Э.Циолковский“. Вместе с нами отсюда улетели на Землю последние потомки фаэтов, переживших ужасную катастрофу своей планеты.
В. Медведев, В. Дубравин, Т. Данилова, Е. Ярова, А. Хачатуров, В. Бобров, Г. Запорожец, А. Кулько, Старейшина фаэтов Ми—дион».
Рядом космонавты нарисовали схему, изображающую. Солнце и планеты, обращающиеся вокруг него, а пунктиром показали условный путь корабля от Земли до Цереры. Внутри башни уложили документы, привезенные с Земли. На десяти языках коротко излагалось описание планет солнечной системы, развитие жизни на Земле и достижения человечества. Написанные на стекле и металле, документы были помещены в стеклянный шар, покрытый толстым слоем резины, асбеста и заваренный в сферическом футляре из нержавеющей стали.
В день отлета Медведев разрешил Дубравину разбудить фаэтов до наступления рассвета, чтобы дать им возможность в последний раз посмотреть на родные места, проститься со своей планетой и полюбоваться восходом солнца.
Рассвет еще не брезжил, когда фаэты собрались в астрономической рубке. В иллюминаторы был виден лишь черный мрак ночи, окружающий корабль. Еле—еле мерцали звезды. Вдруг тонкая золотая змейка обозначила далекий горизонт В тот же миг по черному небу, среди звезд, мелькнули синие стрелы. Желтея внизу, они сходились вместе, то рассыпались вспышками слабого света. И вот, рассеивая мрак оранжевыми лучами, из—за гор выкатился золотой мяч Солнца. Какое оно здесь небольшое!
— Прощай, моя родина, — горестно прошептала Ни—лия. Одетые на шее у фаэтянки ларингофоны по радио донесли ее никому не предназначавшиеся слова до слуха Дубравина, который тоже стоял у иллюминатора рядом с Ни—лией.
— Ты что, Ни—лия? — Дубравин хотел отвлечь ее от тяжелых размышлений.
— Ничего, Ва—си—я. Мне немножко тягостно. Здесь жили мои предки, а я, кроме пепла, ничего не вижу. В глубоких казематах я впервые услышала биение собственного сердца И вот приходится покидать все это навсегда. У меня такое чувство, как будто оставляю здесь частицу своего существа Единственное, что дает мне сил, — это сознание: летим мы отсюда в новый мир, навстречу счастью. Так хочется верить в это!..
Солнце подходило к зениту. Наступило время отлета.
— Женя! Ты уже сообщила на «Комсомолию», что мы покидаем Цереру?
— Да. Нас ждут с огромным нетерпением. Желают счастливого пути, — ответила Ярова капитану.
— Хорошо, — удовлетворенно произнес Медведев. Он поднялся в свою рубку и скомандовал:
— Все по местам! Дубравин и Запорожец, проверьте, правильно ли устроились в креслах фаэты!
В последние минуты перед вылетом все были особенно деятельны.
Дубравин подошел к Ни—лии.
— Ва—си—я, вы не забыли ее взять? — девушка показала на видневшуюся через иллюминатор танкетку, которая одиноко стояла в стороне.
— Капитан решил не брать ее, чтобы облегчить взлет, — объяснил Дубравин.
Он видел, что фаэтянка сильно возбуждена. В ее глазах читался страх. Большое беспокойство испытывали и другие фаэты. У себя в убежище они ходили пешком и разве только пользовались лифтом, а тут нужно улетать и преодолеть такое расстояние, размеры которого даже мысленно трудно представить.
— Ни—лия, путешествие тебе понравится, — подбодрил ее Дубравин.
Девушка благодарно улыбнулась в ответ.
Убедившись, что все готово, Медведев включил гравитационный генератор и довел его мощность до крайнего предела. Корабль наполнился глухим гулом. Невидимые силы тянули его вверх, заставляли терять вес. Но «К. Э. Циолковский» продолжал стоять на месте. Сил тяготения оказалось недостаточно, чтобы поднять тяжело нагруженный корабль.
Тогда в хвостовых дюзах глухо зарокотали атомные выхлопы двигателей, и, будь на Церере атмосфера плотней, они слились бы в один ужасающий рев.
И тут корабль, вздрогнув, как бы приподнялся на огненных столбах, а в следующее мгновение взвился вверх, оставив на почве глубокие воронки.
Разбросав клубы пепла и пыли, «К. Э. Циолковский» снова устремился в космос. С каждой секундой скорость нарастала.
Все помогало космонавтам возвращаться на родную планету: и Солнце своим притяжением, и просвет в кольце астероидов, и даже Земля, которая, двигаясь им навстречу, сокращала кораблю обратный путь.
— Прощай, Фаэтия! — Медведев выключил атомные двигатели. На этот раз, заботясь о фаэтах, он постарался избежать больших перегрузок.
«Взлетели хорошо», — подумал он, но поторопился с выводом. Казалось, все было предусмотрено, и все же произошло неприятное событие.
Беспокоясь за Ни—лию, Дубравин задержался в ее каюте и не успел вовремя занять место в откидном кресле. Сила ускорения навалилась на него, когда он застегивал ремни, неудобно склонившись на бок. Острая боль мгновенно пронизала место, где был рубец от недавнего ранения молнией. Дубравин, теряя сознание, почувствовал, как струйка горячей крови побежала по груди из открывшейся раны на плече…
Глава одиннадцатая
ВСТРЕЧА С КОМЕТОЙ
— Мы проходим самые опасные места — пояс астероидов. Рана нисколько не помешает мне дежурить у радиолокатора, — настаивал Дубравин. Он не мог оставаться без дела, когда товарищи были перегружены работой.
Медведев внимательно посмотрел на друга. Он не хотел попускать Дубравина к вахтенной службе, но вынужден был уступить его уговорам.
— Ладно. Если тебе так хочется, согласен.
Наравне с другими Дубравин начал нести вахты. Ни на малейшее послабление для себя он не соглашался. Частенько к нему заходил Медведев.
— Что слышно и видно — спросил его однажды капитан, входя в радиорубку.
— Нам пока везет. Локаторы фиксируют отсутствие встречных метеоритов.
— Вспоминаю, — говорил Медведев, — на заре завоевания космоса метеориты считались чуть ли не главным препятствием для космических путешествий. Позже решили, что эта опасность сильно преувеличена. Я же убеждаюсь, что снижать настороженность к встрече с метеоритами ни в коем случае нельзя. Ну, а что передает Земля?
— Москва транслирует для «Комсомолии» концерт из зала Чайковского.
— Сделай погромче, — попросил Медведев.
В каюту к Тане зашла Ни—лия. Фаэтянка часто наведывалась сюда. Ей нравилась не столько каюта, где все свидетельствовало о вкусе и опрятности хозяйки, сколько сама Таня. Объяснялись они еще с помощью жестов и тех немногих слов, которые Данилова узнала от Дубравина. Но это нисколько не помешало им подружиться с первой встречи и неплохо понимать друг друга. Таня чувствовала к Ни—лии сердечную симпатию, и такими же искренними чувствами отвечала ей фаэтянка.
За работой дни летели быстро. В свободное от вахты время в астрономической рубке у Тани обычно собирались Дубравин, Ни—лия, Медведев, а изредка и Хачатуров. Тогда, страшно коверкая слова, они учили друг друга изъясняться на языках своих планет. При этом часто слышался тихий смех Ни—лии или веселый общий хохот. Фаэтянка освоилась с жизнью на корабле и за эти дни словно ожила — стала смелее, общительнее. В космонавтах она, как и остальные фаэты, нашла простых и верных товарищей. Хачатуров называл ее не иначе, как своей бледнолицей сестрой и обещал на Земле подрумянить ей щеки. Ни—лия в ответ лишь радостно смеялась.
Душевный подъем переживал и Медведев. Его светлое большое чувство к Тане еще больше окрепло. Да, он не ошибся. Именно о такой девушке — скромной, умной, умеющей побеждать трудности, — мечтал он. Все это время Медведев почти всегда был рядом с Таней, следил за каждым ее движением. Ему доставляло удовольствие видеть ее веселой, смеющейся, жизнерадостной. Но если она хмурилась, была не в духе, он начинал беспокоиться — уж не изменилось ли ее отношение к нему. К счастью, плохое настроение у Даниловой случалось редко.
«Надо бы поговорить с ней откровенно, рассказать все—все, — думал Медведев и не решался, робел. — Смогу ли я как следует объяснить ей, найду ли нужные слова?» Сердце в такие минуты замирало тревожно, по—особому.
Как—то капитан зашел в астрономическую рубку. Таня была одна. Он молча присел.
— О чем раздумался, Виктор? — Данилова, как обычно приветливо, улыбнулась.
— Да так, обо всем… — неопределенно ответил Медведев. — А если говорить прямо — о самом важном… — капитан умолк под испытующим взглядом девушки.
«Ну, что же замолчал? — упрекнул себя Медведев мысленно. — Продолжай же!»
На лице Тани появилось смущенное выражение — она сердцем угадала, о чем хочет поведать ей этот человек, давно уже ставший таким близким и родным.
— Знаешь, Таня, — начал Медведев. — Только пойми меня верно. С той встречи, помнишь, в Верхневолжске, нравишься ты мне! — вдруг выпалил капитан и, испугавшись, что сказал совсем не то, закончил: — Люблю, Таня, тебя! Ты мне дороже всех на свете.
Данилова, пока говорил Медведев, сидела с опущенной головой. Щеки ее порозовели. Она чувствовала, Медведев ждет ее ответа. Сейчас все должно решиться. Сию минуту или — никогда. Надо взять себя в руки. Объяснить все, что она о нем думает, откровенно, без утайки рассказать о своих чувствах, чтобы он знал — и она не мыслит жизни без него. И это не каприз, не случайное увлечение. Так решено уже давно. Она готова стать женой Виктора, чтобы быть ему верным, хорошим другом на всю жизнь. Только раньше он молчал, лишь намекая о своих чувствах. И вот теперь пришло время, когда надо все поставить на свое место. Но Таня не сказала ничего этого. Она произнесла только два слова:
— Виктор, любимый!..
Медведев все понял. Радостный, счастливый, он вскочил с кресла и, приблизившись к девушке, хотел обнять ее. Но в это время в рубку ворвался Дубравин.
— Капитан, тревога! Наш путь пересекает комета! Мы рискуем столкнуться с ее хвостом, растянувшимся на огромное расстояние Что будем делать?
Медведев сразу преобразился.
— Кто ее обнаружил? — озабоченно спросил он, невольно перебирая в уме все сведения, которые ему были известны о кометах и причинах образования их хвостов.
— Бобров. Сначала он не придал этому особого значения. Расчеты электронных машин показывали, что мы с ней не встретимся. Но комета начала быстро расти. Бобров опасается, что она может задеть корабль своим хвостом.
— Виктор, разреши связаться с Запорожцем, — встала Данилова — Мы постараемся с ним разобраться, откуда появилась комета, и уточнить степень ее опасности. По астрономическим прогнозам, нам в пути не должны встречаться кометы. Вероятно, она относится к числу небольших телескопических комет и усиление ее видимого свечения вызвано столкновением ядра кометы с одним из блуждающих по космосу метеоритов. Для нас опасно было бы столкнуться только с ее ядром, состоящим из роя глыб и камней. Хвост же кометы — это мельчайшая пыль и газы.
Данилова немедленно переговорила по фототелефону с Запорожцем.
Тот упорно советовал отклонить курс корабля, чтобы избежать встречи с кометой.
— Ничего хорошего она нам не сулит, — настаивал он. — Я предпочитаю дважды побывать в объятиях перегрузки, чем один раз повстречаться с этой косматой странницей.
Медведев согласился с доводами Даниловой — изменять курс «К. Э. Циолковского» не следует. В этом решении его убедили и показания электронно—счетной машины, которая теперь свидетельствовала, что почти невозможно избежать встречи с хвостом кометы, который протянулся на сотни тысяч километров.
— Используем это обстоятельство для научных наблюдений. Хорошо бы взять возможно большее число проб пыли и газов. Выходить из корабля категорически запрещаю. Всем быть начеку, — услышали космонавты по радио распоряжения капитана.
Не успел корабль вонзиться в хвост кометы, слабо светившийся полосой белесоватого тумана, как от Яровой поступили первые тревожные сигналы.
— Потеряна радиосвязь с Землей! Мы в сфере сильнейшей электромагнитной бури!
Вдруг корабль словно вонзился во что—то мягкое, как лодка в тину.
«Начинается»! — подумал Медведев.
И в тот же миг сила инерции бросила всех космонавтов вперед. Это было так неожиданно, что многие получили сильные ушибы. А корабль продолжал вздрагивать, казалось, он запутался в невидимых и гибких тенетах.
— Что произошло? — послышался голос Хачатурова.
— Не знаю, — ответила Данилова. — Но у меня взбесились все стрелки магнитометров.
В разговор включился Медведев.
— Не ожидал, что комета имеет такое мощное электромагнитное поле. Хорошо, что наше вторжение в комету обошлось без электрического разряда. Вы не чувствуете, что стало прохладнее? — спросил он, мельком посмотрев на термометр.
Термометр показывал, что внутри корабля начала падать температура. Сначала космонавты только поеживались, потом были вынуждены надеть меховые костюмы, а холод становился все сильнее.
— Еще немного, начнет замерзать вода, — невесело проговорил Дубравин. — Ведь лед разорвет цистерны, нам нечего будет пить.
— Армен, включи атомный двигатель на обогрев корабля, — связался Медведев с Хачатуровым.
— Уже включил, — ответил тот.
— Неужели электромагнитные силы кометы проникли сквозь броневую обшивку корабля и его защитную изоляцию? — недоумевала Таня. — Странно, что холоднее всего у меня в рубке.
Вдруг температура в корабле быстро повысилась. Через минуту термометр показывал уже тридцать градусов.
— Отставить обогрев, — распорядился капитан. Но жара, сменив холод, продолжала усиливаться. Посиневшая вначале обшивка внутренних стен теперь пожелтела. Термические краски наглядно показывали изменения температуры.
«Нельзя допустить, чтобы они покраснели, — Медведев мучительно раздумывал над тем, что же предпринять. Виски ломило, дышалось тяжело. — Так долго не продержаться! Надо усилить вентиляцию!».
Перевалив за пятьдесят градусов, температура поднималась выше.
— Всем надеть скафандры! — отдал приказание капитан. Это было последнее средство. Только они, с внутренней терморегуляцией, могли спасти космонавтов от участи заживо свариться.
— Виктор! Термометр остановился! Жара снижается! — воскликнул Дубравин.
Медленно снижаясь, температура пришла наконец в нормальное состояние. Обливаясь потом, космонавты облегченно вздохнули.
— Наш атомный тигр одолел косматую ведьму! — ликовал Хачатуров, и с экрана телефона на всех смотрело его улыбающееся лицо. — Не так—то просто сделать из нас шашлык! — пошутил он, выключая двигатели.
— Уф—ф! — Медведев платком вытер мокрый лоб. — Проведай, Вася, фаэтов. Им, наверное, пришлось хуже нашего. Дубравин поспешил в каюты к фаэтам.
— Сейчас мне лучше. Одно время было совсем плохо, — пожаловалась Ни—лия. — Пойдем к Ми—диону. Я очень беспокоюсь за него.
Около Ми—диона, потерявшего сознание, уже хлопотала Таня. Фаэт находился в тяжелом состоянии.
— Его сердце перестало биться! — вскрикнула Таня вдруг в отчаянии.
Дубравин стоял, не зная что делать. Ни—лия же быстро достала флакон, сквозь темный хрусталь которого просвечивала красноватая, как огонь, жидкость, и капнула ее в полуоткрытый рот старца. Фаэт вздрогнул и открыл глаза.
— Ты чуть не уснул навсегда, — нежно сказала Ни—лия, когда Ми—дион пришел в себя и приобрел способность разговаривать.
— Скажите, что у вас во флаконе? — поинтересовался Дубравин. — Очевидно, лекарство.
— Да, ты прав. Это элексир жизни, — старец закивал головой. — Еще давно фаэты научились добывать две воды — мертвую и живую. Мертвая, или тяжелая, вода парализовала рост и вызывала смерть. Живая, или огненная, вода может возвращать жизнь и продлять ее.
Убедившись, что Ми—диону больше не потребуется ее помощь, Таня пошла в свою астрономическую рубку. Там ее ждал Медведев. Входя, она заметила, что сквозь иллюминаторы просачивался какой—то нежно—зеленый свет.
— Виктор! Что с тобой? — с тревогой спросила Данилова, видя, что он позеленел и у него закрываются глаза.
— Уходи! Закрой дверь… — Медведев хотел что—то крикнуть еще, но язык ему не повиновался, он онемел.
Онемела и Таня. Вместе с тем она почувствовала, что все ее члены парализованы я даже пальцем она не может пошевелить. Она ощутила лишь, что корабль снова чуть закачался…
Невыносимо долгой показалась космонавтам секунда, пока не прошел сковавший их паралич.
— Таня!..
— Виктор! — они бросились друг к другу, едва к ним вернулся дар речи.
— Кажется, это было последнее испытание. Мы наконец вырвались из сферы действия необъяснимых сил кометы…
«К. Э. Циолковский» продолжал свое стремительное движение. Экраны локаторов вновь сделались чистыми и перестали тревожить космонавтов во время их вахт. Но комету вспоминали долго.
— Хорошо, что она оказалась сравнительно небольшой, а то бы нам не сдобровать, — заговорила как—то Таня с Медведевым.
— Век живи, век учись. Теперь будем знать, что в космосе лаже «видимое ничто», как часто называют кометы, может таить в себе всякие каверзы. Будем радоваться, что все обошлось, как говорится, одними синяками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18