Согласно статистике, после введения закона 1991 года, который дает разрешение магистрату замораживать банковские счета семьи, член которой стал жертвой похищения, среднее количество подобных случаев снизилось с двадцати одного до пяти в год. Правда, статистика умалчивает о другом: закон создал дополнительные трудности для следствия в тех случаях, когда семья не сообщает о случившемся немедленно; о жестоких страданиях похищенных из-за того, что деньги выплачиваются не сразу. Профессиональные похитители приноровились и выбирают теперь жертв из влиятельных семей со связями, чтобы получить хотя бы часть выкупа от государства в соответствии со статьей закона о «выплатах в интересах расследования». Правда, графиню Брунамонти вряд ли утешила бы мысль, что она одна из этих пяти случаев, а не из двадцати одного. Только статистика может обобщать. Каждый случай требует отдельного подхода. Разве можно обобщить боль и страдания людей? Инспектор встал.
Он надеялся, что начальство согласится — хотя бы на данном этапе — с просьбой дочери сохранять тайну. Это не будет иметь большого значения на первой стадии расследования, зато они не потеряют единственного союзника в семье. Он открыл дверь и выглянул в приемную. Она была пуста.
— Лоренцини! Появился юный сержант.
— Девушка, которая только что была у меня, ушла?
— Да. Мне не следовало ее отпускать?
— Ничего страшного. Ди Нуччо и Лепори уже уехали?
— Только что.
— Надеюсь, они помнят все, о чем я говорил вчера вечером. Они поели?
— Наверное, да.
— Воду взяли? Я их предупреждал. Там на много миль ни одного кафе или бара.
Гварначча застегнул куртку и надвинул пониже фуражку, готовясь встретить ветер, завывания которого слышал все время, пока, ворча, тяжело спускался по лестнице:
— Охранять Палаццо Питти, конечно, должны мы, военная полиция, корпус карабинеров. Да еще поиск свидетелей, да бесконечные дрязги местных жителей! А теперь вот похищение. Откуда взять на все это время и силы?…
Зимнее солнце, ослепляя, сияло на безоблачном небе. Инспектор, проходя под великолепным железным фонарем арочного свода, торопливо нашарил в кармане темные очки: глаза не терпели яркого света. Надежно защитив их темными стеклами, он смело подставил лицо теплым солнечным лучам, наслаждаясь утренними запахами, которые свирепый ветер нес с гор. Солнце пыталось согреть воздух, однако, как только Гварначча покинул Палаццо Питти и вышел на открытый склон перед дворцом, ледяной ветер набросился на него, и он с удовольствием подумал, как хорошо, что на нем плотная тяжелая куртка.
На площади у подножия холма царило возбуждение и было не протолкнуться — флорентийцы, воодушевленные великолепием дня, стремились ехать порезвее. Каждые несколько минут перекресток виа Романо и виа Маджо оглашался хором клаксонов. Инспектор пересек площадь и пошел прямо, срезая путь через квартал многоэтажных домов по узкой аллее с припаркованными мопедами. Машин на стоянках не было. Он вышел на пьяцца Санто-Спирито на углу у церкви. И зачем его сюда занесло? Эта история его не касается! Куда разумнее было бы отправиться прямо в главное управление на другом берегу реки. Однако он прекрасно понимал, что его ожидает: он хорошо знал своего шефа.
К делу, подобному этому, необходимо привлекать разных специалистов, группу специального назначения, которая прибудет на вертолетах из Ливорно, возможно, придется сотрудничать с силами гражданской полиции. Не исключено, что работа уже началась. Но Гварначча был уверен: капитан Маэстренжело всеми правдами и неправдами обязательно втянет его в расследование.
Ведь кто-то должен поддерживать постоянную связь с семьей, и именно инспектор станет этим человеком. Поэтому Гварначча неторопливо двигался по пьяцца Санто-Спирито и дышал свежим морозным воздухом.
Вокруг располагались магазины и рыночные прилавки, палатки кустарей, где-то низким голосом зазывал мужчина, торгующий дешевым бельем, слева пахло кофе и опилками, справа — старой одеждой и свежим фенхелем.
— Привет, инспектор!
— Доброе утро.
— А ведь твой парень здесь уже был. — В реплике был скрыт вопрос.
Ежедневно один из карабинеров приходил сюда, на площадь, за продуктами, а потом готовил на всех обед в маленькой казарме в Питти. Сегодня он тут уже побывал. Сам Гварначча обычно ест дома с женой и детьми. Значит, он не за овощами явился, а, видно, по делу. Или как?…
Инспектор не стал ничего объяснять, поэтому юркий Торквато в переднике до лодыжек и шерстяной шапочке, из-за ветра надвинутой на уши, повернулся к следующему покупателю.
— Ну, знаешь, Торквато, у этого салата отвратительный вид.
— А что ты хочешь при таком холодном ветре? Ты его съесть собираешься или в свадебный букет засунуть? В желудке ведь темно. Возьми вот еще пучок петрушки, морковь и сельдерей для соуса…
Бог знает, сколько лет Торквато ежедневно привозил сюда зелень из деревни. Темнота в желудке была его обычной отговоркой. Инспектор подождал, пока тот освободится, затем нагнулся, делая вид, что всматривается в мятый, растрепанный ветром салат, стараясь не привлекать к себе внимания.
Торквато внимательно глядел на инспектора снизу вверх:
— Хочешь узнать о графине, да?
— Ты что-нибудь слышал? Торквато пожал плечами:
— Она частенько сюда наведывалась, и люди из ее мастерской на первом этаже покупали у меня зелень. Но вот уже больше недели никто не показывается. И ее сын Леонардо не выходит. Во дворе нет ее машины — это и отсюда видно.
— А что люди говорят?
— Похищение. Они это скрывают?
Инспектор перешагнул через чахлый кустарник между высокими деревьями в центре сквера и встал около маленького прилавка. Не замечая бледный, цвета охры силуэт церкви слева, он пристально смотрел на палаццо Брунамонти напротив. Огромные, утыканные гвоздями главные ворота были открыты. В конце длинного темного туннелеобразного входа — яркое пятно красок, как на картине, внезапно освещенной солнечным лучом. Эти дворцы эпохи Возрождения всегда поворачиваются спиной к внешнему миру и прячут свои сады, фонтаны, статуи и роскошно отделанные фасады исключительно для наслаждения своих хозяев. Это всегда казалось инспектору странным, но эти флорентийцы… Инспектор просто не находил слов, хотя жил среди них вот уже двадцать лет.
Оливия Беркетт… Из тех красавиц, перед которыми машины застывают как вкопанные. Инспектор вспоминал ее удивительные зеленые глаза и невероятно длинные ноги. Память воскресила и крутившегося около нее маленького мальчика, а вот девочка… Возможно, она тогда еще не родилась. Он понадеялся, что записал имя девушки, потому что ни за что на свете не смог бы его вспомнить. Оливия Беркетт не была флорентийкой, интересно, что она думала обо всех этих дворцах? Маленькая беспородная собачка. Какая-то помесь песочного цвета. Он попытался представить крохотную золотистую собачку, которая глядит в частный сад из-за коричневых филенчатых ставней. Вероятно, она погибла, похитители не захотели бы, чтоб она привлекла чье-нибудь внимание своим лаем…
Инспектор не замечал, что малышка в розовом лыжном костюмчике на трехколесном велосипеде кружит и кружит вокруг его неподвижной черной фигуры, как она могла бы ездить вокруг белой мраморной статуи Ридольфи, стоявшей на другом конце сквера, или вокруг фонтана в центре площади.
На верхнем этаже палаццо Брунамонти бросалась в глаза вместительная лоджия. Должно быть, оттуда открывается великолепный вид на площадь, на кроны деревьев, шарообразные лампы, светящиеся в ночи, церковь. А вон из тех комнат на верхнем этаже слева, где сейчас закрыты все ставни, наверное, можно увидеть реку Арно. Три пса неслись через площадь, кувыркаясь, скользя на поворотах и никак не реагируя на громкие крики хозяев. Самая мелкая собака подскочила к большой и затеяла возню. Маленькая золотистая собачка…
«В наши дни у них может быть даже СПИД».
В наши дни, если человек зарабатывает деньги и дела идут в гору, его могут похитить…
Инспектор вздохнул и двинулся прочь.
— Эй! Осторожно! — Он нахмурился и посмотрел вниз, когда твердое переднее колесо маленького трехколесного велосипеда наехало на его сверкающий черный ботинок.
Малышка взглянула в его ничего не выражающие темные очки, развернулась и что есть мочи устремилась к кучке покупательниц с покрасневшими от ветра носами.
— Ба! Бабушка! — позвала она.
— Иди сюда, я завяжу тебе шарф. Мы еще должны зайти в булочную.
Он перешел через мост Санта-Тринита. Внизу бурлила река, свирепый ветер обжигал лицо, перехватывало дыхание. Покрытые снегом холмы над рекой, за Понте-Веккьо, отсвечивали жемчужно-розовым и фиолетовым, а над ними синело глубокое чистое зимнее небо.
Рука капитана Маэстренжело была теплой и сухой.
— Гварначча, познакомьтесь с прокурором Фусарри, который руководит этим делом.
Худощавый элегантный мужчина, почти скрытый клубами сизого табачного дыма, поднялся из глубокого кожаного кресла, озорная полуулыбка мелькнула на его красивом лице, чем-то напоминающем лицо театрального дьявола. Инспектор, удивленный его присутствием, почти не глядя, протянул руку для рукопожатия. Прокуроры обычно не балуются хождением в народ, они предпочитают вызывать сотрудников к себе. Гварначча вгляделся в лицо прокурора и тут вспомнил его имя. Конечно, это же Вирхилио Фусарри, необычная личность. Последний раз, когда они встречались в связи с расследованием, Фусарри озадачил инспектора тем, что оказался другом семьи, в которой произошло преступление. В ванной комнате за дверью лежит труп, а подозреваемые бросаются к прокурору со словами приветствия: «Ах, дорогой Вирхилио!..» А еще раньше…
— Я вас знаю. — Фусарри внимательно на него взглянул. — Ничего не говорите, я вспомню сам. Хорошо, капитан, давайте присядем и продолжим.
— К вашим услугам, синьор. Так вот. Уже обзвонили все заправки насчет пропавшей машины. Можно предположить, что они ее сменили, едва выехав из города, ведь это первое, что может навести на след. Разумеется, десять дней — это слишком большой срок, уже поздно перекрывать дороги. Семья… — Капитан посмотрел на инспектора.
— Сын обнаружил во дворе собачий поводок. Похоже, похитители пробрались во двор, пока она выводила собаку. Обычно она не запирала ворота на эти десять минут прогулки. Возможно, похитить хотели дочь, молодую женщину лет двадцати, поскольку, как правило, с собакой выходила она. Девушка сотрудничает с нами, во всяком случае, пока. Сына я еще не видел. К тому же есть некий юрист… — Гварначча уточнил иностранное имя в записной книжке. — Патрик Хайнс.
Лицо Фусарри вытянулось.
— Дело осложняется, — заметил капитан. — Инспектор говорит, этот юрист собирается нанять частного детектива.
— Да ради бога! — Фусарри подался вперед, потушив в большой стеклянной пепельнице на столе Маэстренжело едкую маленькую тосканскую сигару. — Собаку нашли?
Оба взглянули на инспектора, который разглядывал фуражку, лежащую на коленях.
— Они не стали бы рисковать, не захотели бы, чтобы собака убежала и подняла шум, — ответил он.
— Итак? — Фусарри снова закурил. Они уже едва видели друг друга в клубах дыма.
— Можно предположить, что они выбросили ее на трассе или прикончили где-нибудь за городом.
— Мы сможем найти ее, капитан?
— Это вполне реально. Нам может помочь ассоциация охотников.
— Хорошо. Первое — это машина.
— Машину мы скоро найдем. — Маэстренжело взглянул на инспектора. — Что вам известно о семье?
Инспектор рассказал, что знал, обращаясь то к фуражке на коленях, то к огромной картине, написанной маслом, справа от головы капитана. Ему вовсе не хотелось говорить об этом сейчас, потому что в голове мелькала лишь вереница не связанных между собой картинок, порой реальных, как неподвижно лежавшие на коленях руки дочери графини, порой существующих только в его воображении, как маленькая золотистая собачка за ставнями палаццо Брунамонти. Что он мог еще сказать?
Но он сказал:
— С семьей надо действовать аккуратно. Между ними нет согласия.
— Согласия никогда не бывает. Вот и не давите на них, — посоветовал капитан.
— Да еще этот частный сыщик.
— Я с ним разберусь, — пообещал Фусарри. Он откинулся назад, взвихрив клубы сизого дыма, и весело взглянул на них. — Теперь я вас вспомнил, — заявил он инспектору. — Мы встречались в доме моего дорогого друга Эуджении, припоминаете?
Капитан уставился на них, изумленный таким свидетельством великосветской жизни инспектора. Потом вспомнил о деле с трупом в ванной, и все снова встало на свои места.
Фусарри, нахмурившись, потянулся за сигарой и направил ее в сторону инспектора:
— Было кое-что еще. Много лет назад. Помните, Маэстренжело?
— Похищение Максвелл. Кажется, это было ваше первое дело. Мы тогда вместе над ним работали.
— Точно. Инспектор подключился немного позже. Девочка была американкой, помните? Кажется, вас задействовали, потому что вы говорите по-английски? Что-то в этом духе?
Инспектор отвел взгляд от его пронзительных глаз и лишь пробормотал:
— Нет-нет…
— Что-то еще. Я вспомню. Точно! — Он вскочил на ноги и спросил капитана: — Вертолеты?
— Группа специального назначения в Ливорно наготове.
— А собаки?
— Они готовы действовать, как только я выясню, где искать.
— А это произойдет?…
— Когда я узнаю, чья это работа. Это обозначит границы территории поиска.
— Правильно. Вам необходимо что-то из ее одежды. Полагаю, это мы можем поручить инспектору. Я поставлю их телефон на прослушивание, а их банковские счета будут заморожены. Я бы хотел получить информацию о размерах этих активов, если следователи смогут это узнать. Кстати, вы не упомянули об организаторе похищения.
— О нем — или о них — мне пока нечего сказать. Но кто бы это ни был, он, безусловно, располагал информацией о финансовом состоянии и привычках семьи. Мои люди уже над этим работают, — сообщил капитан Маэстренжело.
— Думаю, инспектор тоже будет нам в этом полезен, если он собирается нянчиться с семьей. — На секунду его пронзительный взгляд встретился с глазами инспектора, и он произнес: — Я начинаю вспоминать. — Он вновь повернулся к капитану. — Значит, мы ждем, когда похитители свяжутся с семьей. Полагаю, вы скажете, что у вас не хватает для этого людей и что этим должны заниматься детективы, но я пока не привлекаю гражданскую полицию. Раз вы не знаете, где искать, вам, по моему мнению, лучше доверять своей следственной группе.
— Я очень ценю вашу помощь.
— Есть кое-что еще, что вы оцените: я едва ли смогу найти для вас место в прокуратуре. Вероятно, все три пульта прослушивания там будут заняты, поэтому вам лучше находиться в собственном помещении. Извините, конечно. — Он не смотрел ни на кого из них, адресуя свою речь стене.
— Я… — Капитан оказался не в состоянии изобразить благодарность надлежащим образом и сменил тему. — Пресса…
— Мы используем их, а не наоборот. Будьте с журналистами обходительны. Каждый раз, когда общаетесь с ними, подбрасывайте им понемногу подходящей для печати ерунды. Постарайтесь и семью уговорить быть с ними любезными. Может наступить момент, когда газетчики нам понадобятся. Кто может за этим стоять, Маэстренжело? Здесь, в Тоскане, мы находимся на территории, контролируемой сардинской мафией, я знаю. Но кто конкретно? Вы так чертовски осмотрительны, но должны же у вас быть предположения!
— У меня их два. Джузеппе Пудду и Салис. Франческо Салис.
— Оба в розыске?
— Да. Пудду исчез сразу после досрочного освобождения в прошлом году. Салис около трех лет в бегах.
— Завтра рассчитываю на ваш звонок. — Фусарри потушил пятую сигару и вышел.
Капитан открыл окно:
— Ну, Гварначча, что вы думаете?
— Не знаю, как я с этим справлюсь. Если бы не обязанности по охране Палаццо Питти, да еще два моих человека сейчас ищут свидетелей, не явившихся в суд сегодня утром… А тут звонок из прокуратуры… Им кажется, что мы везде успеем. Лоренцини сейчас остался один, и, если что-то случится… — Он замолчал, вспомнив, что это уже случилось.
Маэстренжело так чертовски осмотрителен…
А Фусарри так чертовски стремителен. Во-первых, он слишком быстро говорит, видимо, потому что он с севера. Во-вторых, отличается чрезмерным свободомыслием и плевать хотел на установленные правила. Инспектор знал, что Маэстренжело это не нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Он надеялся, что начальство согласится — хотя бы на данном этапе — с просьбой дочери сохранять тайну. Это не будет иметь большого значения на первой стадии расследования, зато они не потеряют единственного союзника в семье. Он открыл дверь и выглянул в приемную. Она была пуста.
— Лоренцини! Появился юный сержант.
— Девушка, которая только что была у меня, ушла?
— Да. Мне не следовало ее отпускать?
— Ничего страшного. Ди Нуччо и Лепори уже уехали?
— Только что.
— Надеюсь, они помнят все, о чем я говорил вчера вечером. Они поели?
— Наверное, да.
— Воду взяли? Я их предупреждал. Там на много миль ни одного кафе или бара.
Гварначча застегнул куртку и надвинул пониже фуражку, готовясь встретить ветер, завывания которого слышал все время, пока, ворча, тяжело спускался по лестнице:
— Охранять Палаццо Питти, конечно, должны мы, военная полиция, корпус карабинеров. Да еще поиск свидетелей, да бесконечные дрязги местных жителей! А теперь вот похищение. Откуда взять на все это время и силы?…
Зимнее солнце, ослепляя, сияло на безоблачном небе. Инспектор, проходя под великолепным железным фонарем арочного свода, торопливо нашарил в кармане темные очки: глаза не терпели яркого света. Надежно защитив их темными стеклами, он смело подставил лицо теплым солнечным лучам, наслаждаясь утренними запахами, которые свирепый ветер нес с гор. Солнце пыталось согреть воздух, однако, как только Гварначча покинул Палаццо Питти и вышел на открытый склон перед дворцом, ледяной ветер набросился на него, и он с удовольствием подумал, как хорошо, что на нем плотная тяжелая куртка.
На площади у подножия холма царило возбуждение и было не протолкнуться — флорентийцы, воодушевленные великолепием дня, стремились ехать порезвее. Каждые несколько минут перекресток виа Романо и виа Маджо оглашался хором клаксонов. Инспектор пересек площадь и пошел прямо, срезая путь через квартал многоэтажных домов по узкой аллее с припаркованными мопедами. Машин на стоянках не было. Он вышел на пьяцца Санто-Спирито на углу у церкви. И зачем его сюда занесло? Эта история его не касается! Куда разумнее было бы отправиться прямо в главное управление на другом берегу реки. Однако он прекрасно понимал, что его ожидает: он хорошо знал своего шефа.
К делу, подобному этому, необходимо привлекать разных специалистов, группу специального назначения, которая прибудет на вертолетах из Ливорно, возможно, придется сотрудничать с силами гражданской полиции. Не исключено, что работа уже началась. Но Гварначча был уверен: капитан Маэстренжело всеми правдами и неправдами обязательно втянет его в расследование.
Ведь кто-то должен поддерживать постоянную связь с семьей, и именно инспектор станет этим человеком. Поэтому Гварначча неторопливо двигался по пьяцца Санто-Спирито и дышал свежим морозным воздухом.
Вокруг располагались магазины и рыночные прилавки, палатки кустарей, где-то низким голосом зазывал мужчина, торгующий дешевым бельем, слева пахло кофе и опилками, справа — старой одеждой и свежим фенхелем.
— Привет, инспектор!
— Доброе утро.
— А ведь твой парень здесь уже был. — В реплике был скрыт вопрос.
Ежедневно один из карабинеров приходил сюда, на площадь, за продуктами, а потом готовил на всех обед в маленькой казарме в Питти. Сегодня он тут уже побывал. Сам Гварначча обычно ест дома с женой и детьми. Значит, он не за овощами явился, а, видно, по делу. Или как?…
Инспектор не стал ничего объяснять, поэтому юркий Торквато в переднике до лодыжек и шерстяной шапочке, из-за ветра надвинутой на уши, повернулся к следующему покупателю.
— Ну, знаешь, Торквато, у этого салата отвратительный вид.
— А что ты хочешь при таком холодном ветре? Ты его съесть собираешься или в свадебный букет засунуть? В желудке ведь темно. Возьми вот еще пучок петрушки, морковь и сельдерей для соуса…
Бог знает, сколько лет Торквато ежедневно привозил сюда зелень из деревни. Темнота в желудке была его обычной отговоркой. Инспектор подождал, пока тот освободится, затем нагнулся, делая вид, что всматривается в мятый, растрепанный ветром салат, стараясь не привлекать к себе внимания.
Торквато внимательно глядел на инспектора снизу вверх:
— Хочешь узнать о графине, да?
— Ты что-нибудь слышал? Торквато пожал плечами:
— Она частенько сюда наведывалась, и люди из ее мастерской на первом этаже покупали у меня зелень. Но вот уже больше недели никто не показывается. И ее сын Леонардо не выходит. Во дворе нет ее машины — это и отсюда видно.
— А что люди говорят?
— Похищение. Они это скрывают?
Инспектор перешагнул через чахлый кустарник между высокими деревьями в центре сквера и встал около маленького прилавка. Не замечая бледный, цвета охры силуэт церкви слева, он пристально смотрел на палаццо Брунамонти напротив. Огромные, утыканные гвоздями главные ворота были открыты. В конце длинного темного туннелеобразного входа — яркое пятно красок, как на картине, внезапно освещенной солнечным лучом. Эти дворцы эпохи Возрождения всегда поворачиваются спиной к внешнему миру и прячут свои сады, фонтаны, статуи и роскошно отделанные фасады исключительно для наслаждения своих хозяев. Это всегда казалось инспектору странным, но эти флорентийцы… Инспектор просто не находил слов, хотя жил среди них вот уже двадцать лет.
Оливия Беркетт… Из тех красавиц, перед которыми машины застывают как вкопанные. Инспектор вспоминал ее удивительные зеленые глаза и невероятно длинные ноги. Память воскресила и крутившегося около нее маленького мальчика, а вот девочка… Возможно, она тогда еще не родилась. Он понадеялся, что записал имя девушки, потому что ни за что на свете не смог бы его вспомнить. Оливия Беркетт не была флорентийкой, интересно, что она думала обо всех этих дворцах? Маленькая беспородная собачка. Какая-то помесь песочного цвета. Он попытался представить крохотную золотистую собачку, которая глядит в частный сад из-за коричневых филенчатых ставней. Вероятно, она погибла, похитители не захотели бы, чтоб она привлекла чье-нибудь внимание своим лаем…
Инспектор не замечал, что малышка в розовом лыжном костюмчике на трехколесном велосипеде кружит и кружит вокруг его неподвижной черной фигуры, как она могла бы ездить вокруг белой мраморной статуи Ридольфи, стоявшей на другом конце сквера, или вокруг фонтана в центре площади.
На верхнем этаже палаццо Брунамонти бросалась в глаза вместительная лоджия. Должно быть, оттуда открывается великолепный вид на площадь, на кроны деревьев, шарообразные лампы, светящиеся в ночи, церковь. А вон из тех комнат на верхнем этаже слева, где сейчас закрыты все ставни, наверное, можно увидеть реку Арно. Три пса неслись через площадь, кувыркаясь, скользя на поворотах и никак не реагируя на громкие крики хозяев. Самая мелкая собака подскочила к большой и затеяла возню. Маленькая золотистая собачка…
«В наши дни у них может быть даже СПИД».
В наши дни, если человек зарабатывает деньги и дела идут в гору, его могут похитить…
Инспектор вздохнул и двинулся прочь.
— Эй! Осторожно! — Он нахмурился и посмотрел вниз, когда твердое переднее колесо маленького трехколесного велосипеда наехало на его сверкающий черный ботинок.
Малышка взглянула в его ничего не выражающие темные очки, развернулась и что есть мочи устремилась к кучке покупательниц с покрасневшими от ветра носами.
— Ба! Бабушка! — позвала она.
— Иди сюда, я завяжу тебе шарф. Мы еще должны зайти в булочную.
Он перешел через мост Санта-Тринита. Внизу бурлила река, свирепый ветер обжигал лицо, перехватывало дыхание. Покрытые снегом холмы над рекой, за Понте-Веккьо, отсвечивали жемчужно-розовым и фиолетовым, а над ними синело глубокое чистое зимнее небо.
Рука капитана Маэстренжело была теплой и сухой.
— Гварначча, познакомьтесь с прокурором Фусарри, который руководит этим делом.
Худощавый элегантный мужчина, почти скрытый клубами сизого табачного дыма, поднялся из глубокого кожаного кресла, озорная полуулыбка мелькнула на его красивом лице, чем-то напоминающем лицо театрального дьявола. Инспектор, удивленный его присутствием, почти не глядя, протянул руку для рукопожатия. Прокуроры обычно не балуются хождением в народ, они предпочитают вызывать сотрудников к себе. Гварначча вгляделся в лицо прокурора и тут вспомнил его имя. Конечно, это же Вирхилио Фусарри, необычная личность. Последний раз, когда они встречались в связи с расследованием, Фусарри озадачил инспектора тем, что оказался другом семьи, в которой произошло преступление. В ванной комнате за дверью лежит труп, а подозреваемые бросаются к прокурору со словами приветствия: «Ах, дорогой Вирхилио!..» А еще раньше…
— Я вас знаю. — Фусарри внимательно на него взглянул. — Ничего не говорите, я вспомню сам. Хорошо, капитан, давайте присядем и продолжим.
— К вашим услугам, синьор. Так вот. Уже обзвонили все заправки насчет пропавшей машины. Можно предположить, что они ее сменили, едва выехав из города, ведь это первое, что может навести на след. Разумеется, десять дней — это слишком большой срок, уже поздно перекрывать дороги. Семья… — Капитан посмотрел на инспектора.
— Сын обнаружил во дворе собачий поводок. Похоже, похитители пробрались во двор, пока она выводила собаку. Обычно она не запирала ворота на эти десять минут прогулки. Возможно, похитить хотели дочь, молодую женщину лет двадцати, поскольку, как правило, с собакой выходила она. Девушка сотрудничает с нами, во всяком случае, пока. Сына я еще не видел. К тому же есть некий юрист… — Гварначча уточнил иностранное имя в записной книжке. — Патрик Хайнс.
Лицо Фусарри вытянулось.
— Дело осложняется, — заметил капитан. — Инспектор говорит, этот юрист собирается нанять частного детектива.
— Да ради бога! — Фусарри подался вперед, потушив в большой стеклянной пепельнице на столе Маэстренжело едкую маленькую тосканскую сигару. — Собаку нашли?
Оба взглянули на инспектора, который разглядывал фуражку, лежащую на коленях.
— Они не стали бы рисковать, не захотели бы, чтобы собака убежала и подняла шум, — ответил он.
— Итак? — Фусарри снова закурил. Они уже едва видели друг друга в клубах дыма.
— Можно предположить, что они выбросили ее на трассе или прикончили где-нибудь за городом.
— Мы сможем найти ее, капитан?
— Это вполне реально. Нам может помочь ассоциация охотников.
— Хорошо. Первое — это машина.
— Машину мы скоро найдем. — Маэстренжело взглянул на инспектора. — Что вам известно о семье?
Инспектор рассказал, что знал, обращаясь то к фуражке на коленях, то к огромной картине, написанной маслом, справа от головы капитана. Ему вовсе не хотелось говорить об этом сейчас, потому что в голове мелькала лишь вереница не связанных между собой картинок, порой реальных, как неподвижно лежавшие на коленях руки дочери графини, порой существующих только в его воображении, как маленькая золотистая собачка за ставнями палаццо Брунамонти. Что он мог еще сказать?
Но он сказал:
— С семьей надо действовать аккуратно. Между ними нет согласия.
— Согласия никогда не бывает. Вот и не давите на них, — посоветовал капитан.
— Да еще этот частный сыщик.
— Я с ним разберусь, — пообещал Фусарри. Он откинулся назад, взвихрив клубы сизого дыма, и весело взглянул на них. — Теперь я вас вспомнил, — заявил он инспектору. — Мы встречались в доме моего дорогого друга Эуджении, припоминаете?
Капитан уставился на них, изумленный таким свидетельством великосветской жизни инспектора. Потом вспомнил о деле с трупом в ванной, и все снова встало на свои места.
Фусарри, нахмурившись, потянулся за сигарой и направил ее в сторону инспектора:
— Было кое-что еще. Много лет назад. Помните, Маэстренжело?
— Похищение Максвелл. Кажется, это было ваше первое дело. Мы тогда вместе над ним работали.
— Точно. Инспектор подключился немного позже. Девочка была американкой, помните? Кажется, вас задействовали, потому что вы говорите по-английски? Что-то в этом духе?
Инспектор отвел взгляд от его пронзительных глаз и лишь пробормотал:
— Нет-нет…
— Что-то еще. Я вспомню. Точно! — Он вскочил на ноги и спросил капитана: — Вертолеты?
— Группа специального назначения в Ливорно наготове.
— А собаки?
— Они готовы действовать, как только я выясню, где искать.
— А это произойдет?…
— Когда я узнаю, чья это работа. Это обозначит границы территории поиска.
— Правильно. Вам необходимо что-то из ее одежды. Полагаю, это мы можем поручить инспектору. Я поставлю их телефон на прослушивание, а их банковские счета будут заморожены. Я бы хотел получить информацию о размерах этих активов, если следователи смогут это узнать. Кстати, вы не упомянули об организаторе похищения.
— О нем — или о них — мне пока нечего сказать. Но кто бы это ни был, он, безусловно, располагал информацией о финансовом состоянии и привычках семьи. Мои люди уже над этим работают, — сообщил капитан Маэстренжело.
— Думаю, инспектор тоже будет нам в этом полезен, если он собирается нянчиться с семьей. — На секунду его пронзительный взгляд встретился с глазами инспектора, и он произнес: — Я начинаю вспоминать. — Он вновь повернулся к капитану. — Значит, мы ждем, когда похитители свяжутся с семьей. Полагаю, вы скажете, что у вас не хватает для этого людей и что этим должны заниматься детективы, но я пока не привлекаю гражданскую полицию. Раз вы не знаете, где искать, вам, по моему мнению, лучше доверять своей следственной группе.
— Я очень ценю вашу помощь.
— Есть кое-что еще, что вы оцените: я едва ли смогу найти для вас место в прокуратуре. Вероятно, все три пульта прослушивания там будут заняты, поэтому вам лучше находиться в собственном помещении. Извините, конечно. — Он не смотрел ни на кого из них, адресуя свою речь стене.
— Я… — Капитан оказался не в состоянии изобразить благодарность надлежащим образом и сменил тему. — Пресса…
— Мы используем их, а не наоборот. Будьте с журналистами обходительны. Каждый раз, когда общаетесь с ними, подбрасывайте им понемногу подходящей для печати ерунды. Постарайтесь и семью уговорить быть с ними любезными. Может наступить момент, когда газетчики нам понадобятся. Кто может за этим стоять, Маэстренжело? Здесь, в Тоскане, мы находимся на территории, контролируемой сардинской мафией, я знаю. Но кто конкретно? Вы так чертовски осмотрительны, но должны же у вас быть предположения!
— У меня их два. Джузеппе Пудду и Салис. Франческо Салис.
— Оба в розыске?
— Да. Пудду исчез сразу после досрочного освобождения в прошлом году. Салис около трех лет в бегах.
— Завтра рассчитываю на ваш звонок. — Фусарри потушил пятую сигару и вышел.
Капитан открыл окно:
— Ну, Гварначча, что вы думаете?
— Не знаю, как я с этим справлюсь. Если бы не обязанности по охране Палаццо Питти, да еще два моих человека сейчас ищут свидетелей, не явившихся в суд сегодня утром… А тут звонок из прокуратуры… Им кажется, что мы везде успеем. Лоренцини сейчас остался один, и, если что-то случится… — Он замолчал, вспомнив, что это уже случилось.
Маэстренжело так чертовски осмотрителен…
А Фусарри так чертовски стремителен. Во-первых, он слишком быстро говорит, видимо, потому что он с севера. Во-вторых, отличается чрезмерным свободомыслием и плевать хотел на установленные правила. Инспектор знал, что Маэстренжело это не нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25