Политики, имея возможность тратить на пропаганду миллионы долларов, попытались направить обращенный на них гнев общественности на Миранду и телекомпанию. Газеты, журналы, телевидение называли ее своенравной амбициозной молодой особой, которая стремится сделать карьеру за счет некоторых слуг народа, приносящих обществу огромную пользу. Телекомпанию, позволившую подобное безобразие, обвинили в безответственности.
Миранда допустила еще одну ошибку, благодаря которой оскорбленным мздоимцам и удалось расправиться с ней. Она обнаружила, что жена одного из вице-президентов нефтяной компании, Джина Лэнгстром, состоит в любовной связи с сенатором Гарреттом Гайлзом. Муж Джины знал об этой связи, но молчал, выжидая удобный момент, когда он сможет путем шантажа вынудить любовника жены списать с «Равало Ойл» долговые суммы, которые компания должна была выделить на нужды политиков.
Жена вице-президента, сама о том не ведая, стала пешкой в нечестной игре финансистов и политиков. Она была крайне угнетена и подавлена, когда несколько месяцев спустя из подслушанного телефонного разговора между мужем и любовником выяснила, что, по существу, превратилась в проститутку. Когда Джина рассказала об этом Миранде, та с возмущением заметила, что это супруг ее выступил в роли сутенера.
Джина Лэнгстром предоставила большую часть информации, которая требовалась для проведения журналистского расследования. Миранда симпатизировала бедной женщине. Вообще-то она сурово порицала адюльтер, но в данном случае сделала исключение. Джина, вынужденная жить в браке с жестоким и беспринципным эгоистом, жаждала человеческого тепла и думала, что найдет его в Гарретте, обольстившем ее своей очаровательной улыбкой.
Миранда не стала сообщать о том, что вице-президент компании торговал собственной женой, решив, что ее репортаж и без того вызовет сенсацию. Она не хотела губить жизнь Джины Лэнгстром. Эта роковая ошибка стоила ей карьеры.
Миранда предупредила Джину, что, когда расследованием займутся федеральные службы и власти штата, ее тайна наверняка будет раскрыта. Но она никак не предполагала, что эта недомолвка может быть использована против нее лично. Зенитная артиллерия политиков обвинила ее в сокрытии части данных. Подручные Гарретта Гайлза открыто намекали, что Миранда и Джина сфабриковали против Гайлза обвинение. Преданная жена Гайлза грудью встала на защиту мужа, утверждая, что ее дорогой супруг никогда не нарушил бы верности, если бы его бесстыдно не совратили.
«Равало Ойл» владела небольшим пакетом акций телекомпании Кей-эй-ти-экс, о чем знали очень немногие. Совет директоров нефтяной компании решил употребить свое влияние и потребовал от руководителя телекомпании увольнения Миранды. Требование совета поддержали высокопоставленные друзья разоблаченных политиков, звонившие из Остина. Руководителю телекомпании, на которого давили со всех сторон, в конце концов пришлось принести Миранду в жертву.
Миранда не была деморализована, не поддалась панике и боролась до последнего – и за свою репутацию, и за место в телекомпании. Она открыто признала свои ошибки и попыталась вновь заострить внимание общественности на главном– преступном и неэтичном поведении разоблаченных ею должностных лиц. К сожалению, большая часть того, на что она указывала, растворилась в потоке противоречивой и спорной информации.
Нашлось немало людей, по заслугам оценивших деятельность Миранды, но общественное мнение складывалось на основе многочисленных домыслов и вымыслов, которые распространяли авторитеты пропаганды. И они добились своего. К тому времени, когда средства массовой информации перестали муссировать имя Миранды Рэндольф, осмелившейся выступить против «Равало Ойл» и сената, граждане Сан-Антонио уже настолько успокоились, что их спокойствие граничило с безразличием. Гайлз и его приятели из законодательного собрания собирались благополучно пережить очередные выборы; двое уволенных из «Равало Ойл» вице-президентов вновь были приняты в компанию в качестве консультантов.
Дэниел хорошо помнил тот день, когда Миранда пришла на работу освобождать свой стол. Она пользовалась безоговорочной поддержкой всех своих коллег по редакции. Начальник отдела новостей выполнил распоряжение директора телекомпании уволить Миранду только после того, как ему был предъявлен ультиматум.
Тем не менее ее уход для всех был бы менее болезненным, если бы Миранда пришла забрать свои пожитки – все, что накопилось за четыре года работы, – по окончании рабочего дня. Она же явилась в редакцию ровно в десять часов утра, когда ее могли видеть буквально все сотрудники телекомпании – от работников отдела продажи эфирного времени до производственников. Своим появлением она еще раз напомнила о восторжествовавшей несправедливости. Дэниел гордился Мирандой. Ее поступок требовал мужества. Но когда она прощалась с коллегами, спокойно, с достоинством, огонь борьбы в ее глазах не пылал.
Миранде нужно было время, чтобы оправиться от поражения, и Дэниел, понимая это, оставил ее в покое. Он решил, что свяжется с ней, как только она будет готова не морщась вспоминать о случившемся. Она, конечно, была признательна ему за поддержку и помощь, но он тем не менее оставался для нее живым свидетельством перенесенных испытаний.
Глядя на Миранду теперь, Дэниел вынужден был признать, что она никогда уже больше не будет той бесстрашной оптимисткой, сражающейся с драконами, какой он ее помнил всего год назад. Миранда изменилась. Бесповоротно. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Вывод он сможет сделать только после того, как у нее полностью зарубцуются шрамы. Дэниел с грустью думал о том, что он не знает нынешней Миранды, но надеялся, что ему представится случай снова сблизиться с ней.
В сердце Дэниела Миранда занимала место лучшего друга. Он не смотрел на нее как на дочь, не испытывал к ней сексуального влечения. На первых порах между ними завязались отношения наставника и ученика, которые постепенно переросли в глубокую привязанность, основанную на взаимном доверии, потребности друг в друге и обоюдной поддержке. Дэниел знал, что всегда может рассчитывать на ее помощь, так же как она на его. Особенно ярко это проявилось, когда его младшая дочь, Энджи, попала в серьезную автомобильную катастрофу. Дэниел тогда читал в эфире новости, в которых было и сообщение об ужасном дорожном происшествии, сопровождавшееся показом документальных кадров с места события. В середине репортажа ему позвонили и сказали, что «жертва в критическом состоянии» – его дочь. Миранда за полутораминутный перерыв, предназначенный для прогона рекламы, нашла потрясенному Дэниелу замену и отвезла его с Синди в больницу, где стала настойчиво пытать врачей, пока они подробно не рассказали все о состоянии его дочери. Сейчас, наблюдая, как Миранда разговаривает с Синди, Дэниел искренне желал когда-нибудь вновь увидеть в ней прежний интерес к жизни.
Внезапно взгляд Миранды упал на полноватого мужчину в смокинге, который был ему мал размера на два. Она стала торопливо прощаться с Коксами. Синди обещала вскоре позвонить Миранде, чтобы вместе пообедать. Дэн выразил надежду еще раз встретить ее в течение вечера и собирался кое-что добавить, но Миранда, ласково коснувшись его руки, направилась к мужчине, который уже призывал ее жестами.
– Должно быть, ее клиент, – предположила Синди, нежно прижимаясь к плечу мужа. Она подняла к нему свое лицо и внимательно посмотрела в глаза. – Я вижу. Она сама не своя.
– Ей нужно время, – со вздохом отозвался Дэниел. Миранда, стуча каблучками, быстро подошла к Уэйну, пока он своим идиотским поведением не привлек внимания всего зала.
– Ты что? – прошипела девушка. Встреча с Синди и Дэниелом взволновала ее. Она была счастлива вновь видеть своих друзей, корила себя за то, что так долго избегала их. И вместе с тем Коксы вызвали в ней грусть по прошлому.
– Ты же должна быть с Коулом. Где он? Вики может заподозрить неладное, видя, как ты шатаешься тут одна и что-то вынюхиваешь. Она ведь может догадаться, что ты работаешь на меня. – На лице Уэйна от нервного напряжения выступили капельки пота.
– А ты полагаешь, твоя обезьянья жестикуляция не вызывает подозрений? – Миранда едва сдерживалась. – Вынюхиваю? Я не вынюхивала, а беседовала с друзьями. Если бы я, игнорируя знакомых, словно пиявка липла к Коулу, это выглядело бы более странно.
– Я не требую, чтобы ты их игнорировала. Просто побольше будь рядом с Коулом. Вон он, там. – Уэйн начинал ныть, а этого Миранда сейчас не могла вынести.
– Хорошо. – Девушка посмотрела туда, куда указывал Лэмберт. Коул о чем-то оживленно беседовал с молодой красивой женщиной. У нее были золотистые волосы, волнистой рябью ниспадавшие на оголенные плечи. Открытое облегающее платье без бретелек, пошитое из блестящей материи под цвет золота волос, позволяло окружающим любоваться гладкой кожей, еще не утратившей красивого летнего загара. Чрезмерная обнаженность не портила благоприятного впечатления – женщина держалась раскованно, с непринужденной грациозностью. У Миранды что-то опустилось внутри. Кажется, в ней проснулась ревность. Но какое она имеет право ревновать? Вполне вероятно, что это его любовница. Или одна из любовниц.
Значит, мне – в этом простеньком платье, с недокрашенным лицом и спутанными волосами – предлагают подойти к ним и попытаться вновь завоевать его внимание, с досадой подумала Миранда. Уэйн подтолкнул ее ладонью; она была такая же влажная, как и его лицо. Фу! И Миранда решила, что лучше стоять рядом с богиней, чем терпеть нытье Уэйна.
Коул ни на минуту не упускал Миранду из виду с тех пор, как они расстались у входа, и теперь видел, что она направляется к нему, но продолжал как ни в чем не бывало разговаривать с Китти. Виктория Лэмберт вот уже несколько месяцев тактично старалась устроить их брак. Китти работала вместе с Викторией в правлении детского приюта. Китти Александер, профессиональная общественница, принадлежала к одному из старейших родов Сан-Антонио. Чем занимался ее отец, Коул не знал. Наверное, управлял вложениями собственных средств. Китти была хороша собой, имела веселый нрав и могла остроумно вести беседу. К этому ее готовили с детства. Она часто напоминала Коулу холеную породистую мальтийскую болонку.
Китти вся была на виду: открытая и бесхитростная. Не то что Миранда – клубок противоречий и загадок. Она шла к ним поступью балерины. Смелый огонь в ее глазах мог бы смутить и боксера-профессионала. Приподнятые заколкой волосы мягко падают на лицо, наверное, так же, как поутру после длинной ночи любви. Глядя на ее слегка покачивающиеся бедра, обтянутые черным шелком, он страстно захотел узнать, как она все-таки выглядит после такой ночи. Но голос Миранды, меняющий окраску, словно хамелеон, заставил его задуматься, нужно ли ему это. Потому что сейчас он услышал тот же интимный тон, которым она разговаривала по телефону, сидя у себя в спальне. Этот тон непривычно резал ухо, а слова были еще более удивительны.
– А я думаю, куда ты сбежал. Прости, что оставила тебя с Леной. Я – трусиха. – Миранда улыбнулась Коулу. Сплошное притворство. Для Китти старается. Коул почувствовал раздражение, но, подыгрывая ей, представил женщин друг другу.
Коул не объяснил, почему Миранда претендует на место подле него, поэтому Китти окинула ее вопросительным взглядом. Завязалась светская беседа. Китти, проявив больше такта и проницательности, чем ожидала Миранда, не стала клясться, будто скучает по ее репортажам. Вместо этого она начала обсуждать с Мирандой соглашение о свободной торговле. Эта женщина, видно, ежедневно прочитывает газеты от корки до корки.
Миранда была поражена. Ее реакция весьма позабавила Коула, который знал причину заинтересованности Китти новостями внутренней и внешней политики. Чтобы поймать мужа. Красота и ум – именно в такой последовательности – импонировали как раз тем мужчинам, за которыми охотилась Китти, – начинающим политикам, будущим президентам компаний, молодым хирургам. По-своему честолюбивая, Китти не хотела выходить замуж за человека с состоявшейся карьерой. Она предпочитала делать карьеру мужа собственными руками.
В этом-то и заключалась вся ирония сватовства Виктории. Она видела в Коуле прежде всего симпатичного представителя старого техасского рода из Хилл-Кантри, второго сына в семье респектабельных богатых родителей. Так оно и было на самом деле. Виктория (да, наверно, и Китти тоже) полагала, что он перерастет свое пристрастие к музыке и вернется на прибыльную скотоводческую ферму отца, возвратится к бездонному семейному денежному мешку, заняв отведенное ему место в фамильной иерархии, сразу же за своим на редкость необразованным братцем.
Ни та ни другая не понимали, что нынешнее занятие Коула– дело всей его жизни. Но даже в этом, по их мнению, он не проявлял достаточно честолюбия. А он играл и пел, потому что любил играть и петь; ему это было необходимо как воздух. Тратил дни, недели на то, чтобы отшлифовать песню, сделать ее такой, какой она должна быть, – берущей за душу. Если публика реагировала подобающим образом, замечательно. Если нет, он не переделывал песню. Один мерзкий агентишко заметил, что он с голоду помрет ради стремления быть «артистом в высшей степени». Коул воспринял это заявление как комплимент, хотя тот, естественно, имел в виду обратное.
Он знал, что Китти неравнодушна к нему, но пока еще не понял, какую цель она преследует: то ли хочет, чтобы он согревал и развлекал ее, пока она не встретит мистера Мужа, то ли надеется обратить его в мистера Мужа. На уме у нее было, безусловно, одно из двух, но Коул не видел себя ни в той, ни в другой роли. А вот заигрывать с ней ему нравилось.
Коул все свое обаяние теперь обратил на Китти, хотя сознавал, что флиртует с ней только для того, чтобы позлить Миранду, – это ему тоже доставляло своеобразное удовольствие. Он открыто начал рассматривать ее миниатюрную, безупречно пропорциональную фигурку в оправе из блесток. Грудь не большая и не маленькая, талия ровно на десять дюймов меньше объема бедер, которые, Коул не сомневался, были одного объема с грудью. Барби, да и только.
От Китти не укрылся его оценивающий взгляд. Она заморгала, соски под платьем затвердели – именно в ту секунду, когда он взглянул на них. Может быть, она натренировала их. Интересно, вдруг подумал Коул, что бы делали ее родители, воспроизведи они на свет уродца с кудряшками, прыщавой кожей, плоской грудью, толстым задом и плохим зрением? Наверно, стали бы исправлять дефекты дочери или обменяли бы ее на такую вот красавицу, которая сейчас стояла перед ним. Коул рассмеялся.
Девушки, вздрогнув от неожиданности, удивленно посмотрели на него: они вели разговор на серьезную тему, где смех был неуместен.
– Кит, на тебе есть нижнее белье? Или ты специально так оделась, чтобы собравшиеся здесь старики забыли проверить, сколько нулей они пишут на своих дарственных чеках? – Коул наблюдал за ней из-под полуопущенных век.
– Ты такой же несносный, как Говард Стерн! – хихикнула довольная Китти.
Коул сомневался в том, чтобы Китти когда-либо слышала выступления Говарда Стерна, но, зная из газет о его репутации мастера острот, она сочла, что не ошибется, употребив в данном контексте его имя, одновременно выказывая свою светскость и осведомленность.
Коул с удовлетворением отметил, что достиг поставленной цели – разозлил Миранду. Он и сам не понимал, почему не мог отказать себе в этом удовольствии. Ее роскошная матовая кожа вспыхнула очаровательным румянцем; так пунцовеют только рыжеволосые. Его бестактная реплика смутила и рассердила ее.
Раздосадованная развязной манерой поведения Коула, который, не замечая ее, адресовал слова и взгляды только своей светской приятельнице, Миранда стала смотреть по сторонам, подыскивая удобный предлог, чтобы удалиться. Она оказалась не очень расторопной.
– О, а вот и Рейнольд Макинни, – прожурчала Китти, помахав рукой кандидату в сенат штата Техас, который в свои тридцать лет или около того был еще холост. – Мне нужно с ним поговорить. Рада была познакомиться. – Она коснулась щекой щеки Миранды, выдув в воздух поцелуй. – А ты, разбойник, веди себя прилично. – Коула Китти поцеловала в щеку по-настоящему, а потом решительно устремилась к Макинни.
Коул и Миранда смотрели ей вслед. На губах Коула играла улыбка. Он получил ответ на свой вопрос: Китти отвела ему роль увеселителя. Китти Макинни. Звучит солидно. Интересно, когда будет свадьба? Очевидно, до выборов. Вероятно, в день открытия избирательных участков.
Миранда незаметно наблюдала за Коулом. Она прочла в его лице искреннюю симпатию к девушке и рассвирепела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Миранда допустила еще одну ошибку, благодаря которой оскорбленным мздоимцам и удалось расправиться с ней. Она обнаружила, что жена одного из вице-президентов нефтяной компании, Джина Лэнгстром, состоит в любовной связи с сенатором Гарреттом Гайлзом. Муж Джины знал об этой связи, но молчал, выжидая удобный момент, когда он сможет путем шантажа вынудить любовника жены списать с «Равало Ойл» долговые суммы, которые компания должна была выделить на нужды политиков.
Жена вице-президента, сама о том не ведая, стала пешкой в нечестной игре финансистов и политиков. Она была крайне угнетена и подавлена, когда несколько месяцев спустя из подслушанного телефонного разговора между мужем и любовником выяснила, что, по существу, превратилась в проститутку. Когда Джина рассказала об этом Миранде, та с возмущением заметила, что это супруг ее выступил в роли сутенера.
Джина Лэнгстром предоставила большую часть информации, которая требовалась для проведения журналистского расследования. Миранда симпатизировала бедной женщине. Вообще-то она сурово порицала адюльтер, но в данном случае сделала исключение. Джина, вынужденная жить в браке с жестоким и беспринципным эгоистом, жаждала человеческого тепла и думала, что найдет его в Гарретте, обольстившем ее своей очаровательной улыбкой.
Миранда не стала сообщать о том, что вице-президент компании торговал собственной женой, решив, что ее репортаж и без того вызовет сенсацию. Она не хотела губить жизнь Джины Лэнгстром. Эта роковая ошибка стоила ей карьеры.
Миранда предупредила Джину, что, когда расследованием займутся федеральные службы и власти штата, ее тайна наверняка будет раскрыта. Но она никак не предполагала, что эта недомолвка может быть использована против нее лично. Зенитная артиллерия политиков обвинила ее в сокрытии части данных. Подручные Гарретта Гайлза открыто намекали, что Миранда и Джина сфабриковали против Гайлза обвинение. Преданная жена Гайлза грудью встала на защиту мужа, утверждая, что ее дорогой супруг никогда не нарушил бы верности, если бы его бесстыдно не совратили.
«Равало Ойл» владела небольшим пакетом акций телекомпании Кей-эй-ти-экс, о чем знали очень немногие. Совет директоров нефтяной компании решил употребить свое влияние и потребовал от руководителя телекомпании увольнения Миранды. Требование совета поддержали высокопоставленные друзья разоблаченных политиков, звонившие из Остина. Руководителю телекомпании, на которого давили со всех сторон, в конце концов пришлось принести Миранду в жертву.
Миранда не была деморализована, не поддалась панике и боролась до последнего – и за свою репутацию, и за место в телекомпании. Она открыто признала свои ошибки и попыталась вновь заострить внимание общественности на главном– преступном и неэтичном поведении разоблаченных ею должностных лиц. К сожалению, большая часть того, на что она указывала, растворилась в потоке противоречивой и спорной информации.
Нашлось немало людей, по заслугам оценивших деятельность Миранды, но общественное мнение складывалось на основе многочисленных домыслов и вымыслов, которые распространяли авторитеты пропаганды. И они добились своего. К тому времени, когда средства массовой информации перестали муссировать имя Миранды Рэндольф, осмелившейся выступить против «Равало Ойл» и сената, граждане Сан-Антонио уже настолько успокоились, что их спокойствие граничило с безразличием. Гайлз и его приятели из законодательного собрания собирались благополучно пережить очередные выборы; двое уволенных из «Равало Ойл» вице-президентов вновь были приняты в компанию в качестве консультантов.
Дэниел хорошо помнил тот день, когда Миранда пришла на работу освобождать свой стол. Она пользовалась безоговорочной поддержкой всех своих коллег по редакции. Начальник отдела новостей выполнил распоряжение директора телекомпании уволить Миранду только после того, как ему был предъявлен ультиматум.
Тем не менее ее уход для всех был бы менее болезненным, если бы Миранда пришла забрать свои пожитки – все, что накопилось за четыре года работы, – по окончании рабочего дня. Она же явилась в редакцию ровно в десять часов утра, когда ее могли видеть буквально все сотрудники телекомпании – от работников отдела продажи эфирного времени до производственников. Своим появлением она еще раз напомнила о восторжествовавшей несправедливости. Дэниел гордился Мирандой. Ее поступок требовал мужества. Но когда она прощалась с коллегами, спокойно, с достоинством, огонь борьбы в ее глазах не пылал.
Миранде нужно было время, чтобы оправиться от поражения, и Дэниел, понимая это, оставил ее в покое. Он решил, что свяжется с ней, как только она будет готова не морщась вспоминать о случившемся. Она, конечно, была признательна ему за поддержку и помощь, но он тем не менее оставался для нее живым свидетельством перенесенных испытаний.
Глядя на Миранду теперь, Дэниел вынужден был признать, что она никогда уже больше не будет той бесстрашной оптимисткой, сражающейся с драконами, какой он ее помнил всего год назад. Миранда изменилась. Бесповоротно. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Вывод он сможет сделать только после того, как у нее полностью зарубцуются шрамы. Дэниел с грустью думал о том, что он не знает нынешней Миранды, но надеялся, что ему представится случай снова сблизиться с ней.
В сердце Дэниела Миранда занимала место лучшего друга. Он не смотрел на нее как на дочь, не испытывал к ней сексуального влечения. На первых порах между ними завязались отношения наставника и ученика, которые постепенно переросли в глубокую привязанность, основанную на взаимном доверии, потребности друг в друге и обоюдной поддержке. Дэниел знал, что всегда может рассчитывать на ее помощь, так же как она на его. Особенно ярко это проявилось, когда его младшая дочь, Энджи, попала в серьезную автомобильную катастрофу. Дэниел тогда читал в эфире новости, в которых было и сообщение об ужасном дорожном происшествии, сопровождавшееся показом документальных кадров с места события. В середине репортажа ему позвонили и сказали, что «жертва в критическом состоянии» – его дочь. Миранда за полутораминутный перерыв, предназначенный для прогона рекламы, нашла потрясенному Дэниелу замену и отвезла его с Синди в больницу, где стала настойчиво пытать врачей, пока они подробно не рассказали все о состоянии его дочери. Сейчас, наблюдая, как Миранда разговаривает с Синди, Дэниел искренне желал когда-нибудь вновь увидеть в ней прежний интерес к жизни.
Внезапно взгляд Миранды упал на полноватого мужчину в смокинге, который был ему мал размера на два. Она стала торопливо прощаться с Коксами. Синди обещала вскоре позвонить Миранде, чтобы вместе пообедать. Дэн выразил надежду еще раз встретить ее в течение вечера и собирался кое-что добавить, но Миранда, ласково коснувшись его руки, направилась к мужчине, который уже призывал ее жестами.
– Должно быть, ее клиент, – предположила Синди, нежно прижимаясь к плечу мужа. Она подняла к нему свое лицо и внимательно посмотрела в глаза. – Я вижу. Она сама не своя.
– Ей нужно время, – со вздохом отозвался Дэниел. Миранда, стуча каблучками, быстро подошла к Уэйну, пока он своим идиотским поведением не привлек внимания всего зала.
– Ты что? – прошипела девушка. Встреча с Синди и Дэниелом взволновала ее. Она была счастлива вновь видеть своих друзей, корила себя за то, что так долго избегала их. И вместе с тем Коксы вызвали в ней грусть по прошлому.
– Ты же должна быть с Коулом. Где он? Вики может заподозрить неладное, видя, как ты шатаешься тут одна и что-то вынюхиваешь. Она ведь может догадаться, что ты работаешь на меня. – На лице Уэйна от нервного напряжения выступили капельки пота.
– А ты полагаешь, твоя обезьянья жестикуляция не вызывает подозрений? – Миранда едва сдерживалась. – Вынюхиваю? Я не вынюхивала, а беседовала с друзьями. Если бы я, игнорируя знакомых, словно пиявка липла к Коулу, это выглядело бы более странно.
– Я не требую, чтобы ты их игнорировала. Просто побольше будь рядом с Коулом. Вон он, там. – Уэйн начинал ныть, а этого Миранда сейчас не могла вынести.
– Хорошо. – Девушка посмотрела туда, куда указывал Лэмберт. Коул о чем-то оживленно беседовал с молодой красивой женщиной. У нее были золотистые волосы, волнистой рябью ниспадавшие на оголенные плечи. Открытое облегающее платье без бретелек, пошитое из блестящей материи под цвет золота волос, позволяло окружающим любоваться гладкой кожей, еще не утратившей красивого летнего загара. Чрезмерная обнаженность не портила благоприятного впечатления – женщина держалась раскованно, с непринужденной грациозностью. У Миранды что-то опустилось внутри. Кажется, в ней проснулась ревность. Но какое она имеет право ревновать? Вполне вероятно, что это его любовница. Или одна из любовниц.
Значит, мне – в этом простеньком платье, с недокрашенным лицом и спутанными волосами – предлагают подойти к ним и попытаться вновь завоевать его внимание, с досадой подумала Миранда. Уэйн подтолкнул ее ладонью; она была такая же влажная, как и его лицо. Фу! И Миранда решила, что лучше стоять рядом с богиней, чем терпеть нытье Уэйна.
Коул ни на минуту не упускал Миранду из виду с тех пор, как они расстались у входа, и теперь видел, что она направляется к нему, но продолжал как ни в чем не бывало разговаривать с Китти. Виктория Лэмберт вот уже несколько месяцев тактично старалась устроить их брак. Китти работала вместе с Викторией в правлении детского приюта. Китти Александер, профессиональная общественница, принадлежала к одному из старейших родов Сан-Антонио. Чем занимался ее отец, Коул не знал. Наверное, управлял вложениями собственных средств. Китти была хороша собой, имела веселый нрав и могла остроумно вести беседу. К этому ее готовили с детства. Она часто напоминала Коулу холеную породистую мальтийскую болонку.
Китти вся была на виду: открытая и бесхитростная. Не то что Миранда – клубок противоречий и загадок. Она шла к ним поступью балерины. Смелый огонь в ее глазах мог бы смутить и боксера-профессионала. Приподнятые заколкой волосы мягко падают на лицо, наверное, так же, как поутру после длинной ночи любви. Глядя на ее слегка покачивающиеся бедра, обтянутые черным шелком, он страстно захотел узнать, как она все-таки выглядит после такой ночи. Но голос Миранды, меняющий окраску, словно хамелеон, заставил его задуматься, нужно ли ему это. Потому что сейчас он услышал тот же интимный тон, которым она разговаривала по телефону, сидя у себя в спальне. Этот тон непривычно резал ухо, а слова были еще более удивительны.
– А я думаю, куда ты сбежал. Прости, что оставила тебя с Леной. Я – трусиха. – Миранда улыбнулась Коулу. Сплошное притворство. Для Китти старается. Коул почувствовал раздражение, но, подыгрывая ей, представил женщин друг другу.
Коул не объяснил, почему Миранда претендует на место подле него, поэтому Китти окинула ее вопросительным взглядом. Завязалась светская беседа. Китти, проявив больше такта и проницательности, чем ожидала Миранда, не стала клясться, будто скучает по ее репортажам. Вместо этого она начала обсуждать с Мирандой соглашение о свободной торговле. Эта женщина, видно, ежедневно прочитывает газеты от корки до корки.
Миранда была поражена. Ее реакция весьма позабавила Коула, который знал причину заинтересованности Китти новостями внутренней и внешней политики. Чтобы поймать мужа. Красота и ум – именно в такой последовательности – импонировали как раз тем мужчинам, за которыми охотилась Китти, – начинающим политикам, будущим президентам компаний, молодым хирургам. По-своему честолюбивая, Китти не хотела выходить замуж за человека с состоявшейся карьерой. Она предпочитала делать карьеру мужа собственными руками.
В этом-то и заключалась вся ирония сватовства Виктории. Она видела в Коуле прежде всего симпатичного представителя старого техасского рода из Хилл-Кантри, второго сына в семье респектабельных богатых родителей. Так оно и было на самом деле. Виктория (да, наверно, и Китти тоже) полагала, что он перерастет свое пристрастие к музыке и вернется на прибыльную скотоводческую ферму отца, возвратится к бездонному семейному денежному мешку, заняв отведенное ему место в фамильной иерархии, сразу же за своим на редкость необразованным братцем.
Ни та ни другая не понимали, что нынешнее занятие Коула– дело всей его жизни. Но даже в этом, по их мнению, он не проявлял достаточно честолюбия. А он играл и пел, потому что любил играть и петь; ему это было необходимо как воздух. Тратил дни, недели на то, чтобы отшлифовать песню, сделать ее такой, какой она должна быть, – берущей за душу. Если публика реагировала подобающим образом, замечательно. Если нет, он не переделывал песню. Один мерзкий агентишко заметил, что он с голоду помрет ради стремления быть «артистом в высшей степени». Коул воспринял это заявление как комплимент, хотя тот, естественно, имел в виду обратное.
Он знал, что Китти неравнодушна к нему, но пока еще не понял, какую цель она преследует: то ли хочет, чтобы он согревал и развлекал ее, пока она не встретит мистера Мужа, то ли надеется обратить его в мистера Мужа. На уме у нее было, безусловно, одно из двух, но Коул не видел себя ни в той, ни в другой роли. А вот заигрывать с ней ему нравилось.
Коул все свое обаяние теперь обратил на Китти, хотя сознавал, что флиртует с ней только для того, чтобы позлить Миранду, – это ему тоже доставляло своеобразное удовольствие. Он открыто начал рассматривать ее миниатюрную, безупречно пропорциональную фигурку в оправе из блесток. Грудь не большая и не маленькая, талия ровно на десять дюймов меньше объема бедер, которые, Коул не сомневался, были одного объема с грудью. Барби, да и только.
От Китти не укрылся его оценивающий взгляд. Она заморгала, соски под платьем затвердели – именно в ту секунду, когда он взглянул на них. Может быть, она натренировала их. Интересно, вдруг подумал Коул, что бы делали ее родители, воспроизведи они на свет уродца с кудряшками, прыщавой кожей, плоской грудью, толстым задом и плохим зрением? Наверно, стали бы исправлять дефекты дочери или обменяли бы ее на такую вот красавицу, которая сейчас стояла перед ним. Коул рассмеялся.
Девушки, вздрогнув от неожиданности, удивленно посмотрели на него: они вели разговор на серьезную тему, где смех был неуместен.
– Кит, на тебе есть нижнее белье? Или ты специально так оделась, чтобы собравшиеся здесь старики забыли проверить, сколько нулей они пишут на своих дарственных чеках? – Коул наблюдал за ней из-под полуопущенных век.
– Ты такой же несносный, как Говард Стерн! – хихикнула довольная Китти.
Коул сомневался в том, чтобы Китти когда-либо слышала выступления Говарда Стерна, но, зная из газет о его репутации мастера острот, она сочла, что не ошибется, употребив в данном контексте его имя, одновременно выказывая свою светскость и осведомленность.
Коул с удовлетворением отметил, что достиг поставленной цели – разозлил Миранду. Он и сам не понимал, почему не мог отказать себе в этом удовольствии. Ее роскошная матовая кожа вспыхнула очаровательным румянцем; так пунцовеют только рыжеволосые. Его бестактная реплика смутила и рассердила ее.
Раздосадованная развязной манерой поведения Коула, который, не замечая ее, адресовал слова и взгляды только своей светской приятельнице, Миранда стала смотреть по сторонам, подыскивая удобный предлог, чтобы удалиться. Она оказалась не очень расторопной.
– О, а вот и Рейнольд Макинни, – прожурчала Китти, помахав рукой кандидату в сенат штата Техас, который в свои тридцать лет или около того был еще холост. – Мне нужно с ним поговорить. Рада была познакомиться. – Она коснулась щекой щеки Миранды, выдув в воздух поцелуй. – А ты, разбойник, веди себя прилично. – Коула Китти поцеловала в щеку по-настоящему, а потом решительно устремилась к Макинни.
Коул и Миранда смотрели ей вслед. На губах Коула играла улыбка. Он получил ответ на свой вопрос: Китти отвела ему роль увеселителя. Китти Макинни. Звучит солидно. Интересно, когда будет свадьба? Очевидно, до выборов. Вероятно, в день открытия избирательных участков.
Миранда незаметно наблюдала за Коулом. Она прочла в его лице искреннюю симпатию к девушке и рассвирепела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42