсь, перед вашим уходом мы успеем немного погулять с Майклом Стивеном?
Она еще больше удивилась, когда он подал ей руку.
Дин гордо катил детскую коляску, отвечая со все возрастающей веселостью на различные комплименты, расточаемые соседями его сыну, а смущенная Сарина старалась держаться чуть позади, как подобает служанке. Судя по словам тех, кого встречали на улице, они легко могли сойти за любящих родителей Майкла Стивена. Все трое были светловолосыми, и их несложно было принять за настоящую семью. Почувствовав от этой мысли лихорадочное биение каких-то темных крыльев внутри, она отвернулась от Дина и сконцентрировала все внимание на головке сына, сидящего в коляске в обнимку с любимой игрушкой – вислоухой собачкой, сделанной из темно-коричневой ткани и набитой пухом. Малыш с любопытством глазел вокруг.
Они приблизились к парку на Баньян-стрит, где уже зазеленели деревья, а на кустах азалий появились белые и розовые бутоны.
– Не хотите ли присесть, миссис Томас? – поинтересовался Дин, подкатывая коляску к скамейке, где когда-то сидела Люси Греер. – Тогда Майкл Стивен сможет смотреть по сторонам сколько ему вздумается. Боюсь, ему уже довольно скучно сидеть в коляске – он ее перерос.
Сарина внезапно перестала его слушать и оглянулась по сторонам, шаря глазами по зарослям деревьев, расположившимся справа от них. Еще когда они шли, она почувствовала такое же странное ощущение, как когда-то в саду Во, а потом той же ночью в спальне. Это было чувство, что за тобой наблюдают.
Страх скользнул по ее спине, словно змея. Неужели это Во или кто-то из его людей? Значит, они ее обнаружили! У нее потемнело в глазах, она покачнулась, вслепую протянув руку к спинке скамьи, чтобы удержать равновесие, но вместо этого случайно ухватилась за руку Льюиса Дина.
– В чем дело, миссис Томас? Вы выглядите очень расстроенной.
Его карие глаза были полны тревоги, он смотрел на нее так, словно видел в первый раз.
Сарина виновато улыбнулась и отняла руку.
– Прошу прощения. Ничего страшного. – Наклонившись над коляской, она продолжила самым веселым тоном: – Не пора ли нам выпустить нашего молодого человека из его тюрьмы?
– Да, конечно, – согласился Дин, одновременно опуская руку, чтобы подобрать упавшую игрушку.
Их руки соприкоснулись. Он поднял глаза, и их взгляды встретились. Дин густо покраснел.
Сарина вздрогнула, осознав произошедшее между ними. Взгляд Дина, полный неприкрытого обожания, встревожил ее сильнее, чем взгляды того неизвестного наблюдателя, который, несомненно, также не сводил с нее глаз.
Дженсон выругался. Сарина вышла на улицу вместе с Льюисом Дином! Только увидев их, идущих рядом по вымощенной плитками дорожке, он понял, что Льюис Дин и был тем самым вдовцом, из-за сына которого Сарина покинула мадам Блю.
У него сжалось сердце, и он машинально потер рукой грудь. Он подождал еще мгновение, а затем осторожно выглянул из-за ствола дерева. К горлу подступил комок, когда он увидел, как они наклонились над коляской, а затем замерли, глядя друг другу в глаза. Затем Сарина отвернулась, а Дин взял мальчика на руки. Дженсон прижался к дереву и потер кулаками глаза, словно стирая представшее перед ним зрелище.
– Боже мой, Сарина, – простонал он, – что ты, черт побери, делаешь? В какую игру играешь?
Почему Дин? Он явно не знал, кто она такая, и, судя по его взглядам, не побежит продавать ее Во Шукэну, даже если узнает. Или Сарина лгала, или ей удалось уговорить себя, что она в самом деле интересует Льюиса Дина только в качестве няни его сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37