Вполне впечатляющее предупреждение от могучего как дуб брата.
– Ну конечно. Однако она, очевидно, понимает английский язык, такие удивительные познания заслуживают похвалы.
– Было бы более удивительно, если бы ей не удалось приобрести таких познаний, ведь она жила в Англии. Вместе со мной. Но она не имеет никакого касательства к нашим делам.
– Такое очарование пропадает зря. Она сравнима с самыми изысканными дамами.
Он среагировал на мое остроумие с живостью каменного истукана.
– Смит известил меня о вашем задании, поэтому я готов предоставить вам временное жилье и дать проверенный временем совет: в дураках останется любой иноземец, пытающийся понять политическую жизнь Израиля.
Я решил проявить свойственную мне учтивость.
– Значит, я быстро справлюсь с заданием. Задам вопрос, не пойму ответа и отправлюсь домой. Как обычный паломник.
– Вы предпочитаете арабскую одежду? – спросил он, смерив меня взглядом.
– Она удобна, безлика и, на мой взгляд, может принести известную выгоду на базарах и в кофейнях. Я немного говорю и понимаю по-арабски. – Мне захотелось проверить его остроумие. – Правда, что касается вас, Иерихон, то мне непонятно, как могла рухнуть такая крепость.
Он озадаченно промолчал.
– Вспомните библейскую историю с рухнувшими стенами Иерихона. А вы выглядите крепким как скала. Надеюсь, вы используете свою силу во благо?
– Я родился в деревне. И там нет никаких стен.
– А я и не рассчитывал встретить в Палестине такие синие глаза, – смущенно промямлил я, не зная, что еще сказать.
– Крестоносцы постарались. Корни моей семьи уходят в глубь веков. В наследство нам мог бы достаться смешанный набор красок, но в нашем поколении верх взяла европейская бледность. Кто только не побывал в Иерусалиме: крестоносцы, персы, монголы, эфиопы. Полный набор разнообразных вероисповеданий, мировоззрений и народов. А вы откуда будете?
– Американец, предки быстро и благополучно забыты, что является одним из преимуществ жителей Соединенных Штатов. Верно ли я понимаю, что вы изучили английский, общаясь с моряками Британского флота?
– Из-за эпидемии чумы мы с Мириам стали сиротами. В католическом приюте нас познакомили с внешним миром, а потом в Тире я нанялся на английский фрегат и научился чинить металлические корабельные части. Моряки и прозвали меня Иерихоном. А в Портсмуте я поступил подмастерьем к одному кузнецу и вызвал к себе сестру. Это был мой долг.
– Но почему-то вы не задержались там.
– Нам не хватало солнца. Понятно, почему англичане бледные, как дождевые черви. Во флоте я познакомился со Смитом. За проезд сюда и определенное жалованье я согласился держать открытыми глаза и уши. Мне приходится принимать друзей Смита, которые выполняют тут его распоряжения. Век живи, век учись, дураком помрешь. Соседи считают, причем их мнение недалеко от истины, что я просто извлекаю пользу из своего знания английского языка, приманивая случайных жильцов.
Да, этот кузнец умен и грубовато прямодушен.
– Сидней Смит считает, что мы с ним можем помочь друг другу. Я попал с Бонапартом в Египет. А теперь французы планируют двинуться в ваши края.
– И Смит хочет узнать, чего можно ожидать от здешних христиан, иудеев, друзов и монофиситов.
– Именно так. Он старается помочь Джеззару организовать сопротивление французам.
– Вряд ли ему помогут те, кто ненавидит тирана Джеззара, жестоко попирающего их права. Не так уж мало людей сочтут французов освободителями.
– Если так, то я готов доставить сообщение обратно. Но мне еще нужна помощь, чтобы разобраться с моим собственным делом. В Египте я потерял след одной близкой знакомой. В общем, она упала в Нил. Мне необходимо узнать, жива ли она и если жива, то как мне спасти ее. Мне говорили, что у вас есть связи в Египте.
– Женщина? Так она дорога вам? – Он, похоже, слегка успокоился, узнав, что меня интересует кто-то помимо его сестры. – Такие сведения стоят дороже, чем сбор политических слухов в Иерусалиме.
– И насколько дороже?
Он опять окинул меня оценивающим взглядом.
– Больше, по моим подозрениям, чем вы можете позволить себе заплатить.
– Так вы не хотите помочь мне?
– Мои желания тут ни при чем, а вот мои связные в Египте не захотят помочь вам, учитывая отсутствие денег.
Я уверил себя, что он не пытается обмануть меня, а просто говорит правду. Мне также хотелось бы обзавестись помощником, если я собираюсь как-то продвинуться в поисках книги, и этот синеглазый кузнец превосходно подходил на такую роль. Поэтому я намекнул ему на то, что мой интерес связан еще с одним видом поисков.
– Думаю, вы сможете помочь мне. А я обещаю разделить с вами величайшее сокровище на этой земле.
Он наконец рассмеялся.
– Величайшее сокровище? И какое же?
– Это тайна. Но оно может сделать человека владыкой мира.
– Ах так. И где же спрятано такое сокровище?
– Прямо под нашим носом, я надеюсь, в Иерусалиме.
– А вам известно, какое множество идиотов надеялось найти в Иерусалиме несметные сокровища?
– Но тот, кто найдет их, будет далеко не идиотом.
– Вы хотите, чтобы я потратил свои деньги на поиски вашей женщины?
– Я хочу, чтобы вы тем самым сделали вклад в ваше благополучное будущее.
– Смит, видимо, нашел смелого и наглого пройдоху, – заметил он, облизнув губы.
– Не слишком ли поспешно вы судите о людях?
Он мог с недоверием относиться к моим словам, и все-таки они его заинтересовали. И я мог поспорить, что плата за сведения об Астизе будет для него не такой уж большой. К тому же ему, как всем нам, свойственна алчность: каждый человек мечтает найти спрятанные сокровища.
– Я подумаю над вашим предложением.
Кажется, мне удалось зацепить его.
– Есть еще одна вещь, которую мне хотелось бы раздобыть, – добавил я. – Хорошую винтовку.
Иерихон жил скромно, несмотря на приличный доход от его скобяной торговли. Он исповедовал христианскую веру, и потому обстановка в его доме отличалась большим разнообразием, чем в мусульманском жилище: магометане полагаются лишь на подушки, которые можно легко передвинуть, чтобы изолировать женщин, когда в гости приходят мужчины; в этом традиции бедуинских кочевников остались неизменными. Христиане, напротив, привыкли держать головы ближе к теплому потолку, чем к прохладному полу, и предпочитают в суматохе своей оседлости церемонно восседать на высоких стульях. Поэтому вместо исламских подушек и сундуков Иерихон обзавелся стульями, столом и вместительными шкафами. Однако грубо сколоченная мебель отличалась пуританской простотой. Дощатый пол не сочли нужным покрыть коврами, и единственным украшением оштукатуренных стен служило затейливо выполненное распятие с изображением какого-то святого: чисто, как в монастыре, и так же неуютно. Сестра кузнеца, Мириам, содержала дом в безукоризненном порядке. Еды было вдоволь, но также простой: хлеб, оливки, вино и овощи, ежедневно покупаемые на ближайшем рынке. Ради поддержания мышечной силы могучего брата Мириам готовила мясо, но такое дорогое удовольствие случалось не так уж часто. Приближалась зима, а тепло в доме поддерживал лишь топившийся углем кухонный очаг да кузнечный горн, находившийся на нижнем этаже. В самые студеные дни лишенные стекол оконные проемы заставлялись мешками с опилками, отчего в доме становилось еще сумрачнее. Из-за пронизывающих ветров, холодной воды и дороговизны свеч и масла мы существовали в режиме сельских жителей, по свету пробуждаясь и в сумерках отходя ко сну. Для такого парижского бездельника, как я, жизнь в Палестине стала настоящим потрясением.
Наше сближение началось с изготовления моей новой винтовки. Молчаливый и спокойный Иерихон считался усердным и искусным мастером (думаю, мне следовало бы взять с него пример) и пользовался в городе заслуженным уважением. Оно читалось во взглядах покупателей – мусульман, христиан и евреев, – заходивших в закопченный внутренний двор за потребными в хозяйстве железными орудиями. Я наивно полагал, что открою ему секреты изготовления хороших ружей, но он знал больше меня.
– Вы хотите такую охотничью винтовку, как у германских егерей? – спросил он, когда я описал утраченное мной оружие. – Мне приходилось делать такие. Нарисуйте-ка на песке, какой длины ружье вам нужно.
Я нарисовал ствол длиной около метра.
– Не великоват ли?
– Такая длина обеспечивает хорошую прицельность и дальность выстрела. Сорок пятый калибр как раз то, что надо; скорость полета пуль тут будет выше, хотя они и меньше мушкетных. К тому же можно сделать более значительный запас патронов, учитывая меньший вес пуль и пороха. Ковкая сталь с глубокой винтовой нарезкой обеспечивают большую точность, а курок на ложе, кроме того, уберегает лицо от вспышки пороха на ружейной полке. Мне доводилось держать в руках винтовку, которая с пятидесяти метров прошивала шляпку гвоздя три раза из пяти выстрелов. И пусть приходится заряжать ее целую минуту, но зато первый же выстрел наверняка поразит цель.
– В наших краях обычно пользуются гладкоствольным оружием. Оно заряжается быстро, и стрелять можно чем угодно, хоть камешками. А для такой винтовки понадобятся очень точно отлитые пули.
– Это гарантирует меткость выстрела.
– В ближнем бою порой выигрывает скорость.
Во флоте у него, очевидно, сложилось предвзятое мнение о морских сражениях и отчаянных абордажных захватах.
– Но меткий выстрел позволит не подпустить врага близко. По-моему, сражения с обычными мушкетами так же бессмысленны, как походы в бордель с завязанными глазами: можно, конечно, случайно добиться желаемого результата, но с той же вероятностью можно и сильно промахнуться.
– Ну об этом мне ничего не известно.
Черт возьми, похоже, он совершенно не воспринимает юмора.
Он задумчиво оглядел сделанный на песке рисунок.
– Да, непростая работенка, ее и за месяц не закончишь. И вы собираетесь заплатить мне за нее из ваших сокровищ?
– Двойную цену. А пока вы будете мастерить винтовку, я буду проводить усердные поиски.
– Нет уж. – Он неодобрительно покачал головой. – Легко обещать деньги, которых еще не раздобыл. Вы будете моим подмастерьем в кузнице. Узнаете наконец на личном опыте, что такое настоящая работа. А в свободные дни можете охотиться за вашим сокровищем или разведывать обстановку, выполняя поручение Сиднея Смита. Кстати, можете выставить ему счет, чтобы расплатиться со мной.
Честный труд? Сама идея показалась мне интересной – по правде говоря, я иногда завидовал мастерам вроде Иерихона, – но одновременно и устрашающей.
– Ладно, я буду помогать вам в кузнице, – решил поторговаться я. – Но вы должны пообещать, что обеспечите меня нормальной едой и сном. Сделаем винтовку хотя бы к концу зимы, когда сюда заявится Наполеон, а к тому времени я найду сокровище да вдобавок получу деньги от Смита. Выжать что-то из военно-морского министерства – все равно что пытаться продать шнурки для башмаков, но до весны еще далеко. Всякое может случиться.
– Тогда разводите огонь и беритесь за дело.
Я старательно и быстро выполнял все его указания, до ломоты в спине таскал металлические заготовки и перелопатил кучу угля.
– Мириам считает, что вы хороший человек, – в итоге неохотно признал он.
И я понял, что благодаря ее поддержке завоевал у него некоторое доверие.
Сначала Иерихон выковал металлический прут, так называемый дорн, немного меньшего диаметра, чем ствол моей будущей винтовки. Он раскалил брусок дамасской стали, или прокатной заготовки, и сформировал из нее полосу той же длины, что будущий ружейный ствол. Затем начал наматывать размягченный металл по спирали на дорн. Я держал этот прут и передавал ему нужные инструменты, а кузнец, поместив заготовку ствола в специальный желоб наковальни, бил по ней молотом, сплавляя края. Сковав небольшой участок заготовки, он вытаскивал дорн, и еще мягковатый металл с шипением погружался в бочку с водой. И, продолжая постепенно раскалять и наматывать заготовку, он сваривал металл дюйм за дюймом. Работа оказалась не только нудной и кропотливой, но и необычайно зачаровывающей. Эта удлиняющаяся трубочка вскоре могла стать моим новым надежным спутником. Горячая работенка не давала мне замерзнуть, и я получал, к собственному удивлению, своеобразное удовольствие от тяжелого физического труда. Простая, но сытная еда и здоровый сон привели к тому, что я даже полюбил праведную скромность моего нового жилища. Заметно наросли и мои начавшие укрепляться еще в Египте мускулы.
– Вы еще не женаты, Иерихон? – попытался я как-то вызвать его на разговор.
– Разве вы видели в нашем доме жену?
– Почему же, ведь вы красивый и преуспевающий мужчина?
– Не встретил пока никого, на ком захотел бы жениться.
– Я тоже. Трудно встретить хорошую девушку. А потом пропала и моя знакомая египтянка…
– Мы вскоре получим известие о ее судьбе.
– Значит, вы так и сиротствуете тут вдвоем с сестрой, – продолжал выспрашивать я.
Он раздраженно отложил молот.
– У меня уже была жена. Она умерла, вынашивая моего ребенка. Потом началась другая жизнь. Я нанялся на британский корабль. А Мириам…
– Продолжает заботиться о вас как о скорбящем брате, – вставил я, осознав ситуацию.
– Так же, как я забочусь о ней, – не сводя с меня мрачного взгляда, буркнул он.
– А если у нее появится поклонник?
– Она не желает никаких поклонников.
– Но она очень красивая девушка. Добрая. Скромная. Послушная.
– А вы лучше думайте о вашей египтянке.
– И все-таки вам нужна жена, – заявил ему я. – И дети, чтобы научить вас смеяться. Может, я помогу вам найти подходящую особу.
– Мне не нужны в доме чужие люди. И лишние траты.
– И все же вы терпите их, с тех пор как я здесь!
Я усмехнулся, а он угрюмо сдвинул брови, и мы вернулись к ковке металла.
В свободное время мне удалось немного познакомиться с Иерусалимом. В зависимости от исследуемого квартала я слегка разнообразил свои наряды и старался разжиться полезными сведениями, общаясь с людьми на арабском, английском и французском языках. Иерусалим привык к паломникам, и на мои топорные речи никто не обращал особого внимания. На городских перекрестках шла бойкая торговля, там смешивались богачи и бедняки, а воинственные янычары зачастую делили трапезу с простыми ремесленниками. Бедноту обеспечивали похлебкой в хаскийях, так называемых благотворительных столовых, а кофейни привлекали людей всех вероисповеданий, там они с удовольствием потягивали бодрящие напитки, курили кальяны и обсуждали дела. Насыщенный ароматом этих темных зерен воздух с густой примесью турецкого табака и гашиша действовал одурманивающе и возбуждающе. Порой я уговаривал прогуляться со мной и Иерихона. Язык у него мог развязаться только после кружки – а то и двух – вина, но уж если он начинал неохотно говорить, то выдавал бесценные замечания о жизни его родины.
– Все в Иерусалиме уверены, что живут на три ступени ближе к небесам, – заявил он как-то. – А это означает, что все вместе они создают тут собственный маленький ад.
– А мне показалось, что ваш обезоруженный город ведет на редкость мирный и набожный образ жизни.
– Только до тех пор, пока один верующий не наступит на набожную мозоль другого.
На вопросы о причине моего пребывания в здешних краях я отвечал, что являюсь торговым представителем Соединенных Штатов, которым и правда служил в Париже. Я говорил, что пока выжидаю тут время, собираясь потом заключить сделку с победителем. Мне хотелось дружить со всеми.
Переполняемый слухами о скором вторжении Наполеона город гудел как растревоженный улей, бурно споря по поводу того, какая сторона с большей вероятностью одержит победу. Четверть века люди терпели жестокое правление Джеззара. Бонапарта, однако, следовало остановить. Англичане контролировали морские подходы, а Палестина была всего лишь островком в обширных водах Османской империи. Мусульманские общины шиитов и суннитов пребывали в острейшей взаимной вражде, а менее многочисленные христиане и иудеи также с тревогой и недоверием поглядывали друг на друга, и в итоге оставалось совершенно неясным, кто может взяться за оружие и против кого его направить. Потенциальные религиозные диктаторы полудюжины разных вероисповеданий мечтали создать собственные пуританские утопии. Смит надеялся, что я привлеку рекрутов для британской стороны, но, в сущности, мне вовсе не хотелось помогать ему. Меня по-прежнему прельщали идеалы Французской республики и нравились люди, с которыми довелось поработать, заманчиво выглядели и мечты Наполеона о просвещении Ближнего Востока. Чего ради я должен встать на сторону высокомерных британцев, с отменной жестокостью пытавшихся подавить независимость моей родины? На самом деле мне хотелось лишь дождаться новостей о судьбе Астизы и выяснить, есть ли хоть какая-то вероятность того, что легендарная Книга Тота каким-то невероятным образом за три тысячи лет не рассыпалась в прах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Ну конечно. Однако она, очевидно, понимает английский язык, такие удивительные познания заслуживают похвалы.
– Было бы более удивительно, если бы ей не удалось приобрести таких познаний, ведь она жила в Англии. Вместе со мной. Но она не имеет никакого касательства к нашим делам.
– Такое очарование пропадает зря. Она сравнима с самыми изысканными дамами.
Он среагировал на мое остроумие с живостью каменного истукана.
– Смит известил меня о вашем задании, поэтому я готов предоставить вам временное жилье и дать проверенный временем совет: в дураках останется любой иноземец, пытающийся понять политическую жизнь Израиля.
Я решил проявить свойственную мне учтивость.
– Значит, я быстро справлюсь с заданием. Задам вопрос, не пойму ответа и отправлюсь домой. Как обычный паломник.
– Вы предпочитаете арабскую одежду? – спросил он, смерив меня взглядом.
– Она удобна, безлика и, на мой взгляд, может принести известную выгоду на базарах и в кофейнях. Я немного говорю и понимаю по-арабски. – Мне захотелось проверить его остроумие. – Правда, что касается вас, Иерихон, то мне непонятно, как могла рухнуть такая крепость.
Он озадаченно промолчал.
– Вспомните библейскую историю с рухнувшими стенами Иерихона. А вы выглядите крепким как скала. Надеюсь, вы используете свою силу во благо?
– Я родился в деревне. И там нет никаких стен.
– А я и не рассчитывал встретить в Палестине такие синие глаза, – смущенно промямлил я, не зная, что еще сказать.
– Крестоносцы постарались. Корни моей семьи уходят в глубь веков. В наследство нам мог бы достаться смешанный набор красок, но в нашем поколении верх взяла европейская бледность. Кто только не побывал в Иерусалиме: крестоносцы, персы, монголы, эфиопы. Полный набор разнообразных вероисповеданий, мировоззрений и народов. А вы откуда будете?
– Американец, предки быстро и благополучно забыты, что является одним из преимуществ жителей Соединенных Штатов. Верно ли я понимаю, что вы изучили английский, общаясь с моряками Британского флота?
– Из-за эпидемии чумы мы с Мириам стали сиротами. В католическом приюте нас познакомили с внешним миром, а потом в Тире я нанялся на английский фрегат и научился чинить металлические корабельные части. Моряки и прозвали меня Иерихоном. А в Портсмуте я поступил подмастерьем к одному кузнецу и вызвал к себе сестру. Это был мой долг.
– Но почему-то вы не задержались там.
– Нам не хватало солнца. Понятно, почему англичане бледные, как дождевые черви. Во флоте я познакомился со Смитом. За проезд сюда и определенное жалованье я согласился держать открытыми глаза и уши. Мне приходится принимать друзей Смита, которые выполняют тут его распоряжения. Век живи, век учись, дураком помрешь. Соседи считают, причем их мнение недалеко от истины, что я просто извлекаю пользу из своего знания английского языка, приманивая случайных жильцов.
Да, этот кузнец умен и грубовато прямодушен.
– Сидней Смит считает, что мы с ним можем помочь друг другу. Я попал с Бонапартом в Египет. А теперь французы планируют двинуться в ваши края.
– И Смит хочет узнать, чего можно ожидать от здешних христиан, иудеев, друзов и монофиситов.
– Именно так. Он старается помочь Джеззару организовать сопротивление французам.
– Вряд ли ему помогут те, кто ненавидит тирана Джеззара, жестоко попирающего их права. Не так уж мало людей сочтут французов освободителями.
– Если так, то я готов доставить сообщение обратно. Но мне еще нужна помощь, чтобы разобраться с моим собственным делом. В Египте я потерял след одной близкой знакомой. В общем, она упала в Нил. Мне необходимо узнать, жива ли она и если жива, то как мне спасти ее. Мне говорили, что у вас есть связи в Египте.
– Женщина? Так она дорога вам? – Он, похоже, слегка успокоился, узнав, что меня интересует кто-то помимо его сестры. – Такие сведения стоят дороже, чем сбор политических слухов в Иерусалиме.
– И насколько дороже?
Он опять окинул меня оценивающим взглядом.
– Больше, по моим подозрениям, чем вы можете позволить себе заплатить.
– Так вы не хотите помочь мне?
– Мои желания тут ни при чем, а вот мои связные в Египте не захотят помочь вам, учитывая отсутствие денег.
Я уверил себя, что он не пытается обмануть меня, а просто говорит правду. Мне также хотелось бы обзавестись помощником, если я собираюсь как-то продвинуться в поисках книги, и этот синеглазый кузнец превосходно подходил на такую роль. Поэтому я намекнул ему на то, что мой интерес связан еще с одним видом поисков.
– Думаю, вы сможете помочь мне. А я обещаю разделить с вами величайшее сокровище на этой земле.
Он наконец рассмеялся.
– Величайшее сокровище? И какое же?
– Это тайна. Но оно может сделать человека владыкой мира.
– Ах так. И где же спрятано такое сокровище?
– Прямо под нашим носом, я надеюсь, в Иерусалиме.
– А вам известно, какое множество идиотов надеялось найти в Иерусалиме несметные сокровища?
– Но тот, кто найдет их, будет далеко не идиотом.
– Вы хотите, чтобы я потратил свои деньги на поиски вашей женщины?
– Я хочу, чтобы вы тем самым сделали вклад в ваше благополучное будущее.
– Смит, видимо, нашел смелого и наглого пройдоху, – заметил он, облизнув губы.
– Не слишком ли поспешно вы судите о людях?
Он мог с недоверием относиться к моим словам, и все-таки они его заинтересовали. И я мог поспорить, что плата за сведения об Астизе будет для него не такой уж большой. К тому же ему, как всем нам, свойственна алчность: каждый человек мечтает найти спрятанные сокровища.
– Я подумаю над вашим предложением.
Кажется, мне удалось зацепить его.
– Есть еще одна вещь, которую мне хотелось бы раздобыть, – добавил я. – Хорошую винтовку.
Иерихон жил скромно, несмотря на приличный доход от его скобяной торговли. Он исповедовал христианскую веру, и потому обстановка в его доме отличалась большим разнообразием, чем в мусульманском жилище: магометане полагаются лишь на подушки, которые можно легко передвинуть, чтобы изолировать женщин, когда в гости приходят мужчины; в этом традиции бедуинских кочевников остались неизменными. Христиане, напротив, привыкли держать головы ближе к теплому потолку, чем к прохладному полу, и предпочитают в суматохе своей оседлости церемонно восседать на высоких стульях. Поэтому вместо исламских подушек и сундуков Иерихон обзавелся стульями, столом и вместительными шкафами. Однако грубо сколоченная мебель отличалась пуританской простотой. Дощатый пол не сочли нужным покрыть коврами, и единственным украшением оштукатуренных стен служило затейливо выполненное распятие с изображением какого-то святого: чисто, как в монастыре, и так же неуютно. Сестра кузнеца, Мириам, содержала дом в безукоризненном порядке. Еды было вдоволь, но также простой: хлеб, оливки, вино и овощи, ежедневно покупаемые на ближайшем рынке. Ради поддержания мышечной силы могучего брата Мириам готовила мясо, но такое дорогое удовольствие случалось не так уж часто. Приближалась зима, а тепло в доме поддерживал лишь топившийся углем кухонный очаг да кузнечный горн, находившийся на нижнем этаже. В самые студеные дни лишенные стекол оконные проемы заставлялись мешками с опилками, отчего в доме становилось еще сумрачнее. Из-за пронизывающих ветров, холодной воды и дороговизны свеч и масла мы существовали в режиме сельских жителей, по свету пробуждаясь и в сумерках отходя ко сну. Для такого парижского бездельника, как я, жизнь в Палестине стала настоящим потрясением.
Наше сближение началось с изготовления моей новой винтовки. Молчаливый и спокойный Иерихон считался усердным и искусным мастером (думаю, мне следовало бы взять с него пример) и пользовался в городе заслуженным уважением. Оно читалось во взглядах покупателей – мусульман, христиан и евреев, – заходивших в закопченный внутренний двор за потребными в хозяйстве железными орудиями. Я наивно полагал, что открою ему секреты изготовления хороших ружей, но он знал больше меня.
– Вы хотите такую охотничью винтовку, как у германских егерей? – спросил он, когда я описал утраченное мной оружие. – Мне приходилось делать такие. Нарисуйте-ка на песке, какой длины ружье вам нужно.
Я нарисовал ствол длиной около метра.
– Не великоват ли?
– Такая длина обеспечивает хорошую прицельность и дальность выстрела. Сорок пятый калибр как раз то, что надо; скорость полета пуль тут будет выше, хотя они и меньше мушкетных. К тому же можно сделать более значительный запас патронов, учитывая меньший вес пуль и пороха. Ковкая сталь с глубокой винтовой нарезкой обеспечивают большую точность, а курок на ложе, кроме того, уберегает лицо от вспышки пороха на ружейной полке. Мне доводилось держать в руках винтовку, которая с пятидесяти метров прошивала шляпку гвоздя три раза из пяти выстрелов. И пусть приходится заряжать ее целую минуту, но зато первый же выстрел наверняка поразит цель.
– В наших краях обычно пользуются гладкоствольным оружием. Оно заряжается быстро, и стрелять можно чем угодно, хоть камешками. А для такой винтовки понадобятся очень точно отлитые пули.
– Это гарантирует меткость выстрела.
– В ближнем бою порой выигрывает скорость.
Во флоте у него, очевидно, сложилось предвзятое мнение о морских сражениях и отчаянных абордажных захватах.
– Но меткий выстрел позволит не подпустить врага близко. По-моему, сражения с обычными мушкетами так же бессмысленны, как походы в бордель с завязанными глазами: можно, конечно, случайно добиться желаемого результата, но с той же вероятностью можно и сильно промахнуться.
– Ну об этом мне ничего не известно.
Черт возьми, похоже, он совершенно не воспринимает юмора.
Он задумчиво оглядел сделанный на песке рисунок.
– Да, непростая работенка, ее и за месяц не закончишь. И вы собираетесь заплатить мне за нее из ваших сокровищ?
– Двойную цену. А пока вы будете мастерить винтовку, я буду проводить усердные поиски.
– Нет уж. – Он неодобрительно покачал головой. – Легко обещать деньги, которых еще не раздобыл. Вы будете моим подмастерьем в кузнице. Узнаете наконец на личном опыте, что такое настоящая работа. А в свободные дни можете охотиться за вашим сокровищем или разведывать обстановку, выполняя поручение Сиднея Смита. Кстати, можете выставить ему счет, чтобы расплатиться со мной.
Честный труд? Сама идея показалась мне интересной – по правде говоря, я иногда завидовал мастерам вроде Иерихона, – но одновременно и устрашающей.
– Ладно, я буду помогать вам в кузнице, – решил поторговаться я. – Но вы должны пообещать, что обеспечите меня нормальной едой и сном. Сделаем винтовку хотя бы к концу зимы, когда сюда заявится Наполеон, а к тому времени я найду сокровище да вдобавок получу деньги от Смита. Выжать что-то из военно-морского министерства – все равно что пытаться продать шнурки для башмаков, но до весны еще далеко. Всякое может случиться.
– Тогда разводите огонь и беритесь за дело.
Я старательно и быстро выполнял все его указания, до ломоты в спине таскал металлические заготовки и перелопатил кучу угля.
– Мириам считает, что вы хороший человек, – в итоге неохотно признал он.
И я понял, что благодаря ее поддержке завоевал у него некоторое доверие.
Сначала Иерихон выковал металлический прут, так называемый дорн, немного меньшего диаметра, чем ствол моей будущей винтовки. Он раскалил брусок дамасской стали, или прокатной заготовки, и сформировал из нее полосу той же длины, что будущий ружейный ствол. Затем начал наматывать размягченный металл по спирали на дорн. Я держал этот прут и передавал ему нужные инструменты, а кузнец, поместив заготовку ствола в специальный желоб наковальни, бил по ней молотом, сплавляя края. Сковав небольшой участок заготовки, он вытаскивал дорн, и еще мягковатый металл с шипением погружался в бочку с водой. И, продолжая постепенно раскалять и наматывать заготовку, он сваривал металл дюйм за дюймом. Работа оказалась не только нудной и кропотливой, но и необычайно зачаровывающей. Эта удлиняющаяся трубочка вскоре могла стать моим новым надежным спутником. Горячая работенка не давала мне замерзнуть, и я получал, к собственному удивлению, своеобразное удовольствие от тяжелого физического труда. Простая, но сытная еда и здоровый сон привели к тому, что я даже полюбил праведную скромность моего нового жилища. Заметно наросли и мои начавшие укрепляться еще в Египте мускулы.
– Вы еще не женаты, Иерихон? – попытался я как-то вызвать его на разговор.
– Разве вы видели в нашем доме жену?
– Почему же, ведь вы красивый и преуспевающий мужчина?
– Не встретил пока никого, на ком захотел бы жениться.
– Я тоже. Трудно встретить хорошую девушку. А потом пропала и моя знакомая египтянка…
– Мы вскоре получим известие о ее судьбе.
– Значит, вы так и сиротствуете тут вдвоем с сестрой, – продолжал выспрашивать я.
Он раздраженно отложил молот.
– У меня уже была жена. Она умерла, вынашивая моего ребенка. Потом началась другая жизнь. Я нанялся на британский корабль. А Мириам…
– Продолжает заботиться о вас как о скорбящем брате, – вставил я, осознав ситуацию.
– Так же, как я забочусь о ней, – не сводя с меня мрачного взгляда, буркнул он.
– А если у нее появится поклонник?
– Она не желает никаких поклонников.
– Но она очень красивая девушка. Добрая. Скромная. Послушная.
– А вы лучше думайте о вашей египтянке.
– И все-таки вам нужна жена, – заявил ему я. – И дети, чтобы научить вас смеяться. Может, я помогу вам найти подходящую особу.
– Мне не нужны в доме чужие люди. И лишние траты.
– И все же вы терпите их, с тех пор как я здесь!
Я усмехнулся, а он угрюмо сдвинул брови, и мы вернулись к ковке металла.
В свободное время мне удалось немного познакомиться с Иерусалимом. В зависимости от исследуемого квартала я слегка разнообразил свои наряды и старался разжиться полезными сведениями, общаясь с людьми на арабском, английском и французском языках. Иерусалим привык к паломникам, и на мои топорные речи никто не обращал особого внимания. На городских перекрестках шла бойкая торговля, там смешивались богачи и бедняки, а воинственные янычары зачастую делили трапезу с простыми ремесленниками. Бедноту обеспечивали похлебкой в хаскийях, так называемых благотворительных столовых, а кофейни привлекали людей всех вероисповеданий, там они с удовольствием потягивали бодрящие напитки, курили кальяны и обсуждали дела. Насыщенный ароматом этих темных зерен воздух с густой примесью турецкого табака и гашиша действовал одурманивающе и возбуждающе. Порой я уговаривал прогуляться со мной и Иерихона. Язык у него мог развязаться только после кружки – а то и двух – вина, но уж если он начинал неохотно говорить, то выдавал бесценные замечания о жизни его родины.
– Все в Иерусалиме уверены, что живут на три ступени ближе к небесам, – заявил он как-то. – А это означает, что все вместе они создают тут собственный маленький ад.
– А мне показалось, что ваш обезоруженный город ведет на редкость мирный и набожный образ жизни.
– Только до тех пор, пока один верующий не наступит на набожную мозоль другого.
На вопросы о причине моего пребывания в здешних краях я отвечал, что являюсь торговым представителем Соединенных Штатов, которым и правда служил в Париже. Я говорил, что пока выжидаю тут время, собираясь потом заключить сделку с победителем. Мне хотелось дружить со всеми.
Переполняемый слухами о скором вторжении Наполеона город гудел как растревоженный улей, бурно споря по поводу того, какая сторона с большей вероятностью одержит победу. Четверть века люди терпели жестокое правление Джеззара. Бонапарта, однако, следовало остановить. Англичане контролировали морские подходы, а Палестина была всего лишь островком в обширных водах Османской империи. Мусульманские общины шиитов и суннитов пребывали в острейшей взаимной вражде, а менее многочисленные христиане и иудеи также с тревогой и недоверием поглядывали друг на друга, и в итоге оставалось совершенно неясным, кто может взяться за оружие и против кого его направить. Потенциальные религиозные диктаторы полудюжины разных вероисповеданий мечтали создать собственные пуританские утопии. Смит надеялся, что я привлеку рекрутов для британской стороны, но, в сущности, мне вовсе не хотелось помогать ему. Меня по-прежнему прельщали идеалы Французской республики и нравились люди, с которыми довелось поработать, заманчиво выглядели и мечты Наполеона о просвещении Ближнего Востока. Чего ради я должен встать на сторону высокомерных британцев, с отменной жестокостью пытавшихся подавить независимость моей родины? На самом деле мне хотелось лишь дождаться новостей о судьбе Астизы и выяснить, есть ли хоть какая-то вероятность того, что легендарная Книга Тота каким-то невероятным образом за три тысячи лет не рассыпалась в прах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45