Показания главного телевизора дополняли передний и хвостовой перископы, а также локаторы, следившие за появлением метеоритов.
Передняя пилотская рубка ввиду конусообразности корпуса ракеты была теснее, чем остальные помещения. Благоприятнее в этом отношении оказалась вторая астрономическая рубка, имевшая четыре иллюминатора и заставленная телескопами, фотоаппаратами, электронно—счетными машинами и десятками других сложнейших приборов. Снаружи большие иллюминаторы могли задвигаться броневыми плитами.
Медведев, одетый в обычный непроницаемый костюм, прошел в переднюю рубку и занял свое место в пилотском кресле, перед которым находился экран главного локатора с линией курсоуказателя корабля. Под экраном в два ряда расположились многочисленные приборы, а рядом с креслом и на его ручках были укреплены рычаги управления ракетой; и всевозможными механизмами. Слева находился автопилот, а справа — радио — и фототелефонная аппаратура. В широком и мягком кресле, имевшем тройную амортизацию, космонавт мог лежать, чтобы легче переносить влияние перегрузок во время разгона корабля до нужной космической скорости или при торможении его.
На небольшом экране появилось скуластое лицо Боброва, сидевшего в пилотской рубке второй ракеты.
— Капитан! К вылету готов! — коротко доложил Бобров.
Как и всегда, он был немногословен.
— Хорошо! График, ускорения контролируют автоматы.
После выхода корабля на инерционное движение можешь выключить свое управление. Моя первая вахта. Кстати, говорил по радио с «Комсомолией». Земля передала пожелания счастливого пути.
В одном из кресел в астрономической рубке устроилась Данилова, а в подобной рубке другой ракеты — штурман Запорожец. В третьей находился Дубравин и, соответственно, в другой половине корабля — Ярова. На время путешествия они оказались разлученными. В их рубках были сотни приборов, щитки управления всеми автоматами и в том числе регуляторами температуры и кондиционирования воздуха,
В средней части размещались жилые каюты, а далее, к корме, — изоляторы для выхода из корабля. Вдоль коридора, тоже поделенного на отсеки, выстроились в ряд прикрепленные к стенам цистерны с водой и баллоны с жидким кислородом.
В последней рубке, отгороженной от атомного двигателя комбинированным экраном, было рабочее место инженера—атомника Армена Хачатурова, черноголового и смуглого, а в. другой ракете — его коллеги физика Алексея Кулько, светловолосого и с такими голубыми глазами, что, казалось, ясней их и не найти.
За экраном находились хранилища жидкого металла, используемого в качестве инертного топлива для атомных двигателей, и сейфы с расщепляющимися материалами.
Весь хвостовой конус ракет занимали атомные двигатели со сложной системой боковых и кормовых дюз, служивших не только реактивными соплами, но средством управления кораблем.
Универсальную установку атомных двигателей можно было использовать для многих целей для подъема или посадки корабля, для развития нужных Космических скоростей, для снабжения всех механизмов электроэнергией, для борьбы с изменениями внешней температуры и для создания с помощью гравитационного генератора мощных сил притяжения или отталкивания.
До отлета оставались считанные, минуты. Лицо Медведева приняло строгое, озабоченное выражение. Густые брови сдвинулись к переносице, губы были плотно сжаты. О чем думает сейчас Медведев? Мысли в его голове проносятся одна за другой. Есть ли страх, колебания? Нет. Его воля не дает родиться этим предательским ощущениям Ответственность за товарищей, их судьбы, за порученное дело, успех экспедиции? Да! Он готов пожертвовать ради этого всем, даже жизнью!
Так что же заставляет сейчас сердце биться столь учащенно?
Все! И главное… Советские люди первыми открыли дорогу в космос. Первые искусственные спутники Земли. Ракеты, смело направленные к Луне. Все это дело рук народа—умельца, который после Великого Октября широко и гордо расправил плечи, вместе с родной партией, выпестованной Владимиром Ильичом Лениным, шел от победы к победе. Ракеты космолеты — это лишь первые шаги. А теперь оживление Луны, полет на Цереру…
Моя могучая Советская Родина, сколько славных дел свершишь ты еще в будущем!
Медведев вздохнул полной грудью. Ну, что ж — в добрый час!
— Приготовиться к отлету! — скомандовал Медведев и нажал кнопку. Во всех рубках загорелись фиолетовые лампочки.
Одетые в, белые космические костюмы, с прижатыми, к лицу кислородными масками все восемь космонавтов лежали в креслах. Вероятно, перед отлетом в космос они переживали то же самое, что и их капитан, но только каждый по—своему.
Включив автопилот и регулятор ускорения, Медведев опустил руки на рукоятки кресла так, что пальцы легли на кнопки и рычаги управления. Вот он устремил взгляд на секундную стрелку, которая мелкими скачками двигалась по циферблату. Он ждал, когда она дойдет до намеченной секунды. Десятки приборов мерцающими огоньками лучше всяких слов говорили, что могучие силы атомных двигателей уже пробудились и лишь ждут мгновения, чтобы с потрясающей энергией вырваться наружу.
«Вперед!» — мысленно произнес Медведев. Стрелка достигла последнего деления. В тот же миг будто невидимое чудовище навалилось на него, сдавило голову, прижало к сидению. Дышать стало трудно, руки отяжелели, ноги стали совсем чужими. И лишь сознание по—прежнему оставалось ясным.
А в это время длинные желто—красные языки пламени вырвались из хвостовых дюз обеих ракет и закружились в огненном вихре.
Скользнув по стапельным рельсам ажурной пушки, космический корабль беззвучно покинул станцию и исчез в черном небе, оставив за собой лишь светлый след. Окружавшая его безвоздушная среда скрыла и. не дала распространиться тому грохоту и могучему реву, которые издали атомные двигатели корабля.
В космосе все совершается бесшумно. Но это не преуменьшает величия творящегося там и тех колоссальных скоростей, с которыми движутся все тела. Так и «К. Э. Циолковский», преодолевая земное тяготение и притяжение Солнца, устремился в неизведанные бездны космоса.
На этот раз, как показалось Медведеву, тиски ускорения, схватили его сильнее и дольше держали в своих цепких объятиях. Посматривая на показания электронного вычислителя скорости, он с нетерпением ждал, когда корабль достигнет расчетной скорости в тридцать километров в секунду.
От продолжительного воздействия перегрузки Медведев начал уставать. Лоб покрылся испариной, в висках стучала кровь, и все сильней хотелось вздохнуть как будто сдавленной грудью.
— Противный спрут! — обругал он силу перегрузки.
Строгие и бдительные контролеры полупроводниковых автоматов вносили нужные коррективы в работу атомных двигателей. Стрелка регулятора ускорения, слегка вздрагивая, стояла в левой стороне шкалы, очерченной синим цветом, и не переходила за красную черту. Ускорение не превышало предела, опасного для здоровья и жизни людей.
Наконец нужная скорость достигнута. Преодолевая тяжесть, давившую на руку, Медведев готов был нажать на красную кнопку, но тут почувствовал, как «ускорение» ослабило свои медвежьи объятия.
Двигатели смолкли, исчез отдаленный гул. В наступившей невесомости стало так легко, будто с плеч свалилась гора.
Дальше корабль, нацеленный на бесконечно далекую и малую планету, двигался по инерции с приданной ему космической скоростью, удаляясь одновременно от Земли и Солнца.
Оторвав взгляд от экрана локатора, Медведев проверил работу приборов. Потом он по фототелефону связался с атомной рубкой.
— Армен! Зайди ко мне, — сказал он Хачатурову.
По пути к капитану Армен заглянул к Дубравину.
— Как самочувствие, душа моя? — весело осведомился он.
Дубравин не ответил. Он сидел перед панелью радиостанции, на которой светились «глазки», и громко, возбужденно передавал по радио:
«Земля! Земля! Говорит космический корабль „К. Э. Циолковский“. Покинули станцию. Все в порядке. Уверенно идем к цели. Горячий привет из космоса!»
— Ай, молодец! Правильно передаешь — Хачатуров, восторженно махнув рукой, пошел по узкому коридору к броневой двери, обитой мягкой, но очень прочной тканью.
Нажим на кнопку — и дверь бесшумно раскрылась. Можно следовать дальше. Гравитонит слегка притягивал Хачатурова к полу и обеспечивал достаточную устойчивость при движении по кораблю. Но все равно из—за малой весомости космонавту в движениях надо было соблюдать осторожность гораздо большую, чем, допустим, водолазу, если бы он спустился на дно моря без свинцовых подошв. Кроме того, Хачатурову, как и всем остальным членам экипажа, сохранять равновесие помогали черные облатки под ушами. В них заключался микротормоз из гравитонита. Он удерживал в нижнем положении отолиты внутреннего уха. Это предупреждало переутомление нервной системы и возникновение у космонавтов болезни невесомости.
Минуя одну за другой непроницаемые переборки, Хачатуров медленно продвигался по коридору. Двери за ним закрывались автоматически.
«Загляну—ка в рубку к Даниловой», — подумал Хачатуров.
И только открылась дверь, как его постигла неудача. Армен по—богатырски чихнул. В тот же миг его тело описало необыкновенное сальто.
— Очень ловко, Армен! — рассмеялась Данилова. — Ты, оказывается, обладаешь незаурядными акробатическими способностями. Еще один такой пируэт, и ты…
— Дорогая Танюша, зря смеешься, — перебил ее Хачатуров.
— Нет, ты постой! — с серьезным видом продолжала шутить девушка. — Если один твой чих обладает такой реактивной силой, то для посадки на астероид тебе не потребуется расходовать гравитонит. Ты вполне обойдешься своими энергетическими ресурсами.
— Ох, и насмешница же ты! Смотри, доложу Медведеву, — пригрозил Хачатуров — К нему иду.
К таким подтруниваниям друг над другом космонавты привыкли. Сколько раз на «Комсомолии» неловкие движения кого—либо из них вызывали веселый смех, и не перечесть комичных случаев, о которых нельзя было вспоминать без улыбки.
— Чем обрадуешь, Армен? — спросил Медведев Хачатурова, когда тот появился в капитанской рубке.
— Дело идет. Двигатели работали великолепно. Автоматы действовали безотказно. Наша половина экипажа перенесла отлет хорошо. Я был у всех. Сейчас узнаю, как дела на другой половине корабля.
— Отлично! Передай им, чтобы обязательно отдыхали. Потом заступят на вахту и сменят нас. Ты тоже отдыхай. Будешь, так сказать, в резерве.
— Слушаюсь, капитан!
В коридоре Хачатуров встретил Дубравина, направлявшегося к Медведеву, чтобы доложить о принятых на корабль радиограммах.
— Поздравляю, душа моя! — обнял Хачатуров друга. — Теперь—то будь уверен — памятник нам непременно поставят. Огромный такой! И напишут на нем золотом: «Завоевателям космоса». Ты понимаешь? Завоевателям космоса!
— Это как понимать? Как надгробную эпитафию? — иронически спросил Дубравин.
— Ты ишак! Радоваться, торжествовать надо! И кричать — ура!
— Рано, Армен, разошелся. На обратном пути на этом же месте Вселенной, ты, пожалуй, сможешь и кричать. А пока перед нами сотни дней напряженной работы да почти пятимесячная дорога назад. С чем мы можем друг друга поздравить, так это с благополучным началом космического путешествия. Об этом нам и с Земли радируют. И, наконец, последнее. Запомни, дружище, памятников при жизни ставить не полагается, — назидательно проговорил Дубравин.
— Спасибо за науку! Век буду помнить, — и на смуглом лице Хачатурова весело блеснули белки глаз.
На установившейся космической скорости уже не чувствовалось, что корабль летит. Воцарилось знакомое космонавтам ощущение, что будто все стоит на месте и не движется.
И пока вид неподвижной звездной Вселенной как бы скрадывал истинный бег суток, «К. Э. Циолковский» упорно шел к цели.
Глава пятая
ОПАСНЫЙ ПУТЬ
Чем дальше космический корабль удалялся от межпланетной станции, тем отчетливее виднелся светлый хвост, тянувшийся от Земли в сторону, противоположную Солнцу.
— Ого! Земля на глазах превращается в комету! — воскликнул Дубравин. Он вошел в астрономическую рубку и посмотрел в зеркальный перископ, направленный назад.
— Я тоже не ожидала увидеть такую картину, — призналась Таня.
— Уж очень велик газовый поток, отходящий от Земли. Напоминая кометный хвост, он тянется на сотню тысяч километров.
— Очевидно, молекулы воздуха, которые находятся высоко от Земли, отрываются от нее, так как земное тяготение уже не в силах удержать их. Подхваченные солнечными лучами, они навсегда уносятся в космос, — высказал свои соображения Дубравин.
— Верно. Это явление открыто давно. Было даже подсчитано, что каждую секунду Земля теряет около ста кубометров воздуха. Конечно, эта утечка слишком мала и не может отразиться на атмосферном балансе Земли. Но видеть, как «испаряется» атмосфера, все—таки не очень приятно.
— А если к этой естественной и закономерной убыли приплюсовать выброс больших масс воздуха при извержениях вулканов, при проводившихся ранее испытательных взрывах атомных бомб и при взлетах космических ракет? — Дубравин замолчал, ожидая, что ответит Данилова.
— Тогда напрашивается предположение, что иногда качественный и количественный состав атмосферы может изменяться.
Через три часа корабль уже приближался к орбите Луны.
— А где же Луна? — удивленно спросила Ярова, связавшись с Таней по телефону.
— Не обижайся, Женя, но ликосбез тебе абсолютно необходим! — не удержался Дубравин, увидев на экране фототелефона миловидное лицо девушки.
— По—моему, тебя не спрашивают, — Данилова отстранила Дубравина от экрана и вступила в разговор с Яровой. — Луна находится сейчас на противоположной точке своей орбиты и ее не видно за земным шаром. Наш вылет со станции был рассчитан так, чтобы избежать встречи с Луной и не дать ей своим тяготением сбить нас с пути в перовые же часы полета.
— Очень жаль. Я предполагала, что посмотрю ее с близкого расстояния. Интересно было увидеть, что сейчас делается там. Говорят, что на Луне начинается закладка фундаментов первого города.
— Не горюй! При возвращении обратно ты, пожалуй, сможешь «посмотреть» Луну. Но вряд ли найдешь на ней этот город и заметишь разительные перемены. Только со временем седая и сморщенная старушка наперекор природе сможет превратиться в серебристую красавицу, украшенную бирюзой озер и изумрудами лесов.
— Что ж, — вздохнула Ярова. — запасусь терпением. Это единственное, что остается делать в данном случае.
Первые дни полета, отмеченные новизной обстановки, промелькнули незаметно. Вначале свободные от дежурства космонавты готовы были беспрерывно сидеть в штурманских рубках и помогать астрономам. Но дальше вахтенная служба вошла в свою будничную колею. В свое русло вошла и научная работа, основная тяжесть которой ложилась на астрономов.
Пока значительное время отводилось и отдыху. Силы надо было беречь. Хотелось разнообразить досуг. Теперь космонавты все чаще прибегали к фототелефону. Разделенные на две группы и лишенные на время пути непосредственного общения друг с другом, они с удовольствием говорили, шутили и даже виделись на фотоэкранах.
— Нам надо выпустить первую межпланетную газету! — предложил однажды Армен. — Это будет знаменательным событием во Вселенной!
— Если я буду редактором, то первым делом нарисую, как ты делаешь сальто—мортале, — рассмеялась Ярова. — И фонарь на лбу Запорожца. Фонарь, которым он освещает нам дорогу в космос.
— Берегись тогда и ты, Женя! У нас красок вполне достаточно, чтобы разрисовать и тебя. Так сказать, увековечим для потомства.
— Со мной ничего подобного не случится. Для меня невесомость, Армен, — родная стихия, не то, что для некоторых, — и девушка, не договорив, скорчила забавную гримасу.
— Ох, и колючка же ты! Несчастным будет тот человек, чье сердце ты сумеешь покорить.
— Почему же? Наоборот. Я постараюсь сделать его счастливым.
Дзон! — Неожиданно внутри ракеты послышался глухой звук.
— Что такое? — космонавты вскочили.
— Друзья, без паники! Это, наверно, удар метеорита по нашей ракете, — предположил Дубравин. — Думаю, броня его легко выдержит. Ослабленный магнитным полем корабля, он даже не сделает царапины или вмятины.
Но Дубравин не договорил. Вспыхнувшая красная лампочка сигнализировала, что где—то случилась авария.
Данилова отдыхала в своей каюте. Через небольшой иллюминатор виднелся клочок звездного неба. Вдруг раздался страшный треск, и что—то ударило в стену над головой. В иллюминаторе зазияла небольшая пробоина. Через нее воздух из каюты со свистом вылетал в пустоту космического пространства.
«Метеорит! Пробил метеорит!..» — мелькнула страшная мысль.
В одно мгновение девушка сильнее прижала к лицу кислородную маску, схватила толстую резиновую заплату и закрыла ею разбитый иллюминатор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18