– Да ничё… смотрю просто, как ты лечишься, – удивлённо ответил Потап. – Я слышал, что мёд вроде добавляют, говорят, помогает. А ты, смотрю, с сахаром.
Бандера ничего не ответил и повернулся к закипающей кружке. Отключив спираль, он кинул в неё дольку лимона и насыпал сахару. Зашевелился Юрий. Смотря, как он потягивается, просыпаясь, Бандера размешал ложкой сахар и поднёс кружку к губам. Глоток он сделал в тот момент, когда Юрий открыл глаза.
– Чё с тобой? – спросил Юра, удивлённо смотря на Бандеру, который сморщился, как будто откусил кусок лимона.
– Болею, – еле выговорил Виталий, с трудом вдохнув и подумав, что такие неприятные вкусовые ощущения от чая получились просто от взгляда ненавистного Юрия. Громко хлюпая, он сделал ещё глоток и скривился ещё больше, недоумённо смотря на кружку.
– Ты его закипятил, что ли? – удивлённо спросил Юрий, поднимаясь на локте.
– Что это? – с перекошенным лицом с трудом выговорил Бандера.
Неожиданно раздался громкий хохот, Потап и Вано просто прыснули со смеха и держались за животы.
– Коньяк, – всё также недоумённо произнёс Юрий, широко открытыми глазами смотря на Бандеру.
От громкого хохота трассовых проснулись почти все, включая Витяя и остальных у окна. Потап уже чуть ли не по полу катался, пытаясь выговорить сквозь смех:
– Ви-таль, ха-ха-ха, а я смотрю, ха-ха-ха, ты лимон кладешь, ха-ха-ха, и сахар, ха-ха…
– Виталик думал это чай, – объяснял со смехом уже понявший всё Юрий вопросительно смотревшим на него семейникам, – закипятил, сахару насыпал…
Хохот поднялся такой, что проснулись и соседи. Из кабуры в боковую камеру раздался голос:
– Нам тоже расскажите, чё там у вас? Давайте вместе посмеёмся.
Отставив кружку, Бандера подбежал к умывальнику и сплюнул. Мышцы лица уже начали приходить в себя, но так как он дышал только через рот, выражение лица оставалось смешным. Он понял, что пока спал, парни решили обмыть получение грева и уговорили Геру сходить за коньяком. К спиртному и наркотикам Бандера был равнодушен, и не употреблял даже в Новый год и в день рождения. Об этом все знали и не стали его будить, и поэтому он не злился на них за это. Но то, что они всё же подтянули его дубака, вызывало опасения, потому что в следующую смену тому выпадало дежурство с Василичем, который за деньги мог устроить свиданку или поход в гости.
– Вано, мне была малява? – раздался голос уже переставшего смеяться Юрия.
Вано отрицательно покачал головой, всё ещё морщась от смеха.
Сплюнув последний раз, Бандера пошёл к шконке, показав улыбающемуся Петровичу на спираль. Тот пошёл её прятать, а Юрий достал тетрадь и стал писать маляву. Поняв, что он хочет передать малёк Ольге через продол по баланде, пока это возможно в Герину смену, Бандера тоже достал тетрадь и написал на листке несколько слов.
– Как же ты так, Виталь? – приходил в себя от смеха Витяй.
– Ну у него же нос не дышит, ха-ха, – комментировал Леший, – не почувствовал…
Открылась кормушка. Петрович и ещё несколько человек пошли получать хлеб. Бандера тоже пошёл и, дождавшись, пока все отойдут, высунул в неё голову.
– Командир, подойди к пятнадцать А, – крикнул он.
Холоп постоял, пока не подошёл Гера, и ушёл. Малявы через продол в Герину смену можно было передавать потому, что он не контролировал баландёров и не стоял рядом с ними, как это было положено. На этом корпусе это пока был единственный развязный дубак.
– Слушай, есть лекарство вот такое? – громко спросил Бандера, показав дежурному листок.
Глядя на бумагу, Гера с удивлением прочитал: «Вован, по баланде стой возле холопа, смотри, чтоб не принял отсюда маляву. Так надо!»
* * *
Ольга была в самых расстроенных чувствах. Юрка ей так и не написал ничего. Ночью в кормушку закинули коробку конфет, но кто закинул и от кого не знала ни она, ни сокамерницы, всё произошло быстро. А предположений, кто ещё мог послать конфеты, было предостаточно. Во-первых, сосед Протасов мог про неё вспомнить, хоть и не пишет уже. Во-вторых, после последнего, только что полученного малька от Соломы уже был понятен его интерес и забота, Ольга ему явно не просто нравилась. В-третьих, мог послать конфеты этот Виталя из камеры Юрки, который ни с того ни с сего проявил заботу. Мог послать и Олег из восьмёрки, который уже не стал тянуть кота за хвост и в очередном мальке, который тоже пришёл под утро, прямо предложил ей встретиться и заняться любовью. Из этого малька Ольга даже сделала предположение о намерениях остальных заботящихся «ухажёров», в том числе и того опера Шаповалова, который, кстати, тоже мог закинуть эти конфеты.
Ольга старалась не думать обо всём этом, к тому же большую часть её мыслей занимало беспокойство о молчании Юрки. Завтрак, когда могла залететь малява через продол напрямую, прошёл. Дорогу между корпусами уже наверняка сняли, потому что скоро уже проверка. В голове постоянно стучали слова Косы о том, что Ольга ему уже не нужна. А постоянное навязывание ей мысли о том, что и Юра ей не нужен, что можно выбрать более достойного мужчину, сделало своё дело и, так и не получив до утра «письма» от Юрия, Ольга начала уже подумывать о правильности слов Косы.
Наконец она решилась сделать ещё один шаг к Юрию, прежде чем последовать совету новой подруги, и спросить о нём у этого его сокамерника Витали. Чувства к человеку, за которого она ещё недавно собиралась замуж, всё ещё были, и она решила выяснить всё до конца. Оставалось только дождаться вечера, когда наладят трассу.
Коса уже расстелила себе постель и собиралась лечь спать после утренней проверки.
– Ну, где там эти менты за…аные? – в нетерпении сказала она и, поднявшись, стала ходить по камере. Увидев сидящую с озадаченным лицом Ольгу, она спросила, уже смягчив голос: – Ты чего опять задумчивая такая?
Ольге уже и самой было неудобно, что она постоянно плачет. И слова Косы о том, что она плачет «по какому-то чёрту, который и слёз её не стоит», опять вспомнились ей. Она сделала вид, что думает над предложением подобрать себе достойного друга, и сказала:
– Да вот… думаю…Тебе не кажется, что этот Сашка твой, которого ты мне рекомендовала, тоже потрахаться просто хочет? – Ольга протянула ей маляву от Олега из восьмёрки.
Прочитав написанное, Коса улыбнулась и выдохнула недавно вошедшее в лексикон и ставшее модным слово.
– Bay…
– Что скажешь? – спросила у неё Ольга.
Коса ещё раз сильно заинтересованными глазами и с открытым ртом прочитала маляву и её лицо и голос стали похотливыми.
– Слушай, Оль, дай я с ним встречусь. Он же тебя не видел… Дай… Это ж наверняка он конфеты эти загнал нам…
– Он же почерк мой знает, я ему отвечала уже, – просто ответила Ольга, даже не удивляясь поведению подруги.
– Ну… я тебе буду говорить, чё писать… мы уже так делали… давай, Оль, у тебя и так вон поклонников полно, – Коса смотрела на неё просящим взглядом.
– Так эти поклонники, может, тоже потрахаться только хотят, – проговорила Ольга, беря в руку малёк от Соломы.
– Нее, Сашка – он не такой, – оправдывала смотрящего Коса. – Ты же видела, как он на тебя смотрел? Тут походу чувства…
– Ну ты же сама говорила, что только здесь, в тюрьме, мужики способны так влюбляться. А потом что?
– Да какая разница, что будет потом? Ты пойми, глупая, жить надо сейчас, здесь. Сроку, как у дурака махорки… – Коса вовремя опомнилась, поняв, что от последних слов Ольга может опять расплакаться и впасть в отчаяние, и решила приписать эти слова себе. – Я тут с ума сойду, сидеть столько. Дай его мне, Оль, а то с малолеткой с этим не потрахаешься беспонтовым, – она кивнула на кабуру в 19, – у него мозгов и денег не хватит, чтобы свиданку устроить…
Пламенные излияния Косы прервал грохот открываемой на проверку двери. Вместе с просчётной «делегацией» в камеру вошел тоже сдававший свою смену опер Шаповалов, чего раньше он никогда не делал. Скользнув взглядом по всем заключенным, он остановил его на Ольге на всё время просчета. Смотрящие на считающего корпусного девушки не обратили на это внимания, но Коса взгляд опера заметила и Ольга тоже. Как только они вышли, Коса сразу сказала.
– Ты видела? Похоже, кум не больно-то хочет тебя стукачкой сделать. Походу, ты ему тоже понравилась, как он смотрел… Вот видишь, какой у тебя выбор богатый… Дай мне этого Олега, Оль…
Картинно вздохнув, Ольга вытащила из-под матраса тетрадь с ручкой и, открыв её, сказала, взглянув на подругу:
– Давай, диктуй.
Обрадованная Коса подскочила к Ольге, сон у неё как рукой сняло.
* * *
Парням пришлось сжечь немало бумаги, чтобы к проверке в камере не воняло как в самогонном бараке, в котором сломался аппарат.
– Чем это у вас так воняет? – спросил опер Шаповалов, который тоже зашёл в камеру во время просчёта.
– Да перебрали немного с голодухи, гражданин начальник, – с улыбкой пояснил Витяй, показывая на забитую продуктами решётку, – и как-то все сразу какать захотели.
Не ожидавшие услышать такую отмазку сокамерники засмеялись, и даже у принимавшего смену корпусного поднялось настроение.
– Вы, наверное, сразу по двое срали в одну дырку, и по полкниги зараз сжигали? – спросил он, выходя из камеры.
В камере опять засмеялись. А когда дверь за ментами закрылась, все с улыбкой посмотрели на Бандеру, всё ещё пытавшегося высморкаться возле умывальника.
– Хули вы угараете? – беззлобно спросил Бандера, выпрямившись и проходя мимо укладывающихся спать Вано с Потапычем. – Не могли сказать, что ли?
– Так мы ж думали, ты лечишься как-то по-новому, – весело ответил Потап.
– Ну-у, – подхватил Вано. – Слышал, как водкой горячей с мёдом лечатся, думал, ты по-своему решил попробовать.
Бандера подшёл к окну и, взяв с решётки кусок колбасы, присел и стал его резать заточенной ложкой, сказав Витяю:
– Вы бы допили как-нибудь эту бурду, – он потрогал накрытую картонкой кружку со своим «чаем с лимоном». – Остыл уже почти. А то со шмоном нагрянуть щас могут, кум походу чё-то заподозрил.
– Так похмелились уже вроде, тем, что нормального оставалось, – весело ответил Витяй и все опять заулыбались, кроме Лешего.
– Ну вылей тогда, – кивнул Бандера на парашу, – а то прям щас залететь могут.
– Да ну на ху…, – Леший присел к импровизированному столу, – я добру не дам пропасть. Ну и хер с ним, чё сладкий… Кто со мной?
Выпить тёплого, сладкого коньяку с лимоном не отказался только Антон, но налил себе совсем чуть-чуть. Они достали себе на закуску начатую коробку конфет и предложили Бандере:
– Хоть конфет рубани, Виталь. Чай-то ты после этого пить не бросишь?
– Откуда конфеты? – не обратил внимания на насмешку Бандера, беря одну из коробки и откусывая. – С коньяком заказывали?
– Ну, – ответил Леший, – мы даже пару коробок взяли. Одну вон Юркиной подруге сразу загнали.
Бандера аж чуть не поперхнулся и даже не обратил внимания на смех Юрия с Витяем после того, как Леший с Антоном выпили и их лица скривились. Перестав даже жевать находящуюся во рту конфету, Бандера встал и пошёл опять к умывальнику, якобы попробовать высморкаться. Но по пути толкнул уже засыпающего Вано и кивнул ему головой, чтобы тот подошёл.
– Конфеты кто в один восемь загонял? – спросил он потихоньку у подошедшего Вано под шум льющейся воды.
– Витяй с дубаком говорил, не Юрик, – сразу поняв, что к чему, ответил Вано.
– Не говорил, от кого, чё?
– Нет, просто когда насчёт ларька договаривался, сказал чтоб одну коробку в один восемь закинул и всё, – наклонившись ещё ниже сказал Вано.
Бандера удовлетворённо кивнул и только теперь стал дожёвывать конфету. Не успел Вано отойти от него, как дверь стала резко открываться. Бандера сразу посмотрел на Лешего, который залпом допивал оставшийся в кружке коньяк и, засунув в рот кусок колбасы, со скорченным лицом наливал с пакета мёд в кружки из-под коньяка.
– Чё-то у вас тут пахнет странно, – сказал вошедший во главе дубаков Женя Шмон, которому всё же сказали кум или кто-то ещё о вони горелым в камере. Женя принюхался. – Бражку, что ли, поставили? Ну-ка, все на выход.
Все стали подниматься и выходить. Кто был раздет на ходу одевались или брали с собой на продол вещи и одевались уже там.
– Давай в семёрку их пока, надо хорошенько тут пошерстить, – скомандовал Женя дубаку и полез со своими помощниками переворачивать лежащие на полу матрасы и всё остальное.
Всех живущих в десятиместной хате тридцать два человека спустили на первый этаж и закрыли в пустующий женский отстойник, который был более чем вдвое меньше их камеры. Все стояли. Кое-кто у стен сидел на корточках.
– Э, начальник! – колотил в дверь Леший, у которого кровь от выпитого спиртного разыгралась и не давала ему стоять как в битком набитом автобусе. – Давай лучше в дворик прогулочный, тут дышать нечем!
Дубаки, конечно же, оставили его слова без внимания, и Леший выпускал пар потоком грязных ругательств в их адрес, правда, не крича их на продол. Юрий, уже немного разбирающийся в прохождении тюремной дороги, под воздействием коньяка осмелел и по подсказке Антона сел на парашу и стал звать восьмёрку, вытащив кляп из сливного отверстия.
– Говори, – овтетил голос из параши.
– Слушай, там малька не было под утро с один восемь на пятнадцать А? А то чё-то долго дойти не может. Может, просто не успели отправить там дальше на новый, или обратно? Не проходил через вас малёк?
– Всё что идёт отправляем сразу, – ответил голос, – а откуда и куда мы не запоминаем, их много идёт.
– Понятно, – ответил Юрий и, уже научившись, почти блатным голосом сказал: – ну ладно, пойдём пока.
– Пойдём, – ответил голос и слышно было, как там трубу заткнули кляпом.
Леший продолжал ругаться, протискиваясь между арестантами от стены к стене. Но шмон, к счастью, продолжался недолго и через полчаса их, прощупав на выходе всю одежду, подняли обратно в хату, где царил полный разгром.
Все стали наводить порядок в своих мешках и на своих местах. Сразу выяснилось, что менты отшмонали только стандартный набор: карты, лезвия, сплетённого коня и прочую мелочь, которая быстро восстанавливается. Самое главное – деньги, которые небезосновательно называли воздухом, оказались на месте, потому что их прятали со всей изощрённостью.
– Чё, нормально там у вас? – спросили соседи с пятнадцатой, которые слышали движения шмона.
– Да, нормально, – ответил находящийся ближе всех Потап. – Коня вот не успели вам сплавить, да пулемёты…
– Понятно. Ну ничё… чё, первый раз, что ли, – ответил голос из кабуры. – Тут прогон на вас был со сто десятой, пока вас не было. Япония две двести.
– Япония две двести? – переспросил Потап.
– Да, – ответили соседи.
– Скажи, что всё понятно, – сказал Потапу с конца камеры Бандера и повернулся к Витяю с Лешим. – Всё ровно значит. Пару соток Гера себе взял, и два ляма сюда.
– А почему Япония? Сказали же, чтоб только сумму прогнали, – спросил Витяй у Юрия.
– Это батя, чтоб я понял, наверное. Фирма его так называется, – ответил Юрий и подошёл к окну, вглядываясь через решётку на ворота тюрьмы. – Он сейчас там?
– Может и там, там щас много народу в понедельник с дачками стоит, – равнодушно ответил Витяй, складывая свои вещи. – Только из-за заборов не видно.
* * *
Олег сразу узнал голос Юрия, хоть он и звучал из канализационной трубы. Первым желанием было сразу подбежать к параше и самому поговорить с ним. Но голос вчерашнего запуганного пряника звучал так жёстко, что сразу было видно – его приняли блатные, с которыми желания общаться не было никакого и даже будет лучше, если они не будут знать, что Плетень остался сидеть в восьмёрке.
Но это открытие навело его на мысль, что если это тот самый «Юрочка», в которого влюблена эта принцесса с один восемь, то она довольно симпатичная должна быть. Правда, в судебной клетке Олег видел её в таком состоянии, по которому трудно было судить о внешности, не говоря уже о характере. Ведь она сразу упала там в обморок, не произнеся ни слова, и он даже не слышал её голоса. Но фигура у неё была хорошей, и сейчас, после длительного воздержания, от одного воспоминания о ней у Олега сразу началась эрекция и он старался представить, как красиво выглядит лицо этой Ольги в нормальном состоянии.
То обстоятельство, что она была девушкой его хоть и не друга, но знакомого, его ничуть не смущало. Тем более что этот Юра сейчас был с людьми, которые его били, и сейчас Олег испытывал бы даже наслаждение от того, что поимел бы его девчонку. Вот только неизвестно, поведётся ли она? Вряд ли, сучка в натуре любит этого типа. Но сам факт сделанного открытия, кто же всё-таки такая эта принцесса, взволновал его и он нетерпеливо ходил по отстойнику, замечтавшись о возможной встрече с ней.
– Восьмёрка! – раздался из параши приглушённый голос.
– Говори, – ответил подошедший Лупатый, подняв кляп.
– Давай домой, – сказал женский голос, который был настолько пропитым и прокуренным, что хрипел как мужской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39