И вот я услышала голос: «Да, дитя мое».
Вначале я подумала, что это Бог. Я в самом деле так подумала, и сердце во мне забилось, как сумасшедшее, и я вся взмокла под курткой и почувствовала что-то вроде головокружения. Но потом я поняла, что это просто священник говорит со мной из соседней кабинки. Он не видел меня, и я не видела его, но мы могли хорошо слышать друг друга. Я по-прежнему молчала.
– Да, дитя мое, – повторил он.
– Я… я… мм… мм… – начала я.
– Да, я слушаю, – сказал священник.
– Извините, – прошептала я.
Я распахнула дверь, и, пробежав по проходу между рядами, выскочила на улицу. По дороге в школу я чувствовала себя совершенно ужасно, я плакала и все время боялась, что меня вырвет. Мама ждала меня в машине. Я села сзади, объяснила, что чувствую себя очень плохо, и растянулась прямо на сиденьи. Мы поехали домой, и мне даже не пришлось рассказывать маме о том, как я себя ужасно вела, потому что она думала, что я заболела по-настоящему.
Вечером мама принесла мне чашку бульона и сидела на краю моей постели, пока я пила его. Она сказала, что это наверно вирус, и она рада, что мне лучше, но я могу не ходить завтра в школу, если мне еще неможется. Потом она выключила свет, поцеловала меня и пожелала спокойной ночи.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Сегодня я сделала ужасную вещь. Просто ужасную! Хуже меня точно нет никого на свете, и ничего хорошего я не заслуживаю. Я наговорила гадостей Лоре Дэнкер. И только потому, что была не в духе. Я ее правда очень обидела. Почему Ты не остановил меня? Я искала Тебя, Бог. Я искала Тебя и в синагоге, и в церкви. И сегодня, когда я хотела исповедаться, я тоже Тебя искала. Но Тебя там не было. Я не чувствовала Тебя так, как чувствую ночью, когда говорю с Тобой. Почему, Бог? Почему я чувствую Тебя только тогда, когда остаюсь одна?
Глава 20


За неделю до начала весенних каникул мы получили письмо. Сперва я думала, что оно от бабушки – о моей предстоящей поездке во Флориду. Но оказалось, что писали Мэри и Пол Хатчинсы, мои другие дедушка с бабушкой. Это было странно, потому что с тех пор, как они порвали отношения с мамой, после того, как она вышла замуж, они не писали ей ни разу. Мой отец, не испытывающий к ним никаких добрых чувств, рвал и метал.
– Как они узнали наш адрес? Можешь ты мне ответить? Ну откуда они узнали?
Мама ответила ему тихо, почти шепотом:
– Я послала им рождественскую открытку.
Отец так и взвился:
– Помилуй, Барбара, неужели это правда? После четырнадцати лет ты послала им рождественскую открытку?!
– У меня было сентиментальное настроение. Вот и послала. Я даже ничего на ней не написала. Только наши имена, и все.
Отец потряс перед ней письмом:
– И ты думаешь, что через четырнадцать лет – через четырнадцать лет, Барбара, – они стали думать по-другому?
– Они просто хотят повидать нас. Больше ничего.
– Тебя, может быть, но не меня. Еще Маргарет, чтобы убедиться, что у нее нет рогов!
– Херб! Перестань! Ты просто смешон!
– Ах, это я смешон! Ну, ну!
– Знаете, что я думаю? – вмешалась я. – Я думаю, что вы оба смешны!
Я выбежала из кухни и кинулась наверх, к себе в комнату. Я хлопнула дверью. Ненавижу, когда они начинают ссориться при мне. Неужели они не понимают, как это все противно и как я ненавижу эти ссоры! Даже отсюда мне были слышны их пререкания. Я закрыла уши руками и подошла к магнитофону. Потом я отняла от уха одну руку, поставила «The Mice Men» и включила магнитофон на полную мощность. Так стало намного лучше.
Через несколько минут дверь моей спальни открылась. Отец сразу подошел к магнитофону и вырубил его. Мама держала в руках письмо. Глаза у нее были красные. Я молчала.
Отец мерил шагами комнату.
– Маргарет, – проговорил он наконец. – Это касается тебя. Я думаю, прежде чем мы что-нибудь решим, ты должна прочитать письмо от твоих дедушки и бабушки. Барбара…
Он протянул руку. Мама передала письмо ему, а он – мне. Почерк был ровный и красивый, какой бывает в третьем классе, когда уже начинают писать по-настоящему. Я села на кровать.
Дорогая Барбара,
Мы с твоим отцом много думали о тебе. Мы стареем.
Возможно, тебе трудно представить нас старыми, но это так. И вот теперь оказывается, что самое большое наше желание – увидеть нашу единственную дочь. Может быть, четырнадцать лет назад мы совершили ошибку. Мы говорили с нашим священником и большим другом, мистером Бэйлором. Ты должна его помнить. Он ведь крестил тебя, когда ты была совсем крошкой. Он говорит, что никогда не поздно попробовать начать с начала. Мы с твоим отцом летим на недельку в ваши края и надеемся, что ты позволишь нам навестить вас и познакомишь с нашей внучкой Маргарет Энн.
Подробности о рейсе прилагаются.
Твоя мать, Мэри Хатчинс.
Ну и письмецо! Неудивительно, что отец так бесился. Он сам тут даже не упоминался.
Я вернула письмо отцу молча – я просто не знала, что тут можно сказать.
– Они приезжают пятого апреля, – сообщил отец.
– А, ну так значит, я их не увижу, – сказала я, просветлев. – Я ведь улетаю во Флориду четвертого.
Мама посмотрела на отца.
– Что? – не выдержала я. – Разве не так? Я улетаю во Флориду четвертого!
Они молчали. Прошла минута, и я поняла – я поняла, что не лечу во Флориду! И тогда меня прорвало.
– Я не хочу их видеть! – крикнула я. – Это нечестно! Я хочу во Флориду к бабушке. Папа – пожалуйста!
– Не смотри на меня так, – спокойно сказал отец. – Я тут ни при чем. Я не посылал им рождественскую открытку.
– Мама! – проговорила я сквозь слезы. – Неужели ты это сделаешь? Ведь это несправедливо! Несправедливо!
Я ненавидела мать. Я действительно ее ненавидела. Все так глупо. Зачем ей нужно было высовываться и посылать им эту дурацкую открытку!
– Успокойся, Маргарет. Ничего страшного не происходит, – сказала мама, обнимая меня. – Полетишь во Флориду в другой раз.
Я не дала себя обнять и отвернулась.
– Кто-нибудь должен позвонить Сильвии сказать, что планы переменились, – напомнил отец.
– Я могу позвонить прямо сейчас, и пусть Маргарет скажет, – предложила мама.
– Нет! – крикнула я. – Говори сама. Это не я придумала!
– Ладно, – согласилась мама. – Ладно, могу и я.
Я пошла за родителями в их спальню. Мама сняла трубку и позвонила бабушке в гостиницу через коммутатор. Через несколько минут она сказала:
– Здравствуйте, Сильвия… Это Барбара… Нет, ничего… Все в порядке… Да, уверена… Просто Маргарет не сможет навестить вас в этот раз… Да, она здесь… стоит рядом со мной… Да, вы можете поговорить с ней…
Мама протянула мне трубку. Но я затрясла головой и отказалась взять ее.
Тогда она прикрыла трубку рукой и прошептала:
– Бабушка думает, что ты больна. Ты должна ее успокоить. Я взяла трубку.
– Бабушка, – сказала я. – Это Маргарет.
Я почувствовала, как бабушка напряглась на другом конце.
– Ничего такого, бабушка… Нет, не заболела… Никто не заболел… Да, уверена… Я хочу, бабушка. Просто не могу.
Я почувствовала, как на глазах у меня выступили слезы. Мне было больно глотать. Мама сделала мне знак, чтобы я рассказала все как есть.
– Я не смогу полететь, потому что у нас будут гости.
Голос у меня звенел и срывался. Бабушка спросила, что за гости.
– Мои другие дедушка с бабушкой, – объяснила я. – Ну, понимаешь, мамины отец с матерью… Их никто вообще-то не приглашал… но мама послала им рождественскую открытку с нашим новым адресом, и теперь мы получили от них письмо, что они приезжают и хотят повидать меня… Я знаю, что ты тоже хочешь. А я хочу увидеться с тобой, но мама не пускает…
Тут я заплакала по-настоящему, и мама взяла трубку сама.
– Мы все огорчены, Сильвия. Но так уж получилось. Маргарет понимает.
Надеюсь, вы тоже. Спасибо, Сильвия. Я знала, что вы отнесетесь с пониманием… Да, у Херба все нормально. Я даю ему трубку.
– Привет, мама, – сказал отец.
Я бросилась наверх к себе в комнату.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. У меня все очень плохо. Абсолютно все. Наверно, это мне наказание за то, что я такая ужасная. Наверно, Ты думаешь, что так мне и надо, после того, как я обидела Лору. Ведь так, Бог? Но я всегда старалась делать все, как хочешь Ты. Правда. Пожалуйста, сделай так, чтобы они не приехали. Чтобы я все-таки смогла полететь во Флориду. Пожалуйста…
Глава 21


Всю неделю мама сходила с ума, приводя дом в порядок, а я ждала, чтобы что-нибудь произошло. Может быть, придет телеграмма, в которой они сообщат, что не смогут приехать. Я была уверена, что мое наказание продлится недолго. Уж наверно, не все весенние каникулы.
– Не грусти, Маргарет, – сказала за обедом мама. – Все не так плохо, как может показаться.
– Как ты можешь радоваться их приезду? – возмутилась я. – После всего, что ты про них рассказывала?
– Я хочу показать им, что мы спокойно обходились без их помощи все эти четырнадцать лет. И хочу, чтобы они увидели, какая у меня замечательная семья.
– Вряд ли можно ожидать от Маргарет особой радости, после того, как ее планы были сорваны в последнюю минуту, – заметил отец.
– Послушай, Херб, – вскинулась мама. – Я не простила родителей. Ты это знаешь. И никогда не прощу. Но они приезжают. Я же не могу отказать им. Постарайся понять… и ты, Маргарет… пожалуйста.
Раньше мама никогда не просила меня об этом. Обычно я просила ее понять меня.
Отец поцеловал ее в щеку, когда она мыла посуду, и обещал постараться. Я тоже обещала. Мама поцеловала нас обоих и сказала, что у нее самая лучшая семья на свете.
Пятого апреля мы с мамой поехали встречать их в ньюаркский аэропорт. Отец с нами не поехал. Он рассудил, что ему лучше будет остаться дома и встретить их здесь.
Вето дорогу к аэропорту мама проводила со мной разъяснительную работу.
– Маргарет, я не собираюсь оправдывать моих родителей. Но я хочу, чтобы ты знала, что у твоих бабушки и дедушки есть свои убеждения. И четырнадцать лет назад они… ну в общем… поступили так, как им казалось правильно… Хотя мы понимаем, что это было жестоко. Значит, эти убеждения были для них настолько важны. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Что-то понимаю, – ответила я.
Наконец объявили о прибытии рейса номер 894 из Толедо, и я пошла за мамой к пропускнику. Я сразу поняла, что это они. Поняла по тому, как они спускались по самолетному трапу, поддерживая друг друга. А когда они подошли ближе, я убедилась в этом, увидев бабушкины туфли, черные с кружевными оборками и толстыми каблуками, старомодные такие туфли. У дедушки были седые волосы по бокам головы, а макушка лысая. Он был пониже ростом и потолще бабушки.
Они стали оглядываться по сторонам, но тут мама окликнула их: «Мы здесь, здесь».
Они пошли к нам, и видно было, как они разволновались, когда узнали маму. Она быстро обняла их. А я просто стояла рядом и молчала, пока бабушка не сказала:
– А это, я понимаю, Маргарет Энн.
Тут я заметила у нее на шее крест. Такого большого я ни у кого еще не видела. И он блестел!
Я не хотела, чтобы они касались меня. И может быть, они это почувствовали, потому что, когда бабушка нагнулась, чтобы поцеловать меня, я вся сжалась. Я не хотела. Просто так получилось.
Думаю, мама чувствовала, что мне не по себе. Она сказала, что нам лучше заняться багажом.
Когда мы приехали домой, отец встретил нас у входа и взял их чемоданы.
Чемоданов было всего два – оба новые и коричневые.
– Здравствуйте, Херб, – поздоровалась бабушка.
– Здравствуйте, миссис Хатчинс, – ответил отец.
«Забавно, что отец обращается к ней „миссис“», – подумала я.
Дедушка пожал отцу руку.
– Вы хорошо выглядите, Херб, – проговорил он.
Отец сжал губы, но все-таки выдавил из себя: «Спасибо».
Я подумала, что отцу это все еще тяжелее, чем мне!
Мы с мамой провели дедушку с бабушкой в их комнату. Потом мама пошла вниз, чтобы приготовить все к обеду. Я сказала:
– Если вам что-нибудь будет нужно, спрашивайте у меня.
– Спасибо, Маргарет Энн, – отозвалась бабушка. У нее была забавная манера кривить рот.
– Маргарет Энн слишком длинно, – заметила я. – Меня никто так не зовет.
Можно просто Маргарет.
Обед мама сделала действительно шикарный. Такой обед у нас бывает, когда к родителям приходят друзья и меня укладывают спать пораньше. Мама украсила стол цветами и наняла помощницу – мыть посуду.
Мама переоделась в новое платье, и волосы у нее были такие красивые. Она была совсем не похожа на своих родителей. Бабушка тоже надела другое платье, но крест оставила.
За обедом мы все старались поддерживать разговор. Мама с папой рассказывали о старых друзьях из Огайо – кто и чем сейчас занимается. Дедушка в основном говорил: «Передай, пожалуйста, масло» и «Подвинь, пожалуйста, соль».
Конечно, я изо всех сил следила за своими манерами. За ростбифом папа перевернул стакан с водой, и бабушка послала ему неодобрительный взгляд, но мама сказала, что это пустяк, от воды ничего не сделается. Помощница все быстро вытерла.
Во время десерта мама объяснила бабушке, что она только что заказала новую мебель для гостиной, и посетовала, что они не успеют ее увидеть. Я знала, что она еще ничего не заказывала, но промолчала.
После обеда мы сидели в боковой комнате, и дедушка задавал отцу вопросы:
ДЕДУШКА: Вы по-прежнему занимаетесь страхованием?
ОТЕЦ: Да.
ДЕДУШКА: Вы играете на бирже?
ОТЕЦ: Иногда.
ДЕДУШКА: Дом очень даже неплохой.
ОТЕЦ: Спасибо. Мы тоже так думаем.
А бабушка в это время говорила с мамой:
БАБУШКА: До Дня Благодарения мы были в Калифорнии.
МАМА: Неужели?
БАБУШКА: Да, у твоего брата замечательная жена.
МАМА: Я очень рада.
БАБУШКА: Жаль только, что Бог не дал им детей. Ты знаешь, они подумывают об усыновлении.
МАМА: Что ж, это было бы хорошо. Каждой семье нужен ребенок, которого можно любить.
БАБУШКА: Да, ты права… Я всегда мечтала о дюжине внуков, но получилось так, что Маргарет у нас единственная.
Потом мама сказала, что ей надо заплатить помощнице, за которой уже приехало такси. Бабушка повернулась ко мне.
– Тебе нравится в школе? – спросила она.
– В основном, да, – ответила я.
– У тебя хорошие оценки?
– Приличные.
– А как дела в воскресной школе?
В этот момент мама вернулась и села рядом со мной.
– Я не хожу в воскресную школу, – сказала я.
– Не ходишь?
– Нет.
– Папа… (Так бабушка называла дедушку. Он называл ее «мама».)
– Что такое, мама? – отозвался дедушка.
– Маргарет не ходит в воскресную школу.
Бабушка покачала головой и покрутила крест.
– Понимаешь, – мама попыталась изобразить на лице улыбку, – мы не придерживаемся никакой религии.
Начинается, подумала я. Я хотела уйти из комнаты, но почувствовала, что просто приклеилась к месту.
– Мы надеялись, что вы переменили свои взгляды относительно религии, – проговорил дедушка.
– Хотя бы ради Маргарет, – поддержала его бабушка. – У человека должна быть религия.
– Давайте не будем вдаваться в философские дискуссии, – раздраженно произнес отец, послав маме предостерегающий взгляд.
Дедушка засмеялся. «Я не философствую, Херб».
– Мы предоставили Маргарет самой выбрать себе религию, когда она до этого дозреет, – объяснила мама.
– Если она захочет! – добавил отец с вызовом.
– Чепуха! – возмутилась бабушка. – Религию не выбирают.
– С этим рождаются! – припечатал дедушка.
Тут бабушка наконец улыбнулась и даже издала что-то напоминающее смешок.
– И значит, Маргарет – христианка! – объявила она голосом, не допускающим возражений.
– Пожалуйста… – начала мама. – Маргарет с таким же успехом могла бы выбрать иудаизм. Неужели ты не понимаешь, что от этих разговоров ничего хорошего не будет?
– Не понимаю, почему ты расстраиваешься, – удивилась бабушка. – Ребенок всегда принимает религию матери. А ты, Барбаpa, родилась христианкой. Ты крещеная – это ведь так просто.
– Маргарет свободна выбирать! – вышел из себя отец. – И я буду вам обязан, если вы немедленно прекратите этот разговор.
Я больше не желала слушать. Как они могут все это обсуждать при мне!
Неужели они не понимают, что я живой человек – со своими чувствами!
– Маргарет, – бабушка тронула меня за рукав. – Еще не поздно, дорогая. Ты дитя Божье, несмотря ни на что. Пока я здесь, я могла бы взять тебя в церковь и поговорить со священником. Я думаю, он бы все уладил.
– Хватит! – закричала я, вскакивая. – Я никого из вас не хочу больше слышать. Ни одной минуты! Кому нужна ваша религия? Кому? Мне она не нужна. И Бог ваш мне не нужен!
Я выскочила из комнаты и убежала к себе наверх.
Я слышала, как мама сказала:
– Зачем вы только это все начали? Чего вы добились?!
Я больше никогда не буду говорить с Богом. Чего, в конце концов, Он хочет от меня? Хватит с меня Его и Его религий! И ноги моей не будет ни в Имке, ни в Еврейской Ассоциации – никогда.
Глава 22


На следующее утро я не вышла из своей комнаты даже к завтраку. Я поймала себя на том, что начинаю говорить «Ты здесь, Бог?», но вспомнила, что больше с Ним не разговариваю. Может, Он покарает меня за это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10