Океан взъярился
Мне не хочется говорить об этом Джу, но худшее впереди. Через два часа надо снова сменить курс. Только таким образом удастся попасть на Таити.
Подлый ветер подул нам прямо в лицо. Уж в который раз я злюсь, что наша лодка не способна лавировать при встречном ветре, чтобы идти заданным курсом. И все-таки мы выжимаем из нее все возможное. До Таити остается около двадцати миль, и, видимо, придется пройти их на моторе. Что поделаешь? Мы бессильны. Другого выхода у нас нет. Как на нашей лодке идти против ветра? Да и выдержит ли «Джу»? Волны яростные и злые. Не расколят ли они наше суденышко? Все зависит от прочности заклепок, скрепляющих две пластмассовые половинки корпуса. И конечно, от нас: от точности курса и от того, насколько быстро мы станем вычерпывать воду из лодки.
Я использовал момент, когда волны не столь яростно нападали на нас, и вычерпал из лодки остатки воды. Эта хитрость позволила вырваться вперед в состязании с разбушевавшимся океаном.
Сменил на полчаса Джу. Она села рядом и закрыла глаза. Отдыхает ли? Спустя немного снова взялась за румпель.
Прошло тридцать два часа. Никаких перемен. Еще через полчаса стал заводить двигатель. Повернул ключ стартера. Ничего! Даже не чихнул. Снова включил, послышался короткий звук «пух». Опять попробовал. Пух-пух! И никакого результата.
– Дончо, прошу тебя, попробуй еще. А вдруг заведется!
– Да, конечно. Я же еще не пытался завести его рукояткой. Видно, вода попала в скважину ключа зажигания.
Мотор должен заработать. Мы уже еле держимся.
Крутанул несколько раз рукоятку и… двигатель зарокотал.
– Джу, мы доберемся до Папеэте. Через несколько часов позвоним в Софию, поговорим с Яной.
Я ожидал, что будет трудно, но то, что последовало, невозможно описать. Океан взбесился. Волны тяжелые, словно бетон. Скорость ветра достигла неимоверной силы. Даже брызги больно бьют в лицо. Не видно ни зги. Глаза у Джу налились кровью. Избитое брызгами лицо стало багровым.
Погром
Бедная лодка со стоном и воем карабкается по водяным глыбам. На мгновение замирает на гребне и как бы зависает. Спустя миг падает вниз, с силой ударяется о воду. За бортами взлетают два гейзера брызг. В ту же секунду разъяренный ветер разбивает их в пыль и, будто кнутом, больно стегает по лицу, бьет по очкам.
Шум и грохот шторма оглушают. С трудом улавливаю голос Джу. Двигатель тяжело и покорно тащит лодку вперед по волнам. Гребной винт исполняет коронный номер на гребне волны. Тут он вылетает из воды, развивает бешеные обороты, двигатель ревет, стараясь пересилить грохот бури. Затем корма ныряет в волну, и винт, ударившись о воду, захлебывается. Это самый страшный миг. И двигатель, и гребной вал могут легко сломаться.
Уже минут десять, как лодка быстро заполняется водой. Но мне не хочется оставлять Джу одну. Всем своим существом чувствую, сколь необходимо ей сейчас мое присутствие. Однако делать нечего. Вода прибывает. Давно уж потеряно мое преимущество в соревновании с океаном. Заглянул в рубку. Все в беспорядке. Будто здесь побывали озверевшие бандиты и расшвыряли вещи в поисках бриллиантов. Весь наш багаж – приборы, инструменты, пробы, дневники, фильмы и киноаппараты – в воде. Осатаневший шторм безжалостно уничтожил плоды нашего двухмесячного труда. Но мне все равно. Вода, поднявшаяся до колен, беспокоит меня в тысячу раз больше, чем судьба проб планктона или урины. Безостановочно, словно вертящееся колесо водочерпалки, черпаю воду ведром. А вода поступает, как из артезианского колодца. К тому же часть ее, будто сквозь решето, стекает обратно. Как только нос лодки врезается в волну, несколько тонн воды перекатываются через палубу, оконца, дверцы оказываются под водой. И океан, словно шприцем, впрыскивает через них воду. Течет отовсюду – сверху, слева, справа.
Джу мастерски управляет лодкой. Румпель трудно повернуть даже двумя руками. Она часто наваливается на него всем своим телом. По всему видно, и Джу держится из последних сил.
– Положение все еще в наших руках!
Эти простые слова – наша магическая фраза. Она свидетель труднейших минут в нашей жизни. Этой волшебной фразой мы ободряли себя в Черном море. Она да болгарский флаг – наши верные спутники при всех невзгодах.
– Положение все еще в наших руках!
И я удерживаю уровень воды в лодке чуть ниже колен. И Джу держит курс 110°. Почти против ветра.
Лодка зарывается в волны и стонет, но движется вперед.
Что заставляет нас так фанатично идти к Таити? Ведь куда легче изменить курс и направиться к острову Бора-Бора. Да, но ведь мы на весь свет объявили места остановок. И я хочу, чтобы все шло, как заранее было намечено, чтобы наше слово не расходилось с делом. Как было всегда до этого.
Несчастье
Ночь темная, хоть глаз выколи. Единственная наша опора – компас. Милый, тысячи раз залитый волнами компас. Наш верный товарищ.
Время от времени я выбираюсь из рубки и сменяю Джу. Иногда просто сажусь рядом, и, прижавшись друг к другу, мы вместе принимаем удары волн. Иной раз привязываюсь страховочным поясом, взбираюсь на крышу рубки, крепко обнимаю мачту и всматриваюсь в ночь.
– Что ты высматриваешь?
– Маяк Таити.
– Не слишком ли рано?
– В справочниках говорится, что его видно за двадцать миль.
– Почему же тогда мы его не видим?
И снова бешено работаю ведром, пока уровень воды не опустится до щиколотки – границы нашей безопасности.
– Джу, не стоит думать об усталости.
– И о холоде тоже.
Как бы ты себя ни настраивал, сколько бы ни напрягал все свои силы и волю, холод и усталость берут свое. Одно усиливает другое. Вот уже тридцать пять часов ведем неравную битву со штормом. Это не может продолжаться вечно. Но и нельзя отдаться на волю стихии. Никто из нас не смеет даже на секунду расслабиться. Каждый хорошо знает, чем грозит бессонница, да и мы уже далеко не те, какими были два дня назад. Как бы это ни было неприятно, но я должен признать, что ведро становится все более непроизводительным. После каждого падения я все дольше лежу в воде неподвижно и становлюсь все более вялым, поднимаюсь с огромным трудом.
А Яна? А обещание переплыть океан? Неужели сдадимся под конец? Неужели не выдержим и оправдаем поговорку «Неразумные тонут у берега»? Тогда уж лучше бы вернулись на Галапагосы – к знаменитым игуанам.
Плеть самобичевания обжигает, подстегивает. Я, словно пристыженный школяр, поднимаюсь из воды и снова хватаю ведро. Нет, я не в отчаянии, не сломлен бурей, просто силы мои на исходе. И у Джу – тоже. Но она справляется с румпелем. А ведь она слабее меня, да к тому же больна и истощена.
Инстинкт самосохранения вечен
На нашу беду ветер усилился. Воет как никогда. Когда лодка с гребня падает вниз, кажется, будто она падает на камень. А у лодки нет ребер, ее корпус – тонкая пластмассовая скорлупка. При каждой волне борта опасно прогибаются внутрь, и тогда начинается дикая пляска деревянных решеток и банок с консервированной водой. Удары и грохот зловещи. Ушам больно. Пластмассовый корпус продолжает прогибаться. По нему особенно ясно видно, насколько мы хрупки, как мало нам надо, чтобы отправиться на корм рыбам.
Внезапно лодка сильно накренилась. Попадали консервы. Мелкие предметы набились под пайолы. Борта лодки прогнулись под напором волн и спрессовали их. На моих глазах в этих тисках мгновенно раздавило банку консервов.
Необходимо как можно быстрее извлечь из-под деревянных решеток все попавшие под них предметы. Если что-нибудь там останется, то может пробить пластмассовый корпус. И тогда – конец. На первый взгляд выполнить это просто, однако просунуть руки в тесное пространство оказалось делом нелегким. Но бывало и труднее. Извлек предметы. И все десять пальцев остались целы.
Надо бы радоваться
Уже много часов Джу сидит у румпеля почти по пояс в воде. Наш кокпит – ящик размером 1 метр на 1,2 метра. Вроде бочки. У нас он не самоотливающийся. Сколько воды в него попадет, столько и останется. Часто в сильную бурю нет возможности вычерпать из него воду. Вот и сидишь в воде часами. Это, конечно, не страшно; промокший до костей мокрее от такого купания не станет. И все же несколько дней сидеть в воде – дело не очень приятное.
– Маяк!
– Джу, не обманывай. Плохая это шутка.
– Да я не шучу. Правда, маяк!
ТАИТИ…
Остается нам еще миль десять. Через два часа стемнеет.
Но теперь дело другое. Казалось бы, усталость и океан все те же, а положение все же иное.
Бегут часы. Нет ничего нового. Я уже вижу остров. Он становится все больше и больше.
Пишут, что Таити – красивейший остров, если смотреть на него с моря во время восхода солнца. Так ли это, не берусь утверждать. Мы уже совсем выбились из сил. Как ни напрягаюсь, как ни подбадриваю себя, а еле двигаюсь. Да еще как назло пайолы сдвинулись, заклинились, и я не могу работать ведром.
Новая волна опять залила лодку. Снова воды полно, на критическом уровне. Чтобы остаться в живых, нужно немедленно выбросить багаж. Иного выхода нет. Сначала сбрасываю с кормы мешочки с песком, потом – с носа лодки – отправляю за борт ящик с инструментом, нейлоновые мешки с водой…
Ничего нам не надо. Только бы добраться до причала Папеэте.
– Джу, я вижу дома. А вот и краны в порту. Еще немного, и укроемся за первым мысом, там уж нас не будет заливать.
Волны успокоились. Я сажусь за руль, двигатель работает исправно, и мы мчимся вдоль прибрежного рифа.
Море совершенно пустынно. На пристани никого. Все живое укрылось от шторма.
Поразили зевак
Спустя полчаса увидели два буя со световыми сигналами. Они обозначали проход через рифы и вход в порт. На берегу видны две башни, которые, если встанут в створ (одна за другой), показывают безопасный курс – свободный от рифов и отмелей.
В 10.10 вечера миновали рифы и вошли в порт Папеэте.
Джу свалилась прямо на палубу. Даже не поцеловались, как у нас принято. Даже не подготовились к выходу на берег. Ничего, пусть принимают меня небритого, с трехдневной щетиной.
Словно во сне, проплывают мимо смазанные силуэты пришвартованных яхт. Бросаю якорь на первом попавшемся свободном месте. Не рассчитал расстояние до берега и на полном ходу врезался носом в причал. Как подкошенный падаю на рубку. На берегу раздается смех. В жизни еще не было случая, чтобы я что-то напутал, не рассчитал и дал зевакам пищу для пересудов.
Кто-то привязал швартовый конец. Нам все равно. Мы лежим на палубе и смотрим на деревья. Милые, дорогие зеленые деревца. Символ земли, как волны – символ моря. До слуха доносятся рев автомобильных клаксонов и шум улицы. Догадываюсь, что причал для яхт расположен рядом с прибрежным бульваром.
Наша лодка выглядит еще более жалкой. Под конец я совсем ею не занимался, и воды набралось чуть ли не до краев. Борта торчат из воды едва ли на 20 сантиметров.
Есть еще порох…
Зеваки что-то решили. С соседней лодки нас окликнули. Мы лежим. Нас нет.
Послышались шаги. И первый вопрос:
– Откуда прибыли?
– Из Перу.
Знакомое удивление. Потом восклицания, что это-де Красная лодка.
Какой-то кретин спросил:
– Лодка ваша Красная?
– Красная.
– А я думал резиновая.
Мысленно обругал его.
Спустя немного послышалось:
– Доктор Банис, доктор Банис.
Худощавый, стеснительный, но энергичный молодой человек в белом халате склонился над нами и предложил отвезти нас на санитарной машине в его институт на медицинское обследование. Он получил письмо от Межправительственной океанографической комиссии ЮНЕСКО. Читал в газетах статьи Бенгта Даниельссона. Ему поручено отвечать за наше пребывание на острове.
Как во сне, поддерживаемые с двух сторон, мы ступили на берег. У причала собралось довольно много народа. Я еще никогда не видел, чтобы вокруг машины «скорой помощи», простоявшей больше двух минут, не собралась бы толпа. Перед тем как захлопнуть дверцу, я крикнул первое, что пришло в голову:
– Viva!
Просто так, чтобы нас не жалели. Пусть все знают: мы живы!
Путь до института занял около пяти минут, но мы успели сдружиться с д-ром Банисом. Он оказался чрезвычайно тактичным человеком. Не стал засыпать нас вопросами, а рассказал о себе. Женат. Есть ребенок. Арио, его жена, – китаянка. Он чистокровный парижанин. Его хобби – ядовитые рыбы. Вместе со своим зятем, поляком, собирается написать книгу. Неожиданно он сообщил:
– Вы на территории Института им. Луиса Маларде.

Глава III
Таити – Хуахине – Райатеа – Тахаа – Бора-Бора
Джу

Потеряли письма
«Нужно спросить, кто такой Луис Маларде», – настойчиво думаю я как о чем-то самом важном и чувствую, что засыпаю. В это время пришел директор института мосье Легрэ. Это был загорелый, красивый мужчина лет 45. Он поздравил нас с прибытием и сердечно обнял. А пока мы объясняли ему, что нам необходимо немедленно пройти медицинское обследование, приехал и капитан порта с кипой писем для нас. Как только он узнал, что мы прибыли в Папеэте, тотчас, просмотрев всю почту, адресованную яхтсменам, отобрал нашу и привез лично. Капитан прекрасно знал, что значит пробыть в океане длительное время.
– Да, да, спасибо, большое спасибо, – бормочем мы оба и крепко стискиваем в руках письма с вестями, пришедшими с другого конца земного шара. Мосье Локай, так зовут капитана, сияет, довольный тем, что доставил нам такую радость. Впоследствии мы много раз виделись с ним, но мне он запомнился по первой встрече: скрещенные на груди руки, на голове соломенная шляпа, глаза сияют от удовольствия, на лице чуть смущенная улыбка. Весь его вид излучал мягкость и доброту.
По пути в больницу каждый из нас схватил по письму от своей матери. Но в Папеэте все близко, мы еще не успели прочесть и по страничке, как оказались на месте. И началась беготня из кабинета в кабинет. Чтобы ускорить процедуру, мы разделились.
Все, что происходило потом, вспоминаю с трудом. Смутно помню, как д-р Банис, склонившись надо мной, что-то говорит, пытаясь разбудить. Я согласно что-то бормочу в ответ. Он помогает мне встать, и я тут же снова погружаюсь в сон. Никогда ни прежде, ни после я не испытывала подобного состояния. Это было нечто среднее между сном и потерей сознания. Я совершенно не помню, как и когда закончилось медицинское обследование и каким образом мы очутились в отеле. Единственный печальный проблеск в памяти: покидая больницу, мы вдруг обнаружили, что потеряли письма. И еще один момент, но уже будто кадр из фильма: я безутешно плачу и бегу по коридорам, а за мной – толпа людей в белых халатах, они тоже бегут и на ходу говорят мне что-то утешительное.
Письма так и не нашлись. Они как сквозь землю провалились.
Проснулись мы через пятьдесят часов мертвого сна. Многое уже стерлось в памяти, но и сейчас хорошо помню то непередаваемое чувство спокойствия и блаженства, которое я испытала после пробуждения. Помню широкую мягкую постель, огромную террасу, нависшую над сказочно прекрасным заливом, ванную с теплой водой. И завтрак. Оказалось, что наш покой оберегал сам д-р Банис. Это он запретил пускать к нам кого бы то ни было. Возмущенным журналистам мы устроили пресс-конференцию на другой день.
Бенгт Даниельссон
Мы решили погулять по Папеэте. И уже в первые минуты нервное напряжение спало. Я ожидала встречи с Папеэте как с живым существом.
Какое он произведет на меня впечатление – разочарует или понравится? Есть ли что общее с описанием Таити в книгах, которые я читала?
Ах, как он мне понравился! Как было приятно бродить по его улицам! Я засматривалась на красивых длиннокосых девушек больше, чем Дончо. Неожиданно кто-то нас окликнул:

Маршрут спасательной лодки «Джу-V» на участке Хива-Оа Бора-Бора.
– Юлия, Дончо! Я уже заждался вас! Звонил в отель – не отвечаете.
Навстречу нам, широко раскинув руки для объятий и радостно улыбаясь, шел человек с библейской бородой. «Бенгт Даниельссон», – сразу догадались мы.
Он писал о нас статьи, отправлял их в бельгийскую и местную газеты. Материалы об экспедиции получал от Святослава Колева, с которым он давно уже дружит и переписывается. Кроме того, Святослав прислал ему также болгарские газеты, в которых сообщалось о нас. Теперь Даниельссон хотел их нам передать. Договорились, где и когда встретимся, и расстались.
Мы зашли в кафе обменяться впечатлениями, посмотреть на публику и написать в Болгарию открытки и письма. К нашему собственному удивлению, оказалось, надо посылать ни много ни мало – 250 открыток. Подумали, что каждый из наших друзей порадуется, получив от нас весточку с Таити. И как люди трудолюбивые и добросовестные, сели за стол, и к вечеру каждый написал по 125 открыток. Как глазели на нас таитяне, этого описать невозможно.
Для меня самый очаровательный уголок в Папеэте – прибрежный бульвар. По одну его сторону выстроились пришвартованные яхты, по другую – рестораны и бары. Прямо с тротуара, увидев знакомого, прыгаешь в чей-нибудь кокпит или же ступаешь на палубу яхты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42