Все они как один сгорают от желания защитить ее, приласкать и подарить ей теплый дом, хотя ясно как день, что Бет нужно лишь одно – вывести из борьбы всех соперниц, лишив их самого ничтожного шанса на победу. Нет, едва ли Джейсона Келли привлек кто-то из сотрудниц нашего офиса. Никто из них ему не пара. Кроме меня, разумеется.
Я на цыпочках двинулась по коридору, за Джейсоном и его свитой, до которых было около пятидесяти ярдов. Разглядывая скулы Джейсона и его идеальной формы губы, я почувствовала, что кто-то протискивается мимо меня по коридору.
Это была продавщица булочек. Ей семьдесят три, но она бодра и полна сил, на худом, жилистом плече висит сумка с булочками. Сегодня я забыла купить булочку, но, похоже, она это не заметила.
– Черт побери, – сказала она скрипучим голосом. – Он ведет себя как настоящая шлюха!
Я чуть не задохнулась. Булочница вытащила очки и нацепила их на нос.
– О да, – добавила она, – задница у него первый сорт.
– Это Джейсон Келли, – с трудом вымолвила я, как только ко мне вернулся дар речи. – Он актер.
– Плевать я хотела, кто он.
Какое-то время я вместе с бесцеремонной булочницей наблюдала, как Джейсон, обнимая и целуя всех, кто попадался ему навстречу, медленно двигался по коридору. По пути он остановился, чтобы перекинуться парой слов со Стэном Олсеном, и я поняла, что мой час настал.
Забыв про булочницу, я протиснулась вперед и оказалась рядом со Стэном именно в ту секунду, когда их короткий разговор подходил к концу. На ходу я пригладила волосы и облизнула губы – мне хотелось предстать перед Джейсоном Келли в достойном виде.
– Что касается контракта со Скорсесом, про который мы говорили… – я оборвала заготовленную заранее фразу на полуслове, «заметив», что рядом стоит Джейсон. – Ох, простите ради бога, – я растерянно захлопала глазами. – Я вам помешала.
– Вообще-то, – сказал Стэн, – мы обсуждали…
– Вовсе нет, – перебил его Джейсон. – Мы с Сэмом уже все обсудили.
– Со Стэном, – поправил мой босс. – Меня зовут Стэн, а не Сэм.
Но Джейсон уже забыл про Стэна Олсена; он быстро понял, что лучшая беседа со Стэном Олсеном это та, что уже закончена.
– Я Джейсон, – сообщил он, словно я этого не знала. Словно этого не знала вся планета.
Я пожала протянутую руку, и трепет от этого мимолетного прикосновения заставил меня забыть все, что я собиралась сказать. Это наверняка было нечто чрезвычайно учтивое и остроумное, но внезапно оказалось, что я могу думать лишь об одном – нашем совместном будущем: о первом свидании, долгих прогулках по пляжу, поездках в Тоскану на виллу Джейсона, о платье, которое я сошью на свадьбу – не зная, какое выбрать: снежно-белое или цвета слоновой кости, – и о том, в какую школу мы отдадим свою дочку по имени Ребекка (в честь моей бабушки) или Сидней (в честь города). В итоге все мое красноречие улетучилось без следа, и я пролепетала:
– Меня зовут Кассандра. Мама называет меня Кесси. Или Медвежонок.
Кто-то из свиты Джейсона, состоящей из адвокатов, менеджеров и просто прихлебателей, хихикнул, и этот короткий смешок вернул меня на землю. Я отпустила руку Джейсона, и в голове у меня мелькнуло, что, скорей всего, он с ними заодно, и скоро все будут смеяться и показывать на меня пальцами, и кто-то вставит этот эпизод в свой фильм, и этот фильм получит международное признание, а потом кто-нибудь случайно обронит, что речь идет о реальной девушке, и сначала откажется открыть, кто она, но в конце концов мое имя появится в газетах, и Джейсона заставят рассказать о моей беспросветной глупости в интервью глянцевым журналам, и вскоре за мной начнут охотиться телевизионные ток-шоу и репортеры. Я решила, что соглашусь давать интервью только Даян Сойер. Девушка не должна поступаться принципами.
Однако Джейсон и не думал надо мной смеяться. Вместо этого он сказал:
– Рад познакомиться, Кесси. А моя мама до сих пор зовет меня Тыковкой.
Он подмигнул мне, и, когда я пришла в себя, он уже был в конце коридора, где завязал беседу с кем-то еще, а рядом со мной остался лишь Стэн Олсен.
– Надутый болван, – процедил Стэн. – Чего ждать от актеришки?
Обычно в подобной ситуации я поворачиваюсь и иду прочь, не вступая в дискуссию, но у меня так тряслись коленки, что я не решилась двинуться с места, боясь упасть.
– Что он здесь делает? – спросила я.
– Кто, Келли? Он подал иск против студии. Обычная чушь.
– Он подал иск? Почему?
– Говорит, мы нагрели его на контрактах по «Равнодушному». Они все так говорят. Они требуют предусмотреть все, и мы ложимся костьми, чтобы им угодить. Потом в один прекрасный день у них ломается их навороченная машина, а ремонт стоит бешеных бабок. Естественно, они считают, что виноваты мы. Мы, видите ли, не оговорили то и это, или оговорили, но не так, как следует…
Стэн продолжал разливаться соловьем, упиваясь звуками собственного голоса, а я принялась мысленно перебирать кипы контрактов, что ложились мне на стол за последние несколько лет. Я отлично помнила, как занималась «Равнодушным», но не припоминаю никаких подводных камней, связанных с этими бумагами. Время от времени нам случается набирать кое-какие условия мелким шрифтом, чтобы проверить, выполняют ли агенты и адвокаты свою работу, но по большей части мы играем по правилам. В контракте по «Равнодушному» не было ничего из ряда вон выходящего.
– Если он собирается подавать на нас в суд, – спросила я, – почему он не пошел прямиком в Отдел исков?
– Там он уже был, и они направили его к нам. Студия собирается пригласить поверенных, которые составляли проект договора, и по закону его адвокаты имеют право допросить их. Думаю, он пришел договориться о помещении. Хотел сразить всех своим обаянием и привлечь на свою сторону, прежде чем будут разосланы судебные повестки. Это старый трюк.
«Постойте! – едва не закричала я. – Я работала с этим контрактом. Меня тоже должны допросить. Где моя повестка? Я хочу повестку!»
– Думаю, все утрясется, – сказала я вслух. – Джейсон производит впечатление разумного человека.
Стэн засмеялся, широко открыв рот. Это было довольно печальное зрелище. Ему было явно пора к дантисту.
– Я же сказал тебе, Френч, он актер. Слово «разумный» к нему не применимо.
Пораженный моей непонятливостью, он зашагал прочь, сокрушенно качая головой. Я еще немного постояла в коридоре, вбирая в себя аромат, оставленный Джейсоном Келли. Мне наплевать, за что он преследует студию и выиграем мы или проиграем; надеюсь, прежде чем дело прояснится, он вернется сюда еще не раз, и это главное.
Когда я вернулась к себе в кабинет, у меня на столе стоял великолепный букет ирисов с подмаренником. Неужели их прислал Джейсон Келли? Возможно, он давным-давно положил на меня глаз, и вся эта история с контрактом была лишь поводом познакомиться поближе?
Но тут я заметила, что к карточке прикреплена косточка, и поняла, что цветы не имеют отношения к актерам. Их прислал владелец клуба. Почерком с завитушками – наверняка дело рук флориста – на карточке был написан следующий текст, по-видимому, составленный самим Стюартом:
Я вел себя как последний идиот. Если Вы пожелаете научить старого пса новым трюкам (или просто отшлепать его газетой), можете мне позвонить.
Стюарт Хэнкин. Чертов Стюарт Хэнкин. Между прочим, нос у него крючком. Я забыла упомянуть об этом, когда описывала его в первый раз. И губы слишком тонкие, людям с такими губами и таким носом доверять нельзя. Да и с чего я взяла, что он хорош собой? Просто я выпила, и мартини затуманил мне глаза – широко известный феномен воздействия алкоголя. Я читала об этом в одном журнале.
И все же цветы были очень хороши, и наверняка отыскать меня было не так-то просто. Более того, мужчина, способный оценить красоту ирисов, достоин всяческого уважения, но Стюарт Хэнкин, ничтожный и гадкий Стюарт Хэнкин, не дождется от меня прощения или сочувствия.
Однако в настоящий момент меня ждали куда более срочные дела. Во-первых, мне нужно было позвонить Клэр и рассказать ей, кто мне только что подмигнул. Она умрет от зависти. Потом необходимо было снова залезть на диван, так как совещание за стенкой, похоже, подходило к концу, и мне надо было вовремя выйти из кабинета, чтобы Джейсон мог увидеть меня во всей красе. Если солнечный свет будет падать сзади и мне удастся найти туфли на каблуках, что припрятаны где-то в шкафу, я могу произвести весьма выгодное впечатление. Если у меня нет шансов, что Джейсон Келли будет грезить обо мне перед сном, на худой конец пусть думает обо мне, садясь в свой сверкающий лимузин.
На душе у меня было скверно. Джейсон и его свита покинули офис гораздо раньше, чем я успела встать в дверях и потрясти их изгибами своего силуэта. Я отвыкла от высоких каблуков, и, едва я перешагнула порог своего кабинета, голова у меня закружилась, как у школьницы, и я шлепнулась прямо на берберский ковер. Подняв глаза, я успела увидеть, как умопомрачительные ягодицы Джейсона Келли исчезают в конце коридора.
Координация движений. Двойка с плюсом. Я шесть лет посещала занятия физкультурой в школе, и вы, вероятно, полагаете, что я в состоянии справиться с перемещением по офису. Но я не решаюсь даже спуститься в буфет во время ланча – официантами там работают в основном пожилые русские, и мне не хотелось бы ударить в грязь лицом у них на глазах.
Как только я поднялась с пола и выплюнула ворсинки ковра, мне позвонила душечка Лекси, обладательница солнечной улыбки и воплощение изящества.
– Кесс, ты должна мне помочь! – она была в совершенно невменяемом состоянии, никогда прежде она не говорила таким убитым голосом. На всякий случай я взглянула на определитель номера: мне казалось, что королевы красоты всегда пребывают в безмятежном расположении духа.
– Что стряслось, Лекс? Инфракрасная кабинка вышла из строя?
– Джек и Ширли! Их… их арестовали.
Я всегда говорю своим друзьям, что они могут позвонить мне, если им понадобится совет юриста. Я считаю, что, отучившись три года в юридической школе и отработав пять лет в правовой системе, я вполне могу поделиться с ними нужной информацией. При этом сфера моей компетенции начинается фильмами и заканчивается телевидением. В прочих юридических вопросах я разбираюсь не лучше устрицы.
– Моя специализация – индустрия развлечений, – напомнила я Лекси. – Если твоих друзей арестовали, могу дать тебе телефон того типа, который защищал мамулю. Впрочем, ничего хорошего сказать о нем не могу.
Она, не сдерживаясь, рыдала в трубку. Интересно, текут ли у нее сопли? Если да, должно быть, это самые прелестные сопли на свете.
– Джек и Ширли, – всхлипнула она, – мои мурзики! Их посадили в тюрьму!
Ее мурзики. Ну конечно. Джек Николсон и Ширли Маклэйн.
– Ах, ты про этих мелких кусак…
– Я не знаю, как это случилось. Мы были в парке, я отпустила их побегать, потом они начали лаять, он начал их пинать, откуда ни возьмись появилась полиция, и… Кесс, приезжай. Я не знаю, что делать.
– Лекси, но у меня полно дел…
– Пожа-а-луйста, – она захлебывалась рыданиями, как третьеклассница, у которой строгий учитель естествознания отобрал любимую куклу. – Умоля-я-ю, приезжа-ай…
Я дрогнула и поняла, что не в силах сопротивляться. Я же не чудовище.
Мы встретились за ланчем в итальянском ресторанчике на Сансет-Плаза, недалеко от дома Лекси. Она заявила, что в таком состоянии не может садиться за руль. По дороге я позвонила Клэр, надеясь, что она тоже примет участие в нашей встрече, но ее ждал Возбудимый Знанием.
– Хочу предложить ему выключить свет, чтобы он не видел своих дипломов, – сказала она. – Интересно, сможет ли он возбудиться.
– Может быть, он наденет прибор ночного видения?
Когда я вошла в ресторан, Лекси была уже там. К моему великому изумлению, несмотря на все переживания, ее макияж был безупречен, а волосы аккуратно уложены. Она натянула облегающие брючки с заниженной талией и розовую футболку с надписью «Привет, котенок», и все гетеросексуальные мужчины вокруг поедали ее глазами. Когда я вошла и села рядом, они явно восприняли мое тело как помеху восхитительному зрелищу.
– Кесс, как я тебе благодарна! Спасибо, что пришла! – Лекси обвила меня своими костлявыми руками и привлекла к себе. Она сжимала меня в объятиях куда дольше, чем требовали обстоятельства, но высвободиться не было никакой возможности. Полагаю, что мужчины, которые не сводили с нас глаз, получили от этого представления море удовольствия. Лекси шмыгнула носом и, всхлипнув, уткнулась мне в плечо.
– Лекси, мы что, справляем шиву?
– Что? Причем здесь Шива?
Как сказала бы мамуля: Ой.
– Расскажи мне толком, что случилась? – Я вытащила блокнот и ручку, давая понять, что уделяю ее рассказу самое пристальное внимание, хотя это едва ли соответствовало истине.
– Хорошо, – горестно вздохнула Лекси. – Ты ведь знаешь моих мурзиков.
– О да, я отлично знаю твоих мурзиков. – Я сделала первую запись: Мурзики – исчадие ада.
– Ты же знаешь, они и мухи не обидят. Правда, у них была резиновая муха, игрушка, которую они разорвали в клочья, но настоящую муху они не обидят. В общем, я решила взять мурзиков и поехать в парк, в Санта-Монику. Там есть игровая площадка, песок, скамейки, они обожают там бегать. Оттуда такой чудесный вид на океан, особенно на закате. По-моему, Джеку нравится там именно в этот час, если мы приезжаем туда к вечеру, он становится таким задумчивым.
«Скотч-терьер, задумчивый на закате», – записала я. Любопытно.
– И что же было дальше? Полагаю, теперь мы должны перейти к главному.
– Мы приехали в парк примерно в полшестого, – продолжала свое сбивчивое повествование Лекси, – сначала все было хорошо. Правда, мне показалось, что у них что-то вроде… Как это называется, когда тебе кажется, что ты попал в ловушку, из которой тебе не выбраться?
«Встреча с Лекси», – чуть не сорвалось у меня с языка.
– Клаустрофобия?
– Точно. Мне показалось, что у них что-то вроде клаустрофобии. Я спустила их с поводка, чтобы они немного порезвились.
– Там это разрешается?
– Нет, но табличка, где это написано, совсем крохотная. Ее еле видно.
«Защита со ссылкой на невменяемость», – пометила я. Потом зачеркнула слово невменяемость и написала: «слабоумие». Это ближе к истине.
– Так вот, мурзики убежали по своим делам, а у меня завязался разговор с очень симпатичным мужчиной, немолодым, но весьма импозантным, он был похож на Шона Коннери, но говорил без акцента. Он говорил о фондовой бирже, а я рассказывала ему про йогу, и все шло хорошо, но вдруг я услышала лай мурзиков и крики какого-то мерзкого старикашки. Старикашка взбрыкивал ногами, и я увидела, что Ширли взлетела в воздух, я не преувеличиваю, и я сломя голову помчалась к ним.
В этот момент я поняла, что этот человек брыкается не просто так – он норовит пнуть Джека и Ширли, а те защищаются, как могут.
– Кусая его за ноги?
– Да. Тогда я закричала: «Ах, вы мои умницы! Как же вы славно кусаетесь!»
– Постой, – перебила я. – Ты натравливала своих собак, то есть мурзиков, на этого типа?
Она в ужасе отшатнулась.
– Господи, нет, конечно. Я хотела остановить их. Это единственный способ. Если бы я закричала «Фу!» или «Хватит!», они бы испугались и набросились на него с удвоенной силой. Они такие чуткие! Реагируют только на позитивное подкрепление.
Это было мне очень близко: именно так я обучаю своих мальчиков. Вы ничего не добьетесь, если будете бить их журналом или тыкать носом в собственные фекалии; мальчиков, как и собак, следует приучать к позитивным стимулам. Я рада, что Лекси нашла хоть какой-то способ урезонить этих мелких паршивцев. В прошлый раз, когда я была у Лекси, Ширли Маклэйн вцепилась мне в голень такой мертвой хваткой, что ее впору было отдирать клещами.
– Ясное дело, – продолжала она, – они так лаяли, что меня никто не слышал. Мне пришлось подбежать и подхватить их на руки. Естественно, я высказала этому типу все, что о нем думаю. Что пинать ногами собак, тем более крохотных беззащитных мурзиков, некрасиво. Он поднял крик и заявил, что они набросились первыми. Но я-то знаю, что таких хлебом не корми, дай пнуть собаку. Злые люди были всегда, и тут уж ничего не поделаешь.
«Злые люди любят пинать собак, – записала я. – Пнуть мурзика – суровая необходимость».
– И после этого приехала полиция?
Она кивнула, и ее глаза вновь наполнились слезами.
– Они посадили мурзиков в клетку и отвезли их в тюрьму. Они сказали, что собаки не зарегистрированы. Я и не знала, что их нужно регистрировать. Мне никто этого не говорил. Они сказали, что сегодня я могу навестить их, а в пятницу судья решит, вернут их мне или нет.
Я чувствовала, чем это пахнет, и, видит бог, мне страшно не хотелось в это ввязываться.
– Лекси, – сказала я, – ты же знаешь, что мне запрещено заниматься юридической деятельностью за пределами студии. К тому же я не выступаю в суде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34