— Куда он мог направиться? По дну моря?
— Вряд ли. Скорее всего туда, — Хачатуров показал рукой в сторону диких холмов, вершины которых были чуть посеребрены рассеянным солнечным светом. — Мы с ним дошли до этого места. Дальше мы не ходили.
Вот и горы. Отроги их круто обрывались на побережье. Вдруг космонавты услышали тревожный голос Яровой. Она торопливо передала с корабля:
— Берегитесь! Приближается космический град! Он выпадет в вашем районе! Показания локаторов… Слышите меня? Отвечайте!
— Слышим! — коротко бросил в ответ Медведев и быстро увел товарищей под ближайший уступ в скале.
Неожиданно вся местность вокруг заклубилась в облачках черной пыли и, казалось, закипела, как в огромном котле. Сотни метеоритов вонзались с огромной силой в скалы. Космонавты прижались друг к другу, молча наблюдали за игрой разбушевавшейся стихии. А бушевала она в немой тишине. Разреженная атмосфера не разносила свиста и грохота камней. И в этом безмолвии все происходящее еще больше напоминало слепую пляску смерти, от которой волосы на голове вставали дыбом. Что—то будет?
Космическая бомбардировка прекратилась так же внезапно, как и началась. Космонавты оставались сидеть без движения, точно парализованные. Наконец, облегченно вздохнув, один за другим они покинули спасительное убежище под скалой.
— Оказывается, буйные силы космоса свирепствуют и на этой внешне тихой планете, — заговорил было Медведев, но сразу помрачнел, испугавшись невольного предположения.
— Каменный дождь! Не попал ли под него Дубравин?..
Эта страшная догадка поразила всех не меньше, чем только что бушевавший космический град. Но никто не проронил ни слова.
До захода солнца искали космонавты исчезнувшего товарища. Тщательное обследование местности не дало никаких результатов. На корабль возвращались усталые и подавленные.
В свои права снова вступала космическая ночь. В черном, мраке ничего нельзя было разглядеть. Свет электрических фонарей пробивал темноту не дальше трех метров. Полузамерзшие космонавты шли гуськом, связанные, как альпинисты, крепким тросом. Впереди показался свет. Это Ярова, чтобы товарищи не сбились с пути, включила на корабле сильный прожектор и приводную радиостанцию.
Тягостные минуты переживали космонавты. По возвращении на корабль все собрались в капитанской рубке. Все очень устали, но какой уж там сон! У каждого было чувство, словно он утратил самого близкого человека. И каждый внутренние страстно желал, чтобы опасения не сбылись. Дубравин, погиб! Нет, это немыслимо. Он должен жить. Он жив, завтра он будет с нами, как всегда веселый, неутомимый.
— Приводная электростанция должна работать всю ночь, — нарушил молчание Медведев. — И прожектор, Женя, тоже не гаси.
— Хорошо! — проронила Ярова. Губы ее мелко задрожали. Казалось, сейчас она разрыдается. Космонавты сочувственно посмотрели на Женю. Лицо ее побледнело, живые обычно глаза утратили свой блеск. Девушку словно подменили. Все понимали, что Ярова особенно мучительно переживает исчезновение Дубравина. Ни для кого из членов экипажа не было секретом, что Женя неравнодушна к Василию, хотя она и не давала повода думать так, скрывая свои чувства.
— Запас кислорода у него на шестьдесят часов, — тихо — сказала Таня. — Значит, еще не все потеряно.
— Василий жив! Я уверена в этом, — выкрикнула с болью Женя.
— С рассветом продолжим его поиски. Мы найдем его, чего бы это нам ни стоило! — Медведев подошел к Яровой и дружески обнял ее за плечи: — Не надо так сильно расстраиваться. Успокойся.
— Разреши мне завтра пойти с вами, — Ярова умоляюще взглянула на капитана.
— Не нужно. Все сделаем без тебя. А ты поможешь своей корабельной радиостанцией. Без связи нам тоже нельзя. Сегодня, оставшись одна, ты хорошо действовала. Радио и прожектор нам очень помогли. Понимаешь?
Женя согласно кивнула головой.
Поиски Дубравина продолжались. Но ни второй, ни последующие дни не принесли ничего утешительного. Шел шестидесятый час с момента ухода Василия. Космонавта теперь могло спасти только чудо.
Часы пробили полночь, но на корабле — никто не, смыкал глаз. Медведев, подперев голову руками, неподвижно застыл в кресле.
«Эх, Василий, Василий! Неужели? — о дальнейшем страшно было даже подумать. — Лучше бы со мной так…» Капитан поднялся.
— Кислород в скафандре кончился, — глухим, словно чужим голосом произнес Хачатуров. — Все!..
Медведев резко повернулся к Армену.
— Все?! — но, поняв, что спорить и заниматься самоутешениями сейчас бессмысленно, замолк. Нервно прошелся порубке. Потом, овладев собой, заговорил:
— Искать Дубравина будем. Фаэтов тоже. Это наша цель. Завтра каждый займется своим делом. Верю, тяжело. Но раскисать и опускать руки не следует.
— Ясно, капитан, — ответил за всех Хачатуров.
С рассветом Медведев и Таня были уже у руин мертвого города.
— Сегодня мы должны закончить раскопки. Танкетку Кулько почти отремонтировал. Завтра отправимся в места, еще не обследованные.
— У меня, Виктор, все валится из рук. Не хочется спускаться в эти могильные склепы.
— А ты крепись!
Незаметно для себя Медведев и Таня провозились в подвалах до полудня. Вынося наверх сумки с собранным вещами, Таня поразилась странной перемене, происшедшей на поверхности.
— Виктор поднимайся скорей! Диск солнца посинел! Посмотри на эту фиолетовую тучу! Она с каждой минутой становится все больше
— Действительно!.. — Медведев с опаской поглядывал вверх.
Солнечный свет померк. Горизонт стал невидимым. В наступившем полумраке вдруг мелькнула маленькая искорка, за ней вторая. И вот кругом замерцало множество огненных пылинок.
— Электрическая буря! — испуганно прошептала Таня, чувствуя, как ее охватывает ужас перед этим грозным и необыкновенным явлением природы.
— Церера попала в тучу космической пыли. Пыль горит в остатках атмосферы планеты! — догадался Медведев. — Но что такое? Наша приводная станция замолчала.
— Оставаться здесь опасно. Зажаримся! — показала Таня на металлические предметы, начавшие нагреваться. Схватив капитана за руку, она почти насильно утащила его в подвал.
Время тянулось медленно. Неоднократно Медведев пытался связаться с кораблем по радио, но всякий раз безуспешно.
— Вероятно, космическая пыль поглощает радиоволны, а через толщу недр они пробиться не в силах, — объяснил Медведев.
— Настоящая огненная мышеловка! — встревожилась Таня. — Боюсь — туча скоро не пройдет. А запасы кислорода у нас ограничены.
Целые сутки продолжалось феерическое горение пыли. Но вот искрящаяся мгла поредела. В небе появился матовый диск Солнца. Слабый свет его залил окружающую местность.
— Пойдем, Таня. Оставаться здесь дольше рискованно. Кислород…
— Понимаю. Но куда мы пойдем в этой серой дымке?
— Раз радио молчит, попробуем ориентироваться магнитным компасом. Пока его стрелка всегда устойчиво держалась в одном направлении.
Космонавты пошли. Рация по—прежнему бездействовала. Уже должен был появиться корабль, но его нигде не было видно.
«Не заблудились ли?» — с опаской подумал Медведев, начиная жалеть, что доверился компасу. «Вдруг он показывает неверно?» — капитан проклинал себя за неосторожность: ведь с ним была Таня. И вдруг… О, счастье! Он услышал слабые сигналы приводной станции. Оказалось, что они шли в обратном направлении, удаляясь от корабля.
— Таня! Поворачивай назад! Компас нас обманул.
Теперь, вслушиваясь в сигналы приводной станции, космонавты спешили наверстать упущенное время. Связаться с кораблем пока было невозможно. Хорошо, что хоть мощная корабельная станция смогла пробить пылевую мглу.
Посматривая с тревогой на часы и на индикатор кислорода, Медведев пытался прикинуть, какое расстояние еще отделяет их от корабля. Воздуха в скафандрах им могло хватить максимум на час.
Быстро бежали минуты. Истекал запас кислорода в скафандре. Дышать становилось все труднее.
— «Циолковский!» — прокричал Медведев и усиленно начал радировать.
И то ли они приблизились к кораблю, то ли пылевая мгла поредела так, что перестала действовать на радиоволны, но на корабле услышали Медведева.
— Капитан! Мы вас слышим! — передавала Женя, — Где вы? Отвечайте!
— Женя! Далеко ли до корабля? — не удержался и спросил Медведев. — У нас кончается кислород!
— Капитан! Держитесь! К вам вышла танкетка!
Найдет ли их танкетка? Не задохнутся ли они без воздуха?
— Таня, как твое самочувствие? — спросил Медведев.
Девушка не ответила. Она остановилась и бессильно опустилась на черный пепел, покрывавший почву. Медведев подхватил ее на руки и понес, с трудом передвигая ноги.
«Только бы не упасть! Еще немного…»
В голове у Медведева гудело. Перед глазами плыли синие круги, уши как будто, заложило ватой. Он ощущал, как силы постепенно оставляют его. Шаг, еще один, третий…
Прорезая фарами вечерние сумерки, прямо на них двигалась танкетка.
Ноги у Медведева подкосились, он лишился чувств.
Придя в себя, капитан увидел, что находится в танкетке со снятым шлемом. Над ним склонилось доброе, озабоченное лицо Кулько. Вот Алексей улыбнулся, что—то сказал, а что — капитан не расслышал. Он приподнялся на локтях, осмотрелся.
— Жива! Она здесь!
Рядом с ним лежала Таня и часто—часто дышала. Обессиленный, но счастливый Медведев снова откинулся в кресле.
Вскоре танкетка остановилась. Медведева и Таню бережно перенесли на корабль, уложили в постели. Медведев хотел было воспротивиться этому, но пришлось смириться.
— Вы сейчас не капитан, а мой больной, — с показной строгостью заявила Ярова, хлопотавшая возле него.
— Именно! — подтвердил Кулько, улыбаясь.
— Хорошо, хорошо! Скажите, когда отремонтировали танкетку?
— Во время электрической бури мы не прекращали ремонта. Ваше отсутствие заставило нас торопиться. Вот и все.
— Молодцы! — Медведев закрыл глаза.
Непроглядная черная ночь, как всегда, быстро погрузила Цереру в ледяной сон, Но еще более беспросветной, нескончаемой была ночь в глубоких подземельях Фаэтии.
Дубравин очень долго не мог опомниться. Сначала не было никакого ощущения, словно все ушло в небытие. Потом он то задыхался от недостатка воздуха, то дрожал от холода, то стонал от нестерпимой боли в плече и груди. Глаза застилала мутно—белая пелена. Сознание работало плохо.
Голову будто сжали железными тисками. И снова жгучая боль пронизывала тело. Дубравин вскрикнул и открыл глаза.
— О — о! — жалобно простонал он. Невыразимое страдание слышалось в этом стоне.
— Уйди! Прочь! — бессвязно шептал космонавт, И рука, вскинутая кверху, снова бессильно упала на грудь.
Опять тяжелое забытье, сопровождаемое неровным дыханием да судорожными движениями. Так мечется в бреду человек.
Сколько времени продолжалось такое состояние — день, неделя, месяц, — Дубравин ни за что не мог бы определить. Яркая электрическая вспышка, удар — а дальше… Наконец он с трудом открыл отяжелевшие веки. Над ним, освещенный тусклым голубоватым светом, низко опускался сводчатый потолок. Гладкие стены. Ложе. Непослушными руками космонавт ощупал одеяло, которым был укрыт. Шелковистое, оно приятно холодило.
Боль в теле не утихала, особенно на плече и в месте ожога. Но не она заботила сейчас Дубравина. «Что же все—таки — произошло? Где товарищи? Что со мной? Неужели я у фаэтов? И один. Тогда где же они и каковы их намерения? Однажды перед ним промелькнуло какое—то беглое видение и скрылось, он это прекрасно помнит. Или это было в бреду?»
Мысли утомили, и силы оставили Дубравина. Он снова впал в полузабытье.
Вдруг космонавт вздрогнул. К его разгоряченному лбу прикоснулось что—то холодное. Он медленно открыл глаза и, чуть не вскрикнув от удивления, замер. Над ним склонилось почти человеческое лицо. Продолговатое, потрясающе бледное, изборожденное сотнями морщин, с острым носом и настороженными ушами, обрамленное клочками серых, как пакля, волос.
Дубравин лежал не шевелясь, затаив дыхание. Леденящий холодок закрадывался в душу. А голова незнакомца продолжала покачиваться на тонкой шее, вперил в космонавта неподвижный взгляд бесцветных, глубоко сидящих глаз.
«Так вот какие эти фаэты», — подумал Дубравин.
Но вот житель Цереры издал какой—то мелодичный звук и отошел. Высокий, худой, он был одет в странную голубую одежду, висевшую на нем мешком. Длинные руки болтались в свободных рукавах.
Дубравин посмотрел по сторонам. На низком столике, стоявшем возле ложа, он увидел блюдо с небольшими синеватыми плодами и прозрачный сосуд, наполненный бесцветной жидкостью.
«За мной ухаживают!» — у космонавта отлегло от сердца. И только сейчас он ощутил, что ему страшно хочется пить. Дубравин осторожно поднес сосуд ко рту и сделал небольшой глоток. Внутри приятно зажгло, голова закружилась, боли заметно утихли.
«Лекарство, очень сильное лекарство», — мелькнула у Дубравина мысль, и он забылся глубоким сном.
После этого у своего изголовья Дубравин не раз видел старого фаэта. Но однажды следом за ним в таком же голубом одеянии, только расшитом золотыми узорами, вошла бледнолицая девушка. Серые волосы ее были собраны в семь пучков, которые торчали на голове веером. Несмотря на бледность, угловатые черты лица казались привлекательными. «Ну и прическа!» — невольно удивился Дубравин. Несколько минут старик и девушка, изредка поглядывая на больного космонавта, о чем—то переговаривались между собой на певучем наречии. Потом они, не тревожа Дубравина, удалились.
Отныне за ним начала ухаживать фаэтянка. Старик больше не появлялся. Дубравин стал поправляться, быстро набираться сил. Фаэтянка регулярно навещала космонавта. Не раз он пытался заговорить с лей, но она останавливала его предостерегающим жестом. Однажды, словно поняв намерение Дубравина, фаэтянка показала на себя и полуспела:
— Ни—лия! — и, переждав немного, снова повторила: — Ни—лия!
— Понял! Ясно! — обрадовался Дубравин. — Тебя зовут Ни—лия, — и, повторяя движения девушки, ткнул пальцем себя в грудь. — Вася! Вася!
— Ва—си—я! — по—своему пропела фаэтянка и плавно закивала головой.
С этого дня они пытались разговаривать между собой.
Дубравин узнавал от Ни—лии новые для себя названия предметов и старался уловить тончайшие оттенки в незнакомых мелодичных словах. Он поставил своей целью овладеть секретом языка фаэтов, что еще можно было делать в его положении!
А беспокойство не проходило. Часто показывая наверх, космонавт приводил Ни—лию в большое смятение. Он пытался спросить фаэтянку о своих товарищах, возможности связи с ними, выхода на поверхность. Но она только в ужасе махала руками и закрывала глаза.
В одно из занятий языком фаэтов, которые Ни—лия охотно проводила с Дубравиным, они дошли до понятия «время». Узнав, сколько дней он пролежал в постели, космонавт был поражен.
— Ни—лия! Что ты говоришь! — с горечью воскликнул он. — Три месяца! О — о! Все пропало! Ты пойми, наш космический корабль, наверно, уже улетел на Землю.
Добрую половину того, что сказал Дубравин, Ни—лия не поняла, а со своими слабыми познаниями языка фаэтов он не смог выяснить, как на Церере счисляют время. Да и до этого ему сейчас было. Схватившись руками за голову Дубравин в отчаянии упал на подушку.
На следующий день Ни—лия принесла странный прибор, похожий на корону, и шкатулку, увитую множеством нитевидных проволочек.
— Ва—си—я! Я хочу помочь тебе хорошо запомнить наши слова.
— С помощью вот этого прибора?
— Да, да!
— Интересно!
— Надень корону на голову, — Ни—лия подала космонавту прибор и присоединила к нему несколько тонких проводников от шкатулки. — А теперь нажми любую кнопку. Фаэтянка показала, как это нужно сделать.
Дубравин надавил на одну из кнопок и чуточку опешил.
— Так… Вижу — море, темные волны, белую пену прибоя, камни, гальку, животных, похожих на тюленей, — приговаривал он восторженно. Одновременно слышу их названия! Что это такое? Звуковой фильмоскоп?
Ни—лия объяснила космонавту, что прибор правильно было бы назвать электропамятью, хотя токи, которыми он действует на мозг, не превышают и миллионной доли энергии, зажигающей самую маленькую лампочку.
— Примечательно то, что все предметы, которые покажет прибор, навсегда останутся в твоей памяти.
— Похоже на то, — не переставал удивляться Дубравин. — Море, волны, камни — на Церере? Ты почему—то никогда не говорила мне об этом.
Фаэтянка не ответила, будто не расслышала, о чем спросил космонавт.
— Только не переутомляй себя короной.
Миновала еще неделя. Дубравин мог уже подолгу сидеть в кресле и даже иногда двигался по каземату, как он называл комнату за ее низкие своды.
Занятия языком фаэтов не прекращались. В свою очередь Ни—лия заучила несколько русских слов. Между космонавтом и юной жительницей Цереры завязалась настоящая дружба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18