При условии отсутствия негатива, конечно. А факт, что ты замешан в том, причастным к чему тебя даже помыслить не могут, придавал ситуации особую прелесть. Оставаясь в зоне тени, он мог с безопасного расстояния наблюдать, как его цифровой булыжник сочно плюхнулся в стоячие воды реальности. Мощный всплеск – и во все стороны побежали множащиеся кольца волн.
6
…себас меня не найдет будет искать повсюду пройдет по всем мостам по свежему следу будет искать меня даже в своей постели рядом с собой будет касаться меня но так и не найдет бедное сердечко такой же слепец какой была и я он не виноват никто не виноват даже гилле я сама виновата но сейчас не время все уже случилось жизнь идет своим чередом и ничего не попишешь мой малыш-осьминожек такой нежный к добру ли все это жаль бедняжку я не должна была называть его гилле только гильермо да а еще лучше сукин сын мир предлагает мне столько всего всяко больше чем этот городишко пыжится казаться современным и прогрессивным а на деле это все только нарисованный фасад декорация я не выдержу если встречу его пьяного на улице от этого любая устанет столько любви куда все подевалось а началось когда я сказала да нужно было подумать еще подумать о себе всему свое время я не могла сказать нет только да сколько лет мне было совсем дурочка сейчас так просто понимать все задним умом хотя нет появись он теперь опять бы растаяла если такой каким я познакомилась с ним столько планов и еще не пил а может и пил только я не замечала точно как себас он тоже не видит плохого я не сделала ему ничего плохого так по мелочи ничего серьезного но все равно так легко запутаться и думать что себас не виноват он не хотел а я неужели так ничему и не научилась нет дело не в этом это страх страх мне трудно быть одной может другим и нет а мне да вырвалась на волю и первое что сделала ринулась искать уверенности и защиты прикрыть спину а в итоге теряет бедняга себас это неправильно я так старалась с этим сукиным сыном столько сил и все напрасно напрасно напрасно и они еще хотят чтобы ты после всего этого вела себя достойно благовоспитанная сеньорита чтоб вам сдохнуть достали меня пошли к черту этот козел все названивает не нужно было разговаривать нужно было бросить трубку кому какое дело он знает как работает себас всегда звонит когда я одна с ума сойти а если бы себас был дома не нужно было с ним разговаривать трудно бросить трубку он меня оттрахал было так просто а теперь поздно слишком поздно когда наберусь ума и столько нежности столько нежности а в постели он великолепен может это тоже такая любовь после всего что было не знаешь чему верить в омут головой и будь что будет я смогу смогу козел-препод чего только не делает чтобы увидеть мои сиськи все они как доносо все одинаковые элиана скалится тебе же нравится выставлять сиськи да и вообще все напоказ думаешь я не замечаю твоя усмешка твой взгляд оттрахать все что шевелится стоит лишь на секунду потерять бдительность у меня классные сиськи правда себас не такой он слишком хороший а гилле был такой сразу схватил меня за задницу зачем он запил у нас все шло так чудесно мне ведь много не надо ничего лишнего парочку детишек домик стабильный доход зачем он начал пить никто не сделает карьеру если уже с утра зенки залиты и несет перегаром а эти пятницы жуткие пятницы холостяцкие вечеринки зло берет думать что я столько выдержала а ему все нипочем хоть трава не расти думал что так и надо приходит домой пьяным в стельку и валится в койку а я еще немного и начала бы вязать по вечерам как его предки думал что я такая же он не виноват это я его разбаловала вот дура пялилась в телевизор ждала его как идиотка хорошо что я перебралась сюда правда синематеки нет а в библиотеках хоть шаром покати этот город настоящая ширма один фасад что со мной будет мой дом пахнет свежими орхидеями нужно было забрать туфли что сегодня на ужин девчонка строит из себя взрослую я так и не усвоила урок и не поняла сути меня давно тошнит от этого теперь девочка должна сказать мальчику слушай приятель не будь таким ревнивым меня тошнит от этого гадкие воспоминания если не успокоишься твои кошмары станут реальностью я раньше никого не замечала гильермо был мне свет в окошке я была слепа это любовь любовь у него никого нет столько ночей одна не сплю смотрю на часы шесть семь приходит краше в гроб кладут я пришел к тебе спать а я да дорогой как повеселился я так рада ну и запах и дрых как бревно а я смотрела на него с любовью идиотка вот блевотина а потом когда я начала злится даже не помню так постепенно кончается терпение дни сбиваются в кучу и все упреки и доводы сбиваются в кучу когда когда больше уже невозможно нужно было уехать в санта-крус а я вот вам прилежно учусь и работаю и снова окольцевалась любая скажет браво ты устроила свою жизнь но все же все же так хочется вскочить в первый же самолет и свалить куда угодно проснуться в амстердаме или Лиссабоне сменить имя покрасить волосы стать той кем всегда хотела стать а мне так и не позволили или я сама себе не позволила безответственной да безответственной будь что будет и если я что видела то не помню все было бы так просто мой осьминожек и все начнется заново себас будет рыться в моих карманах бедняжка пытается проверять мой e-mail думает я не замечаю но в антигуа было здорово и от него веет спокойствием таким спокойствием что я могу остаться дрыхнуть в его объятиях с храпением и причмокиванием и прощайте мечты покажи их преподу элиана преподу а не мне как сегодня ночью боже как мерзко гильермо такой пьяный знаменитая капля что переполнила чашу собрание на работе дескать такая сволочь звонит спрашивает можно я приду домой не один а я да дорогой конечно что ты и он приперся в обнимку с этой шлюхой секретаршей а я им как картинка на стене наверное он так ей и сказал моя жена делает то что я ей велю какие плоские фантазии почему им надо сразу с двумя если и с одной-то толком трахнуться не могут знаменитая капля наконец-то чтобы очнуться иногда приходится пройти и через такое но лучше раньше чем позже и лучше поздно чем никогда раньше позже никогда а что теперь что теперь себастьян невинная пташка а хочу лишь хочу чего вот если бы я управляла операцией ворон наркогейт тоже неплохо еще та штучка наш мэр еще тот жук говорят он платит журналам за интервью и съемки говорят он скупил уже полгорода когда же прозвенит проклятый будильник неужели я действительно хочу стать адвокатом потом на работу снова терпеть этого козла доносо днем больше днем меньше домой в сраный квартал хотя кому-то бы и понравился это мой дом он такой славный все блестит кругом порядок себас мне помогает совсем не как эта сволочь гильермо может что хорошее по телеку покажут секретные материалы или посмотрю видик а может закончу этот роман учиться ни позывов ни порывов потом спать соседи шумят себас меня не найдет пройдет по всем мостам по свежему следу будет искать меня даже в своей постели но так и не найдет он не виноват но сейчас не время все уже случилось жизнь идет своим чередом и ничего не попишешь.
7
– Такое расточительство – кругом столько лиц, – заметил Пиксель.
– Да, опупеть можно, пока всех оцифруешь.
Двое подростков расклеивали афиши, кричащие о приезде «Azul Azul». Стена была вся покрыта плакатами и постерами с рекламой фильмов и новых компакт-дисков. Цветные бумажки, которые порой жили всего несколько минут, успев лишь явить миру свое лицо и тут же оказаться погребенными под слоем очередных ярких листков. Кучка приехавших из Потоси крестьян просила милостыню, рядом топтались их смущенные и перепуганные ребятишки. Длинная вереница машин на проспекте почти не двигалась, автомобили возмущенно сигналили, но подвешенные на усиженных птицами проводах светофоры явно не торопились переключаться с красного на зеленый, а когда они все же меняли цвет, то это длилось не больше нескольких секунд, за время которых с перекрестка успевала убраться только пара счастливчиков да в нечувствительных – словно под анестезией – от постоянного шума ушах раздавалось еще четыре-пять звонков мобильных телефонов: дорогая, я сегодня задержусь.
– Уж лучше без машины.
– Людям горе – дураку радость.
Себастьян прочитал на углу название улицы: «проспект Акаций». Вспомнил свою улицу Каскадов и Парковую улицу. Мэру – этому энергичному самовлюбленному усачу – три года назад пришла в голову неплохая идея переименовать навевающие печальные воспоминания исторические названия – даты сражений, имена президентов и так далее – на более нейтральные и поэтические. Рио-Фухитиво должен избавиться от груза прошлого и приготовиться к встрече нового века, нового тысячелетия, вещал мэр с балконов здания мэрии в день своего вступления в должность, а затем, под гром аплодисментов собравшейся на площади толпы, вздохи подростков с бушующими в крови гормонами и зрелых полногрудых женщин, он застыл в неподвижности, сковав мускулы лица, рук и тела в позе, призванной внушить впечатление глубины и серьезности с легким налетом меланхолии, чтобы защелкавшие вспышки успели осветить, а фотокамеры запечатлеть сей величественный и судьбоносный миг как часть без устали бегущего потока времени. Проект местного Нарцисса прожил недолго: ходили слухи, что скоро проспект Плакучих Ив будет переименован в проспект Президента Монтенегро.
– Не знаю, какого черта я повелся на твои уговоры.
– Ой, как мы боимся жены. Ну, выпьем по глоточку, поболтаем маленько и спокойненько пойдещь ее встречать. Ты сказал в десять, да?
– Обещаешь не запирать дверь? И позволишь мне уйти без шума и скандала?
– Твоя воля для меня священна.
– Ну-ну. Запомни это.
Они проработали в издательстве до семи. Пиксель был в депрессии, ему сообщили плохие новости об отце – метастазы. Слово, которого взрослые боятся так же сильно, как дети – заброшенных домов. Ему не хотелось возвращаться в одиночество квартиры, и он попросил Себастьяна и Брауделя пойти с ним – они закажут пиццу и выпьют немного рома. Браудель пообещал зайти позже – ему хотелось успеть прочитать побольше в Интернете об этом немецком писателе, который родился больше ста лет назад, пережил две мировые войны и умер недавно, оборвав жизнь выстрелом в рот (Пиксель окинул его беспомощным взглядом, словно не в силах понять силу, толкавшую Брауделя без устали блуждать по сети – голодная рыба в электронных водах – в жадных поисках информации по случайно найденной и столь экстравагантной теме, чтобы через пару дней напрочь забыть о ней без всякого зазрения совести). Себастьян не мог отказать: ему было совестно бросить Пикселя одного в такую минуту. Тем не менее, он беспокоился, что невинное приглашение – как это уже бывало – может перерасти в ловушку: как только Пикселю удавалось немного выпить, он уже не останавливался до самого утра. На экране один порнофильм сменялся другим – он знал наизусть все изгибы и округлости Жанин Линдемулдер и Дженны Джеймсон, размер их ягодиц, точную форму гениталий и контур губ во время минета и заявлял, что порнозвезды на сегодняшний день единственные, на кого вообще стоит смотреть – Пиксель приканчивал первую бутылку и пускался на поиски недопитого ранее, после чего отправлялся за своими заначками кокаина, припрятанными среди аспирина и анальгина в шкафчике ванной. Пьяным он становился совершенно несносным – наглым, грубым и тупым и затевал невероятный скандал, если кто-нибудь только заикался, не пора ли расходиться. А Себастьян обещал Никки встретить ее после занятий в университете.
У входа в дом Пикселя спал нищий. Проходя мимо, Пиксель пнул его в бок. Перепуганный нищий спросонья подскочил, и Себастьян его узнал: это был Библиотекарь. Вечно в жутком черном пальто с привычкой распахивать его перед девочками-подростками, демонстрируя им свой волосатый член. Полиция арестовывала его бесчисленное множество раз, но через несколько дней неизменно выпускала на свободу. Его история ни для кого не была секретом: работал библиотекарем в государственном университете Ла-Паса, заботился о книгах, словно о собственных детях, иногда даже отказываясь выдавать их на руки тем, кто, по его подозрениям, не относился бы к его подопечным с должным трепетом. Затем начал уносить книги домой – одну за другой, полку за полкой – пока однажды зимней ночью встревоженная соседка не услышала его крики о помощи: он не мог выйти из комнаты, поскольку книгами оказались заложены все стены, окна и двери. Библиотекаря уволили, больше он никуда не устроился и начал жить под мостом. Холод выгнал его из Ла-Паса, и наш герой оказался на улицах Рио-Фухитиво с «Размышлениями» Марка Антония в кармане, подворовывая ксерокопии книг с лотков уличных торговцев и оскорбляя телевизоры в витринах магазинов бытовой электроники.
Себастьян бросил на землю несколько монет. Библиотекарь сгреб их в горсть.
– Можете не надеяться, что вы меня купили, – бормотал он. – Меня нельзя купить. А может и можно. Но это не ваше дело. Все вы кучи говна.
И ушел, отплевываясь ругательствами. У входа несло мочой.
– Вот главное дерьмо жизни в центре. Полно нищих. Как только мэр решит выгнать их к чертям собачьим, он тут же получит мой голос в свою поддержку.
Они поднялись наверх в дребезжащем лифте с выбитыми стеклами. Войдя в квартиру, Пиксель направился на кухню разливать ром, а Себастьян прошел в гостиную, вскрыл пакет с чипсами и включил телевизор – «Panasonic» более тридцати дюймов в диагонали, – чьи внушительные размеры навевали мысли о старинных бельевых шкафах, где хранилась одежда и дорогие сердцу хозяина воспоминания о безвозвратно ушедших временах.
– Эй, мог бы и прибраться немного, – крикнул он. – Хотя бы сделал вид. Сразу видно, что здесь давным-давно не ступала нога женщины.
– По крайне мере, не той, ради которой стоило бы делать уборку.
Несло мышиным пометом, на столе стояли пустые бутылки из-под пива, валялся пульт от SuperNintendo, коробка «Расхитительницы гробниц» с пышнотелой Ларой Крофт на обложке и просыпавшийся из пепельниц пепел. На полу порножурналы – «Club», «Oui» – мирно перемешались с благопристойными «People» и «Newsweek» на испанском, а также «Wired». Пиксель был настоящим фанатом журналов и скупал все, что попадалось ему на глаза в киосках на площади, и имел подписку на остальные, которые приходили ему на адрес издательства. Он говорил, что в этом и заключается анахронизм сознания – электронные версии журналов можно только скачивать, но не читать (этим он и отличался от Брауделя).
– Тебе пришел новый «Wired»? Здесь только прошлый выпуск.
– Посмотри в туалете.
– Дружище, для этих целей нужно выбирать чтиво полегче.
Себастьян обежал глазами черно-белые фотографии на стенах; на каждой из них присутствовал цифровым способом вставленный в кадр Пиксель. На одной Пиксель был еще одним офицером, стоящим рядом с Че у маленькой сельской школы в Вальегранде, прямо перед расстрелом. На другой равнодушно созерцал вьетнамскую голую девочку, убегающую от плюющегося напалмом бомбардировщика янки. Обнимался с китайцем перед кровавым побоищем на площади Тянанмынь. Вручал корону венесуэльской Мисс Вселенной. Пожимал руку Карлосу Монсону перед боем. Был адъютантом Пиночета в Ла-Монеде. Приветствовал облаченного в пончо Фухимори. Это была грубая работа, поза Пикселя не соответствовала интонациям фотографий и в глаза сразу бросалась их неестественность и аляповатость. Но все же было в них что-то, что привлекало Себастьяна. Может, это ощущение власти, возможность принять участие в истории, способность прожить одновременно тысячи жизней и в одной из них хотя бы слегка прикоснуться к событиям, затрагивающим все общество, страну, континент или даже вселенную. Нет, не делать историю – это уже слишком, – а просто присутствовать при ее создании. Нечто, что убедило бы Себастьяна, что его жизнь не сводится к работе в издательстве, что он не тратит ее на пустяки, бездумно распыляя драгоценные мгновения по ветру времени, не оставляя за собой никаких следов. Достаточно ли быть творцом Цифровых Созданий? Заканчивалась ли на них вся отпущенная ему слава?
Конечно, думал он, выключая телевизор и ставя диск Октавии в музыкальный центр, между ним и Пикселем существует огромная разница – Себастьян предпочитал держаться в стороне от фотографий. Держаться в зоне тени, недоступной ловушке объектива. Не быть ни вьетнамской девочкой, ни стреляющим напалмом пилотом, быть там, где серый невидимый миру бюрократ, что отдавал приказы из офиса в Пентагоне.
Он уселся на диван. Из кухни пришел Пиксель со стаканами. Рассказал о сетевой игре, в которую сейчас включился. Она называлась Nippur's Call, дело происходит в Средние века – алхимики, огнедышащие драконы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
6
…себас меня не найдет будет искать повсюду пройдет по всем мостам по свежему следу будет искать меня даже в своей постели рядом с собой будет касаться меня но так и не найдет бедное сердечко такой же слепец какой была и я он не виноват никто не виноват даже гилле я сама виновата но сейчас не время все уже случилось жизнь идет своим чередом и ничего не попишешь мой малыш-осьминожек такой нежный к добру ли все это жаль бедняжку я не должна была называть его гилле только гильермо да а еще лучше сукин сын мир предлагает мне столько всего всяко больше чем этот городишко пыжится казаться современным и прогрессивным а на деле это все только нарисованный фасад декорация я не выдержу если встречу его пьяного на улице от этого любая устанет столько любви куда все подевалось а началось когда я сказала да нужно было подумать еще подумать о себе всему свое время я не могла сказать нет только да сколько лет мне было совсем дурочка сейчас так просто понимать все задним умом хотя нет появись он теперь опять бы растаяла если такой каким я познакомилась с ним столько планов и еще не пил а может и пил только я не замечала точно как себас он тоже не видит плохого я не сделала ему ничего плохого так по мелочи ничего серьезного но все равно так легко запутаться и думать что себас не виноват он не хотел а я неужели так ничему и не научилась нет дело не в этом это страх страх мне трудно быть одной может другим и нет а мне да вырвалась на волю и первое что сделала ринулась искать уверенности и защиты прикрыть спину а в итоге теряет бедняга себас это неправильно я так старалась с этим сукиным сыном столько сил и все напрасно напрасно напрасно и они еще хотят чтобы ты после всего этого вела себя достойно благовоспитанная сеньорита чтоб вам сдохнуть достали меня пошли к черту этот козел все названивает не нужно было разговаривать нужно было бросить трубку кому какое дело он знает как работает себас всегда звонит когда я одна с ума сойти а если бы себас был дома не нужно было с ним разговаривать трудно бросить трубку он меня оттрахал было так просто а теперь поздно слишком поздно когда наберусь ума и столько нежности столько нежности а в постели он великолепен может это тоже такая любовь после всего что было не знаешь чему верить в омут головой и будь что будет я смогу смогу козел-препод чего только не делает чтобы увидеть мои сиськи все они как доносо все одинаковые элиана скалится тебе же нравится выставлять сиськи да и вообще все напоказ думаешь я не замечаю твоя усмешка твой взгляд оттрахать все что шевелится стоит лишь на секунду потерять бдительность у меня классные сиськи правда себас не такой он слишком хороший а гилле был такой сразу схватил меня за задницу зачем он запил у нас все шло так чудесно мне ведь много не надо ничего лишнего парочку детишек домик стабильный доход зачем он начал пить никто не сделает карьеру если уже с утра зенки залиты и несет перегаром а эти пятницы жуткие пятницы холостяцкие вечеринки зло берет думать что я столько выдержала а ему все нипочем хоть трава не расти думал что так и надо приходит домой пьяным в стельку и валится в койку а я еще немного и начала бы вязать по вечерам как его предки думал что я такая же он не виноват это я его разбаловала вот дура пялилась в телевизор ждала его как идиотка хорошо что я перебралась сюда правда синематеки нет а в библиотеках хоть шаром покати этот город настоящая ширма один фасад что со мной будет мой дом пахнет свежими орхидеями нужно было забрать туфли что сегодня на ужин девчонка строит из себя взрослую я так и не усвоила урок и не поняла сути меня давно тошнит от этого теперь девочка должна сказать мальчику слушай приятель не будь таким ревнивым меня тошнит от этого гадкие воспоминания если не успокоишься твои кошмары станут реальностью я раньше никого не замечала гильермо был мне свет в окошке я была слепа это любовь любовь у него никого нет столько ночей одна не сплю смотрю на часы шесть семь приходит краше в гроб кладут я пришел к тебе спать а я да дорогой как повеселился я так рада ну и запах и дрых как бревно а я смотрела на него с любовью идиотка вот блевотина а потом когда я начала злится даже не помню так постепенно кончается терпение дни сбиваются в кучу и все упреки и доводы сбиваются в кучу когда когда больше уже невозможно нужно было уехать в санта-крус а я вот вам прилежно учусь и работаю и снова окольцевалась любая скажет браво ты устроила свою жизнь но все же все же так хочется вскочить в первый же самолет и свалить куда угодно проснуться в амстердаме или Лиссабоне сменить имя покрасить волосы стать той кем всегда хотела стать а мне так и не позволили или я сама себе не позволила безответственной да безответственной будь что будет и если я что видела то не помню все было бы так просто мой осьминожек и все начнется заново себас будет рыться в моих карманах бедняжка пытается проверять мой e-mail думает я не замечаю но в антигуа было здорово и от него веет спокойствием таким спокойствием что я могу остаться дрыхнуть в его объятиях с храпением и причмокиванием и прощайте мечты покажи их преподу элиана преподу а не мне как сегодня ночью боже как мерзко гильермо такой пьяный знаменитая капля что переполнила чашу собрание на работе дескать такая сволочь звонит спрашивает можно я приду домой не один а я да дорогой конечно что ты и он приперся в обнимку с этой шлюхой секретаршей а я им как картинка на стене наверное он так ей и сказал моя жена делает то что я ей велю какие плоские фантазии почему им надо сразу с двумя если и с одной-то толком трахнуться не могут знаменитая капля наконец-то чтобы очнуться иногда приходится пройти и через такое но лучше раньше чем позже и лучше поздно чем никогда раньше позже никогда а что теперь что теперь себастьян невинная пташка а хочу лишь хочу чего вот если бы я управляла операцией ворон наркогейт тоже неплохо еще та штучка наш мэр еще тот жук говорят он платит журналам за интервью и съемки говорят он скупил уже полгорода когда же прозвенит проклятый будильник неужели я действительно хочу стать адвокатом потом на работу снова терпеть этого козла доносо днем больше днем меньше домой в сраный квартал хотя кому-то бы и понравился это мой дом он такой славный все блестит кругом порядок себас мне помогает совсем не как эта сволочь гильермо может что хорошее по телеку покажут секретные материалы или посмотрю видик а может закончу этот роман учиться ни позывов ни порывов потом спать соседи шумят себас меня не найдет пройдет по всем мостам по свежему следу будет искать меня даже в своей постели но так и не найдет он не виноват но сейчас не время все уже случилось жизнь идет своим чередом и ничего не попишешь.
7
– Такое расточительство – кругом столько лиц, – заметил Пиксель.
– Да, опупеть можно, пока всех оцифруешь.
Двое подростков расклеивали афиши, кричащие о приезде «Azul Azul». Стена была вся покрыта плакатами и постерами с рекламой фильмов и новых компакт-дисков. Цветные бумажки, которые порой жили всего несколько минут, успев лишь явить миру свое лицо и тут же оказаться погребенными под слоем очередных ярких листков. Кучка приехавших из Потоси крестьян просила милостыню, рядом топтались их смущенные и перепуганные ребятишки. Длинная вереница машин на проспекте почти не двигалась, автомобили возмущенно сигналили, но подвешенные на усиженных птицами проводах светофоры явно не торопились переключаться с красного на зеленый, а когда они все же меняли цвет, то это длилось не больше нескольких секунд, за время которых с перекрестка успевала убраться только пара счастливчиков да в нечувствительных – словно под анестезией – от постоянного шума ушах раздавалось еще четыре-пять звонков мобильных телефонов: дорогая, я сегодня задержусь.
– Уж лучше без машины.
– Людям горе – дураку радость.
Себастьян прочитал на углу название улицы: «проспект Акаций». Вспомнил свою улицу Каскадов и Парковую улицу. Мэру – этому энергичному самовлюбленному усачу – три года назад пришла в голову неплохая идея переименовать навевающие печальные воспоминания исторические названия – даты сражений, имена президентов и так далее – на более нейтральные и поэтические. Рио-Фухитиво должен избавиться от груза прошлого и приготовиться к встрече нового века, нового тысячелетия, вещал мэр с балконов здания мэрии в день своего вступления в должность, а затем, под гром аплодисментов собравшейся на площади толпы, вздохи подростков с бушующими в крови гормонами и зрелых полногрудых женщин, он застыл в неподвижности, сковав мускулы лица, рук и тела в позе, призванной внушить впечатление глубины и серьезности с легким налетом меланхолии, чтобы защелкавшие вспышки успели осветить, а фотокамеры запечатлеть сей величественный и судьбоносный миг как часть без устали бегущего потока времени. Проект местного Нарцисса прожил недолго: ходили слухи, что скоро проспект Плакучих Ив будет переименован в проспект Президента Монтенегро.
– Не знаю, какого черта я повелся на твои уговоры.
– Ой, как мы боимся жены. Ну, выпьем по глоточку, поболтаем маленько и спокойненько пойдещь ее встречать. Ты сказал в десять, да?
– Обещаешь не запирать дверь? И позволишь мне уйти без шума и скандала?
– Твоя воля для меня священна.
– Ну-ну. Запомни это.
Они проработали в издательстве до семи. Пиксель был в депрессии, ему сообщили плохие новости об отце – метастазы. Слово, которого взрослые боятся так же сильно, как дети – заброшенных домов. Ему не хотелось возвращаться в одиночество квартиры, и он попросил Себастьяна и Брауделя пойти с ним – они закажут пиццу и выпьют немного рома. Браудель пообещал зайти позже – ему хотелось успеть прочитать побольше в Интернете об этом немецком писателе, который родился больше ста лет назад, пережил две мировые войны и умер недавно, оборвав жизнь выстрелом в рот (Пиксель окинул его беспомощным взглядом, словно не в силах понять силу, толкавшую Брауделя без устали блуждать по сети – голодная рыба в электронных водах – в жадных поисках информации по случайно найденной и столь экстравагантной теме, чтобы через пару дней напрочь забыть о ней без всякого зазрения совести). Себастьян не мог отказать: ему было совестно бросить Пикселя одного в такую минуту. Тем не менее, он беспокоился, что невинное приглашение – как это уже бывало – может перерасти в ловушку: как только Пикселю удавалось немного выпить, он уже не останавливался до самого утра. На экране один порнофильм сменялся другим – он знал наизусть все изгибы и округлости Жанин Линдемулдер и Дженны Джеймсон, размер их ягодиц, точную форму гениталий и контур губ во время минета и заявлял, что порнозвезды на сегодняшний день единственные, на кого вообще стоит смотреть – Пиксель приканчивал первую бутылку и пускался на поиски недопитого ранее, после чего отправлялся за своими заначками кокаина, припрятанными среди аспирина и анальгина в шкафчике ванной. Пьяным он становился совершенно несносным – наглым, грубым и тупым и затевал невероятный скандал, если кто-нибудь только заикался, не пора ли расходиться. А Себастьян обещал Никки встретить ее после занятий в университете.
У входа в дом Пикселя спал нищий. Проходя мимо, Пиксель пнул его в бок. Перепуганный нищий спросонья подскочил, и Себастьян его узнал: это был Библиотекарь. Вечно в жутком черном пальто с привычкой распахивать его перед девочками-подростками, демонстрируя им свой волосатый член. Полиция арестовывала его бесчисленное множество раз, но через несколько дней неизменно выпускала на свободу. Его история ни для кого не была секретом: работал библиотекарем в государственном университете Ла-Паса, заботился о книгах, словно о собственных детях, иногда даже отказываясь выдавать их на руки тем, кто, по его подозрениям, не относился бы к его подопечным с должным трепетом. Затем начал уносить книги домой – одну за другой, полку за полкой – пока однажды зимней ночью встревоженная соседка не услышала его крики о помощи: он не мог выйти из комнаты, поскольку книгами оказались заложены все стены, окна и двери. Библиотекаря уволили, больше он никуда не устроился и начал жить под мостом. Холод выгнал его из Ла-Паса, и наш герой оказался на улицах Рио-Фухитиво с «Размышлениями» Марка Антония в кармане, подворовывая ксерокопии книг с лотков уличных торговцев и оскорбляя телевизоры в витринах магазинов бытовой электроники.
Себастьян бросил на землю несколько монет. Библиотекарь сгреб их в горсть.
– Можете не надеяться, что вы меня купили, – бормотал он. – Меня нельзя купить. А может и можно. Но это не ваше дело. Все вы кучи говна.
И ушел, отплевываясь ругательствами. У входа несло мочой.
– Вот главное дерьмо жизни в центре. Полно нищих. Как только мэр решит выгнать их к чертям собачьим, он тут же получит мой голос в свою поддержку.
Они поднялись наверх в дребезжащем лифте с выбитыми стеклами. Войдя в квартиру, Пиксель направился на кухню разливать ром, а Себастьян прошел в гостиную, вскрыл пакет с чипсами и включил телевизор – «Panasonic» более тридцати дюймов в диагонали, – чьи внушительные размеры навевали мысли о старинных бельевых шкафах, где хранилась одежда и дорогие сердцу хозяина воспоминания о безвозвратно ушедших временах.
– Эй, мог бы и прибраться немного, – крикнул он. – Хотя бы сделал вид. Сразу видно, что здесь давным-давно не ступала нога женщины.
– По крайне мере, не той, ради которой стоило бы делать уборку.
Несло мышиным пометом, на столе стояли пустые бутылки из-под пива, валялся пульт от SuperNintendo, коробка «Расхитительницы гробниц» с пышнотелой Ларой Крофт на обложке и просыпавшийся из пепельниц пепел. На полу порножурналы – «Club», «Oui» – мирно перемешались с благопристойными «People» и «Newsweek» на испанском, а также «Wired». Пиксель был настоящим фанатом журналов и скупал все, что попадалось ему на глаза в киосках на площади, и имел подписку на остальные, которые приходили ему на адрес издательства. Он говорил, что в этом и заключается анахронизм сознания – электронные версии журналов можно только скачивать, но не читать (этим он и отличался от Брауделя).
– Тебе пришел новый «Wired»? Здесь только прошлый выпуск.
– Посмотри в туалете.
– Дружище, для этих целей нужно выбирать чтиво полегче.
Себастьян обежал глазами черно-белые фотографии на стенах; на каждой из них присутствовал цифровым способом вставленный в кадр Пиксель. На одной Пиксель был еще одним офицером, стоящим рядом с Че у маленькой сельской школы в Вальегранде, прямо перед расстрелом. На другой равнодушно созерцал вьетнамскую голую девочку, убегающую от плюющегося напалмом бомбардировщика янки. Обнимался с китайцем перед кровавым побоищем на площади Тянанмынь. Вручал корону венесуэльской Мисс Вселенной. Пожимал руку Карлосу Монсону перед боем. Был адъютантом Пиночета в Ла-Монеде. Приветствовал облаченного в пончо Фухимори. Это была грубая работа, поза Пикселя не соответствовала интонациям фотографий и в глаза сразу бросалась их неестественность и аляповатость. Но все же было в них что-то, что привлекало Себастьяна. Может, это ощущение власти, возможность принять участие в истории, способность прожить одновременно тысячи жизней и в одной из них хотя бы слегка прикоснуться к событиям, затрагивающим все общество, страну, континент или даже вселенную. Нет, не делать историю – это уже слишком, – а просто присутствовать при ее создании. Нечто, что убедило бы Себастьяна, что его жизнь не сводится к работе в издательстве, что он не тратит ее на пустяки, бездумно распыляя драгоценные мгновения по ветру времени, не оставляя за собой никаких следов. Достаточно ли быть творцом Цифровых Созданий? Заканчивалась ли на них вся отпущенная ему слава?
Конечно, думал он, выключая телевизор и ставя диск Октавии в музыкальный центр, между ним и Пикселем существует огромная разница – Себастьян предпочитал держаться в стороне от фотографий. Держаться в зоне тени, недоступной ловушке объектива. Не быть ни вьетнамской девочкой, ни стреляющим напалмом пилотом, быть там, где серый невидимый миру бюрократ, что отдавал приказы из офиса в Пентагоне.
Он уселся на диван. Из кухни пришел Пиксель со стаканами. Рассказал о сетевой игре, в которую сейчас включился. Она называлась Nippur's Call, дело происходит в Средние века – алхимики, огнедышащие драконы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19