Неожиданный приступ ужасного отравления, который случится утром перед тем, как они соберутся ехать. Что-то реальное и несомненное, как болезнь. Головная боль или высокая температура исключаются; Мэтью ей не поверит. Нужно представить ему что-то, с чем не поспоришь. Хелен не была хорошей актрисой, так что планировала свою болезнь с военной четкостью. Было важно, чтобы предыдущим вечером они с Мэтью ели разную еду – она закажет еду навынос и даст ему выбрать первым. Затем, утром, она встанет пораньше, выбелит лицо, выпьет чашку соленой воды и начнет громко стонать в ванной комнате. Это не должно быть трудно – она сунет два пальца в рот или что-то вроде того. Если даже ее не вырвет, она просто будет стонать и надеяться на лучшее. По-настоящему вырвать, однако, было бы лучше, этот предательский аромат в ванной, разоблачительный пот на ее лбу – она никогда не думала, что с этим справится. Похороны должны были состояться в четверг в два часа дня, а потом Аманда и Эдвин устраивали в доме нечто вроде поминок. Мэтью заказал номер в гостинице, хотя в доме Аманды были свободные спальни. Он не без оснований считал, что Аманда не будет рада предоставить Хелен ночлег под своей крышей.
Зная, что она никуда не поедет, Хелен сказала, что может быть приятно, провести ночь в том же отеле, что и дети. Мэтью сначала усомнился, потом занервничал, затем пришел в восторг. Когда Хелен убедила его, что у нее нет намерения выставлять напоказ свою личную победу перед лицом Софи, он воспринял ее предложение как доказательство, что она готова урегулировать их отношения. Она сказала ему, что скучает по девочкам, и он ей поверил – потому что хотел поверить. Так что Мэтью заранее выяснил у Софи, где они остановятся, и забронировал номер в том же отеле.
– Хелен приедет на похороны, – сказала ей Софи за стаканом вина в пабе вечером во вторник. – Я, в конце концов, с ней встречусь.
– И что ты чувствуешь?
– Меня тошнит. Я вне себя от злости. Я умираю от любопытства. Заранее беспокоюсь насчет того, что мне надеть и когда сделать себе прическу. Я хочу сказать, разве так готовятся к похоронам свекрови?
Хелен рассмеялась. Софи продолжала: – Она будет смотреть на меня, испытывая превосходство, она хочет, чтобы я оказалась типичной старомодной клушей. Но я не намерена доставлять ей такое удовольствие. Я намерена выглядеть сногсшибательно.
– Я уверена, что матушка Мэтью оценила бы твои старания по достоинству.
Софи помолчала.
– Знаешь, он предлагает, чтобы мы все ночевали в одном отеле*.
Хелен притворилась, будто поперхнулась, но перестаралась, потому что пузырьки жидкости попали ей в нос. Она закашлялась.
– Почему?
– Он думает, так сбудет лучше для детей – мы все сумеем продемонстрировать, что отлично переносим друг друга.
– А ты сможешь, как ты думаешь?
– Вряд ли. Я обещала ему подумать, но, если честно, мне кажется, его предложение просто ужасное. Я буду унижена не только на похоронах, но и всю ночь. Отлично.
– Не знаю. – Хелен притворилась, будто обдумывает слова подруги. – Разве ей не будет еще хуже, чем тебе? Вы с Мэтью сейчас хорошо ладите. Девочки будут в восторге оттого, что вся семья собралась вместе. Она будет чувствовать себя лишней: И потом… – она сделала глубокий вдох, – тот факт, что Мэтью не захотел проводить там время с ней одной, подсказывает мне, что ей его решение не очень-то по душе. Она будет в ярости.
– Предполагаю, что когда-нибудь мне придется с ней встретиться, – вздохнула Софи.
– Тогда лучше, если встреча произойдет не на ее поле – когда она будет в невыгодном положении. Ты только представь – вся родня будет неодобрительно коситься на нее весь день, а вечером – ты. Она просто с ума сойдет!
– Больше всего на свете я хочу взглянуть на нее поближе.
– Может быть, она тебе понравится, – сказала Хелен. – Всякое бывает.
На работе без Дженни стало гораздо спокойнее. У Энни было меньше причин заходить в общий зал, а Джейми сам по себе был достаточно безобиден. Они все еще встречались все вместе за обедом, Дженни бросала злобные взгляды в направлении Хелен, когда приходила на их этаж, но чувствовалось, что их власть пошла на убыль. Мэтью выделили временную секретаршу – приятную женщину пятидесяти с лишком лет, которая весь день сидела погруженная в работу. Хелен из бухгалтерии взяла привычку приходить и шататься по главному залу, не боясь, что ее унизят все, кроме Хелен, которая ей сочувствовала. Своего Джеффа она уже простила и была по-прежнему тошнотворно влюблена в него. Когда Хелен упомянула, что в пятницу работает последний день, Хелен из бухгалтерии сначала расстроилась, словно пятилетний ребенок, которого выгнали из школьного хора за то, что он не умеет петь, но потом вспомнила, что не следует быть эгоистичной. Тогда она принялась заверять Хелен в том, что она ее обожает.
Вечером в среду Хелен сказала Мэтью, что им следует заказать еду в ресторане, потому что в холодильнике ничего нет. Они решили выбрать индийский ресторан.
– Я буду цыпленка, рис-пилав, пешаварский нан и сагда, – сказал Мэтью, не глядя в меню.
– Мм, думаю, я возьму креветочный балти. – От креветок Хелен часто бывало плохо.
– В самом деле, – сказал Мэтью, беря телефонную трубку, – это звучит хорошо. Я меняю свой заказ. Я буду то же, что и ты, и никакого риса.
Черт побери, подумала Хелен.
– Подожди! Я целую вечность не ела куриной марсалы. Возьму-ка ее.
– Уверена?
– Уверена.
– У курицы какой-то странный вкус. – Хелен скорчила гримасу. – Надеюсь, она свежая. – Она налила себе еще один стакан вина, когда он не смотрел, и быстро выпила.
– Тогда не ешь ее. Вот. – Он придвинул ей свою тарелку. – Возьми мое, я уже наелся.
– Нет, нет, на самом деле очень вкусно. – Она отодвинула его тарелку и принялась жадно заглатывать свою курицу.
– У нас завтра важный день, ты поосторожнее – вдруг плохо станет? – заметил он слегка раздраженно.
Завтра, когда она объявит, что ей плохо, он наверняка скажет: «Я ведь тебя предупреждал!»
Они планировали встать в девять, так что в десять (минут девятого Хелен издала несколько стонов и потерла живот.
– Что-то меня подташнивает, – сказала она, убедившись, что он проснулся, чтобы быть зрителем на ее представлении.
Она схватилась за живот и потащилась в кухню, где выпила соленой воды (вкус отвратительный) и переместилась в ванную, где наклонилась над унитазом и начала шумно тужиться. Смесь вчерашнего карри и соли свое дело сделала; ее даже вырвало немного – во всяком случае, лицо у нее было достаточно бледное, лоб вспотел. Хелен посмотрелась в зеркало, – она напоминала Линду Блэйр в «Изгоняющем дьявола» – тем лучше, не придется накладывать грим. Она дала Мэтью время прийти и спросить, что с ней. Он все не шел. Она открыла дверь немного шире и повторила представление. На сей раз ее вывернуло по-настоящему: соль вступила в реакцию с вином и карри. Она подняла шум до такой степени, чтобы Мэтью мог его услышать.
– Господи Иисусе. Что происходит? – услышала она сквозь собственные стоны. Есть!
Встревоженный Мэтью стоял в дверях. Она вытерла рот и повернулась к нему; все лицо было в испарине. Вонь от рвоты и карри заставили слезы выступить у нее на глазах. В общем, вид был именно такой, как она и рассчитывала. Хелен легла прямо на холодный плиточный пол. Она знала, что это пройдет, но в тот момент ей казалось, будто она вот-вот умрет, и она знала по тому, как она выглядела, что в ее искренности не может быть сомнений. Мэтью склонился над ней и, осмотрев оранжево-коричневую рвоту, спустил воду.
– Я говорил тебе, чтобы ты не ела это чертово карри. Господи Иисусе, Хелен, сегодня такой важный день! Прими душ, и тебе сразу станет легче.
И он вышел, закрыв за собой дверь.
Хелен полежала так мгновение, потрясенная. Что это такое? Прими душ, и тебе сразу станет легче? Никаких «О, моя дорогая, бедняжка, как ты себя чувствуешь?» Никаких «Отправляйся обратно в постель и не думай о том, чтобы ехать на похороны». Она с трудом поднялась на ноги. Ей нужно действовать быстро, прежде чем она снова станет выглядеть чересчур здоровой.
Мэтью был на кухне, готовил чай, насвистывая про себя какую-то невнятную мелодию.
– Я думаю, мне лучше полежать. – Хелен схватилась за живот, затем изобразила позыв к рвоте, прижав руки ко рту.
– Мы уезжаем через час.
– Мэтью, мне плохо. – Она была уверена, что он проявляет намеренную тупость.
– Ты почувствуешь себя лучше, скоро все пройдет. Вот что я тебе скажу, пойди и приляг на полчасика, а затем я включу тебе душ. Накрасишься в машине, – сказал он великодушно. Кошмар!
– Мне плохо! – Хелен снова заткнула рот и рванулась в ванную, закрыв за собой дверь и издавая громкие звуки рвоты над унитазом. Ее голова начала пульсировать от усилий, которые она прилагала к своему представлению. Она выпрямилась и посмотрелась в зеркало. Ну и видок! Лицо бледное, потное, волосы растрепаны, глаза как у панды из-за потеков вчерашней туши, бежавшей ручейками по щекам. Она выглядела как женщина, которая достигла дна, и может быть, так оно и было. Этот план должен сработать, у нее просто нет другого выхода. На лице ее появилось отчаянное выражение. Прощай, гордость. Прощай, самоуважение. Еще одна шумная сухая рвота, и она будет в норме. Она плеснула себе в лицо холодной воды, прежде чем выйти.
– Не думаю, что я смогу поехать.
– Ничего подобного. Если тебе приспичит по дороге, мы остановимся.
Не оставалось ничего другого, как снова бежать в ванную и повторять все представление снова, только на этот раз, когда она закончила и подняла глаза, рядом с ней стоял Мэтью.
– Смотри, – улыбнулся он ей. – Ты уже извергла из себя все, что могла. Сейчас у тебя просто желудочные спазмы, самое худшее уже позади.
– Мэтью, мне кажется, я умираю. – У-упс, слегка неподходящий день из всех возможных, подумала она. – Это, правда, может быть, я и перестану быть такой больной, но я гарантирую тебе, что теперь в любую минуту из меня начнет хлестать с другого конца.
Мэтью скривился; Хелен подумала было, что его пробрало, но не тут-то было.
– Прими активированный уголь, полежи в постели… – он посмотрел на часы, – минут двадцать пять. Мы сможем останавливаться по дороге. К тому времени, как мы прибудем в церковь, ты будешь в порядке.
– Нет. Я не могу ехать. Ты не знаешь, как плохо я себя чувствую.
– Не глупи. У тебя просто небольшое пищевое отравление…
– Откуда, черт побери, тебе знать, как я себя чувствую? – Хелен пришла в ужас. И речи быть не могло о том, чтобы она присутствовала на похоронной службе и столкнулась лицом к лицу с Софи и Лео. И потом, если ее не будет, Мэтью и Софи лишний раз побудут вместе и еще сблизятся. – Я чувствую себя дерьмово, ты понял?
В действительности все происходило не так, как в ее фантазиях. Она представляла, что Мэтью, увидев, как ей плохо, заставит ее остаться дома и скажет, чтобы она и думать, не смела о том, чтобы присутствовать на похоронах. Она могла бы протестовать сколько угодно. Он бы поцеловал ее и сказал, что знает, что она хочет быть там, чтобы поддержать его, но вопрос не обсуждается. Она не хотела ссориться – в особенности сегодня. Она от всей души хотела обнять его и сказать; что надеется, что это не слишком ужасно, и он почувствует себя лучше, когда все будет кончено, но теперь она не могла позволить ему думать, что сдается.
– Мне очень жаль насчет похорон, в самом деле, но я отправляюсь обратно в постель и остаюсь там.
– Я говорил тебе, чтобы ты не доедала ту курицу. Она не могла не проглотить наживку.
– О, значит, опять я во всем виновата? Я намеренно отравилась, чтобы не присутствовать на похоронах твоей матери?
– А знаешь, очень похоже на то.
Она могла поклясться, что он в раздражении топнул ногой.
– Там соберется вся твоя родня, верно? Мне действительно очень жаль, но я должна пойти и лечь. Зайди попрощаться перед тем, как уедешь.
Полчаса спустя она услышала, как парадная дверь со стуком захлопнулась.
Софи прибыла в церковь через десять минут после начала службы. Было сыро; она не знала, что делать – войти ли в маленькую каменную церквушку пятнадцатого века и наткнуться на сестер Мэтью или прогуляться вдоль могил на виду у всех, подвергая опасности прическу. В конце концов, она раскрыла зонтик и подошла к боковому приделу. Там ей показалось вполне безопасно. Она страшно нервничала из-за встречи с Хелен, и от тревоги у нее кружилась голова. Она не смогла поесть перед двухчасовой поездкой и теперь жалела. От голода ее шатало; она боялась упасть в голодный обморок или получить сердечный приступ. Девочки вбежали в церковь; тетки их, без сомнения, обласкают. Софи смотрелась в маленькое зеркальце и заметила Мэтью. Он размашистым шагом шел в ее сторону. Она подпрыгнула, как школьница, которую поймали за курением припрятанной сигареты, и, захлопнув зеркальце, сунула его в карман пальто. Она, наверное, не заметила Хелен, а может, та уже в церкви или еще сидит в машине. Похоже, Мэтью был один. Он шел, понурив голову и сунув руки в карманы. Вид у него был несчастный. Конечно, трудно ожидать от человека радости на похоронах собственной матери, но он выглядел совершенно подавленным. Софи показалось, что с их прошлой встречи он постарел на десять лет. Он направился прямиком в церковь, и Софи решила выждать еще пару минут, а вдруг он выведет Хелен из церкви и она успеет взглянуть на нее. Таким образом, она обойдет церковь по периметру и, она на это надеялась, увидит Хелен на пару минут раньше, чем произойдет неизбежное знакомство. Хорошо бы служба уже началась – тогда встреча откладывается. Жаль, что дочерей нет рядом; ей нужна чья-то моральная поддержка.
Две минуты спустя она снова взглянула на себя в зеркало и решила, что следует поторопиться и покончить с этим, прежде чем ее волосы отсыреют. Разумеется, ей еще нужно попрощаться с Шилой. Зайдя в церковь, она увидела, что все уже вошли и уселись, ожидая, когда заиграет орган. Когда она проходила по проходу, то чувствовала на себе взгляды – во всяком случае, так ей казалось, хотя на самом деле церковь была забита многочисленными друзьями Шилы из ближайшей деревни, которые не имели представления о том, кто она такая. Покраснев, она двинулась дальше, ища, где бы присесть. Она огляделась вокруг в надежде отыскать Сюзанну и Клодию и увидела, как они яростно кивают ей, чтобы она подошла и села с ними. С облегчением она проделала путь вдоль ряда, затем заметила, что с другой стороны Сюзанны сидит Мэтью. От ужаса у нее закружилась голова; пришлось схватиться за деревянные перила. Оглянувшись, она увидела, что с другой стороны рядом с Мэтью никого нет, он сидит с краю. Где же Хелен? Она обернулась назад, но там сидели только старухи в шляпах с огромными носовыми платками и Лео. Она улыбнулась ему. Клодия дернула ее за рукав.
– Где ты была? – захныкала она.
– На улице. – Софи села и шепотом спросила: – Где Хелен?
– Ее здесь нет, – громко ответила Клодия, и Софи покраснела, не в силах посмотреть Мэтью в глаза. – Она отравилась.
Софи одновременно испытала облегчение, разочарование и тревогу.
– О, как жаль, – неуверенно сказала она, заставляя себя улыбнуться Мэтью.
В этот миг зазвучали первые звуки гимна, перевранного, насколько можно, старым органистом. И тут же в зале послышались всхлипывания. Рыдали все, включая и Софи, которая никогда особенно не любила свекровь.
После окончания службы вереница гостей потянулась в огромный, похожий на сарай, тюдоровский особняк Аманды и Эдвина «закусить» и, как надеялась Софи, выпить. Только Лео воспользовался тем предлогом, что ему надо вернуться в Лондон и проверить, цел ли еще ресторан. Сюзанна и Клодия безутешно рыдали на службе, но, как только отзвучал орган, тут же успокоились и стали просить Мэтью, чтобы он повез их в своей машине, бросив Софи на произвол судьбы. Когда она застегивала ремень безопасности, к ней подошел Лео.
– Как ты думаешь, она вообще существует, или как?
– Хелен?
Лео, улыбаясь, кивнул.
– Мне было бы еще хуже, если бы она была вымышленной, и он придумал ее только ради того, чтобы от меня избавиться.
– Я тебе скажу, что я думаю – я думаю, она боится показываться нам на глаза. Как и следует быть.
– Я тебе очень признательна, Лео, но правда в том, что она повторила то, что совершила я в глазах твоей матери. Я ничуть не лучше ее. В последнее время я часто нас сравниваю.
– Да, но ты чудо, а она стерва, вот в чем между вами разница.
Он поцеловал ее в щеку, и Софи неожиданно рассмеялась:
– Может быть, ей действительно плохо.
– Может быть, у нее есть уже и другой мужчина и она просто хочет, чтобы папочка уехал на всю ночь. – Он озорно улыбнулся.
– Или она, в самом деле, отравилась.
– Или она такая страшная, что не могла вынести мысли, что мы все ее увидим.
Софи пожала ему руку.
– Пока, Лео.
В припадке крайней претенциозности Аманда наняла целую команду обслуживающего персонала;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35