И в самом деле, сработало.
– Странно, – вслух подумала Лин, – как люди могут собственным воображением загнать себя в какой-то тупик стыда или страха, как миссис Бейнер.
– Но как раз вы кое-что знаете об этом? – Он проницательно посмотрел ей в глаза, хотя в надвигающихся сумерках уже было плохо видно его лицо.
– Я?! О… – Она была рада, что он тоже не может видеть, что она сильно покраснела.
– Конечно вы… В прошлый раз, когда мы серьезно говорили об этом, ведь вы страдали от воображаемых страхов, что даже ваши друзья будут плохо думать о вас из-за того, что никогда, никак не могло быть вашей виной. Но в отличие от миссис Бейнер, у вас хватило характера самой выйти из этого состояния.
– Не совсем самой, – тихо проговорила Лин.
– То есть вы хотите сказать, что мой совет вам смог немного помочь?
– Помог очень сильно. Он показал мне, в каком неверном масштабе я представляла себе мое горе.
Он покачал головой:
– Вот уж не знаю, стоит ли меня благодарить. То немногое, что я вам тогда сказал, могло лишь вселить в вас какие-то сомнения относительно правильной оценки обстоятельств. Наверное, у вас уже было какое-то подсознательное убеждение, что вы не можете отказаться от своей профессии. Это было бы недостойно вас.
– Потом я это поняла, – признала Лин. – Но без вас я бы могла никогда не услышать свой внутренний голос или не поверить ему. Я… мне поэтому хотелось поблагодарить вас.
– Дорогая моя. – Он говорил ласково. – Я всего лишь выразил свое убеждение, что вы не должны бросать свою профессию по такой причине. И я знал, что вы были совершенно не правы, считая, что кто-то будет думать о вас хуже из-за несчастного опыта, выпавшего на вашу долю.
Они шли по неровной тропинке через деревенский выгон почти уже в темноте, и его рука незаметно, но надежно поддерживала ее под локоть. Он продолжал:
– Если вы правдивый человек, вы признаете, что все оказалось не так плохо, как вам рисовалось.
«Ничего, верно, – мысленно криво усмехнулась Лин, – кроме нашей первой встречи с вами, когда я надеялась, что вас хоть немного обрадует то, что я послушалась вашего совета!» Вслух она сказала:
– Нет, все были ко мне добры.
– Ваши друзья помогали вам, не мешали, правда? А с кем вы особенно дружите в Бродфилде, кстати?
– Моя лучшая подруга – сестра Хорган, девушка из Ирландии, мы с ней вместе учились. Она – сестра в отделении Бартрам.
– А из врачей?
Лин колебалась, но потом ответила:
– Из мужчин? Ну, пожалуй, мы с Пэтси Хорган – приятельницы доктора Дринана.
Они шли по ровной лужайке, и Уорнер Бельмонт освободил ее руку.
– А, молодой Дринан? Помню, он как-то вечером выручил меня, дал бензина. Конечно, и вы были там.
Так что эти все замечающие глаза все-таки видели ее, хотя она была уверена, что он даже не посмотрел в ее сторону. Интересно, могло ли что-нибудь ускользнуть от его внимания?
– Мне бы нужно было остаться тогда и поговорить с вами, но я был в жуткой спешке. Я вез мисс Адлер на другой концерт, и мы уже опаздывали. Значит, вам нравится Дринан?
– Да, нравится, – ответила Лин, сохраняя лояльность.
– Что ж, кроме его поступка, достойного доброго самаритянина, я о нем знаю очень мало, кроме того, что он очень хороший анестезиолог. – Он помолчал, а потом спросил: – Скажите мне, если это не чересчур уж личный вопрос, – как вам кажется, начинаете ли вы забывать того человека, с кем вы были помолвлены?
– Перри Гарстона? Да, с этим у меня все покончено.
– Никаких оглядываний назад и сожалений, к которым часто так склонны многие женщины?
– Я думаю, что нет. Я знаю, что могу вполне спокойно думать о том, что он женится на другой девушке.
Уорнер Бельмонт внезапно остановился.
– Я этому рад, – сказал он. – Теперь во мне опять говорит любопытство, наверное уж очень бесцеремонное: что же вызвало такое изменение – неожиданная поддержка друзей, работа, сила вашего собственного характера или… новая привязанность?
Хотя она и знала, что в темноте он все равно не увидит ее лица, она не осмеливалась поднять на него глаза. Потому что в этот момент она слишком отчетливо почувствовала, что именно навсегда вытеснило память о Перри из самых глубоких уголков ее сердца. И ощущала, что даже в своем зарождении это чувство к человеку, стоящему рядом, превосходит все, что она знала раньше. А она-то думала – и даже говорила Деннису, – что после Перри она больше никого не полюбит!
В ответ на его вопрос она сказала с легкой уклончивостью:
– Я думаю, что, наверное, друзья и работа. И понимание того, что нужно жить дальше, что бы ни случилось.
– Ну, вы не по годам мудры, – заметил он.
Она ничего не ответила, слишком поглощенная новыми проблемами, возникшими перед ней. Ведь, несмотря на то, что теперь они смогут лучше понимать друг друга, у нее не было иллюзий, что дружеская близость этого дня может продолжаться бесконечно. Когда они в следующий раз встретятся в операционной, он будет хирургом, а она – сестрой, и ничто не будет их сближать, кроме работы, которую они будут делать вдвоем. Потом они разойдутся в разные стороны, куда повлекут каждого его интересы. В частной жизни Уорнера Бельмонта для нее нет места, и у него не возникнет желания разделить ее жизнь. Неужели любовь всегда означает страшное одиночество сердца?
А он непринужденно спрашивал ее, знает ли она или часто видит одну девушку из аптеки – некую мисс Фейерс?
– Да. Я знаю ее.
– Это звучит очень сдержанно. Она вам не нравится?
Боже мой, думала Лин, почему он так наблюдателен, да еще с такой интуицией? Вслух она ответила:
– Просто она не входит в число моих друзей.
Он засмеялся:
– Тем самым вы даете понять очень многое в области отношений женщины к женщине! Ну хорошо. Она и мне никакая не приятельница. Я просто встретил ее у мисс Адлер, и она сказала, что работает в аптеке в Бродфилде. Оказалось, что они с Евой – дальние родственницы.
Они замолчали, подойдя к калитке ректорского сада. Он нащупал ручку, а Лин вдруг представила, что сейчас он заговорит о своей дружбе с Евой Адлер. Но он быстро открыл засов, и через минуту они уже были в домашнем тепле, где их ждали Мэри и Деннис.
– Так что ты оказалась права, Лин, – задумчиво сказал Деннис, когда услышал их рассказ. Он повернулся к Уорнеру: – Хочу вас поблагодарить. Вы сделали то, к чему я никак не мог подойти, а если бы и решился, то пришлось бы прибегать Бог знает к чему. Значит, считаете, что можно устроить Джонни в Бродфилд?
– Да. Займусь этим сразу, как приеду туда, – пообещал Уорнер.
Разговор перешел на их планы на вечер. Деннис сказал, что в семь часов фехтовальная секция Дигбет-клуба будет ждать Уорнера. Значит, нужно было выехать из Эмберли к шести пятнадцати. Но тогда это было бы слишком рано для Лин, которой придется вернуться в больницу, хотя у нее нет дежурства в эту ночь.
– На меня не обращайте внимания, – быстро сказала Лин. – Если вы меня высадите на станции…
– Но я тоже еду в клуб, нужно какой-то ужин там приготовить, – вступила в разговор Мэри. – Может быть, составишь мне компанию и поедешь на следующем поезде, если есть еще поезда?
– Есть последний, который уходит в девять.
– Ты не была в Дигбете целую вечность. Прошу тебя, поезжай на этом поезде, – умоляла Мэри.
– А можно и по-другому, – предложил Уорнер. – Я могу отвезти вас прямо в Бродфилд после занятий.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – сказала Лин, хотя сердце ее сильно забилось при мысли, что она могла бы еще немного побыть в этой дружеской атмосфере, которую создало для нее волшебство Эмберли. – Этот поезд вполне удобен для меня, и к его прибытию всегда подходит наш автобус из Бродфилда.
Она не знала, согласился ли он с ней или остался при своем предложении, потому что в этот момент Деннис стал обсуждать, как им ехать.
– Если ты и мистер Бельмонт поедете вперед в его машине, мне бы хотелось, чтобы Мэри заглянула к миссис Бейнер посмотреть, не надо ли ей чего-нибудь, раз они собираются положить Джонни в больницу чуть ли не завтра.
Выяснилось, что это устраивает всех, и Лин, взглянув на часики, сказала, что ей пора идти укладывать свой чемодан. Деннис пошел к себе в кабинет, чтобы собрать кое-какие бумаги, которые нужно было отвезти в клуб, а Мэри и Уорнер остались у огня.
Только один раз по дороге в Спайрхэмптон Уорнер задал неожиданный вопрос, хотя и непринужденным юном:
– А вы мне говорили, что собирались привезти Дринана сюда, в Эмберли, на эти выходные?
Удивленная Лин ответила:
– Нет. Просто как-то речь не заходила.
– Да ведь мы говорили о нем, – напомнил он ей.
– Да, но… – Она замолчала, не зная, что сказать, потому что этот внезапный вопрос смутил ее, и остаток пути она ломала себе голову над тем, какое же значение могло иметь ее сообщение, если бы она его и сделала.
Уорнера Бельмонта с нетерпением ждали в клубе. Он переоделся в белый свитер с застежкой у горла и фланелевые брюки и стал чуть ли не таким же стройным и гибким, как и мальчишки, обступившие его, когда он, сидя на краю стола, вел с ними предварительную беседу, рассказывая и показывая инструменты фехтовального искусства.
Лин сидела у самовара, задвинутая длинным импровизированным столом на козлах, и слушала его голос, с легкими, дружелюбными интонациями, время от времени прерываемый громким хором: «Да, сэр», «Да, сэр», – это гомонили десяток собравшихся вокруг него мальчиков. Она была удивлена этой новой стороной его характера. Он, внешне такой строгий и недоступный, оказывается, мог вызвать расположение и доверие при первой же встрече.
Мэри стояла у подноса с горой бутербродов и булочек, осаждаемая голодной толпой мальчишек, только что закончивших тренировку по боксу. Деннис сидел в дальнем углу среди группы мальчиков, которым он показывал, как вязать морские узлы. Лин была еще ничем не занята, как вдруг сообразила, что сейчас клиенты Мэри прибегут к ней за чаем, и приготовилась к набегу, но в этот момент зазвонил телефон в маленькой комнате за ее спиной, и Деннис крикнул:
– Лин, если ты свободна, возьми трубочку, пожалуйста!
Лин кивнула и выбралась из-за стола. В трубке послышался голос – женский, явно культурный.
– Это Дигбет-клуб, наконец? – Собеседница была почему-то немного раздражена.
– Да, это Дигбет-клуб. Кто говорит? Чем могу быть полезна?
– Насколько я поняла, это должен быть клуб мальчиков . Кто вы? Уборщица или кто? – требовательно допрашивал голос.
Лин не удержалась и хихикнула:
– Нет, я не уборщица. Скорее «кто». Я здесь помогаю кормить мальчиков. Но мистер Дорн здесь. Если вам нужно поговорить с ним, пожалуйста, назовите ваше имя.
– Мне не нужен мистер Дорн. Мне сказали, что мистер Уорнер Бельмонт должен быть в клубе, и он мне нужен. Скажите ему, пожалуйста, что мисс Адлер хочет поговорить с ним.
Это было не столько просьбой, сколько командой, и Лин пришлось проглотить свое неприятное впечатление, особенно когда последовало:
– И пожалуйста, поскорее.
Лин показалось, что вся поспешность была просто следствием нетерпеливости мисс Адлер.
Когда Уорнер Бельмонт подошел к телефону, он не закрыл за собой дверь комнаты, и Лин, начавшая разливать чай, стала невольной слушательницей разговора, хотя и с одной стороны. Вначале он долго слушал – видно, в ухо ему лился нескончаемый поток слов, потом он спокойно сказал:
– Моя дорогая, ты ошиблась. Мы с тобой на сегодня ничего не планировали. Я уже довольно давно знал, что у меня будет здесь тренировка, а я всегда твердо помню дни и числа.
В ответ на что-то, сказанное мисс Адлер, он засмеялся и ответил:
– Но, Ева, дорогая, я и раньше знал за тобой подобные проделки. Боюсь, что на этот раз ты делаешь то же самое. Разумеется, я очень сожалею, что ты разочарована.
Потом:
– Ну, раз уж ты вся разодета, то почему бы тебе не дождаться меня дома? Пусть Пэтри подаст тебе что-нибудь выпить, и мы поедем туда позднее, если тебе так хочется.
После ее ответа он посмотрел на часы и сказал:
– Нет, боюсь, это будет намного позднее. Мне надо будет еще переодеться, и еще я должен отвезти в Бродфилд одну из наших сестер, которая сейчас помогает нам здесь, ей нужно успеть обратно к ночи.
Его последней репликой было:
– Ну хорошо, Ева. Думаю, что это не последний раз, верно ведь? Съездим в другой раз. – И он повесил трубку.
А Лин, непонятно почему, почувствовала какое-то унижение. Наверное, из-за своего невольного подслушивания и из-за этого небрежного, безличного упоминания о себе как об «одной из наших сестер». Глупо, конечно, обращать на это внимание. Тем не менее она именно это и делала, и этим как бы ставила себя в недостойное и неравное соперничество с Евой Адлер за внимание Уорнера Бельмонта.
Видно, эта Ева была кем-то, кто имел большие права на него. Лин же не могла рассчитывать на большее, чем обещание, нарушить которое ему не позволит его хорошее воспитание. «Одна из наших сестер» – о, как это обидно звучит!
Она постаралась скорее забыть остальную часть разговора. В конце концов, это не ее дело – не должно быть ее делом! – что манера Уорнера говорить с Евой казалась проникнутой мягкой снисходительностью мужчины к капризу любимой женщины. Это было что-то глубоко личное, что не открывают посторонним, чувствовала Лин. О, если бы, если бы только она не услышала это!
Когда он подошел, наконец, к ней и спросил, готова ли она, она изо всех сил попыталась отговориться от поездки с ним. Но ее поезд ушел, как он прекрасно знал, и потому отмел все ее отговорки с присущей ему резкостью.
– Чепуха. Мы уговорились, что я вас подвезу, ведь так? Идите и садитесь в машину, я подойду через минуту.
Сейчас более чем когда-либо, Лин чувствовала, что он жалеет о своем обещании. Они ехали в полном молчании, прерываемом только односложными замечаниями. Быстро убывающая самоуверенность Лин заставила ее ощутить это молчание как что-то осязаемое и тяжелое.
Она с горечью думала: «Он, видно, решил поставить меня на место, напомнив о разнице нашего положения в Бродфилде. Как будто он забыл, что я сама все это прекрасно знаю».
Он не показал виду, что догадался о том, что она могла услышать его телефонный разговор, и имя Евы Адлер ни разу не было упомянуто между ними. Все равно мысль об этой другой женщине нависла, как тень, над душой Лин, испортив ей день, который мог быть таким счастливым.
Глава 5
Утром, уже незадолго до Рождества, когда Лин вошла в комнату отдыха за своим кофе, который полагался ей в десять часов, она увидела, как Пэтси отошла от группы сестер перед доской объявлений.
– И изрекла она! – распевала Пэтси, получая озорное удовольствие от явного расстройства Лин.
– Как, еще один эдикт начальницы? – спросила Лин. – Нет, я решительно отказываюсь проходить еще один курс популярных лекций в университете. Ей все кажется, что нам не хватает общей культуры!
– Культуры? Нет-с! – хихикнула Пэтси. – Милая, на этот раз это общественная работа. Нам практически предписывается направить наши легкие танцующие ножки на благотворительный бал в пятницу в Спайрхэмптоне. Проводится Фондом по борьбе с раком – так что мы обязаны! Подойди и прочитай сама, коли не веришь.
Лин пробралась вперед к доске и прочитала напечатанное на машинке объявление, подписанное начальницей.
«Надеемся, что весь персонал, имеющий хоть небольшую возможность, приобретет билеты и будет присутствовать на балу, который состоится в Общественном центре Спайрхэмптона для сбора средств в Национальный фонд по борьбе с раком. Подобное достойное мероприятие должно найти самую искреннюю поддержку у всех нас, как представителей медицинской профессии. Освобождения от работы будут даваться беспрепятственно, за исключением совершенно необходимых дежурств. Просьба соответственно изменить свои личные планы».
– «Личные планы», – передразнила Пэтси. – Меня мало беспокоят эти призывы изменить мои личные планы. В конце концов, что тут планировать? Просто подведи ко мне мужчину, и пусть он пригласит меня танцевать.
– Получить освобождение – вот в чем суть, – напомнила ей Лин. – Нельзя же отпустить всех до одного.
Но оптимизм Пэтси не позволял ей и думать, что ей и Лин может не повезти с освобождением.
– Я надену свое розовое платье! – блаженно объявила она.
Лин была в ужасе:
– Ох, Пэтси, только не розовое!
– Как так – не розовое? Продавщица сказала мне, что это шикарное платье, когда я покупала.
– Ну, может быть, и так – но не по цвету! Продавщица никак не должна была убеждать тебя, что оно тебе идет!
– Хочешь сказать, морковные волосы не терпят розового? – грустно спросила Пэтси.
– Да нет, не в волосах дело, – мягко ответила Лин. – К твоим глазам, к цвету кожи так идет то зеленовато-голубое! Ты в нем такая свежая!
– Это в том, старом? – возмутилась Пэтси, но, поразмыслив, спросила: – Но скажи, ты правда думаешь, что в зеленом у меня будет больше успеха?
– Сразу все побегут приглашать тебя, – уверила ее Лин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Странно, – вслух подумала Лин, – как люди могут собственным воображением загнать себя в какой-то тупик стыда или страха, как миссис Бейнер.
– Но как раз вы кое-что знаете об этом? – Он проницательно посмотрел ей в глаза, хотя в надвигающихся сумерках уже было плохо видно его лицо.
– Я?! О… – Она была рада, что он тоже не может видеть, что она сильно покраснела.
– Конечно вы… В прошлый раз, когда мы серьезно говорили об этом, ведь вы страдали от воображаемых страхов, что даже ваши друзья будут плохо думать о вас из-за того, что никогда, никак не могло быть вашей виной. Но в отличие от миссис Бейнер, у вас хватило характера самой выйти из этого состояния.
– Не совсем самой, – тихо проговорила Лин.
– То есть вы хотите сказать, что мой совет вам смог немного помочь?
– Помог очень сильно. Он показал мне, в каком неверном масштабе я представляла себе мое горе.
Он покачал головой:
– Вот уж не знаю, стоит ли меня благодарить. То немногое, что я вам тогда сказал, могло лишь вселить в вас какие-то сомнения относительно правильной оценки обстоятельств. Наверное, у вас уже было какое-то подсознательное убеждение, что вы не можете отказаться от своей профессии. Это было бы недостойно вас.
– Потом я это поняла, – признала Лин. – Но без вас я бы могла никогда не услышать свой внутренний голос или не поверить ему. Я… мне поэтому хотелось поблагодарить вас.
– Дорогая моя. – Он говорил ласково. – Я всего лишь выразил свое убеждение, что вы не должны бросать свою профессию по такой причине. И я знал, что вы были совершенно не правы, считая, что кто-то будет думать о вас хуже из-за несчастного опыта, выпавшего на вашу долю.
Они шли по неровной тропинке через деревенский выгон почти уже в темноте, и его рука незаметно, но надежно поддерживала ее под локоть. Он продолжал:
– Если вы правдивый человек, вы признаете, что все оказалось не так плохо, как вам рисовалось.
«Ничего, верно, – мысленно криво усмехнулась Лин, – кроме нашей первой встречи с вами, когда я надеялась, что вас хоть немного обрадует то, что я послушалась вашего совета!» Вслух она сказала:
– Нет, все были ко мне добры.
– Ваши друзья помогали вам, не мешали, правда? А с кем вы особенно дружите в Бродфилде, кстати?
– Моя лучшая подруга – сестра Хорган, девушка из Ирландии, мы с ней вместе учились. Она – сестра в отделении Бартрам.
– А из врачей?
Лин колебалась, но потом ответила:
– Из мужчин? Ну, пожалуй, мы с Пэтси Хорган – приятельницы доктора Дринана.
Они шли по ровной лужайке, и Уорнер Бельмонт освободил ее руку.
– А, молодой Дринан? Помню, он как-то вечером выручил меня, дал бензина. Конечно, и вы были там.
Так что эти все замечающие глаза все-таки видели ее, хотя она была уверена, что он даже не посмотрел в ее сторону. Интересно, могло ли что-нибудь ускользнуть от его внимания?
– Мне бы нужно было остаться тогда и поговорить с вами, но я был в жуткой спешке. Я вез мисс Адлер на другой концерт, и мы уже опаздывали. Значит, вам нравится Дринан?
– Да, нравится, – ответила Лин, сохраняя лояльность.
– Что ж, кроме его поступка, достойного доброго самаритянина, я о нем знаю очень мало, кроме того, что он очень хороший анестезиолог. – Он помолчал, а потом спросил: – Скажите мне, если это не чересчур уж личный вопрос, – как вам кажется, начинаете ли вы забывать того человека, с кем вы были помолвлены?
– Перри Гарстона? Да, с этим у меня все покончено.
– Никаких оглядываний назад и сожалений, к которым часто так склонны многие женщины?
– Я думаю, что нет. Я знаю, что могу вполне спокойно думать о том, что он женится на другой девушке.
Уорнер Бельмонт внезапно остановился.
– Я этому рад, – сказал он. – Теперь во мне опять говорит любопытство, наверное уж очень бесцеремонное: что же вызвало такое изменение – неожиданная поддержка друзей, работа, сила вашего собственного характера или… новая привязанность?
Хотя она и знала, что в темноте он все равно не увидит ее лица, она не осмеливалась поднять на него глаза. Потому что в этот момент она слишком отчетливо почувствовала, что именно навсегда вытеснило память о Перри из самых глубоких уголков ее сердца. И ощущала, что даже в своем зарождении это чувство к человеку, стоящему рядом, превосходит все, что она знала раньше. А она-то думала – и даже говорила Деннису, – что после Перри она больше никого не полюбит!
В ответ на его вопрос она сказала с легкой уклончивостью:
– Я думаю, что, наверное, друзья и работа. И понимание того, что нужно жить дальше, что бы ни случилось.
– Ну, вы не по годам мудры, – заметил он.
Она ничего не ответила, слишком поглощенная новыми проблемами, возникшими перед ней. Ведь, несмотря на то, что теперь они смогут лучше понимать друг друга, у нее не было иллюзий, что дружеская близость этого дня может продолжаться бесконечно. Когда они в следующий раз встретятся в операционной, он будет хирургом, а она – сестрой, и ничто не будет их сближать, кроме работы, которую они будут делать вдвоем. Потом они разойдутся в разные стороны, куда повлекут каждого его интересы. В частной жизни Уорнера Бельмонта для нее нет места, и у него не возникнет желания разделить ее жизнь. Неужели любовь всегда означает страшное одиночество сердца?
А он непринужденно спрашивал ее, знает ли она или часто видит одну девушку из аптеки – некую мисс Фейерс?
– Да. Я знаю ее.
– Это звучит очень сдержанно. Она вам не нравится?
Боже мой, думала Лин, почему он так наблюдателен, да еще с такой интуицией? Вслух она ответила:
– Просто она не входит в число моих друзей.
Он засмеялся:
– Тем самым вы даете понять очень многое в области отношений женщины к женщине! Ну хорошо. Она и мне никакая не приятельница. Я просто встретил ее у мисс Адлер, и она сказала, что работает в аптеке в Бродфилде. Оказалось, что они с Евой – дальние родственницы.
Они замолчали, подойдя к калитке ректорского сада. Он нащупал ручку, а Лин вдруг представила, что сейчас он заговорит о своей дружбе с Евой Адлер. Но он быстро открыл засов, и через минуту они уже были в домашнем тепле, где их ждали Мэри и Деннис.
– Так что ты оказалась права, Лин, – задумчиво сказал Деннис, когда услышал их рассказ. Он повернулся к Уорнеру: – Хочу вас поблагодарить. Вы сделали то, к чему я никак не мог подойти, а если бы и решился, то пришлось бы прибегать Бог знает к чему. Значит, считаете, что можно устроить Джонни в Бродфилд?
– Да. Займусь этим сразу, как приеду туда, – пообещал Уорнер.
Разговор перешел на их планы на вечер. Деннис сказал, что в семь часов фехтовальная секция Дигбет-клуба будет ждать Уорнера. Значит, нужно было выехать из Эмберли к шести пятнадцати. Но тогда это было бы слишком рано для Лин, которой придется вернуться в больницу, хотя у нее нет дежурства в эту ночь.
– На меня не обращайте внимания, – быстро сказала Лин. – Если вы меня высадите на станции…
– Но я тоже еду в клуб, нужно какой-то ужин там приготовить, – вступила в разговор Мэри. – Может быть, составишь мне компанию и поедешь на следующем поезде, если есть еще поезда?
– Есть последний, который уходит в девять.
– Ты не была в Дигбете целую вечность. Прошу тебя, поезжай на этом поезде, – умоляла Мэри.
– А можно и по-другому, – предложил Уорнер. – Я могу отвезти вас прямо в Бродфилд после занятий.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – сказала Лин, хотя сердце ее сильно забилось при мысли, что она могла бы еще немного побыть в этой дружеской атмосфере, которую создало для нее волшебство Эмберли. – Этот поезд вполне удобен для меня, и к его прибытию всегда подходит наш автобус из Бродфилда.
Она не знала, согласился ли он с ней или остался при своем предложении, потому что в этот момент Деннис стал обсуждать, как им ехать.
– Если ты и мистер Бельмонт поедете вперед в его машине, мне бы хотелось, чтобы Мэри заглянула к миссис Бейнер посмотреть, не надо ли ей чего-нибудь, раз они собираются положить Джонни в больницу чуть ли не завтра.
Выяснилось, что это устраивает всех, и Лин, взглянув на часики, сказала, что ей пора идти укладывать свой чемодан. Деннис пошел к себе в кабинет, чтобы собрать кое-какие бумаги, которые нужно было отвезти в клуб, а Мэри и Уорнер остались у огня.
Только один раз по дороге в Спайрхэмптон Уорнер задал неожиданный вопрос, хотя и непринужденным юном:
– А вы мне говорили, что собирались привезти Дринана сюда, в Эмберли, на эти выходные?
Удивленная Лин ответила:
– Нет. Просто как-то речь не заходила.
– Да ведь мы говорили о нем, – напомнил он ей.
– Да, но… – Она замолчала, не зная, что сказать, потому что этот внезапный вопрос смутил ее, и остаток пути она ломала себе голову над тем, какое же значение могло иметь ее сообщение, если бы она его и сделала.
Уорнера Бельмонта с нетерпением ждали в клубе. Он переоделся в белый свитер с застежкой у горла и фланелевые брюки и стал чуть ли не таким же стройным и гибким, как и мальчишки, обступившие его, когда он, сидя на краю стола, вел с ними предварительную беседу, рассказывая и показывая инструменты фехтовального искусства.
Лин сидела у самовара, задвинутая длинным импровизированным столом на козлах, и слушала его голос, с легкими, дружелюбными интонациями, время от времени прерываемый громким хором: «Да, сэр», «Да, сэр», – это гомонили десяток собравшихся вокруг него мальчиков. Она была удивлена этой новой стороной его характера. Он, внешне такой строгий и недоступный, оказывается, мог вызвать расположение и доверие при первой же встрече.
Мэри стояла у подноса с горой бутербродов и булочек, осаждаемая голодной толпой мальчишек, только что закончивших тренировку по боксу. Деннис сидел в дальнем углу среди группы мальчиков, которым он показывал, как вязать морские узлы. Лин была еще ничем не занята, как вдруг сообразила, что сейчас клиенты Мэри прибегут к ней за чаем, и приготовилась к набегу, но в этот момент зазвонил телефон в маленькой комнате за ее спиной, и Деннис крикнул:
– Лин, если ты свободна, возьми трубочку, пожалуйста!
Лин кивнула и выбралась из-за стола. В трубке послышался голос – женский, явно культурный.
– Это Дигбет-клуб, наконец? – Собеседница была почему-то немного раздражена.
– Да, это Дигбет-клуб. Кто говорит? Чем могу быть полезна?
– Насколько я поняла, это должен быть клуб мальчиков . Кто вы? Уборщица или кто? – требовательно допрашивал голос.
Лин не удержалась и хихикнула:
– Нет, я не уборщица. Скорее «кто». Я здесь помогаю кормить мальчиков. Но мистер Дорн здесь. Если вам нужно поговорить с ним, пожалуйста, назовите ваше имя.
– Мне не нужен мистер Дорн. Мне сказали, что мистер Уорнер Бельмонт должен быть в клубе, и он мне нужен. Скажите ему, пожалуйста, что мисс Адлер хочет поговорить с ним.
Это было не столько просьбой, сколько командой, и Лин пришлось проглотить свое неприятное впечатление, особенно когда последовало:
– И пожалуйста, поскорее.
Лин показалось, что вся поспешность была просто следствием нетерпеливости мисс Адлер.
Когда Уорнер Бельмонт подошел к телефону, он не закрыл за собой дверь комнаты, и Лин, начавшая разливать чай, стала невольной слушательницей разговора, хотя и с одной стороны. Вначале он долго слушал – видно, в ухо ему лился нескончаемый поток слов, потом он спокойно сказал:
– Моя дорогая, ты ошиблась. Мы с тобой на сегодня ничего не планировали. Я уже довольно давно знал, что у меня будет здесь тренировка, а я всегда твердо помню дни и числа.
В ответ на что-то, сказанное мисс Адлер, он засмеялся и ответил:
– Но, Ева, дорогая, я и раньше знал за тобой подобные проделки. Боюсь, что на этот раз ты делаешь то же самое. Разумеется, я очень сожалею, что ты разочарована.
Потом:
– Ну, раз уж ты вся разодета, то почему бы тебе не дождаться меня дома? Пусть Пэтри подаст тебе что-нибудь выпить, и мы поедем туда позднее, если тебе так хочется.
После ее ответа он посмотрел на часы и сказал:
– Нет, боюсь, это будет намного позднее. Мне надо будет еще переодеться, и еще я должен отвезти в Бродфилд одну из наших сестер, которая сейчас помогает нам здесь, ей нужно успеть обратно к ночи.
Его последней репликой было:
– Ну хорошо, Ева. Думаю, что это не последний раз, верно ведь? Съездим в другой раз. – И он повесил трубку.
А Лин, непонятно почему, почувствовала какое-то унижение. Наверное, из-за своего невольного подслушивания и из-за этого небрежного, безличного упоминания о себе как об «одной из наших сестер». Глупо, конечно, обращать на это внимание. Тем не менее она именно это и делала, и этим как бы ставила себя в недостойное и неравное соперничество с Евой Адлер за внимание Уорнера Бельмонта.
Видно, эта Ева была кем-то, кто имел большие права на него. Лин же не могла рассчитывать на большее, чем обещание, нарушить которое ему не позволит его хорошее воспитание. «Одна из наших сестер» – о, как это обидно звучит!
Она постаралась скорее забыть остальную часть разговора. В конце концов, это не ее дело – не должно быть ее делом! – что манера Уорнера говорить с Евой казалась проникнутой мягкой снисходительностью мужчины к капризу любимой женщины. Это было что-то глубоко личное, что не открывают посторонним, чувствовала Лин. О, если бы, если бы только она не услышала это!
Когда он подошел, наконец, к ней и спросил, готова ли она, она изо всех сил попыталась отговориться от поездки с ним. Но ее поезд ушел, как он прекрасно знал, и потому отмел все ее отговорки с присущей ему резкостью.
– Чепуха. Мы уговорились, что я вас подвезу, ведь так? Идите и садитесь в машину, я подойду через минуту.
Сейчас более чем когда-либо, Лин чувствовала, что он жалеет о своем обещании. Они ехали в полном молчании, прерываемом только односложными замечаниями. Быстро убывающая самоуверенность Лин заставила ее ощутить это молчание как что-то осязаемое и тяжелое.
Она с горечью думала: «Он, видно, решил поставить меня на место, напомнив о разнице нашего положения в Бродфилде. Как будто он забыл, что я сама все это прекрасно знаю».
Он не показал виду, что догадался о том, что она могла услышать его телефонный разговор, и имя Евы Адлер ни разу не было упомянуто между ними. Все равно мысль об этой другой женщине нависла, как тень, над душой Лин, испортив ей день, который мог быть таким счастливым.
Глава 5
Утром, уже незадолго до Рождества, когда Лин вошла в комнату отдыха за своим кофе, который полагался ей в десять часов, она увидела, как Пэтси отошла от группы сестер перед доской объявлений.
– И изрекла она! – распевала Пэтси, получая озорное удовольствие от явного расстройства Лин.
– Как, еще один эдикт начальницы? – спросила Лин. – Нет, я решительно отказываюсь проходить еще один курс популярных лекций в университете. Ей все кажется, что нам не хватает общей культуры!
– Культуры? Нет-с! – хихикнула Пэтси. – Милая, на этот раз это общественная работа. Нам практически предписывается направить наши легкие танцующие ножки на благотворительный бал в пятницу в Спайрхэмптоне. Проводится Фондом по борьбе с раком – так что мы обязаны! Подойди и прочитай сама, коли не веришь.
Лин пробралась вперед к доске и прочитала напечатанное на машинке объявление, подписанное начальницей.
«Надеемся, что весь персонал, имеющий хоть небольшую возможность, приобретет билеты и будет присутствовать на балу, который состоится в Общественном центре Спайрхэмптона для сбора средств в Национальный фонд по борьбе с раком. Подобное достойное мероприятие должно найти самую искреннюю поддержку у всех нас, как представителей медицинской профессии. Освобождения от работы будут даваться беспрепятственно, за исключением совершенно необходимых дежурств. Просьба соответственно изменить свои личные планы».
– «Личные планы», – передразнила Пэтси. – Меня мало беспокоят эти призывы изменить мои личные планы. В конце концов, что тут планировать? Просто подведи ко мне мужчину, и пусть он пригласит меня танцевать.
– Получить освобождение – вот в чем суть, – напомнила ей Лин. – Нельзя же отпустить всех до одного.
Но оптимизм Пэтси не позволял ей и думать, что ей и Лин может не повезти с освобождением.
– Я надену свое розовое платье! – блаженно объявила она.
Лин была в ужасе:
– Ох, Пэтси, только не розовое!
– Как так – не розовое? Продавщица сказала мне, что это шикарное платье, когда я покупала.
– Ну, может быть, и так – но не по цвету! Продавщица никак не должна была убеждать тебя, что оно тебе идет!
– Хочешь сказать, морковные волосы не терпят розового? – грустно спросила Пэтси.
– Да нет, не в волосах дело, – мягко ответила Лин. – К твоим глазам, к цвету кожи так идет то зеленовато-голубое! Ты в нем такая свежая!
– Это в том, старом? – возмутилась Пэтси, но, поразмыслив, спросила: – Но скажи, ты правда думаешь, что в зеленом у меня будет больше успеха?
– Сразу все побегут приглашать тебя, – уверила ее Лин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20