Она смотрела на меня с любовью и заботой, и в глазах ее читалось: «Лучше бы ты, а не я». В конце концов я заявил, что хочу побыть один, и Элли неохотно ушла, пообещав, что примчится по первому зову.
– Я люблю тебя, Чарли, – повторяла она в который раз, – что бы ни случилось.
Я выдавил улыбку:
– Я тоже.
Стены замкнулись вокруг меня, и я бесконечно долго просидел так, обуреваемый ужасными чувствами: злостью, сожалением, разочарованием, обидой.
Наконец зазвонил телефон.
– Хелло, Чарли, – сказала моя мама с такой неестественной бодростью, что я сразу понял: она в курсе. Вероятно, уже подготавливает ингредиенты для бисквита «Виктория», который будет испечен мне в утешение.
– Хелло, мама.
– Ну, как ты? – Она определенно знает. Конечно, Элли сказала своей матери, которая тотчас же позвонила моей.
– О'кей.
– Что-нибудь, м-м, интересное случилось за последние дни?
Мне захотелось продлить ее страдания – в конце концов, если бы не мои родители, я бы никогда не стал юристом и мне бы не пришлось пройти через такое, – но я не смог.
– Вообще-то мне только что сообщили плохую новость, мама. Я не прошел в компаньоны.
– О господи! – слишком уж поспешно сказала она. – Но всегда же можно попытаться в следующем году, не так ли?
Мой папа слушал разговор по второму аппарату, наверху. Я представлял, как он сидит на кровати, застеленной покрывалом из цветастого ситца, не зная, что делать в столь сложной в эмоциональном плане ситуации.
– Они не знают, что делают, – услышал я его осипший голос. – Помнишь, как те ребята из «Декка рекордз» забраковали «Битлз», заявив, что гитары выходят из моды? Ну так вот, тут точно так же.
Впервые за этот день я улыбнулся.
– Спасибо, папа, это очень для меня важно.
– О, в самом деле? – Я чувствовал, что он слегка покраснел: папа не привык к комплиментам по поводу того, какой он хороший отец.
– Это же всего-навсего работа, – продолжала мама, разделавшись разом со всеми своими честолюбивыми надеждами, которые возлагала на меня все эти годы. – Не забывай, что в жизни есть и более важные вещи. Например, Элинор.
Это ничуть меня не подбодрило.
– Между прочим, она стала компаньоном. Они сделали слабую попытку изобразить удивление.
– В наши дни многие женщины зарабатывают больше своих мужей, – в конце концов нашлась мама. – Тут нечего стыдиться.
Больше мне было не выдержать.
– Послушай, мне нужно идти. Я позвоню вам позже.
Я просидел некоторое время, отчаянно хандря. Пришла Люси, которая стала утешать меня столь искренне и с такой теплотой, что мне сделалось немного легче. Я потащился к Эшу, и мы сидели, глядя друг на друга и с редкой изобретательностью ругая всех членов аттестационной комиссии. Беду действительно лучше переживать в компании.
– Я еще сто лет тому назад решил, что если у меня не получится с первой попытки, то я уйду, – сказал Эш. – Если я им не нужен, да будет так. Я не собираюсь ошиваться здесь вечно, подхалимски кланяясь таким, как Люси и Элли. Правда, хрен его знает, что мне делать.
Мне была невыносима мысль, что я не буду видеться с Эшем каждый день, но я понимал, каково ему. С появлением Элли равновесие нарушилось, и это особенно удручало. Но мы оба так привыкли к «Баббингтону», и нас пугала жизнь за пределами нашей башни из слоновой кости.
Итак, мы не пустились в детальное обсуждение нашей дальнейшей карьеры, поскольку было гораздо легче по-прежнему сидеть и тихонько ругаться на чем свет стоит.
Однако юриспруденция не дает никому передышки, даже если вы сыты ею по горло. В конце концов я поплелся к себе, чтобы попытаться все-таки разделаться с этим проклятым контрактом, стараясь не включить в него такие пункты, как: «Фирма гарантирует, что ее компаньон Грэхем Бентли – задница». За такое меня не стали бы преследовать по суду. Однако войдя в комнату, я увидел, что Ричард сидит на месте, склонившись над этим контрактом. Значит, мне удалось сделать что-то хорошее за последние несколько месяцев. Я рухнул в кресло, и он взглянул на меня с жалостью. Вот, значит, до чего я докатился.
– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил он. «Ты мог бы замолвить словечко перед своим стариком, поскольку там что-то напутали с этим компаньонством», – вертелось у меня на кончике языка, но я промолчал. А что, если это дело рук Ричарда? Маленький доносчик! Но, пристально посмотрев ему в глаза, я не увидел в них чувства вины. А я так устал от того, что в последнее время привык различать признаки вины.
– Вообще-то да, – наконец сказал я. – Мне нужно кое о чем переговорить с твоим отцом, и мне нужно, чтобы ты меня поддержал на все сто процентов. Я на тебя рассчитываю, Ричард.
Его глаза расширились от страха: ведь на него возложена такая ответственность! Как бы не подвести!
ГЛАВА 38
Это был не самый лучший день. В дверь то и дело просовывалась чья-нибудь голова: коллеги приходили выразить сочувствие нам обоим. Некоторые из них пока оставались младшими сотрудниками, которым было интересно посмотреть, как выглядит чья-то карьера, почившая в автомобильной катастрофе. Надо думать, это было прискорбное зрелище.
Некоторые были искрение расстроены, особенно Сью, которая уже воображала себя секретаршей компаньона и к тому же знала, сколько сил я истратил впустую.
– Я не могу поверить, – твердила она в десятый раз, упрямо игнорируя, что я занимаюсь чем угодно, лишь бы не слушать. – Особенно если вспомнить, каких безмозглых тупиц они повысили. – Это нисколько не улучшило моего настроения.
Одна из сочувствующих улыбнулась в замешательстве.
– Все к лучшему. Вам бы еще добавилось рабочих часов, – сказала она, взмахнув рукой. – Да и в любом случае, кому захочется быть компаньоном? Все эти склоки…
– Мне, – мрачно ответил я.
– В наши дни люди принимают решение не становиться компаньонами – это их стиль жизни, – серьезно заметил другой.
– Вы бы приняли такое решение? – спросил я.
– Боже мой, нет, – фыркнул он с таким видом, будто я предложил ему совокупляться с молотилкой.
Одна женщина, поступившая в фирму позже меня на год, прочно уселась на стул, стоявший перед моим столом. Она назначила себя моим работником сферы социальных проблем. На потеху всему отделу она однажды изготовила маленький плакат со словами: «Я мыслю, следовательно, мне не все равно», вставила его в рамку и повесила на стене за своим столом. Не проходило и двенадцати часов, чтобы его не портили. Особенно запомнились варианты: «Я пью, следовательно, мне не все равно» и «Я мыслю, следовательно, я увольняюсь».
– Существует множество более мелких фирм, где не такой выматывающий рабочий график. Уверена, вы станете там компаньоном. – Она была в диком восторге от того, что оказывает помощь.
Я был сейчас не в настроении обдумывать подобные предложения и молча слушал, мрачно глядя на нее.
– Вас беспокоит, что вы не сможете это сделать, не так ли? – Она перегнулась через стол, но даже созерцание ложбинки, мелькнувшей в вырезе, меня бы не утешило. – Эти ублюдки так больно ударили по вашей уверенности, что вы теперь в себе сомневаетесь. Я вижу это по вашим глазам. – Ее затрясло от гнева, направленного против моих обидчиков, но если бы она действительно умела читать по моим глазам, то немедленно схватилась бы за мой степлер. – Ну же, Чарли, расскажите мне, что вы ощущаете.
Хотя мне очень хотелось это сделать, я удержался от соблазна и не озвучил обуревавшие меня чувства.
– Знаете, Саша, на самом деле я беспокоюсь о Томе Галливере. Сообщать людям о таком – это ужасный стресс. Я случайно услышал, как он сказал, что ему хотелось бы с кем-нибудь побеседовать об этом – с кем-нибудь, кто поймет. С женщиной, юристом – ну, что-то в этом роде. Он очень чувствителен.
Ее глаза загорелись, во взгляде был экстаз. Ей выпал случай, который подворачивается один раз за всю карьеру: продемонстрировать начальнику отдела, до какой степени ей не все равно, и подлизаться к нему в предвидении выдвижения кандидатов в компаньоны в следующем году.
– Вы такой хороший человек, Чарли! Даже в самый тяжелый для вас момент вы думаете о других.
Я наклонился к ней:
– Саша, я только хочу, чтобы вы получили то, что действительно заслуживаете.
Мне показалось, что она сейчас заплачет.
– О, Чарли! Никто здесь не говорил мне ничего более приятного!
Как это ни грустно, я мог в это поверить. Она была неплохим человеком, но до того действовала на нервы, что иногда хотелось вырвать у нее язык. И каким бы хорошим юристом она ни была, даже у моей мамы было больше шансов стать компаньоном.
Саша умчалась утешать Тома. На моем экране появился и-мейл, сообщавший фамилии новых компаньонов этого года. Нас также извещали, что, как обычно, это волнующее для «Баббингтон Боттс» событие будет отмечаться в одном из банкетных залов после работы. Это напомнило мне об одном деле, и я послал и-мейл Эшу, который был так же мило расположен ко всему этому, как я.
Волнение в офисе возросло в связи с перспективой приятно провести время вечером, и особенно от того, что компаньонам приходилось раскошеливаться, дабы финансировать вечеринку. Правда, это был всего лишь обманный маневр – вот я действительно проявил бы щедрость в разумных пределах, если бы меня приняли в ряды компаньонов. После рождественской вечеринки это празднование было вторым по значению событием в светской жизни «Баббингтона». Сотрудники ликовали оттого, что можно было находиться на работе, не работая.
Наконец стрелка часов доползла до назначенного часа, и, будучи уверен, что все готово, я направился к главному банкетному залу на верхнем этаже. Я чувствовал себя неспокойно, так как был готов сделать просто плохую ситуацию пагубной для моей карьеры. А впрочем, какое значение имеют один-два галлона масла, когда мосты сожжены?
В комнату набилось не меньше двухсот пятидесяти человек, и шум веселья резко контрастировал с моим мрачным настроем. Группы оживленно болтавших людей расступались, когда я проходил мимо – для завершения этой сцены не хватало лишь, чтобы кто-нибудь крикнул: «Мертвый восстал из гроба!» Я поравнялся с Элли, которая смеялась вместе с Томом Галливером и Йаном Макферсоном над какой-то шуткой, понятной компаньоном. Поблизости маячила Саша, набираясь храбрости, чтобы заняться Томом.
Я печально взглянул на Элли, но она, неверно истолковав выражение моего лица, в знак поддержки схватила меня за руку. Эту ошибку ей простят только на этот раз. При виде меня глазки у Йана забегали, а Том в легком смущении пробормотал: «Хелло, Чарли».
Возникла неловкая пауза, и я решил их развеселить, чтобы они почувствовали себя более непринужденно.
– Я слышал новый анекдот о юристах, – сказал я. – Один юрист попал в автомобильную катастрофу, и другой автомобилист подошел посмотреть, в каком он состоянии. «Мой „роллс-ройс", мой „роллс-ройс", вы только взгляните на него!» – воскликнул юрист, но второй водитель закричал на него: «Как вы можете беспокоиться о своей машине сейчас? Разве вы не видите, что вам оторвало руку?» И юрист, в ужасе взглянув на свой обрубок, начал вопить: «Мой „ролекс", мой „ролекс"!»
Они рассмеялись из вежливости, но вообще-то юристы не любят анекдоты про себя, хотя и делают вид, что это не так. Я все время внимательно следил, все ли идет по плану. Ричард выполнил свою задачу, и видеоаппаратура была на месте, и большой экран тоже – из тех, что разворачиваются вниз. Почти все ключевые фигуры прибыли. Когда к нам присоединилась Люси, вошел Ричард со своим отцом. Под мышкой у моего стажера был маленький сверток, и он искал меня глазами. Он поймал мой взгляд, и я кивнул. Тогда Ричард повернулся к своему отцу и подтащил его поближе к экрану. Кто-то постучал по бокалу, призывая к тишине, и наконец воцарилось молчание, так что мы могли внимать словам нашего великого вождя.
– Добрый вечер всем, – начал он. – Как всегда, это волнующий день в истории «Баббингтон Боттс». День, когда мы приветствуем новое поколение наших компаньонов. – Все зааплодировали тем, кто добился успеха, – кто с энтузиазмом, кто с обидой. – У меня вошло в обычай особенно о них не распространяться – в конце концов, для этого мне пришлось бы запоминать их фамилии, – но можете не сомневаться, что мы о них самого высокого мнения. А теперь сюрприз: насколько я понял, кое-кто из наших сотрудников сделал видеофильм специально к этому событию. Превосходный пример того, как время вторгается и в мир юристов. – Присутствующие взволнованно зашептались. – Гм-м, Чарлз Фортьюн, где вы?
Все взоры обратились ко мне, и я увидел удивленные глаза Элли. Люди, стоявшие впереди нас, расступились, и моя маленькая группа оказалась перед самым экраном. Я как бы случайно подошел к Ричарду, и он передал мне сверток с видеокассетой. Я вставил ее в видеомагнитофон, а Ричард приглушил свет. Наконец-то он в точности выполнил то, о чем я его просил. Я еще сделаю из него юриста!
– Видеокассета любительская, – объявил я громко, – но не оттого, что я принял в ней участие. – Раздался нервный смех: что это, самоуничижение или горечь? Я всегда придерживался мнения, что фирме нужно либо издать руководство по обращению с неудачниками, не попавшими в компаньоны, либо как можно быстрее и незаметнее выставлять их за двери, дабы они не мутили воду.
Повернувшись к толпе, я увидел, как Эш тихонько вошел с Искоркой, с головы до ног одетой в синтетику всех цветов радуги (я же просил ее выглядеть как можно незаметнее), и с трио Биллов, которые нервно озирались. Все трое были одеты настолько элегантно, насколько позволяла их пенсия. Самый лучший парик Билли сверкал, как и его поношенный нейлоновый костюм, а Билл Маленький явно почистил щеткой свой костюм, купленный сразу же после демобилизации. Эш поднял сжатый кулак, демонстрируя мне, что он со мной. Один из компаньонов уставился на Искорку так, словно в жизни не видел ничего более удручающего. Позади Биллов я заметил блестящие каштановые волосы и ощутил прилив волнения.
Экран с шипением ожил, и на нем появилась гостиная Биллов – впрочем, присутствующие об этом не знали. Дверь кухни была полуприкрыта: за ней была спрятана недавно купленная нами видеокамера, которой управляла Искорка, затаившаяся в темноте. В центре экрана нетерпеливой походкой расхаживал Йан, позади него стоял неопределенного вида субъект с короткой стрижкой, облаченный в серый костюм хорошего покроя.
Публика в смущении зашепталась, а Большой Билл с гордостью объявил:
– Это моя гостиная, она самая.
Несколько голов повернулись в его сторону, и народ заметил Искорку. Изумленный шепот прошел по залу.
Искорка вглядывалась в толпу.
– Мики? – громко воскликнула она и отчаянно замахала рукой. – Мики О'Фэррелл? Это ты? – Солидный компаньон из отдела страхования слабо взмахнул в ответ.
Эдвард Грин обернулся ко мне, уже собираясь спросить, что, черт возьми, происходит, но тут в кадр вошла сама прекрасная звезда шоу. «Фортьюн? – обратился к ней Йан. – Какого черта вы здесь делаете?» Я бросил взгляд на Йана, который в ужасе уставился на экран. Проинструктированный на этот счет Эш встал у него за спиной, чтобы преградить путь к бегству.
На экране я изо всех сил старался сохранять спокойствие. А этот галстук действительно подходит к цвету моих глаз, подумалось мне.
– Я действую от лица людей, продающих этот дом.
– Что вы имеете в виду, говоря, что действуете от лица людей, продающих этот дом? Я все время получаю письма от какого-то идиотского Центра юридической поддержки населения.
Я восхищался своим спокойным видом: никто бы не догадался, что в тот момент у меня сердце в пятки уходило. Если я чему и научился за эти восемь лет, так это хладнокровному поведению в стрессовой ситуации. Однако мне пора постричься, пожалуй.
– Это был я. Я там дежурю раз в месяц.
– Но… но… это же нелепо. – Хотя Йан и был не в ладах с этикой, даже он понимал, что то, что я оказался представителем обеих сторон в сделке, – это уж слишком.
Я очень долго думал, как бы мне получше подобраться к самому главному. Выудить у них правду с помощью завуалированных и каверзных вопросов? Искусно заманить их в ловушку и захлопнуть ее, не дав им опомниться? Или просто прикрепить им электроды к яйцам?
– Я знаю, что вы замышляете, – сказал я решительно. – Я во всем разобрался. – Я не знал, что слегка гнусавлю – нужно будет последить за собой.
Камера слегка зажужжала, когда черты лица Йана выразили невинный вопрос.
– О чем это вы толкуете, Чарлз?
Хотя мне было известно, что за этим последует, сердце у меня сейчас сильно забилось. Вот оно!
– А «Уортингтон Трампит»? А ваш маленький рэкит? Я очень много узнал в тот вечер в вашем кабинете. – Его лицо, показанное крупным планом, начало краснеть, и я сейчас чувствовал, как Йан наблюдает за мной с другого конца зала. – А прятать ключ в цветочный горшок – это так по-любительски!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Я люблю тебя, Чарли, – повторяла она в который раз, – что бы ни случилось.
Я выдавил улыбку:
– Я тоже.
Стены замкнулись вокруг меня, и я бесконечно долго просидел так, обуреваемый ужасными чувствами: злостью, сожалением, разочарованием, обидой.
Наконец зазвонил телефон.
– Хелло, Чарли, – сказала моя мама с такой неестественной бодростью, что я сразу понял: она в курсе. Вероятно, уже подготавливает ингредиенты для бисквита «Виктория», который будет испечен мне в утешение.
– Хелло, мама.
– Ну, как ты? – Она определенно знает. Конечно, Элли сказала своей матери, которая тотчас же позвонила моей.
– О'кей.
– Что-нибудь, м-м, интересное случилось за последние дни?
Мне захотелось продлить ее страдания – в конце концов, если бы не мои родители, я бы никогда не стал юристом и мне бы не пришлось пройти через такое, – но я не смог.
– Вообще-то мне только что сообщили плохую новость, мама. Я не прошел в компаньоны.
– О господи! – слишком уж поспешно сказала она. – Но всегда же можно попытаться в следующем году, не так ли?
Мой папа слушал разговор по второму аппарату, наверху. Я представлял, как он сидит на кровати, застеленной покрывалом из цветастого ситца, не зная, что делать в столь сложной в эмоциональном плане ситуации.
– Они не знают, что делают, – услышал я его осипший голос. – Помнишь, как те ребята из «Декка рекордз» забраковали «Битлз», заявив, что гитары выходят из моды? Ну так вот, тут точно так же.
Впервые за этот день я улыбнулся.
– Спасибо, папа, это очень для меня важно.
– О, в самом деле? – Я чувствовал, что он слегка покраснел: папа не привык к комплиментам по поводу того, какой он хороший отец.
– Это же всего-навсего работа, – продолжала мама, разделавшись разом со всеми своими честолюбивыми надеждами, которые возлагала на меня все эти годы. – Не забывай, что в жизни есть и более важные вещи. Например, Элинор.
Это ничуть меня не подбодрило.
– Между прочим, она стала компаньоном. Они сделали слабую попытку изобразить удивление.
– В наши дни многие женщины зарабатывают больше своих мужей, – в конце концов нашлась мама. – Тут нечего стыдиться.
Больше мне было не выдержать.
– Послушай, мне нужно идти. Я позвоню вам позже.
Я просидел некоторое время, отчаянно хандря. Пришла Люси, которая стала утешать меня столь искренне и с такой теплотой, что мне сделалось немного легче. Я потащился к Эшу, и мы сидели, глядя друг на друга и с редкой изобретательностью ругая всех членов аттестационной комиссии. Беду действительно лучше переживать в компании.
– Я еще сто лет тому назад решил, что если у меня не получится с первой попытки, то я уйду, – сказал Эш. – Если я им не нужен, да будет так. Я не собираюсь ошиваться здесь вечно, подхалимски кланяясь таким, как Люси и Элли. Правда, хрен его знает, что мне делать.
Мне была невыносима мысль, что я не буду видеться с Эшем каждый день, но я понимал, каково ему. С появлением Элли равновесие нарушилось, и это особенно удручало. Но мы оба так привыкли к «Баббингтону», и нас пугала жизнь за пределами нашей башни из слоновой кости.
Итак, мы не пустились в детальное обсуждение нашей дальнейшей карьеры, поскольку было гораздо легче по-прежнему сидеть и тихонько ругаться на чем свет стоит.
Однако юриспруденция не дает никому передышки, даже если вы сыты ею по горло. В конце концов я поплелся к себе, чтобы попытаться все-таки разделаться с этим проклятым контрактом, стараясь не включить в него такие пункты, как: «Фирма гарантирует, что ее компаньон Грэхем Бентли – задница». За такое меня не стали бы преследовать по суду. Однако войдя в комнату, я увидел, что Ричард сидит на месте, склонившись над этим контрактом. Значит, мне удалось сделать что-то хорошее за последние несколько месяцев. Я рухнул в кресло, и он взглянул на меня с жалостью. Вот, значит, до чего я докатился.
– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил он. «Ты мог бы замолвить словечко перед своим стариком, поскольку там что-то напутали с этим компаньонством», – вертелось у меня на кончике языка, но я промолчал. А что, если это дело рук Ричарда? Маленький доносчик! Но, пристально посмотрев ему в глаза, я не увидел в них чувства вины. А я так устал от того, что в последнее время привык различать признаки вины.
– Вообще-то да, – наконец сказал я. – Мне нужно кое о чем переговорить с твоим отцом, и мне нужно, чтобы ты меня поддержал на все сто процентов. Я на тебя рассчитываю, Ричард.
Его глаза расширились от страха: ведь на него возложена такая ответственность! Как бы не подвести!
ГЛАВА 38
Это был не самый лучший день. В дверь то и дело просовывалась чья-нибудь голова: коллеги приходили выразить сочувствие нам обоим. Некоторые из них пока оставались младшими сотрудниками, которым было интересно посмотреть, как выглядит чья-то карьера, почившая в автомобильной катастрофе. Надо думать, это было прискорбное зрелище.
Некоторые были искрение расстроены, особенно Сью, которая уже воображала себя секретаршей компаньона и к тому же знала, сколько сил я истратил впустую.
– Я не могу поверить, – твердила она в десятый раз, упрямо игнорируя, что я занимаюсь чем угодно, лишь бы не слушать. – Особенно если вспомнить, каких безмозглых тупиц они повысили. – Это нисколько не улучшило моего настроения.
Одна из сочувствующих улыбнулась в замешательстве.
– Все к лучшему. Вам бы еще добавилось рабочих часов, – сказала она, взмахнув рукой. – Да и в любом случае, кому захочется быть компаньоном? Все эти склоки…
– Мне, – мрачно ответил я.
– В наши дни люди принимают решение не становиться компаньонами – это их стиль жизни, – серьезно заметил другой.
– Вы бы приняли такое решение? – спросил я.
– Боже мой, нет, – фыркнул он с таким видом, будто я предложил ему совокупляться с молотилкой.
Одна женщина, поступившая в фирму позже меня на год, прочно уселась на стул, стоявший перед моим столом. Она назначила себя моим работником сферы социальных проблем. На потеху всему отделу она однажды изготовила маленький плакат со словами: «Я мыслю, следовательно, мне не все равно», вставила его в рамку и повесила на стене за своим столом. Не проходило и двенадцати часов, чтобы его не портили. Особенно запомнились варианты: «Я пью, следовательно, мне не все равно» и «Я мыслю, следовательно, я увольняюсь».
– Существует множество более мелких фирм, где не такой выматывающий рабочий график. Уверена, вы станете там компаньоном. – Она была в диком восторге от того, что оказывает помощь.
Я был сейчас не в настроении обдумывать подобные предложения и молча слушал, мрачно глядя на нее.
– Вас беспокоит, что вы не сможете это сделать, не так ли? – Она перегнулась через стол, но даже созерцание ложбинки, мелькнувшей в вырезе, меня бы не утешило. – Эти ублюдки так больно ударили по вашей уверенности, что вы теперь в себе сомневаетесь. Я вижу это по вашим глазам. – Ее затрясло от гнева, направленного против моих обидчиков, но если бы она действительно умела читать по моим глазам, то немедленно схватилась бы за мой степлер. – Ну же, Чарли, расскажите мне, что вы ощущаете.
Хотя мне очень хотелось это сделать, я удержался от соблазна и не озвучил обуревавшие меня чувства.
– Знаете, Саша, на самом деле я беспокоюсь о Томе Галливере. Сообщать людям о таком – это ужасный стресс. Я случайно услышал, как он сказал, что ему хотелось бы с кем-нибудь побеседовать об этом – с кем-нибудь, кто поймет. С женщиной, юристом – ну, что-то в этом роде. Он очень чувствителен.
Ее глаза загорелись, во взгляде был экстаз. Ей выпал случай, который подворачивается один раз за всю карьеру: продемонстрировать начальнику отдела, до какой степени ей не все равно, и подлизаться к нему в предвидении выдвижения кандидатов в компаньоны в следующем году.
– Вы такой хороший человек, Чарли! Даже в самый тяжелый для вас момент вы думаете о других.
Я наклонился к ней:
– Саша, я только хочу, чтобы вы получили то, что действительно заслуживаете.
Мне показалось, что она сейчас заплачет.
– О, Чарли! Никто здесь не говорил мне ничего более приятного!
Как это ни грустно, я мог в это поверить. Она была неплохим человеком, но до того действовала на нервы, что иногда хотелось вырвать у нее язык. И каким бы хорошим юристом она ни была, даже у моей мамы было больше шансов стать компаньоном.
Саша умчалась утешать Тома. На моем экране появился и-мейл, сообщавший фамилии новых компаньонов этого года. Нас также извещали, что, как обычно, это волнующее для «Баббингтон Боттс» событие будет отмечаться в одном из банкетных залов после работы. Это напомнило мне об одном деле, и я послал и-мейл Эшу, который был так же мило расположен ко всему этому, как я.
Волнение в офисе возросло в связи с перспективой приятно провести время вечером, и особенно от того, что компаньонам приходилось раскошеливаться, дабы финансировать вечеринку. Правда, это был всего лишь обманный маневр – вот я действительно проявил бы щедрость в разумных пределах, если бы меня приняли в ряды компаньонов. После рождественской вечеринки это празднование было вторым по значению событием в светской жизни «Баббингтона». Сотрудники ликовали оттого, что можно было находиться на работе, не работая.
Наконец стрелка часов доползла до назначенного часа, и, будучи уверен, что все готово, я направился к главному банкетному залу на верхнем этаже. Я чувствовал себя неспокойно, так как был готов сделать просто плохую ситуацию пагубной для моей карьеры. А впрочем, какое значение имеют один-два галлона масла, когда мосты сожжены?
В комнату набилось не меньше двухсот пятидесяти человек, и шум веселья резко контрастировал с моим мрачным настроем. Группы оживленно болтавших людей расступались, когда я проходил мимо – для завершения этой сцены не хватало лишь, чтобы кто-нибудь крикнул: «Мертвый восстал из гроба!» Я поравнялся с Элли, которая смеялась вместе с Томом Галливером и Йаном Макферсоном над какой-то шуткой, понятной компаньоном. Поблизости маячила Саша, набираясь храбрости, чтобы заняться Томом.
Я печально взглянул на Элли, но она, неверно истолковав выражение моего лица, в знак поддержки схватила меня за руку. Эту ошибку ей простят только на этот раз. При виде меня глазки у Йана забегали, а Том в легком смущении пробормотал: «Хелло, Чарли».
Возникла неловкая пауза, и я решил их развеселить, чтобы они почувствовали себя более непринужденно.
– Я слышал новый анекдот о юристах, – сказал я. – Один юрист попал в автомобильную катастрофу, и другой автомобилист подошел посмотреть, в каком он состоянии. «Мой „роллс-ройс", мой „роллс-ройс", вы только взгляните на него!» – воскликнул юрист, но второй водитель закричал на него: «Как вы можете беспокоиться о своей машине сейчас? Разве вы не видите, что вам оторвало руку?» И юрист, в ужасе взглянув на свой обрубок, начал вопить: «Мой „ролекс", мой „ролекс"!»
Они рассмеялись из вежливости, но вообще-то юристы не любят анекдоты про себя, хотя и делают вид, что это не так. Я все время внимательно следил, все ли идет по плану. Ричард выполнил свою задачу, и видеоаппаратура была на месте, и большой экран тоже – из тех, что разворачиваются вниз. Почти все ключевые фигуры прибыли. Когда к нам присоединилась Люси, вошел Ричард со своим отцом. Под мышкой у моего стажера был маленький сверток, и он искал меня глазами. Он поймал мой взгляд, и я кивнул. Тогда Ричард повернулся к своему отцу и подтащил его поближе к экрану. Кто-то постучал по бокалу, призывая к тишине, и наконец воцарилось молчание, так что мы могли внимать словам нашего великого вождя.
– Добрый вечер всем, – начал он. – Как всегда, это волнующий день в истории «Баббингтон Боттс». День, когда мы приветствуем новое поколение наших компаньонов. – Все зааплодировали тем, кто добился успеха, – кто с энтузиазмом, кто с обидой. – У меня вошло в обычай особенно о них не распространяться – в конце концов, для этого мне пришлось бы запоминать их фамилии, – но можете не сомневаться, что мы о них самого высокого мнения. А теперь сюрприз: насколько я понял, кое-кто из наших сотрудников сделал видеофильм специально к этому событию. Превосходный пример того, как время вторгается и в мир юристов. – Присутствующие взволнованно зашептались. – Гм-м, Чарлз Фортьюн, где вы?
Все взоры обратились ко мне, и я увидел удивленные глаза Элли. Люди, стоявшие впереди нас, расступились, и моя маленькая группа оказалась перед самым экраном. Я как бы случайно подошел к Ричарду, и он передал мне сверток с видеокассетой. Я вставил ее в видеомагнитофон, а Ричард приглушил свет. Наконец-то он в точности выполнил то, о чем я его просил. Я еще сделаю из него юриста!
– Видеокассета любительская, – объявил я громко, – но не оттого, что я принял в ней участие. – Раздался нервный смех: что это, самоуничижение или горечь? Я всегда придерживался мнения, что фирме нужно либо издать руководство по обращению с неудачниками, не попавшими в компаньоны, либо как можно быстрее и незаметнее выставлять их за двери, дабы они не мутили воду.
Повернувшись к толпе, я увидел, как Эш тихонько вошел с Искоркой, с головы до ног одетой в синтетику всех цветов радуги (я же просил ее выглядеть как можно незаметнее), и с трио Биллов, которые нервно озирались. Все трое были одеты настолько элегантно, насколько позволяла их пенсия. Самый лучший парик Билли сверкал, как и его поношенный нейлоновый костюм, а Билл Маленький явно почистил щеткой свой костюм, купленный сразу же после демобилизации. Эш поднял сжатый кулак, демонстрируя мне, что он со мной. Один из компаньонов уставился на Искорку так, словно в жизни не видел ничего более удручающего. Позади Биллов я заметил блестящие каштановые волосы и ощутил прилив волнения.
Экран с шипением ожил, и на нем появилась гостиная Биллов – впрочем, присутствующие об этом не знали. Дверь кухни была полуприкрыта: за ней была спрятана недавно купленная нами видеокамера, которой управляла Искорка, затаившаяся в темноте. В центре экрана нетерпеливой походкой расхаживал Йан, позади него стоял неопределенного вида субъект с короткой стрижкой, облаченный в серый костюм хорошего покроя.
Публика в смущении зашепталась, а Большой Билл с гордостью объявил:
– Это моя гостиная, она самая.
Несколько голов повернулись в его сторону, и народ заметил Искорку. Изумленный шепот прошел по залу.
Искорка вглядывалась в толпу.
– Мики? – громко воскликнула она и отчаянно замахала рукой. – Мики О'Фэррелл? Это ты? – Солидный компаньон из отдела страхования слабо взмахнул в ответ.
Эдвард Грин обернулся ко мне, уже собираясь спросить, что, черт возьми, происходит, но тут в кадр вошла сама прекрасная звезда шоу. «Фортьюн? – обратился к ней Йан. – Какого черта вы здесь делаете?» Я бросил взгляд на Йана, который в ужасе уставился на экран. Проинструктированный на этот счет Эш встал у него за спиной, чтобы преградить путь к бегству.
На экране я изо всех сил старался сохранять спокойствие. А этот галстук действительно подходит к цвету моих глаз, подумалось мне.
– Я действую от лица людей, продающих этот дом.
– Что вы имеете в виду, говоря, что действуете от лица людей, продающих этот дом? Я все время получаю письма от какого-то идиотского Центра юридической поддержки населения.
Я восхищался своим спокойным видом: никто бы не догадался, что в тот момент у меня сердце в пятки уходило. Если я чему и научился за эти восемь лет, так это хладнокровному поведению в стрессовой ситуации. Однако мне пора постричься, пожалуй.
– Это был я. Я там дежурю раз в месяц.
– Но… но… это же нелепо. – Хотя Йан и был не в ладах с этикой, даже он понимал, что то, что я оказался представителем обеих сторон в сделке, – это уж слишком.
Я очень долго думал, как бы мне получше подобраться к самому главному. Выудить у них правду с помощью завуалированных и каверзных вопросов? Искусно заманить их в ловушку и захлопнуть ее, не дав им опомниться? Или просто прикрепить им электроды к яйцам?
– Я знаю, что вы замышляете, – сказал я решительно. – Я во всем разобрался. – Я не знал, что слегка гнусавлю – нужно будет последить за собой.
Камера слегка зажужжала, когда черты лица Йана выразили невинный вопрос.
– О чем это вы толкуете, Чарлз?
Хотя мне было известно, что за этим последует, сердце у меня сейчас сильно забилось. Вот оно!
– А «Уортингтон Трампит»? А ваш маленький рэкит? Я очень много узнал в тот вечер в вашем кабинете. – Его лицо, показанное крупным планом, начало краснеть, и я сейчас чувствовал, как Йан наблюдает за мной с другого конца зала. – А прятать ключ в цветочный горшок – это так по-любительски!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41