Очевидцы рассказывали о водяном вале, прошедшем по Анга
ре,
и пригнувшемся от урагана лесе, о сотрясении изб и падении в домах
предметов, о разломанных рамах и треснувших печах, о покатившейся по сто
лам
посуде... Есть свидетельства и об эффектах, которые мы применительно к
былине еще не рассматривали.
Даже в записанных полвека спустя воспоминаниях очевидцев полета и взры
ва
Тунгусского тела повторяется интересная деталь: "При полете гром был, по
том
бахало, кони упали на колени...", "...Были три взрыва: первый -сильный, два
- как далекий гром. Кони упали на колени". Так же отреагировал, не забудем,
и конь Ильи Муромца на свист Соловья-разбойника. Реалистичность
фольклорного мотива в свете этих аналогий бесспорна. Но понять его, равн
о
как и причину соответствующего поведения лошадей в действительности,
оказывается нс так-то просто.
Начнем с вопроса, который по инерции всего предыдущего анализа
напрашивается раньше других. От чего конкретно падали кони тогда, летом

1908 года, - от напора воздуха или только от содрогания почвы?
Обстоятельства как будто заставляют склониться ко второму объяснению,
хотя
для отдельных случаев не исключено и первое. Однако, по мере знакомства с
о
схожими фактами, проходящими по ведомству метеоритики, начинаешь думат
ь,
что главное тут вообще не в каких-то механических воздействиях.
В этом плане дорогого стоит маленькое подстрочное примечание к одной
статье, посвященной звукам при полете метеоритов в атмосфере. Вот оно: "В

архивах СССР имеется немало сообщений о реакции домашних животных и пти
ц на
полет болида и на последующие за ним обычные звуковые детонации; наприме
р,
собаки поднимают лай, гуси начинают гоготать и взлетать, лошади падают н
а
колени, волы останавливаются как вкопанные и т.п.". Никакой сбивающей с ног

воздушной волны в таких ситуациях обычно нет. Эффекты сотрясения случаю
тся;
но заметьте, что другие животные, судя по цитате, при этом не падают, так
что дело, видимо, не в колебании почвы самом по себе. У всех перечисленных

реакций, включая лошадиную, есть лишь один общий знаменатель - испуг,
специфически выражаемый каждым видом животных. Испуг,, надо думать, в
первую очередь от неожиданного, бьющего по нервам звука.
Это соображение позволяет нам уйти в разговоре от "астрономического"
аспекта. Маловероятно, чтобы создатели сюжета о Соловье наблюдали паден
ие
лошадей на колени при пролете болида - очень уж редкое это явление, да и
никаких следов его влияния на образ Соловья-разбойника нет. Жизненным
материалом для эпизода с конем Ильи стали какие-то иные, более будничные

ситуации. Какие - определить не берусь, но, может быть, это и не столь
существенно. Во всяком случае, директор Музея коневодства Д.Я.Гуревич, к

которому я обратился за консультацией по данному вопросу, уверено заяви
л,
что дело здесь не во внешних воздействиях на животное, а в его элементарн
ом
спотыкании. Испуг только провоцирует это. В принципе любой неожиданный

раздражитель, будь то громкий свист, пролет болида, сильный раскат грома

или что-то еще, может заставить лошадь сделать резкое движение, споткнут
ься
о неровности почвы и упасть на передние колени. Вернее, на запястные
суставы, как любят поправлять профанов специалисты: коленей в строгом
смысле передние ноги лошади не имеют.
Приведенная точка зрения, по-видимому, не расходится с мнением народных

хранителей сюжета о Соловье-разбойнике, большинству из которых были отл
ично
знакомы повадки лошадей. Посмотрим на варьирование эпизода в различных

записях произведения. Часть былинных вариантов говорит, что от свиста ко
нь
Ильи споткнулся. Этот мотив для фольклора традиционен (конь спотыкается,

предчувствуя беду), но в данной былине он "пришлый", вторичный, и замена им

мотива падения коня на колени подчеркивает смысловую близость обоих яв
лений
для сказительской среды. Иной раз исполнители прямо указывали на причин
ную
связь между ними; согласно некоторым, правда, очень редким, записям, конь

Ильи сперва споткнулся, а затем упал на колени, или просто "споткнулся на

колени со свиста", или даже "спотыкнулся на карачки со всех четырех ног",
как сказано в одной рукописной повести XVIII века явно под влиянием
какого-то устного источника. Но важно в вариантных добавлениях и другое -

мысль об испуге коня. Именно этим сказители пытались объясните и падение

его на колени, и спотыкание. Порой же они вовсе уходили от традиционной
версии и взамен сообщали, что богатырский конь от свиста "вздрогнул",
"остановился как вкопанный", "скакал на ноги задние", - всякий раз, как мы
видим, выбирались типичные для лошадей реакции испуга.
Однако самым важным является то, что такую же мотивировку поведения кон
я,
судя по всему, подразумевали и создатели былины. Мы еще не заслушали мнен
ие
главного свидетеля. Когда под Ильей конь пал на колени, он получил от
хозяина гневную отповедь:
- Ах ты, волчья сыть, травяной мешок! Не слыхал ты посвисту соловьего, Не
слыхал ты покрику звериного?..
То есть конь испугался звука, а не был сбит с ног налетевшим ураганом
(хотя леса в тот момент пригнулись) и не потерял устойчивость из-за
предательского дрожания "матери - сырой земли". Именно так следует понима
ть
слова Ильи Муромца, а уж его-то оценке происшедшего мы можем довериться...

Рассмотрение эпизода с конем не то чтобы поколебало нашу рабочую гипот
езу
о механизме действия свиста, но заставило принять во внимание и
принципиально новый аспект - психологический. Тем интереснее обратитьс
я
теперь к влиянию соловьиного оружия на человека.
Наиболее информативна в этом отношении сцена, когда Соловей свистит в
Киеве, в княжеских палатах. Поначалу реакция людей на свист изображалась

так: все присутствовавшие попадали, еле удержались на ногах только князь

Владимир со княгинею, да и то благодаря помощи Ильи, с самим же богатырем

ничего не отучилось. Время нарушило стройность этой схемы. К двум основн
ым
мотивам, характеризующим реакцию киевлян ("еле устояли" - "упали"),
добавилось множество новых. По вариантам былины, люди в Киеве - а порой уже

и сам Владимир - от соловьиного свиста шатаются, падают на колени (явно по

примеру коня Ильи), ползают на четвереньках, катаются по земле и т.п. Тем
не менее все эти поздние мотивы лишь подчеркивают, проявляют разными
гранями изначально содержавшувэся в былине мысль: человеку при свисте

Соловья-разбойника трудно устоять на ногах.
Очень естественно увидеть здесь новое подтверждение того, что разбойни
к
"все низвергал своим посвистом, словно напором стремительного вихря"
(характеристика А.Н.Афанасьева). С другой стороны, можно было бы привести

немало рассказов, как люди падали, шатались или опускались на четвереньк
и
во время землетрясений. Разумеется, отмечены такие факты и свидетелями

Тунгусской катастрофы, причем случалось это с людьми и на открытом
пространстве, и внутри помещений --к примеру, в одном доме человека после

взрыва "качнуло, словно от сильного ветра", а сидевших в другой избе,
очевидно за утренней трапезой, "сбросило с лавок на пол". Короче, по
внешним признакам человеческая реакция на свист Соловья полностью
соответствует нашей исходной гипотезе о характере его действия:
"сотрясающая буря".
Но сразу же приходится сделать одну весьма существенную оговорку. Даже

если эта интерпретация верна, относить ее можно только к периоду зарожде
ния
былины и к самым ранним этапам ее бытования. Потому что на последнем этап
е,
когда с былиной познакомились собиратели фольклора - а мы вправе, учитыв
ая
известную инерционность народно-поэтического мышления, экстраполиров
ать
наблюдавшуюся ситуацию еще на два-три столетия назад, - в сознании
сказителей доминировали совсем другие взгляды.
Основанием для такого вывода служит все тот же бесценный показатель -
микроизменения, вносившиеся исполнителями в традиционный текст. Бывал
и
случаи, когда индивидуальное привнесение подхватывалось другими
исполнителями, становясь, в свою очередь, традиционным. Это само по себе

свидетельствует о принципиальном соответствии его коллективному
скааительско-му пониманию данного места былины. Но не менее, если не боле
е
значимы для нас факты независимого появления в разных вариантах близки
х по
смыслу нововведений. Когда же в нашем распоряжении почти две сотни
вариантов (считая прозаические пересказы), появляется возможность сдел
ать
статистические замеры: какого характера детали вносились исполнителям
и
чаще, какие - реже, а какие не появлялись совсем, хотя, казалось бы, их
следовало ожидать. "Умолчания" на фоне большого количества вариантов тож
е
красноречивы.  Так вот. Во всем массиве опубликованных записей сюжета о

Соловье практически нет деталей, которые подтверждали бы, что исполните
ли
связывали падение людей от свиста разбойника с "напором стремительного

вихря" или трясением земли. Наоборот, многие вариантные разработки эпизо
да
показывают, что падение объясняли не механическими, а физиологическими

причинами, если позволить себе в разговоре о содержании былины
естественнонаучную терминологию.
Вообще по части понимания и изображения человеческих последствий свис
та в
былине чувствуется некая проблемная напряженность, своеобразная "драм
а
идей", растянувшаяся на века; и перипетии ее, по счастью, тоже оставили
свои достаточно ясные следы в имеющихся записях произведения.
Один из главных источников этой напряженности был заложен в былине с
самого начала. Попросту говоря, ее создатели не позволили проявиться в
полной мере злодейским способностям Соловья. Практически нереализован
ной
осталась... смертельная сила его свиста. О том, что своим свистом разбойник

убивает людей, мы, как и Илья Муро-мец, узнаем из сообщения черниговцев. Но

ведь это, выражаясь научным языком, только экспозиция, обрисовка положен
ия
дел до того момента, как стало развертываться действие былины. В самом же

этом действии, так сказать, на наших глазах, Соловей уже никого не убивает.

Два раза ему по сюжету предоставилась такая возможность - и оба раза у
создателей былины нашлись веские художественные причины не допустить

смертельного исхода.
Илья Муромец, столкнувшись с Соловьем в лесу, да и позднее, в Киеве, не
мог погибнуть от его свиста просто по законам эпоса: богатырь есть
богатырь, ему суждено одолеть чудовище. Далее по замыслу былины Соловей

должен был продемонстрировать мощь своего оружия на киевской "массовке".

Придумывая эту сцену, авторы произведения решали внутренне противореч
ивую
задачу. С одной стороны, желательно было показать действие свиста на
киевлян как можно более сильным, оправдывающим грозную репутацию
разбойника. С другой стороны, и здесь логика сюжета исключала гибель
присутствующих. Теперь разбойник был в полном подчинении у Ильи и свисте
л
по его приказу, а богатырь никак не мог допустить появления новых жертв
Соловьева разбоя, даже если они пришлись бы на долю такой малосимпатично
й
публики, как княжеско-боярская верхушка. Тем более не мог он допустить
реальной угрозы для жизни князя Владимира, на службу к которому приехал.

Как вышли из положения создатели былины, мы уже знаем. Киевские
князья-бояре от свиста только падают. Каким бы ни было происхождение это
го
мотива, сюда он введен как очевидная замена смерти. Чтобы предотвратить

гибель собравшихся, Илья Муромец приказал Соловью свистеть вполсилы, а

Владимира и его жену поставил себе под мышки (богатырь, ясное дело, выше
обычных людей), оттого-де княжеская чета и избежала участи остальных.
Все вроде бы придумано гладко, мотивированно... Однако внутренняя
противоречивость ситуации была именно сглажена, но не снята, и это еще
заявило о себе в процессе дальнейшей жизни произведения. По вариантам
отчетливо видно, что для многих исполнителей было недостаточно сказать

(устами черниговцев) о смертоносной силе соловьиного свиста - они
испытывали соблазн показать ее в сюжетном действии. А где, как не в
кульминационной киевской сцене, заманчивее всего это сделать? Но и наруш
ать
трактовку этой сцены, узаконенную традицией, вроде бы негоже. Дилемма...
Сколько разнообразных попыток разрешить ее мы наблюдаем в записях сюже
та о
Соловье-разбойнике!
Некоторые певцы, не мудрствуя лукаво, отбросили все сомнения и позволил
и
Соловью напоследок проявить максимум своих способностей - от его свиста

"все люди во Киеве мертвы стали", "князи-бояре все мертвы лежать и т.п.
Однако большинство исполнителей все же придерживалось изначальной вер
сии
"все люди упали", а попытки драматизировать сцену свиста Соловья в Киеве

выливались в поиск каких-то компромиссных решений. Иногда, например, мот
ив
смерти вносился в киевскую сцену лишь в "сослагательном наклонении":
Соловей хотел убить людей, но они уцелели. Другие исполнители допускали
и
реальную гибель, но только части присутствующих. Наиболее же
распространенной оказалась тенденция приписывать пострадавшим от сви
ста
Соловья тяжелейшее физическое состояние, близкое к смерти, внешне ее
напоминающее. "Все вроде замертво упали", "словно как мертвы лежат", "ни
живы, ни мертвы", "чуть живы", "полумертвы" - эти формулировки,
появлявшиеся в территориально удаленных друг от друга вариантах,
красноречиво выражают названную тенденцию. Сказители также характериз
овали
состояние людей после соловьиного свиста как обморок, беспамятство, пот
ерю
сознания. "Все пали бояре кособрюхие на пол", - воспроизвел один певец
традиционную фразу былины и от себя пояснил: "Без ума, значит". Порой
отмечалось, что киевляне лежали "без ума", "без памяти" три часа, а потом
очнулись.
По ходу всех этих поисков формулы "квазисмерти" совершалась малозаметн
ая,
но очень важная перестановка смыслового акцента. Если поначалу ссылка н
а
физическое состояние людей вводилась ради того, чтобы объяснить их паде
ние
(упали, потому что потеряли сознание), то со временем это состояние
закономерно стало восприниматься как главный результат свиста, а паден
ие -
лишь как внешнее, самоочевидное его проявление (потеряли сознание и,
естественно, упали). Согласитесь, утверждение ряда былинных вариантов, ч
то
у князя Владимира от свиста "подломились ножки резвые", можно без особого

ущерба для смысла передать и так: "Ему стало плохо". В подобных условиях
мотив "полусмерти" уже нс всегда связывался только с падением
("Владимир-князь едва жив стоит"), а порою и вовсе заметно безразличие к
тому, в какой позе человек находится ("князь Владимир полумертвым был",
"княгиня полумертвая"). Интерес к внутреннему состоянию людей явно брал
верх.
Итак, изображение человеческих реакций на свист Соловья-разбойника R
огромной, даже решающей степени предопределялось мыслью о его
смертельности. Но почему свист убивает? Вопрос из самых трудных. В
имеющихся записях сюжета о Соловье нет деталей, по которым можно было бы

догадаться, каким путем мифотворцы пришли к идее убийственного звука и к
ак
вообш.е понимали такое его действие на людей. Однако подсказку ответа, не

исключено, несут в себе разработки позднейших исполнителей. Ведь многие

сказители объясняли смерть и падение киевлян от свиста Соловья очень
просто: все тем же испугом.
Для подобной интерпретации имелась прочная жизненная основа. Каждому

приходилось на собственном опыте убеждаться в том, что у страха не тольк
о
глаза велики, но - по другой пословице - и ноги хрупки. Известно также, что
при крайней степени душевного потрясения может наступить смерть. Певцы

охотно использовали немудреный житейский опыт такого рода, описывая
последствия соловьиного свиста. И дело не ограничивалось фразами типа

"испу-галися они, все с ног попадали", "все богатыри припугалися... и
мертвы лежат". Из чисто служебного мотива, призванного сделать понятнее

падение или смерть людей, мотив испуга тоже вырос в самостоятельный,
подсказывавший, в свою очередь, новые подробности происходившего в Киев
е:
от страха князья-бо-яре "на карачках по двору наползались", разбежались,
сошли с ума.
Интерпретация многими свидетелями губительного действия свиста выяв
илась,
таким образом, достаточно четко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9