OCR Busya
«Эдмундо Пас Сольдан «Цифровые грезы»»: ACT, ЛЮКС; Москва; 2005
Аннотация
«Компьютерные гении» Южной Америки… «Короли сети» богатой маленькой страны…
Заниматься политикой тут – глупо и опасно. Удобнее – да и приятнее – заниматься «цифровым искусством». Ведь за искусство платят хорошие деньги, и оно всегда остается свободным!
«Стиль – и стильность, анархизм – и цинизм», – сказал об этой книге журнал «Bizzare».
Нужны ли комментарии?
Эдмундо Пас Сольдан
Цифровые грезы
СИБЕРИАНОС И ОХОПОЙИНОС – по разным причинам и более чем по просто причинам.
АЛЬФРЕДО, ДИЕГО, ДРАГО И СЕРХИО – потому что конец заложен в начале.
БРАТЬЯМ ТЕХАДА – за то, что обучили меня, не обучая.
Никакой образ не есть истина.
Фома Аквинский
Убедитесь в отсутствии тени перед объектом.
Совет в учебнике по фотографии XIX века
…возвращенные обратно в мир словно серебро, по крупицам собранное из Невидимого, чтобы создать образы того, что постареет, исчезнет, разрушится или загрязнится.
Томас Пинчон, Вайнлэнд
1
Все началось с головы Че и тела Ракель Уэлч, с содроганием припомнил Себастьян, разглядывая фотографии своего медового месяца, откуда непостижимым образом исчезло изображение, должное соседствовать с изображением его жены. Оно пропало с фотографии на белом песчаном пляже в Антигуа: утопающие в море слепящего солнечного света тела; Никки, подставляющая безжалостному глазу камеры влажную загорелую кожу и тонкие ниточки ярко-желтой лайкры, призванные убедить окружающих в наличии бикини. Испарилось с фотографии у входа в супермодернистский отель, являющий современное представление взглядов архитекторов девятнадцатого века на средневековую крепость: Никки с фотоаппаратом в левой руке, правая горизонтально повисла в воздухе, обнимая некую бесплотную сущность – того, кто был с ней на Карибах во время медового месяца, вернулся обратно жив-невредим и внезапно обнаружил, что все признаки его пребывания под палящим тропическим солнцем тщательно стерты. Не осталось ровным счетом ничего – ни следа от его путешествия по бескрайним трепещущим саргассам.
Сидя у себя в комнате на кровати среди наваленных поверх голубого с огромным солнцем в окружении звезд одеяла многочисленных фотоальбомов, Себастьян медленно ощупывал свое тело, словно пытаясь удостовериться в собственном существовании и в том, что все это не сон – ни его, ни чей бы то ни было, куда он умудрился угодить каким-то непостижимым образом. Он также исчез с фотографий на стенах и на письменном столе – лишенные присутствия человека пейзажи, сами будто пустые рамки из потемневшего серебра. Нужно бы проверить и остальные альбомы. Только вот страшно открыть их и убедиться, что его нигде нет. Кого? Все началось с головы Че и тела Ракель Уэлч.
Утром в тот вторник, одиннадцать месяцев назад, Себастьян трудился в отделе графического дизайна редакции «Тьемпос Постмодернос», или «Постмо», наводя последний глянец на «Фаренгейт 451» – еженедельный журнал, чей первый номер на шикарной бумаге с яркими переливчатыми цветами (преобладали розовый, кричаще-желтый, бирюзовый и оранжевый) готовился к выходу в воскресенье. Худой, с ввалившимися глазами, «Мальборо» в зубах, впившись взглядом в монитор своего G3, Себастьян водил мышью и щелкал клавишами различные комбинации букв и цифр – команды, необходимые, чтобы фотография Фокса Малдера для первой страницы обложки в интерпретации Adobe PhotoShop обрела на экране вид негатива: темная тень – вместо ореола света вокруг его головы, черные волосы переродились в желтоватые вангоговские, а пурпур – да здравствует пурпур! – пусть таким и останется. Рядом за таким же G3, покусывая черную сигарету, устроился Пиксель – рыжий бородатый толстяк. Пальцем левой руки он ковырялся в пепельнице и лениво растряхивал и размазывал по столу ее содержимое – эдакий новоявленный Джексон Поллок. Пепел – очень забавная шутка, если конечно знать, что с ним делать. В деревянной рамке стояла черно-белая фотография его отца в двадцать шесть лет, отмечающего окончание факультета права в Сукре: в руках пиво, а во взгляде предвкушение будущих побед в самых запутанных делах. На экране G3 замерли две фотографии Ракель Уэлч; на одной она в роскошном старинном платье, а на другой выбирается из бассейна в прилипшей к телу мокрой рубашке – обалдеть можно, какие буфера! Это был скринсейвер Пикселевского компа.
– Не представляю, что делать. А Элисальде и не торопится убираться. Что за манера тянуть время? Ума не приложу, почему его еще держат?
– Скажи Джуниору, что он уже достал своим пуританизмом – мы потеряем кучу воскресных читателей. Многие покупают газету только ради этой обнаженки.
– Дело не столько в нем, сколько в его сестрице.
Элисальде, бывший издатель «Постскриптума» (предыдущего воскресного журнала, печатавшегося на газетной бумаге), а теперь занимающийся «Фаренгейтом 451», в понедельник вечером предоставил весь материал для первого номера. Однако Эрнесто Торрико Джуниор, ставший в январе директором издания, просмотрев материалы – вещь абсолютно небывалая, – наложил вето на последнюю страницу обложки, в свое время завоевавшую «Постскриптуму» славу «Плейбоя» для бедных. На этой странице Элисальде размещал фотографии обнаженных моделей, украденные его бессовестными ножницами из последних выпусков бразильского «Плейбоя». Джуниор, с трудом выносивший их присутствие в «Постскриптуме», наотрез отказался, чтобы они перетекли и в «Фаренгейт 451» (а может, их не хотел вовсе не он, а его двоюродная сестра Алиса, шеф-редактор, которая, как поговаривали, и стояла за всеми преобразованиями). Сейчас Элисальде нигде не было видно, и Пиксель ломал голову, не зная, чем заполнить опустевшую страницу.
– Эти малышки были очень даже недурны, – пробормотал Себастьян, в задумчивости потирая подбородок. Он как раз размышлял над тем, что неряшливая, слегка вызывающая эспаньолка Курта Кобейна отлично смотрелась бы на Фоксе Малдере (он бы с наслаждением пристроил ее к фотографии). – Интересно, что у Джуниора на уме?
Джуниор и Алиса были передовым отрядом в смене поколений семьи Торрико. Отец Джуниора осознал, что пришло время молодежи – этих сопляков, из-за которых его газета приходила в упадок, поскольку они отказывались ее читать. Поганцев не интересовали выдающиеся события наших дней, им подавай только песни «Limp Bizkit», стрелялки типа «Doom», да еще порносайты в Интернете. Может, юные Торрико найдут способ приостановить безудержный рост популярности «XXI» – газетки в формате таблоида, – которая не только встала на ноги, но и завоевала известные позиции всего лишь за год существования, благодаря огромному количеству цветных фотографий и крови на страницах, потакая самым низменным вкусам потребителя. В общем, Джуниор и Алиса приняли решение противопоставить фотографиям еще большее количество фотографий, цвету – еще более яркий цвет, а крови – еще большие кровавые потоки. Недавно нанятый советником уругваец не был доволен подобной политикой и готовил новый проект, который вывел бы издание на более высокий уровень.
Зазвонил телефон. Трубку взял Браудель – работавший с ними высокий брюнет. Он был превосходным художником и занимался дизайном газеты в ее электронном варианте, а также публикациями, встраиваемыми в номер в последний момент. На левой руке у него красовался заметный шрам.
– Пиксель, это тебя. Из клиники.
Год назад у отца Пикселя обнаружили рак легких. До сих пор все было вроде как под контролем, но в последние дни ситуация резко ухудшилась. Пиксель отбросил сигарету, перекрестился и развернулся на своем вращающемся кресле спиной к монитору, уставившись на висевшую на стене огромную репродукцию первой страницы самого первого номера «Тьемпос Модерное», увидевшего свет более шестидесяти лет назад (приставка «пост-» явилась первой реформой усевшегося в директорское кресло Джуниора. Народ еще не успел привыкнуть к новому названию, но это было неважно: кому теперь важны какие-то там привычки?). «Президент оскорбляет писателя», – гласил заголовок. Фотография президента – молодой военный, который впоследствии вышиб себе мозги, военные вообще склонны к подобным мелодраматическим жестам.
Себастьян покосился на фотографии Уэлч на экране. Мысль об отце Пикселя всегда вызывала у него тревогу о маме, которая смолила по пачке в день. Может, она, сама не подозревая, уже носила в легких зарождающийся рак? Крохотное пятнышко, пока невидимое даже в рентгеновских лучах. В своих опасениях он как-то дошел до того, что отправил ей по e-mail письмо, где просил, чтобы она прошла тщательное обследование, но мама только рассмеялась, и Себастьян больше не настаивал. Они редко виделись после ее неожиданного замужества с неким кочабамбийским завиралой, который, прожив два года в Монте-Карло, считал себя вправе болтать о Каролине и Стефани словно о своих подружках (как если бы он был их телохранителем со всеми вытекающими отсюда последствиями). Сейчас парочка жила в поместье в пригороде Рио-Фухитиво, и мама занималась разведением кроликов и экспортом гвоздик. По телефону они почти не общались, изредка мама присылала e-mail (все как надо: с датой в верхнем углу, «Дорогой сынок», восклицательный знак, а также всякие абзацы-красные строки-заглавные буквы и прочие принадлежности допотопного эпистолярного жанра. Она не знала, что письма и послания, меняя носитель информации, должны соответствующим образом меняться и по форме, и стилю; ей было невдомек, что меняется сам язык. Новый способ общения предполагал новую грамматику, новое мышление. Нужно будет как-нибудь ей это объяснить).
Со стены напротив Наоми Кэмпбелл и Надя Ауэрманн созерцали Себастьяна, созерцающего Уэлч. Лицо Кэмпбелл, сканированное с обложки «American Foto» и затем увеличенное Пикселем до размеров постера, представляло андроида с поблескивающей серебристым металлом кожей и с ярко красными пылающими губами (без волос, с длинными зелеными ногтями) – Наоми-футуристка. Блондинка Надя – на этом фото ставшая чернокожей – возлежала бок о бок с черной пантерой, и была столь же безволосой, как и Наоми. Еще две пантеры примостились рядом с ее бесконечно длинными ногами. Себастьян поднял голову и припомнил, как он впервые увидел эту фотографию в отделе Пикселя. Тогда он еще подумал, что только чокнутая могла согласиться позировать с пантерой. Конечно, ему было известно, что Надя вовсе не чокнутая и потому никогда не приближалась к столь опасному животному. Разве что, может быть, во время посещения зоопарка (организованного журналом «Vogue» для презентации бикини нового сезона). Кроме того, Себастьян прекрасно знал, что Себ Жаньяк, французская женщина-фотограф, сводила на фотографии модель и трех животных цифровым способом.
Он порылся в архивах и отыскал фотографию Уэлч. Здесь актриса была снята на вручении какой-то голливудской премии. На звезде было совершенно непрозрачное обтягивающее кремовое платье – еще десять лет назад все цвета были непрозрачными, – в вырез которого при движении, словно из уютной норки, невзначай выглядывала то одна, то другая грудь. Потом Себастьян нашел фотографию Че – из тех, какими пестрят плакаты и постеры, с девизом «Hasta la victoria siempre», в черном берете со звездой по центру, горделивой гривой волос и улыбкой партизана-победителя, взгляд которого простирается далеко за хрупкое настоящее – в этот момент его и пленила фотокамера, навеки внеся этот образ в историю.
Себастьян забрался в Image size, чтобы обе картинки получили одинаковое разрешение в пикселях, растянул четырехугольник вокруг головы Че и нажал Cut в разделе меню. Затем стер голову Уэлч. Обезглавленное тело парило в атмосфере давно минувшей ночи, от которой не осталось ничего, кроме этого снимка, с которым теперь цифровым способом развлекались профессиональные и не очень фотографы. «Полцарства за голову!» – вскричала бы Ракель, если бы узнала, что происходит сегодня утром на втором этаже редакции в Рио-Фухитиво. Но нет, к счастью, она не узнает, как не узнала и об огромном количестве своих заляпанных спермой фотографий в журналах, прошедших через руки сексуально озабоченных юнцов и молодящихся старых козлов. Такова обратная сторона славы, таково быть символом эпохи, такова месть не попавших ни на обложки глянцевых журналов, ни на экран кино.
Между тем Себастьян пристроил голову Че к телу Уэлч. Получилась довольно экстравагантная комбинация. Себастьян хмыкнул. Да, непочтительность все же должна иметь какие-то границы. Скальпелем PhotoShop'a он удалил ореол нежеланных пикселей вокруг головы революционера и сравнял цвет по ее краю с цветом фона фотографии актрисы. Затем необходимо было подогнать по размеру мощную шею Че и тонкую изящную шейку Ракель. Хотя и было очевидно, что здесь слиты два разных человека, следовало создать иллюзию единства образа. Это оказалось несложно: каждая точка изображения на экране имела цифровую интерпретацию в программе. Объединить остроту глаза, интуицию и математические формулы – вот истинное искусство.
Пиксель повесил трубку.
– Эти засранцы в клинике переживают, будет ли кому оплатить счета, если мой старик… Что за фигней ты тут маешься?
– Да так, – Себастьян бросил на пол окурок «Мальборо», – вспоминаю детство золотое. Я делал свою газету – мне жутко нравилось вырезать из журналов фотографии и сооружать коллажи из самых несоответствующих друг другу персонажей. Здорово: щелчок ножницами – и голова Руммениге на теле Марадоны. Конечно, следы ножниц были более чем очевидны – печальный фотомонтаж, о чем тут говорить.
Однако Пиксель его уже не слышал. Он в экстазе впился глазами в изображение на экране.
– Ну, ты попал, чемпион.
– То есть? Ты о чем?
– Вот чем мы заполним эту гребаную страницу – напечатаем фотку и устроим конкурс. Я поговорю с Джуниором и попрошу его профинансировать приз – сто-двести баксов первому, кто угадает, кому принадлежит тело. Что скажешь?
: – Мое мнение учитывается?
– Нет.
– Тогда я, пожалуй, промолчу.
Все началось с головы Че и тела Ракель Уэлч.
2
Себастьян любил возвращаться домой пешком. Идти было недалеко – всего минут двадцать; но этого хватало, чтобы вставить абзац между суетой самых невероятных новостей – реальность просто из кожи вон лезла в попытках превзойти саму себя, так что порой было нелегко воспринимать ее всерьез – и мирком Никки в их квартире, где они поселились сразу после свадьбы. Прямо на глазах, пробиваясь среди гомона валютчиков-менял («Доллары, доллары, самый выгодный курс!») и торговцев с тачками, заваленными сляпанными в Парагвае фальшивыми джинсами «Calvin Klein», «геймбоями» без коробок и сочными персиками из Каркахе, рос и расцветал новый город. Тротуары были относительночисты, а мэр, в качестве исполнения своей программы «Встретим Новое Тысячелетие», активно занимался озеленением и окультуриванием (повсюду на газонах вдоль проспектов были высажены плакучие ивы и жакаранды, а на площадях в брызгах недавно установленных фонтанов висела радуга и порхали колибри). То там, то сям появлялись надписи, информирующие о строительстве пятнадцатиэтажных комплексов на участках, где до сих пор ютились колониальные церквушки и разрозненные старые домики; беспрерывно множились видеоклубы и интернет-кафе, а рестораны и флористы меняли названия с испанских на английские и португальские. В полуквартале от современного книжного магазина пожилая женщина до сих пор торговала ксерокопированными изданиями «Дома духов». На ободранной стене разместилась огромная черно-белая фотография президента Монтенегро и мэра – энергичные, деятельные, улыбающиеся, в обнимку – рядом с рекламой «Coca-Cola» и Даниэлой Пестовой, демонстрирующей грудь в кружевах от «Wonderbra». Маломерок в жизни, на фото Монтенегро таким не казался.
Небо было опутано проводами, сбивавшими с толку маленьких ласточек; преобразованные в электромагнитные волны голоса, пробегая под крохотными птичьими лапками, то и дело заставляли пташек встрепенуться и тревожно подскакивать. Небо было заполнено рекламой импортеров автомобилей, компьютеров и дисков – настоящая лихорадка импорта, мы живем в долг, скоро кому-нибудь придет в голову импортировать весь город: «We'll be Fugitive River City».
При виде растущих, словно огромные грибы зданий, гипермаркетов и переполненных торговых центров «Nautica» и «Benetton», Себастьян каждый раз задумывался о теневой стороне дела, о тайной инфраструктуре, что поддерживала этот рост. Какие грязные и не очень деньги сюда вкладываются? Какие здесь скрыты секретные махинации, страх и жестокость, какие удары в спину? Может, потому что ему приходилось работать с изображениями и декоративной поверхностью, Себастьян прекрасно знал, с какой легкостью можно замаскировать все что угодно их волнующей гармонией и гипнотическим блеском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19