Теперь, после разрыва с Ольгой, как он считал, его совесть перед Протасом была чиста. И пора было уже напомнить о деньгах, ведь прошла уже половина обещанной недели. Он не стал настаивать в маляве, а просто мягко намекнул о своём деле и о его срочности. Мягко сделал это потому, что срочности уже никакой не было. Теперь ему уже нечего было опасаться, что Протас узнает о его подкатываниях к Ольге, потому что больше писать ей пока не было смысла. И если Протас немного задержится с деньгами, то ничего страшного. Дописав ему малявку, Солома завернул в неё ещё кусочек того же гашиша и, подписав, что это «контроль», передал на трассу.
Но не успел он отойти от кабуры, как его тут же позвали обратно и передали ему только что пришедший малёк на него. Увидев обратный адрес, он заволновался, но ничего, кроме слов благодарности за помощь в возврате вещёй увидеть в нём не ожидал. Он вскрыл его и начал читать, не веря своим глазам.
Слова благодарности Ольга уместила всего в одной строчке. Всё остальное было посвящено ей самой, её жизни, её горю, и как ей не везет с мужчинами. Причём в последнем случае был явный намёк на то, что она свободна и ей нужно надёжное мужское плечо.
Солома сел на шконку, чтобы не упасть, и перечитал это место заново, чтобы убедиться, что правильно всё понял. Дальше ещё было про то, как ей одиноко и хочется большой, настоящей любви.
Голова начала немного кружиться и он ненадолго перестал соображать, погрузившись в сладкие грёзы. Казалось, что даже выросли крылья и хотелось лететь. Он встал и заходил по камере. Его лицо так явно выражало его чувства, что Паха и остальные обратили на это внимание, и он сразу взял себя в руки. Спустившись вмиг на землю, голова сразу стала соображать, и он подошёл к кабуре.
– Прогоните там на девять три, пусть малёк «контрольный» на возврат отправят по срочной. Если уже через продол отправили пусть дальше прогонят, чтоб вернули, – сказал он громко жёстким голосом.
Сам же сел переписать малёк по новой, где уже открытым текстом сказал, что времени уже нет, и потом будет поздно. Он даже улыбнулся, ведь про это он действительно сказал правду. Если Протас узнает о его уже начинающихся отношениях с Ольгой, точно будет поздно.
Получив свой возвращённый малёк и переупаковав крапаль гашиша в новый, он отправил его и теперь все его мысли были уже об Ольге. Сам того не сознавая, он проникся её горем и думал о её жизни, которую ему тоже хотелось сделать немного лучше. Если спасти её от тюрьмы было не в его силах, то хотя бы здесь-то он что-то мог для неё сделать.
Вдруг он вспомнил, что в её камере нет телевизора, и сразу нестерпимо захотелось сделать ей подарок. В его камере было два телевизора, один маленький, который они уже давно не смотрели, стоял на другом, который побольше. Какой из них отослать Ольге для него не было вопросом, и он тут же подошёл к нему.
– Паха, давай антенну переключим на маленький телевизор, его пока посмотрим. Я потом затяну нормальный ящик, – сказал он, отключая большой телевизор от сети как раз тогда, когда по нему шло какое-то кино и все его смотрели.
– А этот чё? – спросил Паха, нехотя поднимаясь.
– Этот загоним в один восемь, там у девок вообще нету.
Паха и все остальные промолчали, но по их виду Солома видел, что они очень недовольны его решением.
– Я не понял, чё вы насупились? – вскинул голову Солома. – Этот ящик я сам сюда затягивал, если чё.
– Да не, Сань, мы ж ничё не говорим, – оправдался Паха, – кино просто интересное шло, а ты выключил.
– А-а, – протянул Солома, всё же сомневаясь в искренности его слов. – Ну завтра повторять будут, посмотрите.
Взяв телевизор, он подошёл к двери как раз в тот момент, когда навешивали замки. Он постучал и кормушка сразу открылась.
– Командир, позови корпусного, по срочной, – сказал он дежурному.
– Чё ты хотел? – спросил корпусной, оказавшийся здесь же на этаже.
– О, вы здесь, оказывается, – обрадовался Солома. – Игорь Дмитрич, давайте передадим телевизор в один восемь, а? Если чё, Дунаеву позвоните, он в курсе, – соврал Солома, зная, что кум всё равно не откажет.
– А в телевизоре что? – с усмешкой спросил корпусной. – Ну-ка сними панель, я посмотрю.
– Да запросто, Игорь Дмитрич, – весело ответил Солома и стал искать, чем открутить панель, – если б я что-то ещё хотел передать, стал бы я в телевизор, что ли засовывать? Ну вы даёте.
– Ну ладно-ладно, верю, – сказал корпусной, сознавая правоту слов смотрящего и видя, что он не боится открыть панель. – Давай.
Он открыл дверь. Отдав ему телевизор, Солома сразу сел писать ответ Ольге, предварительно ещё пару раз перечитав её «письмо».
* * *
Плетень никак не мог заснуть и постоянно ворочался. Это напоминало ему состояние, когда проиграл на воле в карты крупную сумму денег. Здесь сумма была не бог весть какая, но для неволи всё же немаленькая. И к тому же желание секса эта встреча отбила надолго. По крайней мере он пытался после ухода этой сучки удовлетворить себя вручную, но ничего не получилось. Орудие, слишком долго находящееся в боевой готовности в ожидании этой встречи, после стресса перестало работать. Олег лишь надеялся, что это ненадолго.
Ворочаясь, он материл про себя всех. И Ольгу, и дубаков, которые согласились устроить ему эту «приятную» встречу, и даже Юрия, что тот уселся в тюрьму вместе со своей похотливой подругой. В судебной клетке она, оказывается, выглядела намного лучше. Попутно он клял ещё и пришедший этап, в котором опять не оказалось для него сокамерников и ему опять приходилось лазить рукой в парашу, когда шла почта. Он уже не обращал внимания на Ольгины мальки и пропускал всё подряд, настолько паршивое было настроение. К тому же она его уже мало интересовала, за исключением мальков на неё с восемь семь, которые были нужны оперу. Но оттуда в последнее время уже не шли.
– Восьмерка! – опять послышался голос из трубы канализации.
Крехтя и матерясь Плетень встал и побрёл к параше. Он был бы рад проигнорировать всех вместе с их дорогой и сидеть тихо, будто бы отстойник пустой. Но по проверке дверь его всё же открывают и женщины с камер напротив слышат это и зовут его уверенно.
– Говори, – нехотя ответил он, вытащив кляп и прекрасно зная, что сейчас ему скажут «лезь в парашу».
– Забирай, – коротко сказали ему ожидаемое выражение.
Вытащив пакет и обнаружив в нём один-единственный малёк, из-за которого его заставили лезть в парашу, Олег пришёл в бешенство и сразу выкинул его в мусорный бак. Поматерившись и походив по отстойнику, он всё же достал его и открыл. Это оказался малёк от Ольги этому Витале в пятнадцать А, где она спрашивала его, о чём он хотел поговорить с ней на прогулке.
– Трахнуть он тебя хотел, сука! О чём с тобой ещё можно базарить?! – выругался он во весь голос и порвал малёк. Выбросив его обратно в бак добавил со злостью: – Только побрезговал бы, бля буду, такую свинью пялить.
Тут он опять вспомнил про Юрия, из-за которого он и повёлся, как он считал, на эту Ольгу. Поматерив его всякими словами, Олег вдруг решил сделать ему «приятное удовольствие», какое и сам получил. Ему вдруг захотелось, чтобы тот тоже испытал такое же разочарование, а может быть даже и похуже.
Он взял ручку и стал писать ему малявку, якобы желая ему добра.
Здорово, Юра. Узнал вот случайно, что ты в этой осуждёнке сидишь, решил рисануть тебе. Как ты там? Нормально хоть устроился? Первоходу на строгий попасть это не всегда удача, там тоже рысей хватает. Смотря куда попадёшь. В одном месте могут жить по понятиям, и первохода им научить и поддержать. В другом может быть беспредел ещё похлещё, чем на общем и малолетке вместе взятым. Рисани, как у тебя там? Как подруга тут твоя я и так знаю, трахается как кошка. Убазарил тут дубаков закинуть кого-нибудь на часок перепихнуться, закинули Ольгу твою, сразу на меня полезла. Я её трахать не стал, её до меня ещё кто-то жарил, сперма течёт с неё как будто даже не один кто-то был. Кто – не знаю. Или кум тут есть один, Шаповалов фамилия, или смотрящий с семь восемь или ещё может кто. А может и дубаки сами, уж больно ухмылки у них похабные были. Ну а ты как сам? Рисани, рад буду с тобой пообщаться. Только сразу, а то меня завтра уже в хату поднимут, в какую не знаю пока, в отстойнике сижу.
Жду ответ. Жму пять и желаю удачи.
Олег.
Он специально написал, что его переведут в хату, чтобы больше не общаться с Юрием. Было только желание как-то отыграться на ком-то из тех, кто был виноват в утрате денег и кратковременной, как надеялся Плетень, потери потенции. Он отправил малявку и вздохнул уже немного облегчённо.
* * *
Протас лежал на шконке и смотрел в одну точку. Получив маляву от Соломы опять с крапалём гашиша, он задумался серьёзно. Прошла уже половина недели, и нужно было скоро давать ответ. Какой именно он даже не думал, он соображал, как его давать и чем мотивировать. Идти на отрытую конфронтацию со смотрящим будет бессмысленно, или нужны будут очень серьёзные аргументы. Втягивать Ольгу не хотелось, да и Солома наверняка найдёт себе оправдание, скажет, что девка сама на него повелась. А потом ещё и козню какую-нибудь устроит. Тут нужна была поддержка авторитетных людей. А единственный его друг Бандера не хотел ни сам встревать в общаковые дела, ни своих друзей и брата подключать. Даже этот гашиш, который, как надеялся Павел, мог послужить основанием для предъявы смотрящему за серьёзный проступок, оказался чистым. По крайней мере он так понял со слов Бандеры. И ему больше ничего не оставалось, как в бессильной злобе лежать на шконке и думать о Соломе, какой же он гад.
– Восемь семь, – раздался из кабуры зовущий голос и Протас сразу встал и подошёл сам, безошибочно узнав в нём голос Валька.
– Да, говори Валёк, здорово.
– Здорово, Паха, – отозвался Валёк. – Радио сделай громче, и подойди потом, спросить кое-чё хочу у тебя.
Протас молча поднялся и сделал больше громкость магнитофона, настроенного сегодня на популярный канал радио. Потом нехотя подошёл к кабуре, предполагая, что сейчас последует просьба чего-нибудь уже посерьезнее продуктов, скорее всего денег.
– Да, Валёк, – без настроения сказал он в кабуру.
– Опять идёт на неё малёк, Паха. Уже давно не было.
– С семь восемь? – понизив голос, спросил Протас.
– Да, – ответил Валёк. – Вот он, у меня в руке.
Протас вспомнил, что Валёк действительно уже около двух суток не оповещал его об этом, и у него вдруг появилась надежда, что может быть у Соломы ничего не получается с ней. Но для этого необходимо было узнать немного больше.
– Валёк, – прильнув к кабуре, тихо проговорил он, – дай мне малёк этот, а? Очень надо…
– Ты чё, Паха? Кипеш будет, – проговорил Валёк, но по голосу его Павел понял, что тот поддастся, если ещё немного надавить.
– Не будет, – убедительно сказал он. – Я только посмотрю, и мы его дальше отправим. У меня, кстати, для тебя тоже кое-что есть. Дай руку.
Он отломил крапаль от гашиша Соломы и, протянув руку в кабуру, вложил его в руку Валька. Он знал, что это подействует, и даже не убирал руку из кабуры. Так же он и просчитал, что риск засветиться здесь минимальный. Валёк не такой дурак, чтобы рассказывать об этом кому бы то ни было. С него-то спрос больше, он же сам дал чужую маляву прохлопать постороннему человеку. Через несколько мгновений в руку Протаса ткнули малявкой. Сразу схватив её и вытащив он не раздумывая вскрыл её.
– Только быстро, – раздался голос Валька, но Протас уже вовсю читал.
Его надежды не оправдались, это было настоящее любовное письмо, хоть и было написано сдержанно. Солома жалел её, как уже давно любимую девушку, которой уже не нужно каждый раз говорить, что любишь её. Ну и естественно проявлял о ней заботу, послал телевизор, чтоб отвлёк её от разглядывания тюремных стен и от мрачных мыслей. Причём по его маляве видно было, что она пишет ему примерно то же самое, а он ей отвечает.
Дрожащими от злости на Солому руками он запаял малёк и, позвав Валька, который никуда и не отходил от кабуры, отдал ему.
– Спасибо, Валёк, – проговорил он. – Если что, шуми, сам знаешь.
Со злости он уже хотел было написать Соломе сразу всё, что о нём думает, вместе с извещёнием о том, что денег для него, естественно, не будет. Но немного походив по камере и взяв себя в руки он сел и написал ему только о том, что на фирме проблемы и денег может не быть. Но на всякий случай надо подождать до конца недели. Сам же он, отправив малявку, стал обдумывать план мести.
* * *
Вано подошёл к Бандере, который пытался лёжа на шконке читать книгу, но у него ничего не запоминалось и не понималось в тексте.
– Виталь, – произнёс Вано потихоньку. – Вот малява на него тут пришла, только почему-то не с один восемь, а просто с восьмёрки. Я вот думаю, может единицу забыли написать? Чё делать, отдавать?
Бандера смотрел на малявку, которую из-под руки показывал Вано.
– Дай-ка я гляну, – взял он её в руки. – Позову, если что.
Бандера вскрыл малявку, хотя уже по почерку догадывался, что это не от Ольги и с обратным адресом тут не напутали. Малява действительно была написана мужским почерком и подписана каким-то Олегом. А вот содержание её показалось Бандере интересным, потому что там было написано про Ольгу и почти про него. Ведь это он её трахал перед тем, как её закинули к этому Олегу, если не врёт, конечно. Но было похоже, что не врет. А выяснить это точно можно будет только завтра ночью, когда в ночное дежурство заступит Гера. Василич сейчас хоть и на смене, но ничего не скажет. Да и теперь Бандера даже не сомневался, что этот Олег может говорить правду. Эта девушка, похоже, большая любительница потрахаться. Так что не удивительно, что её мог трахнуть и кум, и дубаки вместе с Герой, который провожал его в хату со стакана с ехидной улыбкой. А вот тем, что это Солома мог быть на месте Бандеры в стакане, этот Олег явно переборщил. «С чего бы это он, интересно, взял?» – подумал Бандера. Но настроения рассуждать на эту тему не было. Тем более что смотрящий действительно мог это сделать, просто на его месте Бандера выбрал бы кого-нибудь получше. Да и на своём теперь тоже…
Посмотрев на спящего Юрия, он запаял малявку и кивнул Вано.
– На, отдашь когда проснётся, – протянул он малёк подошедшему Вано. – И если будет писать ей или ещё кому, отправляй.
– Отправлять? – удивлённо спросил трассовой.
– Угу, – равнодушно кивнул головой Бандера и, брезгливо взглянув на Юрия, которому при его материальном положении досталась такая шваль, опять воткнулся в книгу, пытаясь осмыслить, наконец, написанное и забыть о потраченных деньгах и растоптаных чувствах.
– Тебе тут ещё малява, Виталь, – сказал снова подошедший Вано уже нормальным голосом и положил перед ним малёк на его имя.
Это было из восемь семь и Бандера равнодушно вскрыл его. Протас коротко, но очень настойчиво просил его устроить ему встречу с братом. «Чё ему, бля, надо? Достал уже», – беззлобно выругался про себя Бандера и равнодушно отмахнулся от Протаса, написав ему, что брата нет в городе, так как он уехал надолго. Думать над тем, что было нужно Протасу, у него тоже не было ни желания, ни настроения.
* * *
Лёжа на шконке Ольга читала маляву Соломы. Когда вечером принесли телевизор, подруги стали петь ей такие дифирамбы о нём, что она уже поневоле думала про него постоянно. В глазах арестанток это и был самый идеальный мужчина, о котором мечтает каждая женщина, и они навязали свои мысли ей. Каждая из них расхваливала особо понравившиеся им черты его характера или внешности. Но в одном все сходились: это надёжный и сильный человек и к тому же он питает к Ольге искренние чувства. А потому лучшего мужчины ей не сыскать, по крайней мере, сидя здесь, в тюрьме.
Ольга и сама стала уже замечать, что думает об Александре всё больше и больше, и сейчас впервые перечитывала его малявку снова и снова. Когда она уже раскрыла тетрадь и взяла ручку, чтобы написать ему, в углу камеры возле умывальника раздался какой-то скрежет. Время было уже под утро, и телевизионные передачи давно кончились. Кто-то занимался своими делами и разговаривали между собой, но в возникшей паузе в этом галдёже и наступившей тишине этот скрежет показался неожиданно громким, и находившиеся ближе к умывальнику девушки вскрикнули, подумав, что это крысы. Все сразу затихли и прислушивались к этому скрежету, действительно напоминающему поскрёбывание ногтями по бетону. Ольга тоже, как и все, внимательно смотрела в сторону умывальника.
– Лё-о-ля, – позвал Косу голос молодого парня из соседней камеры.
В полной тишине его негромкий голос звучал так, как будто он был прямо здесь, в камере.
– Погоди-погоди, потом, – отмахнувшись произнесла Коса и даже приставила палец к губам, как будто он её видел. – Тихо.
Зинка поднялась и осторожно подошла к крайней шконке. Сидящие на ней женщины смотрели куда-то под раковину, поджав ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Но не успел он отойти от кабуры, как его тут же позвали обратно и передали ему только что пришедший малёк на него. Увидев обратный адрес, он заволновался, но ничего, кроме слов благодарности за помощь в возврате вещёй увидеть в нём не ожидал. Он вскрыл его и начал читать, не веря своим глазам.
Слова благодарности Ольга уместила всего в одной строчке. Всё остальное было посвящено ей самой, её жизни, её горю, и как ей не везет с мужчинами. Причём в последнем случае был явный намёк на то, что она свободна и ей нужно надёжное мужское плечо.
Солома сел на шконку, чтобы не упасть, и перечитал это место заново, чтобы убедиться, что правильно всё понял. Дальше ещё было про то, как ей одиноко и хочется большой, настоящей любви.
Голова начала немного кружиться и он ненадолго перестал соображать, погрузившись в сладкие грёзы. Казалось, что даже выросли крылья и хотелось лететь. Он встал и заходил по камере. Его лицо так явно выражало его чувства, что Паха и остальные обратили на это внимание, и он сразу взял себя в руки. Спустившись вмиг на землю, голова сразу стала соображать, и он подошёл к кабуре.
– Прогоните там на девять три, пусть малёк «контрольный» на возврат отправят по срочной. Если уже через продол отправили пусть дальше прогонят, чтоб вернули, – сказал он громко жёстким голосом.
Сам же сел переписать малёк по новой, где уже открытым текстом сказал, что времени уже нет, и потом будет поздно. Он даже улыбнулся, ведь про это он действительно сказал правду. Если Протас узнает о его уже начинающихся отношениях с Ольгой, точно будет поздно.
Получив свой возвращённый малёк и переупаковав крапаль гашиша в новый, он отправил его и теперь все его мысли были уже об Ольге. Сам того не сознавая, он проникся её горем и думал о её жизни, которую ему тоже хотелось сделать немного лучше. Если спасти её от тюрьмы было не в его силах, то хотя бы здесь-то он что-то мог для неё сделать.
Вдруг он вспомнил, что в её камере нет телевизора, и сразу нестерпимо захотелось сделать ей подарок. В его камере было два телевизора, один маленький, который они уже давно не смотрели, стоял на другом, который побольше. Какой из них отослать Ольге для него не было вопросом, и он тут же подошёл к нему.
– Паха, давай антенну переключим на маленький телевизор, его пока посмотрим. Я потом затяну нормальный ящик, – сказал он, отключая большой телевизор от сети как раз тогда, когда по нему шло какое-то кино и все его смотрели.
– А этот чё? – спросил Паха, нехотя поднимаясь.
– Этот загоним в один восемь, там у девок вообще нету.
Паха и все остальные промолчали, но по их виду Солома видел, что они очень недовольны его решением.
– Я не понял, чё вы насупились? – вскинул голову Солома. – Этот ящик я сам сюда затягивал, если чё.
– Да не, Сань, мы ж ничё не говорим, – оправдался Паха, – кино просто интересное шло, а ты выключил.
– А-а, – протянул Солома, всё же сомневаясь в искренности его слов. – Ну завтра повторять будут, посмотрите.
Взяв телевизор, он подошёл к двери как раз в тот момент, когда навешивали замки. Он постучал и кормушка сразу открылась.
– Командир, позови корпусного, по срочной, – сказал он дежурному.
– Чё ты хотел? – спросил корпусной, оказавшийся здесь же на этаже.
– О, вы здесь, оказывается, – обрадовался Солома. – Игорь Дмитрич, давайте передадим телевизор в один восемь, а? Если чё, Дунаеву позвоните, он в курсе, – соврал Солома, зная, что кум всё равно не откажет.
– А в телевизоре что? – с усмешкой спросил корпусной. – Ну-ка сними панель, я посмотрю.
– Да запросто, Игорь Дмитрич, – весело ответил Солома и стал искать, чем открутить панель, – если б я что-то ещё хотел передать, стал бы я в телевизор, что ли засовывать? Ну вы даёте.
– Ну ладно-ладно, верю, – сказал корпусной, сознавая правоту слов смотрящего и видя, что он не боится открыть панель. – Давай.
Он открыл дверь. Отдав ему телевизор, Солома сразу сел писать ответ Ольге, предварительно ещё пару раз перечитав её «письмо».
* * *
Плетень никак не мог заснуть и постоянно ворочался. Это напоминало ему состояние, когда проиграл на воле в карты крупную сумму денег. Здесь сумма была не бог весть какая, но для неволи всё же немаленькая. И к тому же желание секса эта встреча отбила надолго. По крайней мере он пытался после ухода этой сучки удовлетворить себя вручную, но ничего не получилось. Орудие, слишком долго находящееся в боевой готовности в ожидании этой встречи, после стресса перестало работать. Олег лишь надеялся, что это ненадолго.
Ворочаясь, он материл про себя всех. И Ольгу, и дубаков, которые согласились устроить ему эту «приятную» встречу, и даже Юрия, что тот уселся в тюрьму вместе со своей похотливой подругой. В судебной клетке она, оказывается, выглядела намного лучше. Попутно он клял ещё и пришедший этап, в котором опять не оказалось для него сокамерников и ему опять приходилось лазить рукой в парашу, когда шла почта. Он уже не обращал внимания на Ольгины мальки и пропускал всё подряд, настолько паршивое было настроение. К тому же она его уже мало интересовала, за исключением мальков на неё с восемь семь, которые были нужны оперу. Но оттуда в последнее время уже не шли.
– Восьмерка! – опять послышался голос из трубы канализации.
Крехтя и матерясь Плетень встал и побрёл к параше. Он был бы рад проигнорировать всех вместе с их дорогой и сидеть тихо, будто бы отстойник пустой. Но по проверке дверь его всё же открывают и женщины с камер напротив слышат это и зовут его уверенно.
– Говори, – нехотя ответил он, вытащив кляп и прекрасно зная, что сейчас ему скажут «лезь в парашу».
– Забирай, – коротко сказали ему ожидаемое выражение.
Вытащив пакет и обнаружив в нём один-единственный малёк, из-за которого его заставили лезть в парашу, Олег пришёл в бешенство и сразу выкинул его в мусорный бак. Поматерившись и походив по отстойнику, он всё же достал его и открыл. Это оказался малёк от Ольги этому Витале в пятнадцать А, где она спрашивала его, о чём он хотел поговорить с ней на прогулке.
– Трахнуть он тебя хотел, сука! О чём с тобой ещё можно базарить?! – выругался он во весь голос и порвал малёк. Выбросив его обратно в бак добавил со злостью: – Только побрезговал бы, бля буду, такую свинью пялить.
Тут он опять вспомнил про Юрия, из-за которого он и повёлся, как он считал, на эту Ольгу. Поматерив его всякими словами, Олег вдруг решил сделать ему «приятное удовольствие», какое и сам получил. Ему вдруг захотелось, чтобы тот тоже испытал такое же разочарование, а может быть даже и похуже.
Он взял ручку и стал писать ему малявку, якобы желая ему добра.
Здорово, Юра. Узнал вот случайно, что ты в этой осуждёнке сидишь, решил рисануть тебе. Как ты там? Нормально хоть устроился? Первоходу на строгий попасть это не всегда удача, там тоже рысей хватает. Смотря куда попадёшь. В одном месте могут жить по понятиям, и первохода им научить и поддержать. В другом может быть беспредел ещё похлещё, чем на общем и малолетке вместе взятым. Рисани, как у тебя там? Как подруга тут твоя я и так знаю, трахается как кошка. Убазарил тут дубаков закинуть кого-нибудь на часок перепихнуться, закинули Ольгу твою, сразу на меня полезла. Я её трахать не стал, её до меня ещё кто-то жарил, сперма течёт с неё как будто даже не один кто-то был. Кто – не знаю. Или кум тут есть один, Шаповалов фамилия, или смотрящий с семь восемь или ещё может кто. А может и дубаки сами, уж больно ухмылки у них похабные были. Ну а ты как сам? Рисани, рад буду с тобой пообщаться. Только сразу, а то меня завтра уже в хату поднимут, в какую не знаю пока, в отстойнике сижу.
Жду ответ. Жму пять и желаю удачи.
Олег.
Он специально написал, что его переведут в хату, чтобы больше не общаться с Юрием. Было только желание как-то отыграться на ком-то из тех, кто был виноват в утрате денег и кратковременной, как надеялся Плетень, потери потенции. Он отправил малявку и вздохнул уже немного облегчённо.
* * *
Протас лежал на шконке и смотрел в одну точку. Получив маляву от Соломы опять с крапалём гашиша, он задумался серьёзно. Прошла уже половина недели, и нужно было скоро давать ответ. Какой именно он даже не думал, он соображал, как его давать и чем мотивировать. Идти на отрытую конфронтацию со смотрящим будет бессмысленно, или нужны будут очень серьёзные аргументы. Втягивать Ольгу не хотелось, да и Солома наверняка найдёт себе оправдание, скажет, что девка сама на него повелась. А потом ещё и козню какую-нибудь устроит. Тут нужна была поддержка авторитетных людей. А единственный его друг Бандера не хотел ни сам встревать в общаковые дела, ни своих друзей и брата подключать. Даже этот гашиш, который, как надеялся Павел, мог послужить основанием для предъявы смотрящему за серьёзный проступок, оказался чистым. По крайней мере он так понял со слов Бандеры. И ему больше ничего не оставалось, как в бессильной злобе лежать на шконке и думать о Соломе, какой же он гад.
– Восемь семь, – раздался из кабуры зовущий голос и Протас сразу встал и подошёл сам, безошибочно узнав в нём голос Валька.
– Да, говори Валёк, здорово.
– Здорово, Паха, – отозвался Валёк. – Радио сделай громче, и подойди потом, спросить кое-чё хочу у тебя.
Протас молча поднялся и сделал больше громкость магнитофона, настроенного сегодня на популярный канал радио. Потом нехотя подошёл к кабуре, предполагая, что сейчас последует просьба чего-нибудь уже посерьезнее продуктов, скорее всего денег.
– Да, Валёк, – без настроения сказал он в кабуру.
– Опять идёт на неё малёк, Паха. Уже давно не было.
– С семь восемь? – понизив голос, спросил Протас.
– Да, – ответил Валёк. – Вот он, у меня в руке.
Протас вспомнил, что Валёк действительно уже около двух суток не оповещал его об этом, и у него вдруг появилась надежда, что может быть у Соломы ничего не получается с ней. Но для этого необходимо было узнать немного больше.
– Валёк, – прильнув к кабуре, тихо проговорил он, – дай мне малёк этот, а? Очень надо…
– Ты чё, Паха? Кипеш будет, – проговорил Валёк, но по голосу его Павел понял, что тот поддастся, если ещё немного надавить.
– Не будет, – убедительно сказал он. – Я только посмотрю, и мы его дальше отправим. У меня, кстати, для тебя тоже кое-что есть. Дай руку.
Он отломил крапаль от гашиша Соломы и, протянув руку в кабуру, вложил его в руку Валька. Он знал, что это подействует, и даже не убирал руку из кабуры. Так же он и просчитал, что риск засветиться здесь минимальный. Валёк не такой дурак, чтобы рассказывать об этом кому бы то ни было. С него-то спрос больше, он же сам дал чужую маляву прохлопать постороннему человеку. Через несколько мгновений в руку Протаса ткнули малявкой. Сразу схватив её и вытащив он не раздумывая вскрыл её.
– Только быстро, – раздался голос Валька, но Протас уже вовсю читал.
Его надежды не оправдались, это было настоящее любовное письмо, хоть и было написано сдержанно. Солома жалел её, как уже давно любимую девушку, которой уже не нужно каждый раз говорить, что любишь её. Ну и естественно проявлял о ней заботу, послал телевизор, чтоб отвлёк её от разглядывания тюремных стен и от мрачных мыслей. Причём по его маляве видно было, что она пишет ему примерно то же самое, а он ей отвечает.
Дрожащими от злости на Солому руками он запаял малёк и, позвав Валька, который никуда и не отходил от кабуры, отдал ему.
– Спасибо, Валёк, – проговорил он. – Если что, шуми, сам знаешь.
Со злости он уже хотел было написать Соломе сразу всё, что о нём думает, вместе с извещёнием о том, что денег для него, естественно, не будет. Но немного походив по камере и взяв себя в руки он сел и написал ему только о том, что на фирме проблемы и денег может не быть. Но на всякий случай надо подождать до конца недели. Сам же он, отправив малявку, стал обдумывать план мести.
* * *
Вано подошёл к Бандере, который пытался лёжа на шконке читать книгу, но у него ничего не запоминалось и не понималось в тексте.
– Виталь, – произнёс Вано потихоньку. – Вот малява на него тут пришла, только почему-то не с один восемь, а просто с восьмёрки. Я вот думаю, может единицу забыли написать? Чё делать, отдавать?
Бандера смотрел на малявку, которую из-под руки показывал Вано.
– Дай-ка я гляну, – взял он её в руки. – Позову, если что.
Бандера вскрыл малявку, хотя уже по почерку догадывался, что это не от Ольги и с обратным адресом тут не напутали. Малява действительно была написана мужским почерком и подписана каким-то Олегом. А вот содержание её показалось Бандере интересным, потому что там было написано про Ольгу и почти про него. Ведь это он её трахал перед тем, как её закинули к этому Олегу, если не врёт, конечно. Но было похоже, что не врет. А выяснить это точно можно будет только завтра ночью, когда в ночное дежурство заступит Гера. Василич сейчас хоть и на смене, но ничего не скажет. Да и теперь Бандера даже не сомневался, что этот Олег может говорить правду. Эта девушка, похоже, большая любительница потрахаться. Так что не удивительно, что её мог трахнуть и кум, и дубаки вместе с Герой, который провожал его в хату со стакана с ехидной улыбкой. А вот тем, что это Солома мог быть на месте Бандеры в стакане, этот Олег явно переборщил. «С чего бы это он, интересно, взял?» – подумал Бандера. Но настроения рассуждать на эту тему не было. Тем более что смотрящий действительно мог это сделать, просто на его месте Бандера выбрал бы кого-нибудь получше. Да и на своём теперь тоже…
Посмотрев на спящего Юрия, он запаял малявку и кивнул Вано.
– На, отдашь когда проснётся, – протянул он малёк подошедшему Вано. – И если будет писать ей или ещё кому, отправляй.
– Отправлять? – удивлённо спросил трассовой.
– Угу, – равнодушно кивнул головой Бандера и, брезгливо взглянув на Юрия, которому при его материальном положении досталась такая шваль, опять воткнулся в книгу, пытаясь осмыслить, наконец, написанное и забыть о потраченных деньгах и растоптаных чувствах.
– Тебе тут ещё малява, Виталь, – сказал снова подошедший Вано уже нормальным голосом и положил перед ним малёк на его имя.
Это было из восемь семь и Бандера равнодушно вскрыл его. Протас коротко, но очень настойчиво просил его устроить ему встречу с братом. «Чё ему, бля, надо? Достал уже», – беззлобно выругался про себя Бандера и равнодушно отмахнулся от Протаса, написав ему, что брата нет в городе, так как он уехал надолго. Думать над тем, что было нужно Протасу, у него тоже не было ни желания, ни настроения.
* * *
Лёжа на шконке Ольга читала маляву Соломы. Когда вечером принесли телевизор, подруги стали петь ей такие дифирамбы о нём, что она уже поневоле думала про него постоянно. В глазах арестанток это и был самый идеальный мужчина, о котором мечтает каждая женщина, и они навязали свои мысли ей. Каждая из них расхваливала особо понравившиеся им черты его характера или внешности. Но в одном все сходились: это надёжный и сильный человек и к тому же он питает к Ольге искренние чувства. А потому лучшего мужчины ей не сыскать, по крайней мере, сидя здесь, в тюрьме.
Ольга и сама стала уже замечать, что думает об Александре всё больше и больше, и сейчас впервые перечитывала его малявку снова и снова. Когда она уже раскрыла тетрадь и взяла ручку, чтобы написать ему, в углу камеры возле умывальника раздался какой-то скрежет. Время было уже под утро, и телевизионные передачи давно кончились. Кто-то занимался своими делами и разговаривали между собой, но в возникшей паузе в этом галдёже и наступившей тишине этот скрежет показался неожиданно громким, и находившиеся ближе к умывальнику девушки вскрикнули, подумав, что это крысы. Все сразу затихли и прислушивались к этому скрежету, действительно напоминающему поскрёбывание ногтями по бетону. Ольга тоже, как и все, внимательно смотрела в сторону умывальника.
– Лё-о-ля, – позвал Косу голос молодого парня из соседней камеры.
В полной тишине его негромкий голос звучал так, как будто он был прямо здесь, в камере.
– Погоди-погоди, потом, – отмахнувшись произнесла Коса и даже приставила палец к губам, как будто он её видел. – Тихо.
Зинка поднялась и осторожно подошла к крайней шконке. Сидящие на ней женщины смотрели куда-то под раковину, поджав ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39