Она трепетала в его руках. Подняв свое лицо, она прошептала:
– Я не знаю. Я забыла. Вы… вы…
– Скажите мне! – настаивал он. – Как вы меня мучаете! Скажите, скажите!
Автомобиль замедлил ход и остановился. Огни подъезда ударили им в лицо. Лакей открыл дверцу и стоял в ожидании. Ирэн шагнула мимо Жана, сидевшего без движения, и вышла из автомобиля. Она была необычайно бледна, и ее глаза странно блестели.
– Спокойной ночи, – сказала она совсем тихо. – Приедете ко мне завтра?
Жан сжал ей руку.
– Приеду, – быстро сказал он.
Она исчезла в тени, приказав шоферу отвезти Жана обратно в Вену. Он снова увидел ее, когда автомобиль завернул, бросив мягкий свет фонарей на дорогу.
ГЛАВА XX
В эту ночь Ирэн ни на минуту не сомкнула глаз. Ничто не могло омрачить ее светлой радости.
Много лет спустя она вспоминала о тех часах, которые пережила, расставшись с Жаном. Она легла, но даже не пыталась заснуть. Она встала с постели и села у окна в своем белом капоте. Наконец-то, несмотря на все препятствия, после долгих страданий, пришло это счастье, такое великое, что тяжело было его вынести. Ей не хотелось сначала, чтобы Жан услышал те слова, о которых просил. Они были чересчур чудесны, чтобы произнести их внезапно. Но они были правдивы. Она любила его. Она знала это уже на концерте. И она поняла свою тревогу, раздражительность, бессонницу последней недели и свою задумчивость. Это была любовь, которой она боялась.
Она тихо засмеялась. Куда девалась та женщина, которая жила здесь всего несколько недель назад? Женщина, которая боялась жизни и забыла, что такое радость? Сладкое безумие охватило ее. И она могла иронизировать над этим неделю тому назад! Жан казался ей теперь таким понятным. Она думала о нем и верила в своих думах, что его душа чиста перед ней.
В вопросах чувства она не была умной женщиной. Она никогда не знала сомнительной радости самоанализа. Вечная сварливость мужа препятствовала развитию в ней этой способности, вообще говоря, мало ей свойственной. Она ни о чем не задумывалась в эту блаженную ночь.
Вот показалась заря на востоке, и настал новый день, день, когда Жан придет к ней. В зеленом плюще, обвившем стены замка, начали просыпаться птички. Одна из них – дрозд, арендовавший помещение на стенке, как раз под окном, где он построил просторное гнездо, завертелся, стоя на краю своего обиталища. Увидев Ирэн, он повернул к ней голову.
– Милый! – сказала Ирэн.
Это достигло слуха почтенной дроздихи, которая, издав писк восторга, приказала своему супругу внимательно следить, не появится ли завтрак. Ирэн высунулась из окна, чтобы лучше разглядеть гнездо. Она вдруг почувствовала в себе забавную симпатию ко всем влюбленным существам. Тем временем почтенная дроздиха весьма непоэтично поглощала свой завтрак. Ирэн засмеялась опять. Солнце уже взошло. Она вдруг также почувствовала сильный голод. Она съела бисквит, легла в кровать и заснула. Ей показалось, что она почти сразу, через какую-нибудь минуту, проснулась и увидела возле себя Анастаси с утренним чаем на подносе.
Заря исполнила свои обещания, день был лучезарно ясный. Жан пришел рано. Они снова встретились в маленькой голубой гостиной. Оба были почему-то крайне смущены.
Неожиданно он заявил:
– Я не спал сегодня.
Действительно, он выглядел очень усталым. Ирэн инстинктивно отняла руку. Он опустился на колени около ее стула и наклонился к ней.
– Я тоже не спала, – прошептала она. Даже погодя, когда первое смущение прошло, они оставались некоторое время молчаливы.
– Я принес с собой газеты, – вдруг сказал Жан.
– Какие газеты?
– Со статьями о моем концерте.
Он встал и через минуту принес большую кипу газет. Его усталость как будто сразу прошла.
– Вот здесь, и здесь тоже. Вот этот столбец, – говорил он с живостью, указывая на разные рецензии. – И еще здесь. Но я плохо понимаю по-немецки.
Ирэн начала переводить фразы на французский язык. Жан просветлел. Критики были исключительно щедры на похвалу. Он шагал взад и вперед по комнате, быстро повторяя:
– Моя карьера сделана, не правда ли? Ирэн!
Он засмеялся, подошел к ней и поцеловал ее.
– Вы рады?
– Жан!
Это было в первый раз, что она назвала его по имени. Его лицо вспыхнуло от счастья. Газеты на минуту были забыты. Он обхватил ее руками, поднял со стула и стоя поцеловал ее.
Фразы страсти вырывались между поцелуями.
– Ирэн, скажи мне, скажи мне, любимая!
Она заглянула в глубину его глаз.
– Я люблю тебя, – сказала она.
Он покрыл ее лицо поцелуями, смял ей прическу и заставил ее наклониться так, чтобы он мог поцеловать маленький непокорный локон на ее затылке. Он ликовал в своем счастье, по-мальчишески дразнил ее своими губами, целовал ее длинные ресницы «поцелуями бабочек».
Он держал ее в своих объятиях и говорил, задыхаясь:
– Подумать только, что это вы! Только подумать! Все другие – Эбенштейн, Скарлоссу, все боятся вас, потому что вы такая знатная, потому что у вас есть это, – он указал рукой на стену замка.
Ирэн не поняла его и только засмеялась ему.
– Милый, когда вы меня целуете, я не разбираю половины ваших слов. О, Жан! Ваш пиджак!
Она смотрела на рукав и обшлаг его пиджака. Они были слегка напудрены в тех местах, где она прижалась лицом.
– Не беда, – сказал он и вдруг расхохотался. Потом замолчал. Ирэн не замечала его нервности.
– Я должен ехать в Будапешт, Мюнхен и целый ряд каких-то еще городов, – сказал он. – Эбенштейн пришел утром с охапкой приглашений. Ирэн… – он запнулся.
Она стояла, не отнимая своих рук, и смотрела на него. Среди их молчания доносившиеся из сада звуки – пенье птиц и слабый шелест листьев – казались совсем близкими и громкими. Было видно, как билась жилка на шее Жана. Он страстно желал сказать что-то, но его вдруг сковал страх. Наконец, его голос прозвучал хрипло и отрывисто:
– Когда вы выйдете за меня замуж?
Ирэн опять взглянула на него, и Жану на секунду показалось, что он заметил в ее глазах тайные признаки страха и беспокойства.
– В тот день, когда вы захотите, мой друг, – ответила она тихо.
ГЛАВА XXI
Под вечер она отвезла его на автомобиле в город. Она решила проведать дядю Габриэля, который был не совсем здоров и не выходил из комнаты.
Они ехали, держась за руки и глядя, как убегают залитые солнцем деревья и заборы. Ирэн в первый раз думала о том, что предстоят объяснения – с Вандой, со всей родней… Она рассеянно слушала быструю речь Жана. Он рассказывал ей о своем волнении и страхе, когда перед выходом на эстраду он ждал в артистической.
– Бедный друг, – сказала она машинально, когда он сделал паузу.
Ей хотелось ему рассказать о том, что ее мучит, но невозможно было об этом с ним заговорить. Она знала заранее, как отнесется к этому Ванда. Отнесутся ли так же и остальные члены семьи? Но перед кем должна она отвечать? Она принадлежит себе и никому не наносит этим ущерба.
– О чем вы задумались? – спросил Жан.
Она грустно рассмеялась.
– Как неприятно и глупо, что никто, даже совсем одинокий человек, не может поступать всегда свободно, по своему желанию.
– Вы говорите о нас? – быстро спросил он. – Вы думаете о том, что скажут люди, когда узнают, что вы выходите за меня замуж?
Он смотрел на нее испытующе.
– О, я уже слышу, как говорят: «Как! Возможно ли? Правда ли? Графиня фон Клеве выходит замуж за этого человека, какого-то музыканта, скрипача? Но ведь он простого происхождения, он…»
Ирэн зажала ему рот рукою.
– Жан, не говорите таких вещей, это недостойно нас обоих.
– Когда вы говорите таким тоном, – недоверчиво сказал он, – мне кажется, что вы еще больше удаляетесь от меня.
– Слушайте, вы совсем как маленький ребенок, – ответила Ирэн.
– Я обожаю тебя! – воскликнул Жан, задыхаясь от волнения.
Автомобиль переехал трамвайную линию. Он был уже в городе.
– Представьте себе, – сказала Ирэн, – я до сих пор не знаю, где вы живете. Я знаю адрес, но не больше. Я не имею даже представления о том, как выглядит ваша квартира. Зайдем к вам, прежде чем я отправлюсь к дяде Габриэлю.
Жан пришел в некоторое замешательство.
– Я снял небольшую квартирку, – быстро нашелся он, – но как раз сейчас не собираюсь домой, моя дорогая. Мне надо повидать Эбенштейна.
– Мне бы так хотелось посмотреть вашу квартиру. Жан быстро представил себе свою маленькую, запущенную комнату.
– Я бы тоже очень этого хотел, – ответил он, – но сегодня, увы, это невозможно.
Они расстались около дома фон Клеве, возле Пратера, сговорившись, что Жан приедет к ней в замок в ближайшие дни.
Едва разлучившись с ним, она снова почувствовала угнетенность, словно тяжесть на сердце. Воспоминание о Ванде, с которым она до сих пор боролась, снова вернулось к ней.
Дядя Габриэль сидел в громадном кресле, в халате, любовно держа в руке старинную, красиво расписанную глиняную трубку. Он просиял, когда Ирэн, незаметно войдя в комнату, поцеловала его в кольцо седых волос вокруг лысины.
– Как говорит Гете, – заметил он, пряча тайком свою трубку в карман, – во всяком одиночестве есть свой комфорт.
Ирэн, сидя на ручке его кресла, наклонилась и вытащила из кармана «запретный комфорт».
– Дорогой дядя, что сказал доктор Мейниус?
Старик закивал головой.
– Да, конечно, он знающий человек, но чересчур строго относится к своим обязанностям. Больные часто лучше знают, что может ускорить их выздоровление.
Ирэн рассмеялась.
– Ах, вы, дорогой, старенький обманщик!
Она соскользнула с своего сиденья и подошла к камину посмотреть на сигнатурке рецепта, не пора ли принять лекарство.
Дядя Габриэль смотрел на нее. Его глаза при этом несколько прищурились.
– Вы устали? – спросил он.
Она отрицательно покачала головой.
– В таком случае, вы чем-то встревожены. Всегда, когда у вас бывает эта маленькая складочка между глазами, вы бываете либо утомлены, либо встревожены.
– Друг мой, вы претендуете на ясновидение? Но это плохо согласуется с вашей наукой.
Старик закивал головой и засмеялся.
– Что Карл-Фридрих, здоров?
– Великолепно себя чувствует. Он шлет вам свой нежный привет; это он послал меня к вам.
– Вы могли его привести, – сказал профессор. Лицо Ирэн вспыхнуло. Была причина, по которой Карла нельзя было взять с собой в автомобиле в город.
– Дядя Габриэль, – сказала она неожиданно. – Я должна вам что-то сказать.
Он спокойно кивнул головой.
– Все-таки старый дядя оказался ясновидящим!
– Да, вы всегда чувствуете, когда есть осложнения, – сказала Ирэн.
Она подошла к креслу и села на его ручку, опустив голову на большую подушку, лежавшую на спинке.
Худая рука дяди Габриэля, с раздутыми, склеротическими жилами, слегка дрожала.
– Это не касается Тео? – спросил он наконец. Ирэн вздрогнула.
– Нет, нет! Почему вы…
Он слегка ударил ее по руке.
– Что же такое с вами, моя дорогая?
– Вы не можете догадаться? – прошептала она. Лицо старика вдруг сильно покраснело.
– Вы влюблены?
Он слегка повернулся в своем кресле и взглянул на нее. Его лицо приняло почти ласковое выражение.
– В этом нет ничего страшного, – сказал он кротко. – Вас это беспокоит из-за Карла-Фридриха? – продолжал он тихим голосом.
Ирэн нервно сплетала и расплетала свои пальцы.
– Я люблю Жана Виктуара, скрипача, о котором вам рассказывала Ванда. Он просит меня выйти за него замуж.
– И вы согласились? – резко спросил профессор. Она молча кивнула головой.
Он взял своей дряхлой и дрожащей рукой ее руку и сжал ее. Наступило томительное молчание.
– Как же это произошло? – спросил он наконец. Ирэн встала, освободив свои руки, и подошла к окну.
– Как это рассказать? – сказала она, повернувшись и глядя на него. – Ах, дядя Габриэль!
Она подбежала к нему и опустилась рядом с ним на пол, пряча свое лицо у него в коленях.
– Сначала, – заговорила она с жаром, – я остерегалась. Я знаю, вся семья будет против этого. Помогите мне, дядя Габриэль. Я никому не приношу ущерба, выходя замуж за Жана. В моей жизни еще не было настоящей любви. Я не жила до этого времени. Я не могу отказаться от Виктуара. Благодаря ему, весь мир для меня стал другим. Вы знаете, чем была моя жизнь! Вы лучше других знаете, что я пережила и перестрадала. Не наступило разве время, когда я йогу стать счастливой? Разве плохо, что я, наконец, получу свое счастье?
– Этот человек достоин вас?
– Вы спрашиваете меня, влюбленную женщину! Какого ответа вы от меня ждете?
– Давно вы его знаете?
– Стоит ли считать недели?
– Значит, вы познакомились с ним совсем недавно? И вы уже так уверены в нем? Кто он? Откуда он пришел?
– Я не хочу об этом думать, – сказала Ирэн. – Он беден, но я знаю, что он скоро будет богат. Он имел огромный успех на своем первом концерте.
– Да! Но скажите, кто его родители? Какая была его жизнь до сих пор? – продолжал неумолимый старческий голос.
Ирэн устало рассмеялась.
– К чему мне это знать?
– Но это ваша обязанность, и вы должны к ней отнестись серьезно.
Ирэн вскочила на ноги.
– Так, значит, вы, которому я доверилась, против меня?
В ее голосе слышались слезы. Она дрожащими руками стала завязывать вуаль.
– Ирэн, – поспешил произнести старик, – дорогая, я только хочу вам добра. Я задавал вам эти вопросы, чтобы оберечь вас, чтобы помочь вам. Я не против вас. Я, наверное, сильнее, чем кто-либо, желаю вам счастья.
Ирэн прижалась к его коленям.
– Тогда помогите мне, – сказала она глухим голосом, – защитите меня от Ванды, Ганса и всех других этих аристократов. Позвольте мне привести к вам Жана, познакомить вас с ним, чтобы вы его узнали и увидели, как неосновательны все страхи и подозрения.
Вошел Амадео и доложил о Ванде.
– Не будем больше говорить об этом, прошу вас! – сказала Ирэн тихо.
Старик кивнул головой в знак согласия и повернулся с приветствием к вновь пришедшим.
– Амадео, подайте чайный прибор, – сказал он, – и приготовьте быстро чай, да покрепче.
Через полчаса Амадео заявил, словно извиняясь:
– Не приляжете ли, господин профессор?
– Я утомила вас, – сказала шепотом Ирэн, целуя старика на прощание.
Тот отрицательно покачал головой.
– Вы никогда меня не утомляете. Приведите ко Мне, – он попробовал улыбнуться, – этого молодого человека, которого вы, видимо, очень любите. Ну, скажем, завтра, мой дружок.
Так как шофер Ирэн уехал по ее поручению за покупками и должен был ждать ее у Оперного театра, Ирэн воспользовалась автомобилем Ванды.
– Ну, что вы думаете об этом рыжеволосом гении, герое вчерашнего вечера? – весело заговорила Ванда. – Он сделал карьеру, несомненно! Эбенштейн рассказывал Скарлоссу (я склонна думать, что это было под влиянием шампанского, так как он всегда, насколько возможно, скрывает свои денежные дела), что у него подписан контракт на два года с Виктуаром. Недурно, не правда ли?
– Блестяще, – автоматически ответила Ирэн. Ванда посмотрела на нее испытующе.
– Я надеюсь, этот молодой человек больше вам не надоедал? Удивительно нелепое существо, хотя все же очень привлекательное… Написал ли он вам что-нибудь после последней жестокой беседы?
– Видите ли, я… Вы не должны так говорить со мной о нем, – сказала Ирэн с неожиданной горячностью. – Жан сделал мне предложение, и я приняла его.
– Вы с ума сошли? – резко сказала Ванда. Она старалась поймать руку Ирэн.
– Вы шутите, должно быть, Ирэн? Не смотрите на меня такими глазами! Скажите мне серьезно, неужели у Виктуара хватало наглости сделать вам предложение? Я не могу этому поверить!
Она задыхалась. Ее лицо побледнело.
– Я не могу позволить вам говорить таким образом о человеке, которого я люблю, – тихо сказала Ирэн. – Я скоро выхожу за него замуж.
– Вы, должно быть, сошли с ума! – повторяла в ярости Ванда. – Подумайте! Женщина с вашим положением в свете выходит замуж за какого-то музыканта, скрипача, человека, который вышел из ничтожества! Человека, о котором никто из нас ничего не знает, кроме того, что он умеет играть на скрипке. Этот человек явно из подонков общества. Как вы могли хоть на минуту подумать, что он влюбился в вас ради вас самой! О, я вовсе не желаю отрицать вашего очарования, вашей красоты, но я хочу, чтобы вы подумали, пока еще не поздно. Вы богаты, у вас есть имя, вы молоды. Неужели вы так наивны, что поверили этому юноше, что он хочет жениться на вас по любви! Боже мой! Возможно ли, что вы так слабовольны! Ирэн, ради всего святого, выслушайте меня. Этот Виктуар…
– Я не могу и не хочу вас слушать, – взволнованно сказала Ирэн. Ее голос дрожал от гнева. – Дайте мне вам все сказать. Я не только верю, что Жан любит меня, я чувствую это всеми фибрами моего существа. Какое право вы имеете так говорить о нем? Вы ничего не знаете о его жизни!
– А вы, вы знаете его жизнь? – возразила Ванда. – Я знаю вас, Ирэн! Я хорошо знаю, как это произошло. Вы были одиноки. Ваша жизнь была пуста. Раньше, когда был жив Карл-Фридрих, вы были связаны, а вы были слишком честной и прямой женщиной, чтобы пускаться на уловки с целью вырваться из тюрьмы или хотя бы подумать об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27