– Ну, как твои дела, милый? – спросила она. Он весело ответил:
– Превосходно, я подписал контракты в Париж и Лондон.
– Но ведь мы сначала поедем домой?
– О, да. В нашем распоряжении пять месяцев. На это время мы можем приткнуться куда-нибудь.
– Как ты нехорошо говоришь о нашем доме!
– Знаешь что, пойдем сегодня вечером куда-нибудь? Лучше всего в какой-нибудь мюзик-холл, так как я недостаточно понимаю по-немецки, чтобы смотреть пьесу. Хочешь, пойдем в Винтергартен?
– Но разве ты не устал, не хочешь посидеть дома? Ей хотелось спросить: «Разве ты не хочешь побыть со мной?»
Жан засмеялся.
– Я ни капельки не устал. Посмотрим, как здесь веселятся. За последнее время мы не очень-то веселились. Я очень прошу тебя надеть какое-нибудь шикарное платье, чтобы красиво выглядеть. Хорошо?
К обеду Ирэн надела одно из шикарных платьев. Жан вышел за папиросами. Он довольно долго не возвращался. Он вошел в тот момент, когда она была готова.
– Угадай, кого я встретил.
Ирэн круто повернулась:
– Эльгу Гаммерштейн?
– Да, представь себе. Они остановились в «Атлантике». Мне это сказал Эбенштейн. Я их случайно встретил и сказал, что мы собираемся вечером в «Винтергартен». Они, вероятно, тоже туда придут.
Он вышел в свою комнату переодеться.
За обедом он все время говорил о Гаммерштейнах. Ирэн слушала молча. По дороге он сказал ей, что ему очень нравится ее платье. Ей пришла вдруг в голову дикая мысль спросить: «Больше, чем платье Эльги?» Эта мысль ей показалась смешной, но все же она страдала. Жан был одних лет с ней, но рядом с ней казался несколько моложе.
Ирэн с удовольствием увидела, что «Винтергартен» переполнен. Она взяла ложу, мечтая о том, чтобы Эльга очутилась где-нибудь в другом конце театра. Ее нигде не было видно, и Жан сразу же заинтересовался сценой. Он любил всякие зрелища, и Ирэн это нравилось.
Как всегда, антракт между первым и вторым отделениями был очень длинный.
– Пойдем в фойе выпить кофе, – предложил Жан.
На лестнице они встретили Эльгу с высоким худощавым молодым человеком.
– Милая Ирэн, какое счастье! Разреши тебе представить Эгона фон Рейса.
Молодой человек поклонился и поцеловал Ирэн руку.
– Разве Поль не здесь? – спросила Ирэн.
– Нет, его даже нет в Гамбурге. Его вызвали, а я не могу так быстро путешествовать. Я заболеваю, когда еду в поезде, так что возвращаюсь домой всегда с остановками. Я приехала в Гамбург поощрять искусство, иначе говоря – твоего мужа.
Она была вызывающе одета, слишком роскошно для этого места. На ней было жемчужное ожерелье. В ушах были серьги с огромными изумрудами.
– Идем, расскажите мне все новости, – сказала она, овладев Жаном.
Они стали оживленно разговаривать, смеяться, жестикулировать. Жан был очень доволен и весел. Кофе они пили вместе.
– Почему вы не остановились в «Атлантике»? – спросила Эльга. – Все там останавливаются.
– Неужели? – равнодушно ответила Ирэн. – Я предпочитаю «Четыре времени года».
– Это на тебя похоже. Там все так чопорно, чинно и солидно. Совсем как у Броуна в Лондоне или в «Бристоле» в Париже.
– «Атлантик» слишком современен, слишком космополитичен.
– Я предпочитаю элегантность «Атлантика» солидности твоей аристократической гостиницы.
Она засмеялась. Жан, углубленный в чтение газеты, не слышал ее слов.
– Что это значит? – спросил он Ирэн, показывая ей слово.
Нагнувшись вперед, Эльга перевела его ему.
– Давайте возвращаться все вместе, – вдруг предложила она.
Звонок возвестил об окончании антракта, и Ирэн встала, не утруждая себя ответом.
Когда начался разъезд, она быстро вышла из театра и послала за автомобилем. Среди толпы она увидела медленно приближающуюся Эльгу. Только бы Жан ее не заметил! Когда подъехал автомобиль, она быстро села. Жан последовал за ней; они тронулись.
– А вон Эльга, – Жан взял переговорную трубку. – Ах, этот немецкий язык! Останови его, милая.
– Теперь уже слишком поздно, – ответила Ирэн. – Мы их никогда не разыщем в этой сутолоке. Ах, Жан, как я устала!
ГЛАВА XXXI
Концерт был назначен на седьмое, и Жан был все время занят приготовлениями. Целые дни он проводил в гостиной, упражняясь, всецело поглощенный своей музыкой. Ирэн не могла даже представить себе, чтобы он мог так серьезно относиться к своему искусству. Он появлялся к обеду, ел молча и затем опять принимался за работу. К вечеру он уставал и бывал раздражителен. Эбенштейн часто заходил, и Ирэн начинала к нему привыкать. Ей нравилось его своеобразное заботливое отношение к Жану; раньше ей всегда казалось, что Жан для него не более как ценная скаковая лошадь, которую следует беречь и холить для собственной выгоды. В дальнейшем любовное отношение Эбенштейна к игре Жана убедило ее в неправильности этого взгляда. Он мог сидеть часами, склонив свое большое красное лицо и сохраняя сдержанное и даже грустное выражение, и слушать музыку. Иногда он поглядывал на Ирэн с улыбкой, как бы извиняясь за свое присутствие. Эль-га заходила к ним раз или два, но Жан всегда был занят, а Ирэн не было дома. Она приглашала их обедать и в театр. Приглашение пришло в один прекрасный вечер, когда Жан, неудачно проработав целый день, только что бросился на диван. Он был в кислом настроении. Ирэн передала ему письмо.
– Пойдем к ним! – раздраженно сказал Жан. – Все же лучше, чем так сидеть.
Отправив записку Эльге через посыльного, Ирэн вдруг вспомнила, что она приглашена обедать в другое место, где отказаться было невозможно.
– Я позвоню Эльге и скажу, что мы не можем прийти.
– Нет, не делай этого. Один из нас может пойти. Пойду я. Сейчас позвоню ей и объясню. Не беспокойся.
Ирэн слышала, как, кончая разговор по телефону, он сказал: «Большое спасибо». Затем он подбежал к ней.
– Ну вот, все улажено. Очаровательная Эльга говорит, что будет рада меня видеть. Я сначала провожу тебя к твоим друзьям, а потом поеду к ней. Эльга просила тебя приехать попозже, и я сказал, что ты, вероятно, заедешь.
– Да, конечно, теперь, милый, иди одеваться, а то опоздаешь.
Она вдруг позвала его:
– Жан!
Он вошел с головной щеткой в руке.
– Не играй, пожалуйста, сегодня. Хорошо?
– Да, не стоит перед самым концертом. Может быть, ты не хочешь, чтобы я шел туда? Ведь ты не ревнуешь меня?
Он весело засмеялся. Хорошее настроение вернулось к нему.
– Нет, не ревную, – тотчас же ответила Ирэн, – но при случае способна к этому.
Жан, улыбаясь, ушел к себе в комнату. Обед, на который была приглашена Ирэн, был первый со времени ее замужества. Ей казалось странным это возвращение к прежнему образу жизни после нескольких недель, проведенных с Жаном. Умственная и художественная жизнь в Гамбурге всегда была очень развита. Среди приглашенных к обеду был Гартен, всем известный издатель популярной газеты, Ферстнер, директор Американского Пароходного Общества, два или три молодых человека с именем и несколько писателей. Дамы, кроме Ирэн и еще одной молодой особы, Гарвенс, были женами присутствующих мужчин. Главной темой разговора были политические новости. Гартен, сидевший рядом с Ирэн, сочувствовал социалистическому движению. Он наклонился к ней, оживленно излагая свои взгляды. Тонкий обед, остроумные собеседники делали этот вечер особенно приятным. После обеда перешли играть в бридж в гостиной. Воспользовавшись минутой, Ирэн распрощалась со всеми. Лишь когда она села в такси, она почувствовала, какие приятные часы провела в этом доме. Как привлекательна и интересна жизнь! Она вдруг вспомнила, что за последнее время почти ничего не читала и совсем забросила дела, связанные с наследством Карла. Ей вдруг захотелось скорей вернуться в Вену, к старой жизни. Какое счастье, что они с Жаном скоро будут дома. На другой стороне реки, на фоне неба, зеленые и синие огни возвещали «Атлантика. Такси остановилось у бокового подъезда. Ирэн надеялась встретить Жана в вестибюле. Было уже поздно, около половины одиннадцатого. Не найдя его там, она послала за ним мальчика в комнату Эльга. Когда лифт опустился, из него вышел Жан.
– Фрау Гаммерштейн очень просит тебя подняться к ней. Зайди, пожалуйста. Было очень хорошо, встретишь твою знакомую, мадам Круа. Мы играли и пели.
Ирэн колебалась.
– Разве ты не хочешь вернуться домой и отдохнуть перед концертом?
– Нет, я чувствую себя великолепно. Пойдем, неудобно заставлять себя ждать.
Ирэн распорядилась заплатить шоферу. У нее не было ни малейшего желания видеть Эльгу, но ей не хотелось огорчать Жана. Он был такой довольный и счастливый.
Комната Эльга была вся в цветах, издававших сильный и острый аромат. Мадам Круа, очаровательная женщина, с прекрасными манерами и приятным голосом, старая подруга Ирэн, терялась в обширном пространстве этой комнаты. Кроме цветов, карточных столиков и Эльги, как всегда слишком шикарно одетой, было еще трое мужчин и еще одна дама в жанре Эльги.
– Наконец-то! – воскликнула Эльга. – Я уж думала, ты не приедешь. Хочешь ликеру или папиросу?
Ирэн закурила папиросу.
– Мы чудесно провели время, – сказала Эльга. – Как жаль, что тебя не было.
Ирэн и Жан просидели недолго, так как, к счастью для Ирэн, мадам Круа предложила подвезти их домой на своем автомобиле. Она сообщила, что живет в Гамбурге со своим мужем, крупным коммерсантом. Они наняли дом и намеревались прожить здесь целый год, так как ее муж изучал одно предприятие, которое он собирался купить. Она вспоминала с Ирэн годы совместного учения, а Жан слушал.
– Эльга устраивает большие обеды, – сказала Ирэн, снимая пальто в гостиной.
– Они, по-видимому, очень богаты, эти Гаммерштейны, – сказал Жан.
– Без сомнения, – ответила Ирэн. – Я прекрасно провела время, познакомилась с Гартеном, здешним крупным издателем, и мы с ним все время спорили о социализме. А кто был у Эльги? Я не расслышала фамилий.
– Я сам плохо разобрал. Один был Рейс, другой что-то, кажется, на «берг», а третьего совсем не помню, он пришел только в десять часов.
– Значит, вы не все у нее обедали? Эльга была одна?
Жан прошел в свою комнату, не ответив. Он обедал с Эльгой наедине, и она просила не говорить об этом Ирэн. Ему это сначала было неприятно, но, когда она повторила свою просьбу, взяв за руку и заглянув ему в глаза, он ответил ей многообещающим взглядом и решил исполнить ее желание. Он смущенно вспоминал еще другое, что не было выражено словами, но о чем красноречиво говорили ее глаза. Невозможно рассказать все это Ирэн.
Весь следующий день он играл упражнения и совершенно забыл про Эльгу и вечер у нее. Он всегда очень нервничал перед концертом, и нужна была вся энергия Эбенштейна, чтобы успокоить его; в шесть часов у него страшно разболелась голова. Ирэн сидела около него и гладила ему голову.
– Я чувствую себя разбитым, совсем разбитым, – говорил он. – Смотри, как дрожат мои руки!
Ирэн засмеялась.
– Не говори глупостей, милый, у тебя болит голова, но ты совсем здоров и будешь восхитительно играть.
Когда настало время собираться, Эбенштейн зашел за ними.
До Жана выступал Бахман. Он спокойно вышел на эстраду, расточая приветственные улыбки публике, и великолепно исполнил свой номер.
Ирэн услышала знакомый шелест программ. Публика ожидала выход Жана. Он быстро вышел из боковой двери, взошел на эстраду, поклонился и поднял скрипку. Ему аккомпанировал Пацнов, молодой венгерец. Жан не смотрел ни на кого, взгляд его блуждал над зрителями. Полузакрыв глаза, он начал играть.
Стало сразу ясно, что успех ему обеспечен. Огромная зала замерла. Публика слушала, затаив дыхание. Жан играл необычайно, изумительно. Кончив играть, он с каким-то удивлением посмотрел на бешено аплодирующую публику. Огромный букет белых роз упал к его ногам. Ирэн смотрела на него со слезами на глазах; ей так хотелось встретить его глаза. Как бы почувствовав ее взгляд, он повернулся прямо к ней и улыбнулся. Его бледное лицо покрылось румянцем.
Уступая уговорам Эбенштейна, Жан охотно дважды сыграл на бис. Публика очень долго не расходилась и устроила Жану грандиозные овации. Все аплодировали, кричали, многие плакали, Жан вышел из зеленой комнаты со скрипкой в руках. Лицо его сияло от счастья. Он был олицетворением радости.
– Я хотел бы, чтобы мы были одни, – прошептал он Ирэн.
Его глаза горячей лаской обожгли ее губы. У дверей их ждала Эльга, с нею был Поль.
– Поздравляю! – сказала она Жану тоном самой искренней симпатии.
Эльга схватила руку Ирэн.
– Вы должны поехать с нами отпраздновать этот вечер, непременно должны!
Ирэн ожидала, что Жан откажется и они поедут домой; но он высвободил руку и сказал, улыбаясь:
– Поедем куда-нибудь повеселиться.
Он подбежал к Ирэн и, не дожидаясь ответа, усадил ее в автомобиль Гаммерштейнов.
– Мы с Гаммерштейном пройдемся пешком. Я дал шоферу адрес Кальгауз-кабаре.
Ирэн почувствовала горькое разочарование; впрочем, было так естественно, что он хотел отпраздновать свой успех. Но ведь он только что выражал желание провести этот вечер с ней вдвоем. Она повернулась к Эльге.
– Значит, Поль вернулся обратно?
– Да, он заехал за мной. Боже, какое мастерство, какая бездна чувства!
Откинувшись на подушки, она вздохнула:
– Даже Поль был взволнован. Он сказал, что Жан неподражаем.
Ирэн ненавидела ее за то, что она назвала его Жаном.
Автомобиль остановился у кабаре, около цирка Буша, довольно далеко от центра города. Это было модное злачное место, очень дорогое и фривольное. Помещение состояло из трех зал. Особая плата взималась за вход в каждую из них. В первой помещался невинный обыкновенный ресторан с прекрасным оркестром. Ирэн заняла столик.
– Пойдем лучше во вторую залу, там гораздо интереснее.
– Только не для меня.
– Не будь такой скромницей, – сказала Эльга, прищурив глаза и улыбаясь.
Вошли мужчины и заняли столик.
– Я ужасно проголодался! – воскликнул Жан. – Милая, разве ты не чувствуешь, что твой муж близок к смерти?
– Надо спасать твою жизнь, – ответила Ирэн, подзывая лакея.
– Когда имеешь дело с гением, приходится ухаживать за ним, как за ребенком, не правда ли? – спросила Эльга.
– Я смогу скоро купить автомобиль, – вдруг сказал Жан.
Он относился к успеху и деньгам, как ребенок. Эльга поощряла его болтовню. Поль любезно слушал. Все чокались с ним шампанским. Около двух часов они, наконец, кончили ужинать. Пока они у подъезда ждали своего автомобиля, из толпы вынырнул молодой человек. Ирэн узнала Эгона фон Рейса. Он очень странно выглядел, коротко говоря – был вдребезги пьян. Он вежливо поклонился Эльге и хлопнул Жана по плечу.
– Ну как, старина, все обедаете с чужими женами? – проговорил он, бессмысленно улыбаясь.
Ирэн посмотрела на Жана. Тот густо покраснел, взглянул на Эльгу и сейчас же отвернулся. Между ними выросла фигура Поля.
– Добрый вечер, фон Рейс.
Голос его был невозмутим. Фон Рейс тупо засмеялся.
– Ах уж эти музыканты! – сказал он и положил руку на плечо Полю. – Женщины не могут бороться с их чарами. Честное слово, даже замужние. Не правда ли, фрау Гаммерштейн?
Ирэн, не глядя на Жана, вышла на улицу. Голова у нее горела, было очень душно. Что-то коснулось ее руки. Она увидела около себя испуганное лицо Эльга.
– Не говори Полю, что Жан был у меня на обеде, – прошептала она, сжимая руку Ирэн маленькими тоненькими пальцами.
В этот момент раздался голос Поля:
– Виктуар и я пойдем пешком. Мы оба хотим освежиться.
Ирэн вдруг почувствовала, что не должна отпускать Жана. Неожиданное чувство страха превозмогло отчаяние и возмущение, охватившее ее.
– Нет, нет, – прозвучал ее голос отчетливо и ясно, – поезжайте оба с нами.
Поль сделал вид, что не слышит, и шофер захлопнул дверцу.
– Как это вышло глупо, – начала Эльга, принужденно смеясь. – Другие приглашенные в последнюю минуту не пришли. Ты знаешь, это часто случается и… – дальше последовал целый ряд бессвязных извинений.
Ирэн даже не старалась их слушать. Жан ей солгал, солгал сознательно. Эта мысль разрывала ей сердце. Солгал ради другой женщины, солгал ей.
– Ты не будешь затевать историю, не правда ли? – умоляюще спросила Эльга, когда автомобиль остановился у гостиницы. – Клянусь тебе, я только…
– Спокойной ночи, – прервала ее Ирэн и захлопнула дверцу.
Подымаясь по лестнице, она чувствовала, что ее колени дрожат. В их комнате ничего не изменилось, по-прежнему благоухали цветы… Белый галстук одиноко лежал на диване. Он был плохо завязан; Жан его снял перед уходом. Он ей солгал! Она машинально стала снимать перчатки. Все время прислушивалась, ожидая его шагов. Вот, наконец, это он. Скрипнула дверь. Он вошел. Она оцепенела, не в силах произнести слова. Казалось, солгала она сама, так стыдно было за него. Он должен рассказать ей все. Чиркнула спичка. Она обернулась. Жан закурил папиросу. На лице его появилась улыбка. Лицо было очень бледное, в глазах был испуг. Он перестал смеяться.
– Я могу поклясться тебе, что мне эта Гаммерштейн ни к черту не нужна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27