А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Я рассчитывал еще застать вас. Сын с вами?
— Да. Он здесь.
— Можете взять его с собой. Мы нашли машину.
Капитан дал указания, как добраться до места, где кто-нибудь встретит их, и повесил трубку.
— Мы нашли машину, — сообщил инспектор Леонардо.

5

Во время поездки, которую они проделали в служебной машине с карабинером за рулем, инспектор сидел на заднем сиденье с Леонардо на случай, если тому еще захочется поговорить. Всегда ли он был таким в поездках или то был результат шока, но Леонардо не знал золотой середины: либо он полностью раскрывал сердце, либо погружался в молчание. Разумеется, светской беседы ждать от него не приходилось, но инспектор, которому нередко доводилось бывать в сходных ситуациях, все еще считал его необычной личностью.
В это время дня — было слегка за полдень — движение не было интенсивным, и они вскоре выехали за пределы города. Прекрасные дворцы и мраморные фасады уступили место рядам стандартных домиков, узким, разбитым дорогам и фабрикам. Джип, принадлежащий местным властям, сопровождал их на узкой грунтовой дороге, ведущей от застроенного района к холмам. Несмотря на яркое солнце в чистом голубом небе, канавы, тянущиеся по обеим сторонам дороги цвета охры, были все еще покрыты коркой льда. В начале крутой, проложенной трактором тропы джип остановился, и водитель предложил им пересесть, потому что продолжать путь на служебной машине будет непросто.
Они перебрались в джип. Инспектор посматривал на своего спутника, ослабленного вчерашним приступом, но лицо Леонардо чуть разрумянилось и было спокойным. Он казался очень юным. Его взгляд устремился к горам, и инспектор посмотрел туда же. Ярко светило солнце, однако эти горы, независимо от погоды, всегда выглядели темными и неприветливыми.
Вскоре джип съехал на обочину и остановился. Прокурор Фусарри уже находился на месте. С ним были капитан и группа местных карабинеров. Позади них стояла черная машина графини Брунамонти, укрытая ветками и забросанная камнями. Над ней колдовали криминалисты и фотографы.
— Номера сорваны, — заметил инспектор, — но она похожа на машину вашей матери?
— Да. Что это значит? Она?… — Его взгляд вернулся к темным, припорошенным снегом горам.
— Это не означает ничего, кроме того что мы обнаружили след. Это всегда достаточно легко. Они меняют машину в каком-нибудь тихом месте. Графиня может находиться в этих горах или на другом конце страны. Оставайтесь в машине и погрейтесь, пока они не закончат работу, а затем вас попросят заглянуть внутрь.
На это потребовалось время. Никто не ожидал найти какие-либо полезные отпечатки, и все же машину надо было тщательно проверить.
Капитан и прокурор были погружены в беседу, и инспектор, нахмурившись, стоял на почтительном расстоянии. Задняя часть машины была обращена к пещере в склоне горы. В этих горах было много подобных пещер, некоторые достаточно большие, чтобы укрыть человека, некоторые — чтобы спрятать батальон.
Инспектор оглянулся в поисках карабинера, который их привез. Он не смог обнаружить его, зато увидел Бини, инспектора, возглавляющего местное подразделение карабинеров, и, подойдя, спросил:
— Чья это земля?
Бини понизил голос:
— Салиса, Франческо Салиса. — Казалось, он боится, что пресловутый бандит услышит его. — Я сказал капитану, да он уже, конечно, и так знает… Салис в бегах добрых три с половиной года.
— Давно вы служите здесь?
— В сентябре будет семь лет.
— Тогда вы его знаете.
— Знать-то знаю, только здесь никто с ним не справится, пока он сам не решит спуститься. Говорят, он может согнуться и бежать, я имею в виду, бежать, продираясь через подлесок, как дикий кабан. Однажды люди с собаками вышли на его след, но только одна собака смогла преследовать его в таком узком пространстве. Он повернулся и стрелял вниз, пока они не прекратили погоню. С вертолета над ними ничего не было видно. Нет, им не достать его, пока он не спустится. И что-то непохоже, что он собирается, да?
— А если он получит выкуп?
— Он скроется из страны раньше, чем сообщники освободят жертву. Поверьте, я его знаю.
— Гварначча!
Инспектор извинился и подошел к капитану.
— Гварначча, пусть сын заглянет внутрь, хорошо? Как дела? Он готов сотрудничать?
— Пока да. Он так напуган и смущен, что тянется ко мне. То, что мы обнаружили машину, поможет.
— Рад слышать. Но нам надо найти нечто большее.
И они нашли это нечто. Не в машине — она казалась пустой, хотя криминалисты, конечно, обнаружат улики, которые подтвердят то, что им уже известно, и потребуются для суда: волосы людей и собаки, например. В пещере, выше на горе, они отыскали пластиковые бутылки из-под воды, остатки пищи, старый грязный матрац и за всем этим надпись на стене по-английски: «ушол басейн».
Леонардо, которого привели посмотреть, выполз из пещеры и стоял молча. Он отвернулся от вопросительного взгляда инспектора, пробормотал:
— Простите… — И отошел прочь. Фусарри, зажав во рту незажженную сигару, удивленно поднял бровь и переводил взгляд с капитана на инспектора. Через некоторое время он сказал:
— Судя по реакции, он уверен, что писала его мать. Вряд ли можно узнать почерк по нацарапанной на камне фразе, значит, все дело в содержании. Мне лично это ни о чем не говорит. А вам, капитан?
— Нет, но…
— Ну, давайте же, Маэстренжело. Насколько я помню, вы хорошо владеете английским.
— Достаточно хорошо, чтобы понять, что написано с ошибками.
— В самом деле? Вы хотите сказать, что это хитрость? Возможно, это написано похитителями? К тому же странно, что надпись не соскребли со стены.
— Весьма странно, что они вообще ничего за собой не убрали. У них, я полагаю, были причины собираться в спешке…
Фусарри вынул изо рта сигару и взмахнул ею:
— Настоящий хитроумный план, да? Но машина — вот она.
— Да. И реакция сына неподдельная. Инспектор?
Инспектор направился к Леонардо, который сидел на большом валуне, глядя на горы так, словно взгляд его был к ним прикован. Инспектору было нелегко завладеть его вниманием.
— Она здесь была. Это она для меня написала, — наконец произнес Лео.
— Написано с ошибками, да? Мы даже решили, что это дело рук похитителей. Может, они пытались замести следы, оставляя фальшивые улики.
— Нет, это… Нет. — Он глубоко вздохнул. — Это потому… Это написано для меня. В детстве я ходил в итальянскую школу и, пока отец жил с нами, говорил с ним по-итальянски. Мама же всегда разговаривала со мной по-английски и пыталась научить меня читать и писать на этом языке. Она много мне читала… Но, боюсь, с английской орфографией я справиться не смог. Сказать по правде, я не слишком силен в ней даже сейчас. Когда мне было тринадцать или четырнадцать, я ходил в бассейн во второй половине дня и, если мама была внизу, в мастерской, оставлял ей дома записки. Именно это я всегда и писал, она так часто поправляла меня, что в конце концов сама начала произносить эти слова так, как я писал, и это стало нашей домашней шуткой. Она была здесь. Ну почему я не пришел к вам сразу…
— Не терзайте себя.
— Я знаю, вы правы. «Если бы я только знал» — самая бесполезная в мире фраза. Скажите мне, что делать.
Инспектор мысленно вздохнул с облегчением и рассказал ему, что они с сестрой должны придумать таких три вопроса, ответы на которые может знать только их мать. Что-то вроде тех слов, что она нацарапала на стене пещеры.
— И что с ними делать, когда мы их подготовим?
— Вам скажут.
— Вы имеете в виду — похитители?
— Да.
Франческо Салис родился в Оргосоло, на Сардинии, официально считался пастухом, но настоящий доход получал от похищения людей и, по сведениям местных сил правопорядка, документально подтвержденным, находился в бегах три с половиной года. Капитану было необходимо узнать о Салисе все, что возможно: о его подельниках, о прежних судимостях, привычках, возможностях отмывания денег, контактах в тюрьме из числа «белых воротничков», которые могли вывести его на семью Брунамонти или их бизнес. У капитана в группе расследования был толковый человек, настоящая ищейка, тоже с Сардинии, которому в ближайшие недели предстояло немало сверхурочной работы. Сам капитан трудился не покладая рук, даже не замечая этого. Прокурора Фусарри можно было найти в любое время дня и ночи.
Инспектор отправился на встречу с женой Салиса.
Он взял с собой Бини. Бини рассказывал анекдоты, причем непрерывно. Бог знает, где он их брал, но они были несмешные. Кроме того, у него был скудный репертуар, поэтому к тому времени, когда джип отъехал километра на три от места, где была обнаружена машина, он стал повторяться.
— Бьюсь об заклад, вы никогда не слышали этот: почему Флоренция напоминает женское тело?
— Что? Простите, я… — Гварначча, глубоко ушедший в свои мысли, ощущавший внутреннее беспокойство, причину которого пока не понимал, вдруг пришел в себя. Одна из проблем жизни во Флоренции заключается в том, что флорентийцы засыпают вас огромным количеством сложной информации, которая вам вовсе не нужна, в остальное же время вас донимают посетители, добиваясь информации, которую вы не в состоянии вспомнить.
Бини, нисколько не интересуясь ответной реакцией, продолжал говорить:
— Затем спускаемся снова к основанию крепости…
Перед тем как подобрать его на ближайшей деревенской площади, инспектор специально зашел на чашечку кофе в бар «Италия», и бармен, высказавшись о Салисе, упомянул имя Бини:
— Золотое сердце, всегда готов сделать доброе дело любому, великодушия через край. Я слова дурного о нем не слышал, но вы умрете с ним от скуки. А ведь если подумать, это просто ужасно: нам веселее с негодяем, чем со святым, который повторяет одни и те же дурацкие шутки.
Инспектор не отличался исключительным терпением, но был, к счастью, из тех людей, которые никогда в жизни не следят за сюжетом фильма. А поскольку Бини ответ не требовался, они ехали в полном согласии.
— Вот это место, — наконец произнес Бини. Они стояли на краю деревни, на выступе холма, и глядели вниз, на бледную ленту дороги, что извивалась по узкой долине, чуть более широкой, чем низина между крутыми склонами и подъем к крошечной деревушке, венчающей ближайшую гору. Земля Салиса находилась справа от дороги, в центре низины, и на ней возвышалось только одно строение.
Они подъехали к унылому дому и припарковали джип во дворе, где были натянуты бельевые веревки, стояла пустая собачья конура и кустарно собранная машина со срезанной крышей и без номеров — из тех, что фермеры обычно используют для перевозки тюков, бочек и забитого скота.
Внешность женщины, неохотно впустившей их в дом, поразила инспектора. Сначала он даже решил, что это мать Салиса: она была седой и выглядела лет на шестьдесят. У нее были гнилые зубы и ветхая, покрытая пятнами одежда. Очевидно, деньги, добытые Салисом, шли на покупку земли и овец. Кухня выглядела так, словно мебель принесли с ближайшей помойки, и, возможно, так оно и было. Они сели за пластиковый стол, и хозяйка подала им крепкое красное вино в стаканах.
— Вы зря теряете время. Он не имеет к этому отношения.
— К чему? — подал голос Бини. Инспектор прислушивался к разговору, пытаясь понять, что она недоговаривает.
— У меня есть собственные глаза и уши.
— Машину нашли на вашей земле. И укрытие тоже, — сообщил Бини.
На это она ничего не ответила.
— Когда ты последний раз его видела? — продолжил Бини. Женщина лишь пожала плечами. — Только не говори, что у тебя нет с ним никакой связи.
— Он уже год сюда не спускался.
— А кто же тогда доставляет ему еду?
Она вновь пожала плечами:
— Если хотите знать, я все это не одобряю.
— Что не одобряешь?
— Похищения людей. Особенно, если это дети.
— Но это не дети, во всяком случае, не в этот раз, да? Однако вы не слишком-то разбогатели. — Бини осмотрелся. Кухня пропиталась многолетним запахом сыра, однако была тщательно убрана. — Невозможно жить в таком месте одной. Ты никогда не думала вернуться домой, на Сардинию? Твоя семья, вероятно, все еще там.
— Они не примут меня, если я оставлю мужа. И это наша земля. А вы как думаете? Вы не слишком-то разговорчивы. — Это было, конечно, сказано инспектору, который разглядывал пластмассовые цветы на стиральной машине.
— Я согласен с мнением моего коллеги. Такая жизнь, должно быть, тяжела для вас. Вы продали его стадо? Я заметил, что во дворе нет собаки.
Она вздрогнула и перевела пристальный взгляд с одного на другого. Больше они не смогли добиться от нее ни слова.
Вернувшись в джип, Бини рассказал пару анекдотов, в то время как инспектор размышлял о жизни этой женщины на уединенной ферме, пока Бини не прервал его размышления:
— Если не возражаете, скажу, что зря вы упомянули о собаке. Думаете, он, вдобавок к тем проблемам, которые у него уже есть, захочет пойти на дело, за которое ему светит пожизненное?
— Это могло бы принести кучу денег. Терять-то ему нечего. Так она продала его стадо?
— Тут же. Ни один пастушок не захочет сейчас работать на них. У нее просто не было выбора.
Еще не стемнело, стоял погожий, хоть и ветреный день, но солнце уже опустилось в долину, и на джип медленно наползала тень от ближайшей высокой черной горы.
Когда они проезжали мимо дороги, где нашли машину графини, в душе инспектора вновь шевельнулось неясное волнение. Здесь, на земле Салиса, чуть прикрытую ветками машину не сумел бы обнаружить только слепой. А ведь ее могли оставить у дороги, ведущей на юг, или по крайней мере на земле, принадлежащей кому-то другому.
— Бини, я не могу избавиться от мысли, что это какая-то хитрость. Салис, говорят, профессионал и совсем неглуп.
— Наверное, с возрастом утратил квалификацию. Знаете, сейчас ему ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти. К тому же около двадцати лет в Тоскане… Должно быть, потерял свой сардинский инстинкт. Оставить на своей земле машину и надпись — все это выше моего понимания. Нужны более крепкие мозги, чем мои, чтобы разобраться в таких вещах.
Инспектор, даже с его скромным мнением о собственных умственных способностях, уже собрал по капле и сохранил в памяти большую часть информации, необходимой, чтобы понять эти противоречия. Он оставил эту тему.
— Странно, а я и не думал, что он такой старый, — было его следующее замечание.
— Все из-за объявления о розыске. Фото на нем — времен его ареста в восьмидесятые годы. Он поседел в тюрьме. И с тех пор ни разу не снимался, понимаете, о чем я?
— Да, конечно. — В груди вновь зашевелилась тревога, но, прежде чем инспектор понял причину, Бини ударил по тормозам: какая-то женщина вышла на дорогу и махала им, прося остановиться.
Они уже почти взобрались на гору, где начиналась деревня Бини с желтыми оштукатуренными фермерскими домами вдоль дороги, каждый со своим клочком земли, стайкой кур, огородом и собакой на длинной цепи, бегающей с лаем от винной бочки, служащей ей конурой, к проезжающим машинам.
Женщина была невысокого роста, и разговаривала с ними через окно джипа, стоя на цыпочках.
В открытое окно ветер доносил запахи сладкого дыма от тлеющих дров и мясного супа с овощами и розмарином. На женщине был длинный фартук и толстая шерстяная шаль, но, несмотря на тускнеющий день и ледяной холод, она вышла на улицу в открытых домашних шлепанцах, чтобы покормить кур кукурузой и запереть их на ночь
— Я слышала, вы разыскиваете собаку.
— Да. Возможно, она мертва, однако мы все равно хотели бы узнать о ней.
— Сегодня утром, когда вы тут расспрашивали о ней, я была на рынке. Узнала, только когда домой возвращалась. А ведь я видела ее больше недели тому назад. Тогда она была жива, но сейчас, думаю, уже нет. Она вся была в крови и тащилась так, словно у нее кости переломаны.
— Опишите ее. Вы, наверное, замерзли. Может, пройдем к вам на кухню?
— Я должна кур покормить. — Широкая обветренная кисть, которой она хваталась за открытое окно джипа, посинела от холода, кожа на пальцах потрескалась. — Это была маленькая собачонка тусклого окраса. Не такая, как те, которых полно вокруг, не охотничья, этих, если они потерялись, обычно можно найти среди бродячих псов, особенно молодых. Мой муж пытался поймать ее и пристрелить, чтобы не мучилась, а она ускользнула и бросилась к дороге, что ведет к деревне. Какая-то машина ее ударила и подбросила в воздух, но она поднялась и, поскуливая, потащилась прочь. Поищите вокруг, небось найдете ее тело где-нибудь поблизости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25